Третий цикл с начала игр был особенным.

Победу над людьми, захват десептиконами Земли и начало восстановления Кибертрона были отмечены гладиаторскими играми. Нынешние игры были продуманы с ошеломляющей изобретательностью. Лорд Мегатрон всегда был великолепным организатором, но на этот раз он превзошёл самого себя. На арену вышли не банальные дроны, не надоевшие профессионалы-гладиаторы и не серийные шарктиконы. В этих играх выступала человеческая техника, оживлённая Великой Искрой.

Едва осознав себя, ожившая машина в первую очередь стремится защищаться. Но боевые машины людей не стремились к защите - наоборот. Всё, что попадало в зону видимости их оптики, распознавалась как враг, а уничтожение врага было основным приоритетом.

На арене сражались зенитные установки, танки, истребители и самоходные пушки. Тупые и лишённые инстинкта самосохранения механизмы оказались фантастическими бойцами. Когда на огороженную площадку выезжали "Т-34", "Абрамс" и "Тигр", публика ревела от восторга. Бои шли без союзов и альянсов - все против всех. Танки, перекатываясь на неуклюжих гусеницах, целились друг в друга и с грохотом стреляли; дымили моторы, от брони отлетали клочья, и снаряды, вгрызаясь в землю, поднимали столбы песка.

Оснащённые слабым и хрупким оружием, земные машины бились яростно и зрелищно. Схваток, по накалу подобным этим, едва ли видел и Кибертрон. Зрители не отводили оптику от арены циклами; два цикла не разочаровали их, но на третий цикл было обещано особенное.

На третий цикл на арену выбросили Оптимуса Прайма.

Лучший боец автоботов, пошатываясь, стоял на арене. Тот, кого мы ненавидели и боялись. Непревзойдённый лидер, чьи манипуляторы отняли жизнь у десятков десептиконов. Тяжеловооружённый и опасный, несмотря на многочисленные неполадки в системах, вызыванные боевыми повреждениями. Его броня посерела, а краска местами облупилась. Он с трудом сохранял вертикальное положение, а его правое плечо то и дело дёргалось. И тем не менее, он не выглядел кандидатом на списание. Льдисто-голубая оптика смотрела величественно и гордо. Даже в таком жалком состоянии он пугал. Шорох фраз пронёсся среди зрителей: Оптимусу Прайму желали зла. Деактивация и расчленение допотопной человеческой техникой - вот что хотели увидеть публика. И Мегатрон собирался обеспечить это зрелище.

Прозвучал гонг, и на арену выехали танки. Исщерблённые рикошетами, испятнанные сажей и непримиримые. Над ареной сгустилась тишина, арена ожидала выстрелов. Оптимус Прайм не стал стрелять. Он прислонился спиной к ограждению, но не активировал оружие. Вместо этого он издал последовательность звуков в радиодиапазоне. И танки, и зенитные установки, и пушки, ответили на той же частоте. Человеческая техника развернулась и наставила стволы на публику. Ворчали моторы, шевелились гусеницы. Машины, вдруг обретшие способность действовать согласно, занимали оборонительный порядок, выстраивая защиту вокруг лидера автоботов.

И Мегатрон, и весь Кибертрон, следивший за трансляцией игр, замер, глядя на небывалое. Оживлённая Искрой техника, безумная, одержимая одним желанием атаковать, деактивировать врагов, больше не рвалась в атаку. Круг молчаливых защитников, покорных и грозных, сомкнулся у ног Оптимуса Прайма.

Николай Гумилев, "Игры".

Консул добр: на арене кровавой
Третий день не кончаются игры,
И совсем обезумели тигры,
Дышут древнею злобой удавы.

А слоны, а медведи! Такими
Опьянелыми кровью бойцами,
Туром, бьющим повсюду рогами,
Любовались едва ли и в Риме.

И тогда лишь был отдан им пленный,
Весь израненный, вождь аламанов,
Заклинатель ветров и туманов
И убийца с глазами гиены.

Как хотели мы этого часа!
Ждали битвы, мы знали — он смелый.
Бейте, звери, горячее тело,
Рвите, звери, кровавое мясо!

Но, прижавшись к перилам дубовым,
Вдруг завыл он, спокойный и хмурый,
И согласным ответили ревом
И медведи, и волки, и туры.

Распластались покорно удавы,
И упали слоны на колени,
Ожидая его повелений,
Поднимали свой хобот кровавый.

Консул, консул и вечные боги,
Мы такого еще не видали!
Ведь голодные тигры лизали
Колдуну запыленные ноги.

1908