Это было очень давно, в самом начале войны, еще до того, как погиб Кибертрон. Я мог бы сказать, что тогда нас мало кто воспринимал всерьез, но это было бы неточным утверждением. Они чувствовали угрозу, исходящую от нас, и они боялись. Но я полагаю, что сама война пугала их больше, чем мы. Неудивительно – к тому времени великие битвы прошлого давно превратились в легенды, а это значит, что уже мало кто верил, что когда-то это все было на самом деле. Они привыкли к миру, они считали его единственным возможным своим состоянием, и поэтому хаос войны пугал их, но в глубине своих Искр они верили, что это ненадолго. Что все это «уляжется» или что явятся очередные Тринадцать и восстановят привычный порядок вещей.
Но в тот день все изменилось.
Это тоже не совсем точное утверждение. Фактически, для всей остальной Вселенной все изменилось несколько позже, когда информация о том, что случилось на Каппе, дошла до Кибертрона. Но некоторые из нас поняли, что привычный мир непоправимо изменился, уже тогда, в тот самый клик. Некоторые из нас в тот день сами ужаснулись того, что было сделано.

Вы наверняка не слышали о Каппе. Неудивительно, потому что никто не любит об этом говорить. Ваше поколение может судить о том, что происходило в те годы, только по рассказам очевидцев, да и то, если вам повезет их встретить. Или по скупым отчетам, если вы вдруг наткнетесь на них. Эта запись… мне не хотелось бы, чтобы она попалась кому-то на глаза. Во многом это – очень личное. А я давно решил, что не имею права на «личное». Но мне необходимо кому-то это рассказать, хотя бы своему комму. Он еще более бездушен, чем я. Он не скажет мне ни слова, не перебьет, и не посмотрит с осуждением в оптике. Ему действительно все равно, и в этом я ему завидую. Мне не все равно. С того самого клика. Я не надеюсь, что, записав все это, облегчу эту тяжесть на Искре, но вечно держать это при себе я не могу. Когда я допишу этот отчет, я подчищу собственную память, просто чтобы не сойти с ума, но память о Каппе должна остаться где-то в этом мире. Быть может, через сотни ворн, когда и эта война превратиться в легенду, какой-нибудь юный мех найдет ее, и, может быть, это поможет кому-то избежать того, во что погрузился я. Но не сейчас. Сейчас я предпочел бы, чтобы с этой планетой больше ничего не связывало меня.

Я мог бы, по своему обыкновению, приложить к своему повествованию подробное описание Каппы, но сейчас я не вижу в этом смысла. Планета давно превратилась в облако космической пыли, и вряд ли кому-то будет интересно, какова была ее масса, время обращения вокруг звезды или состав атмосферы. Я бы предпочел описать ее в художественном стиле, несколькими небрежно-лирическими фразами, но, во-первых, я всегда был далек от лирики, а, во вторых, я никогда не был на Каппе. Все, что я знаю о ней можно свести к двум словам: «кусок камня». В камне изредка встречались залежи голубоватых кристаллов, из которых, при определенной обработке, можно было бы получить относительно сносный энергон. Тем не менее, затраты на его получение оправдывали себя, и поэтому за несколько десятков ворн эта безжизненная космическая скала превратилась в процветающую колонию. Учитывая отдаленность от Кибертрона, ее можно было бы считать самостоятельным государством, однако лояльность наместников Совету никогда не ставилась под сомнение.
Каппа была не важнейшим, но значимым поставщиком энергона. Вся операция с самого начала задумывалась как диверсия, успешное выполнение которой должно было стать началом крупного наступления на Кибертроне. Я сам участвовал в ее разработке. С некоторой натяжкой можно даже сказать, что это была моя идея. Все просто: лиши противника ресурсов, посей панику в его рядах.
Но я не знал, чем это обернется. Я имею в виду, для меня. Я знал, что Каппа будет уничтожена, но не мог предположить, что взрыв, который разнесет ее на куски, оплавит и мою обшивку.

Некоторые говорят, что ни один план боевой операции не выдерживает столкновения с реальностью. На самом деле, это не так. Просто те, кто составляет такие планы, всегда в той или иной степени полагаются на удачу. Им никогда не хватает времени, внимания или чего-то еще, чтобы просчитать все варианты до мелочей, компенсировать разрушительное влияние хаоса еще до того, как оно возникнет. Не решать проблемы по мере поступления, а не дать им возникнуть. Поэтому у меня практически никогда не было неудач в битвах. Каппа была первой.
Мой план был и сложен, и изящен. Наш разведчик в рядах автоботов тайно погрузил смертоносную посылку на один из космических танкеров, доставивших очередной груз с Каппы. Космический танкер – это очень большой корабль. Больше, чем вы можете себе представить. Из-за его размера его очень сложно вытолкнуть в гипер-пространство. Не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что количество энергона, необходимое для открытия моста для такого корабля лишь немного меньше того, которое он перевозит. Поэтому максимальная скорость, которую танкер может себе позволить – субсветовая. Раньше от Каппы летали обычные транспортники, но со временем оказалось, что гораздо выгоднее перевозить оттуда энергон древним, медленным, но надежным способом. Весь путь от маленькой «Ка» к большой занимал примерно двадцать орн. Итого, получается сорок на весь цикл. По понятным причинам в мирное время этот торговый путь никогда бы не стал первостепенным, но во время войны, когда каждая капля энергона была на счету, автоботы пересмотрели свое отношение к колонии. Когда на Кибертроне только начались волнения, автоботы, несмотря на сопряженный с этим риск, отправили туда несколько военных кораблей, и караван танкеров (их всегда было пять) приобрел эскорт. Мы не располагали силами, достаточными для того, чтобы захватить Каппу и мы не могли позволить себе терять корабли в попытках разрушить танкеры. Поэтому мы решили проблему творчески.
Это было не самое мудрое решение. Уничтожая эту планету мы, возможно, сами себе перерезали провода, но слишком многое было поставлено на карту. Ставкой в этой игре был Кибертрон.
Итак, наша посылка была отправлена. Времени на доработку таймера, который мог бы взорвать бомбу в нужный момент, у нас не было. Радиосигнал дистанционного взрывателя на таком расстоянии был ненадежен – погрузка на Каппе не занимала много времени, а радиоволна стремилась бы к цели примерно с той же скоростью, что и танкер. Малейшая задержка корабля в пути или, напротив, чуть более быстрая погрузка чем обычно – и танкер был бы взорван на орбите, или в пути. Единственной возможностью добиться необходимого результата было использование добровольца.
Такой доброволец нашелся.
Но я не привык рисковать. Смертник, какая бы решимость им не двигала, это прежде всего живая Искра. А живым искрам свойственны сомнения и страх перед собственным уничтожением. Необходимо было проследить, чтобы мех вовремя нажал на кнопку и не передумал в последний момент. Проследить за этим должен был я.
Это – самая прекрасная, и, в то же время, самая отвратительная часть операции. Именно она стала причиной, из-за которой я так не люблю об этом вспоминать.
Радиоволны распространяются со скоростью света – это давно известно. Поэтому так трудно держать связь с отдаленными колониями. Телепатическая же связь осуществляется мгновенно. Никто не знает, почему, но это так. Если контакт с объектом установлен, я могу в тот же клик связаться с ним, даже если объект будет на другом краю Вселенной.
К сожалению, такой контакт возможен только между двумя мехами, обладающими телепатическими модулями. Таких в принципе немного. Я был единственным, носившим фиолетовый знак. И, возможно, я теперь в принципе единственный, кто пережил гибель нашего мира. Найти другого телепата и уговорить его подорвать себя вместе с вражеской колонией – непростая задача. Но мы решили ее просто. Мы установили телепатический модуль нашему смертнику.
Конечно, настоящим телепатом он от этого не стал. Во-первых, модуль собирался в спешке и был далек от совершенства. У него было только одно назначение, и конструкция поэтому подразумевалась предельно простой. А, во-вторых, процессор, непривычный к постоянному потоку чужих мыслей, довольно быстро выйдет из строя. Но это было и неважно. Смертник, вместе с частью экипажа, был погружен в стазис на время полета. Я должен был отдать приказ и заставить меха выполнить его, как только он придет онлайн, то есть, когда танкер войдет в атмосферу Каппы.

Все прошло гладко. Никто не заподозрил в новеньком мехе в команде грузчиков шпиона – на это у автоботов просто не было времени. Бомбу, которую он перевозил, тоже не нашли – я думаю, никому бы даже в голову не пришло ее искать на этом этапе, да и учитывая размеры корабля, отыскать ее было непросто. Наш «Разрушитель» был очень компактной, но невероятно мощной бомбой.
И, когда я почувствовал сознание своего временного напарника, я сделал то, что от меня требовалось.
Я был в своем отсеке, когда это случилось. Наверное, для меня все закончилось бы гораздо лучше, будь я в рубке или рядом с Повелителем – тот опыт научил меня, что, раз уж ты собираешься уничтожить планету, то лучше перед этим не запираться в своей норе в одиночестве. Присутствие живой Искры рядом послужило бы антидотом того яда, который я влил себе в топливную систему в тот день.
Он очнулся, и я взял его сознание под контроль. Я довел его до тайника, и его руками открыл панель запуска, и набрал код. Он не сопротивлялся и даже не боялся. Может, я зря усомнился в его решимости, а, может, просто его разум, чувствуя мою уверенность, переданную по самой надежной линии связи во Вселенной, не успел осознать происходящего.
Он погиб сразу.
Но связь не прервалась.
Я так и не выяснил, почему это произошло. Волне возможно, что модуль, который я собрал, был гораздо мощнее, чем я рассчитывал, и поэтому мое сознание расширилось до размера планеты за миг до того, как мой ведомый был уничтожен.
Это было потрясающе. Наверное, это был самый прекрасный момент в моей жизни. Я чувствовал ведомого, как самого себя, но его сознание казалось мелкой песчинкой по сравнению с целым миром, который мне открылся.
Я ощутил связь с Каппой. Со всей Каппой. С каждым ее обитателем – от самой тощей турбокрысы до внушительных размеров спейс-джета. От последнего бродяги до Наместника. Тысячи сознаний слились с моим, и в мой разум хлынул поток чужих мыслей – бурный, неудержимый. Радости, горести, надежда и страхи, страсть и отвращение, грусть и беззаботное счастье в самых различных вариантах. Я почувствовал себя богом.
А потом началась цепная реакция. Реакция синтеза спровоцировала выброс энергии, достаточный, чтобы запустить вторую фазу смертоносного механизма. И планета Каппа превратилась в ад.
Я чувствовал тысячи живых существ внутри себя. Только что они жили своей жизнью – радовались и грустили, любили и ненавидели, и не подозревая, что они уже фактически мертвы… а, когда белое пламя смерти вырвалось из разрушенного корпуса танкера, всего миг тысяча чужих сознаний, которых касалось мое, перестали существовать.
Это продолжалось всего несколько кликов. Мучительно долгих, для меня растянувшихся в вечность. Я должен был пережить угасание одной Искры, но вместо этого почувствовал тысячу смертей в один миг.
Я видел пламя их глазами. Я чувствовал их мысли. Кто-то, кто сразу понял, в чем дело, испугался, хотя времени для настоящей паники у них не было. Я чувствовал, как чья-то рука чуть сильнее сжала чужую ладонь… Я чувствовал острое сожаление и боль от того, что все закончится ТАК, едва успев начаться. Я чувствовал горькую несправедливость от того, что будущего, за которое кто-то боролся, больше нет. Я чувствовал грусть от того, что у кого-то не было времени даже попрощаться с тем, кто был слишком далеко в этот миг. Я слышал безмолвное проклятие, адресованное пустоте, но знал, кто на самом деле должен был его получить.
И это только были только достойные смерти, но только от них моя Искра сжалась, готовая взорваться, подобно сверхновой.
Я чувствовал ужас и отчаяние безысходности и бессилия что-то изменить. Последнюю нелепую надежду на то, что все это сон или чья-то неудачная шутка. Надежду, что сейчас некто всемогущий вмешается в ход вещей и белая волна остановится, и все останутся живы.
Если бы я мог, я бы вмешался. Праймас свидетель, в тот момент я сам засомневался, хотя прежде со мной этого не случалось.
Я слышал их последний крик, я чувствовал его, будто он вырвался из моего горла. Я чувствовал боль, которую чувствовали они, когда их корпуса плавились и разрушались. Каждую последнюю мысль. Каждую угасшую искру – и каждый раз это было так, словно угасла моя.
Некоторые пытались бежать. Те, у кого были крылья, попытались спастись от смерти, но тщетно – белое пламя было быстрее, оно настигло их в воздухе, некоторых, кому повезло быть в полете в этот миг – уже на орбите. Я чувствовал их отчаяние и страх – страх проиграть в этом последнем забеге наперегонки со смертью.
И в то же время, я продолжал чувствовать, как на планете, умирая, те двое держатся за руки.
Я не знаю, как долго это продолжалось, но мне казалось, что прошла целая вечность. Это началось, подобно волне, постепенно поглотившей меня, но закончилось быстро и неожиданно. Мой собственный процессор не выдержал (позже я удивлялся, что смог вытерпеть это так долго) и я отключился.

Я очнулся через несколько кликов. Один, в своем отсеке, лицом к лицу с пустотой, которая внезапно образовалась у меня внутри. Только что во мне был целый мир – и вдруг его не стало. Их всех не стало…
Я долго лежал на полу, сжавшись в комок, и смотрел в пространство перед собой, но ничего не видел.
Тысячи бессмысленных смертей. Тысячи угасших навеки Искр. «За что?» спрашивали меня они, и я не мог им ответить, хотя когда-то, вечность назад, был уверен, что знал ответ. Но он был неверным.
Каппа была для меня лишь планетой, абстрактным объектом, очередной задачей, которую мне надо было решить. Я никогда не задумывался о тех, кто жил там. И в один миг этот мир стал и моим, я разделил его с его обитателями, и вместе с ними потерял. И я, тот, кто прежде убивал, не задумываясь, теперь лежал, беззвучно рыдая, на полу, как куча жалкого и бесполезного хлама. В моем процессоре была одна-единственная связная мысль – я не хотел умирать. Да, из всех доступных мне путей размышления я пошел именно по этому, и уткнулся в этот тупик. Они тоже не хотели умирать. Не так… только не так…
…не знаю, сколько времени прошло прежде, чем меня нашли, но к тому времени я уже почти сошел с ума. Мои доклады о выполненном задании всегда были четкими и лаконичными… Этот, пожалуй, подходил под это определение. Взглянув в глаза Повелителя, я сказал всего одно слово – «Всё». На большее меня не хватило. Потому как кое-что от того кошмара я пронес с собой, вернувшись в реальность.
Оно еще долго было со мной. И до сих пор, иногда, выходя из подзарядки, я чувствую, как двое обреченных на смерть сжимают руки, глядя в белое пламя.

Вот, собственно, и все. Не знаю, стало ли мне легче от того, что я все это написал. Я никогда не полагаюсь на удачу и на беспочвенные теории, и не верю, что раскаяние в своих грехах может облегчить Искру. Раскаяние не отменит содеянного. Я не могу попросить у них прощения… да и должен ли? Тогда я сгоряча поклялся, что после этого сделаю все для нашей победы, чтобы эти смерти не были бессмысленными. Но кого я пытался обмануть? Им не было дела до нашей победы, пока они были живы, и почти наверняка им плевать на нее теперь.
Как я уже говорил, я собираюсь стереть все воспоминания об этом дне, как только закончу запись. Но я не уверен, что это меня излечит. Не думаю, что даже деактивация мне поможет. Если вдруг после смерти мы не растворяемся в пустоте, а соединяемся с Всеискрой, мне придется с ними встретиться… и я не знаю, смогу ли я тогда смотреть им в глаза. Я все еще не знаю ответа на вопрос, который они задали перед тем, как превратиться в ничто.
Но это далеко не самое страшное. Я, в конце концов, не какой-то мягкотелый сопляк, и то, с какой легкостью я снова научился убивать без сожаления, иногда пугает меня. Я как будто не извлек урока из того, что показала мне Каппа. Но это не правда. Я убиваю без сожаления, но больше никогда – без смысла.
Потому что даже сейчас я чувствую, как они держаться за руки.