Воздух в комнате, казалось, был наэлектризован. И стоило пустить только легкий разряд, чтобы он взорвался. За столом сидели двое мехов и буравили друг друга взглядом.
- Что это? – коротко произнес Саундвейв. По его непроницаемому лицу, закрытому визором и маской, невозможно было разобрать, о чем идет речь. Но Бластер прекрасно знал. Он положил на стол коробочку, которую до этого трепетно прижимал к груди, и произнес:
- Энергоновые палочки.
- Зачем они?
- А ты как думаешь? Для разнообразия личной жизни.
- У нас проблемы с отношениями?
- Ты кретин! – от всей икры воскликнул Бластер, - это романтика, Саундвейв. РО-МАН-ТИ-КА. А вам, десам, лишь бы кабели почесать. Ни творческого подхода, ни эстетики.
Саундвейв издал что-то на подобии короткого смешка.
- Ты чего смеешься? – возмутился Бластер.
- Романтика. Будет романтика, - отчеканил связист, убирая в пазы маску и притягивая сопротивляющегося Бластера к себе, властно усаживая на колени, - Что делать?
-Ну, хорошо, - автоботский связист успокоился, вскрыв коробку с палочками, беря одну и протягивая ее партнеру, - съешь.
Саундвейв молча повиновался, поглощая палочку. Очередная гениальная идея Бластера по разнообразию их совместной жизни не приводила в восторг, но была хотя бы вкусной. Лакомство быстро уменьшалось, и Бластер, воспользовавшись задумчивостью партнера, ухватил за кончик палочки дентапластинами, скользнув глоссой по чужим губам, дразня, отстранился. Саундвейв удивленно мигнул визором, уставившись на лукаво улыбающегося автобота.
- Понимаешь?
- Утвердительно, - кажется, правила игры стали ему понятнее. На этот раз он сам достал одну палочку, взяв конец в рот и наклоняясь к партнеру. Тот радостно и совсем по миниботски пискнув, ухватился за другой конец сладости и притушил оптику.
«Автоботы любят сладкое. Аксиома», - отметил Саундвейв, чувствуя, как кристаллики энергона тают, заставляя хвататься за исчезающую сладость обоих мехов, сближаясь, пока их губы не встретились. Десептикон попытался углубить поцелуй, но только успел скользнуть глоссой по губам, прежде чем Бластрер отстранился, довольно улыбаясь и выхватывая сразу две палочки. Что он собирался с ними делать, Саундвейв так и не узнал. Терпение его подошло к концу. Он грубо схватил одной рукой партнера за запястье, а второй за талию, притягивая еще ближе к себе и целуя. Сильно, страстно, от всей искры.
- Время на романтику истекло, - прошептал он в самые губы автобота, на долю секунды оторвавшись, и, не давая Бластеру возмутился, вновь поцеловал.

Ему достаточно было только находиться рядом, ловить и сохранять в памяти случайные взгляды, радоваться случайным прикосновениям и смотреть, смотреть за каждым жестом, шагом. Он довольствовался ролью незримой тени, безмолвного покровителя, тайного обожателя. Сикер никогда бы не узнал о его чувствах, потому что Саундвейв этого не хотел. Ему было достаточно наблюдать за Старскримом на расстоянии, отслеживать каждый шаг и каждый импульс мыслей, беззастенчиво пользуясь своими способностями. Для Саундвейва не было ничего невозможного, ведь вся электроника корабля была под его контролем. И если было необходимо, то он получал информацию дистанционно, прямо в процессор. Ничто не оставалось без его внимания и контроля. И особенно действия секонд-ин-командера. Командир на мостике – серьезный и сосредоточенный, командир в личном отсеке – коварный и искренний, командир перед эрадиконами – сильный, честолюбивый и едкий, и почти всегда импульсивный, легко вспыхивающий, как сверхновая. Задеть и вывести командующего из себя – ничего не стоит. Он может радоваться непонятной мелочи и сохранять спокойствие, когда рушится мир. Старскрим всегда разный, и это Саундвейву и нравилось. Среди однообразия поступающей подконтрольной информации от мира однажды вклинилось хаотичное событие, занимая все свободное внимание связиста. Ему это было необходимо как энергон. Следить, обрабатывать, делать выводы, расплетать сложный узел интриг, которые плел среди десептиконов сикер.
Но больше всего Саундвейву нравилось следить за полетом Старскрима, наблюдая его перемещение в разных плоскостях: визуальное с экранов монитора, за скачущими кривыми показателей его жизнеобеспечения и телепатически за каждой мыслью, возникающей в процессоре неугомонного заместителя. Старскрим жил точно так же, как и летал. Легко, уверенно, плетя интриги, как выполняя сложные фигуры. Переворот, бочка, Мертвая петля, штопор, спираль, совершаемые в небе мельтешили в его мыслях, толкали на поступки, которые мог объяснить только он сам. Старскрим прогибался для достижения своей цели, взлетал ввысь, огибал препятствия или сметал их со своего пути. Он был прекрасен в каждый момент своего онлайна. Даже когда лежал на ремлпатформе: униженный, искалеченный, беззащитный, он не падал духом, не терял смысл происходящего. Он думал. Много, продуктивно и о настолько страшных вещах, что Саундвейв периодически останавливал себя на мысли пойти к Мегатрону и рассказать. Но сдерживался. Разрываясь между верностью лидеру и симпатией к Старскриму, он старался держаться в стороне, как судья оставаясь нейтральным. Какое бы решение не принял Мегатрон – оно будет в точности исполнено. Если Старскриму будет угрожать опасность, то Саундвейв даст ему время, чтобы выкрутиться.
Когда Старскрим возжелал отключить систему жизнеобеспечения Мегатрона, то Саундвейв поставил условие, что лорд должен быть точно потерян. Это было логично и справедливо. А то короткое мгновение, что связист держал сикера за манипулятор, он дрожал. Заметил ли это Старскрим? Вряд ли. Саундвейв был для него всего лишь компьютером с собственной волей, источником данных, самым верным последователем Мегатрона и благодарным слушателем. Сколько историй и жалоб Саундвейв молча выслушивал? Сколько секретов Старскрим доверил ему? Сколько раз он уходил и вновь возвращался? Когда-нибудь это закончится, но пока Саундвейв будет наблюдать и восхищаться. Это его романтика, наслаждение, особый тип отношений.