Оптимус Прайм стоял у командного пульта на мостике "Ковчега" и глядел на просторы космоса с незнакомыми россыпями звезд. Он ощущал почти незаметное тянущее чувство, которое, он не сомневался, было зовом ВсеИскры. Этот зов шел издалека. Автоматика "Ковчега" сканировала ближайший сектор пространства и создавала трехмерную голограмму, судя по которой, поблизости не было никаких сооружений или кораблей. Космический мост, что увел их от Кибертрона в момент своего коллапса, сработал плохо. Они понятия не имели о том, где находятся, и поблизости совершенно точно не было другого Космического моста, чтобы продолжить путешествие.

Другие боты на мостике ждали его указаний.

- Убедитесь, что здесь нет сигнала "Немезиды", - сказал Оптимус Прайм.

Сканирование повторили с тем же результатом. Из кресла пилота подал голос Сайдсвайп:

- Мы совсем одни. Только мы и пара молекул межзвездного газа.

- Хорошо, - сказал Оптимус.

- Хорошо? - повторил Джазз. - Мы посреди межзвездной пустоты. Мы не знаем где мы и где ВсеИскра. И где Мегатрон. И что в этом хорошего?

- Еще на пути к Космическому мосту у Кибертрона, я не был уверен, что хоть кто-то из нас выживет, - ответил Оптимус. - И пока мы живы, продолжается наш поиск.

- Да, альтернативы еще хуже, - вставил Сильверболт.

- Это я и имел ввиду, - Оптимус посмотрел в иллюминатор на мостике. Звезды, редкий росчерк туманности. У всех полетов есть одна общая проблема, думал он. Слишком сложно потерять цель в пути. Он сто раз предпочел бы свои ноги, или колеса, на твердой почве.

- Так что будем делать? - спросил Джазз.

- Первоочередная задача, это сориентироваться, - сказал Оптимус. - Если не знаешь, где ты, трудно проложить путь к цели.

Он говорил и продолжал смотреть на звезды, желая, чтобы они сложились в знакомые ему созвездия, чего звезды, конечно, не собирались делать.

- Во-вторых, мы должны понять, где "Немезида". Если Мегатрон поблизости, то нужно будет принять решение: сражаться или просто попытаться опередить его в поисках ВсеИскры. Но начнем сначала. Сильверболт, что сообщает "Ковчег" о нашем местоположении?

Сильверболт работал над результатами системных проверок и пытался сканировать ближайшие звезды на предмет их спектрометрических характеристик.

- Еще ничего, - сказал он. - Мы далеко от дома, это я могу сказать точно.

- Какова ближайшая планетарная система? - Оптимус рассудил, что возможной причиной их появления здесь был некогда расположенный поблизости Космический мост... хотя, "поблизости" было очень растяжимым понятием, когда речь шла о межзвездном пространстве. Космический мост, с наибольшей вероятностью, мог оказаться вблизи планеты, и Оптимус считал, есть причина верить: найди они планету, вырастут и их шансы отыскать мост.

Но ничего из этого он не озвучил, потому как даже в мыслях эти рассуждения выглядели как шаткая башня из догадок на необоснованных предположениях поверх фундамента из ничем не подкрепленных выводов.

Но это был, по всей видимости, их единственный шанс. Альтернатива - путь на субсветовой скорости через галактику в примерном направлении ВсеИскры - не стоила даже обсуждения. У них не было в запасе триллиона циклов.

И все же он не чувствовал страха. ВсеИскра звала его, и если на то, чтобы завершить этот поиск, потребуется триллион циклов, за которые половина звезд в галактике остынет, он все равно принесет ее домой. Это была его судьба и смысл его существования. Оптимус положил руку на грудь, на то место, под которым покоилась Матрица Лидерства.

Что-то изменилось от этого прикосновения. Оптимус Прайм попытался заговорить, но понял, что не может. Он потерял равновесие, заваливаясь набок, и Джазз подхватил его.

- Оптимус, - спросил Джазз. - Ты в порядке?

Оптимус не мог ответить. Всплеск энергии перегрузил все его системы. Он едва стоял на ногах, даже несмотря на поддержку Джазза. Матрица начала светиться внутри его тела, ее мощное сияние пронзило внешнюю броню, и он стал окном, через которое она развернула голограмму над командной панелью.

- Глядите, - наконец выдавил он.

- Глядим, - сказал Джазз. Оптимус только и смог, что рассеянно кивнуть, и Джазз опять уточнил. - Ты точно в порядке?

- Конечно, - сказал Оптимус, и у Джазза появилось чувство, что на любой другой вопрос он получил бы тот же самый ответ. Проецирование голограммы отнимало все силы Оптимуса.

- Это звездная карта, - сказал Рэчет. Он протянул руку и дотронулся до края голограммы. В ответ на прикосновение, она повернулась и накренилась, демонстрируя Рэчету вид, который был перед Оптимусом, когда она только раскрылась.

- Видишь? Вот тут, - он указал на светящийся треугольник.

"Да," - подумал Оптимус. Теперь, благодаря голограмме, окружающие созвездия обретали смысл.

- Откуда это взялось? - спросил Джазз.

- Матрица, - сказал Оптимус.

- Ну, почему? - это была практически первая реплика Персептора с тех пор, как "Ковчег" стартовал с поверхности Кибертрона. Этот фанатичный астроном и физик провел большую часть времени, глядя на звезды. Может быть, думал Джазз, до появления карты он не видел ничего, что стоило бы комментировать. - Я имею в виду, зачем Матрице показывать нам звездную карту? Мы можем посмотреть в иллюминатор, и я могу с легкостью вычислить наши координаты.

- Интересно, сколько лет этой карте, - сказал Джазз. На голограмме очень медленно двигался треугольник - их корабль. - Она не поможет нам, если мы не найдем поблизости знакомых звездных троп.

- Ты не слушаешь, Джазз, - сказал Персептор. - Все что нам нужно, это быстрый спектрограммный скан, и я смогу определить достаточно звезд, чтобы узнать, где мы.

- Ах, простите, пожалуйста, - сказал Джазз. Он понимал, что Персептор говорил с присущей ученому прямотой, не придавая значения социальным условностям, но он был на взводе и не собирался позволять себя осаживать.

- Гораздо интереснее понять, почему в Матрице есть звездная карта, - сказал Рэчет.

- Не мне, - сказал Персептор.

- Ну, ты же необычный бот, - ответил Рэчет. - А остальным интересно. Прайм, что скажешь?

- Я не знаю, - сказал Оптимус. - Ответ может быть в самой карте.

- Такое чувство, что Матрица предвидела произошедшее, - сказал Рэчет.

Персептор покачал головой.

- Нет причин впадать в мистику, - сказал он.

- При чем тут мистика. Достаточно того, что мы не все знаем о Матрице, - возразил Джазз.

Персептор пожал плечами и занялся составлением схемы звезд на карте, пытаясь соотнести их с той, что была сделана на Кибертроне и хранилась в базе данных "Ковчега".

Оптимус протянул руку и дотронулся до треугольника.

- Я частично согласен с Персептором. Должны быть хоть какие-то известные звезды на этой карте, вне зависимости от того, что мы видим в иллюминатор. - Он смотрел, как карта вновь переориентировалась, увеличиваясь в тысячу или в десять тысяч раз до тех пор, пока их взору не предстал "Ковчег" и ближайшие к нему звезды.

Джазз ткнул в мерцающую голубую сферу.

- Вот эта другая, - сказал он. - Дотронься.

Оптимус Прайм прикоснулся к ней, и карта увеличилась еще раз, демонстрируя им горячую желтую звезду с семью планетами вокруг. Одна из планет все еще оставалась голубой и продолжала мерцать.

- Она говорит нам направляться туда, - сказал Оптимус Прайм.

Вид у Джазза был скептический.

- Как скажешь.

Матрица в груди Оптимуса эхом отозвалась на пульс голубой планеты.

- Я так скажу, - ответил Оптимус. - Может быть, ты изберешь дрейф в пустом пространстве до появления "Немезиды"?

- Зависит от того, что мы найдем на той планетке, - сказал Джазз. - Спросишь у меня потом, когда мы узнаем что там такое.

- Если хочешь узнать, то нам придется совершить на ней посадку. Отсюда трудно что-либо сказать, - ответил Оптимус.

Бамблби загудел, закликал, а затем издал ряд звуков очень похожих на слова. И если бы они были словами, то сложились бы во что-то вроде: "Ну поехали уже!"

И все знали, что именно это он и сказал бы.

"Ковчег" вышел на геостационарную орбиту около планеты и приготовился к первой серии сканирования. Результат оказался столь неожиданным, что Сильверболт отдал кораблю команду повторить.

– Там есть жители Кибертрона, – сказал Джазз, когда "Ковчег" подтвердил первые данные.

Так оно и было. Планета изобиловала уникальными для энергона спектрографическими сигналами. Никто другой во вселенной не использовал энергон, и имелся он – насколько было известно – только на Кибетроне. По результатам сканирования "Ковчег" заключил, что на планете проживают с известным комфортом, по крайней мере, несколько тысяч ботов.

Одна из потерянных колоний? Оптимус Прайм просто не мог в это поверить. Сколько там жителей? И как давно они держали связь с Кибертроном в последний раз?

– Прайм, – сказал Персептор. – Я завершил спектрографическое сканирование. Теперь "Ковчег" сможет определить наше местоположение.

Оптимус Прайм положил руку на командную панель "Ковчега" и сказал:

– "Ковчег". Установи наши трехмерные координаты относительно Кибертрона.

"Ковчег" провел серию расчетов с опорой на координаты самых ярких видимых звезд и информацию из карты Матрицы Лидерства. Довольно быстро он вычислил их позицию и вывел ее на голографическую карту галактики.

На несколько циклов пораженные автоботы погрузились в молчание. Наконец Джазз медленно произнес:

– Мы далеко заехали.

И это тоже было чистой правдой. Если бы не Космический мост, они могли никогда не забраться так далеко за все обозримое будущее Кибертрона. Их родная планета поблескивала в противоположном от их теперешнего местоположения рукаве галактики, а сами они оказались на полпути между центром галактического диска и его краем, в районе с заметным трио крупных звездных кластеров и маленькими группками звезд внутри него.

– Вряд ли кто–то из жителей Кибетрона заглядывал так далеко, – сказал Рэчет.

Эта фраза вобрала в себя значительную часть недавней истории Кибертрона, подумалось Оптимусу: потеря великого наследия и первые шаги автоботов к его возвращению.

Однако настало время для главного вопроса.

– "Ковчег", – обратился к кораблю Оптимус Прайм. – Совмести наше текущее местоположение с известными координатами колоний на момент разрыва сети Космических мостов.

Какое-то время ушло у "Ковчега" на извлечение информации, похороненной в глубинах редко используемых архивов. Наконец, сопровождаемая тихим звоном, карта галактики вновь повернулась. Одна-единственная звездная система увеличилась, и ее имя высветилось на голограмме.

"Велоситрон".

Это слово показалось им странным, как эхо из далекого прошлого Кибетрона. Они привыкли слышать о нем только в легендах, равно как и о Тринадцати...

"Если чему и научила нас война, – подумал Оптимус Прайм. – Так это тому, что мы пишем сказки, чтобы скрыть правду, которая однажды вновь заглянет нам в лицо".

– Велоситрон? – сказал Джазз. – Я бывал на гонках в Гидраксе. Там была команда "Велоситрон". Я не знал, что у этого слова есть еще значения.

– Как и все мы, – сказал Оптимус. – Но теперь мы знаем. И когда связь с Велоситроном будет установлена, может оказаться, они и нас считают легендой.

– Они должны узнать, что сталось с Кибертроном. – Cказал Балкхед. Оптимус Прайм обратил на него взор и кивнул. Балкхед редко участвовал в тактических разговорах. Он служил вместе с Рэкерами, позволяя Ультра Магнусу принимать все решения, и попал на борт "Ковчега" только из-за неразберихи последних мгновений перед отлетом. Как и прочие Рэкеры, Балкхед был огромным и немногословным, и его неяркий цвет соответствовал темпераменту. Но раз уж он подал голос, значит, что-то глубоко его затронуло.

– История Рэкеров будет рассказана, Балкхед. Но это не то, что должен услышать весь Велоситрон. – Cказал Оптимус Прайм, думая о Мегатроне. Десептиконы придут сюда. Если бы они не прошли через мост у Кибертрона, то нашли бы другой путь. В этом Оптимус не сомневался. Вполне возможно, Космический мост тоже выбросил "Немезиду" сюда, вне досягаемости сканеров, но все же неподалеку..., а если Мегатрон способен сопоставить данные так же, как и автоботы... Их козырем была Матрица и ее карта. Этого у Мегатрона нет.

Но они не знали, что у него может найтись. Лучше всего приготовиться к преследованию или даже к засаде.

Волна грусти накрыла его, когда он вспомнил обо всех храбрых автоботах, которые остались на Кибертроне, и обо всех тех нейтральных ботах, что думали избежать конфликта, а превратились в жертв садистских фантазий Шоквейва. При всей необходимости реформ, Оптимус Прайм сожалел, что гражданские демонстрации перетекли в гражданскую войну. Он старался избежать этого, старался смягчить ярость Мегатрона на царящую вокруг несправедливость, но не справился. Сделав его Праймом, Высший Совет спровоцировал бесконечную войну, что теперь поглотила Кибертрон. Время было упущено.

Что можно сделать сейчас? Это хороший вопрос. Ответом на него мог стать их поиск.

Кибертрон должен быть восстановлен.

"Начнем сначала, – размышлял Оптимус. – Сейчас нам нужно выбраться из "Ковчега" на какое-то время и понять, там ли мы, где думаем.... и параллельно узнать побольше об этом месте. Планеты, принадлежавшие когда-то Кибертрону, рассредоточены по галактике. Что если получиться объединить их в великую конфедерацию свободных миров...?"

Но это вопрос будущего, решил Оптимус. Сейчас следует сосредоточиться на текущих задачах: спуститься на планету и понять, какими станут следующие шаги по спасению ВсеИскры.

– "Ковчег" останется на орбите, – сказал он. – А мы отправимся на встречу с нашими родственниками на Велоситроне. После долгой разлуки.

На борту "Ковчега" было несколько десантных судов, подходящих для небольшой исследовательской или штурмовой группы. В одном из таких и прибыли на Велоситрон первые автоботы. В атмосферу затерянной колонии Кибертрона с высокой орбиты "Ковчега" погрузились Оптимус Прайм, Персептор, Джазз и Бамблби. Они были охвачены возбуждением первооткрывателей, хоть и понимали, что их прибытие может повлечь за собой любые последствия. Впервые за неисчислимые циклы, жители Кибертрона и Велоситрона поприветствуют друг друга. Как пошла история со времени их последнего контакта? И какие ее новые главы будут написаны в результате этого воссоединения?

– Ты посмотри на это, – произнес Джазз в восхищении, когда они достигли внешних границ атмосферы. Оптимус Прайм выглянул в иллюминатор и был потрясен открывшимся видом.

Велоситрон!

Казалось, вся поверхность планеты была покрыта переплетениями дорожных развязок в окружении циклопических построек. В отдалении от городов, вдоль трасс, тянулись невероятных размеров трибуны, где жители Велоситрона собирались вместе поглядеть на гонки и поболеть: междугородние перевозки давно и бесповоротно превратились в спорт. Боты стремились двигаться быстрее, экспериментировали с топливом и с самими собой – все ради скорости. Оптимус знал об этом из старых архивных записей, которые просматривал еще на "Ковчеге" на пути к планете. Кроме того, он был поверхностно знаком с их историей: за долгие циклы канцелярской работы, любопытство подтолкнуло Оптимуса заглянуть в некоторые разделы практически неисчерпаемых архивов Иакона. Сейчас оба источника – "Ковчег" и его собственная память – подсказывали, что с тех пор, как была разрушена сеть Космических мостов, жители Велоситрона не теряли времени даром. Вся планета была покрыта дорогами, ее естественная топография изменена: созданы удобные скаты для поворотов и длинные прямые трассы, на которых состязались в скорости и выносливости. С орбиты планета была похожа на коричнево-серый опутанный паутиной шар, где нити – планетарные магистрали, а узлы – города.

Оптимус, все еще соединенный с системами наблюдения "Ковчега", увеличил изображение, желая получше рассмотреть поселения. Он увидел стоянки и ремонтные цеха, литейные базы и рудники, колоссальные мастерские и перерабатывающие заводы. Он увидел фабрики, выпускающие машины рыскать по поверхности планеты в поисках нетронутой природы или дорог, пострадавших от стихии, времени или случайности. На длинных трассах роботы с низко посаженной, обтекаемой альт-формой двигались с такой скоростью, что оптика едва могла за ними уследить. Даже машины на заводах, осыпанные искрами и освещенные блеском сварочных дуг, суетились как сумасшедшие.

– Тут все как на гоночной арене в Гидраксе, – сказал Джазз, оттаскивая Оптимуса от его увеличенных картинок.

Когда-то это было правдой, только давно уже уничтожены те гоночные арены в одном из первых сражений: превращены десептиконами в военную базу, а после сметены автоботами. Оптимус Прайм вспомнил, что та битва стала одним из однозначных успехов начала гражданской войны, и сам удивился тому, как давно это было.

На самой границе вида, выведенного на дисплей, показалась овальная трасса, живо напоминающая о Гидраксе. Оптимус указал на нее прочим, и они пронеслись в ее направлении по небу Велоситрона с бесконечными дорогами под ним.

– Персептор, Джазз, Бамблби, – начал Оптимус. – Посмотрим, удастся ли нам остановить их на время достаточное, чтобы завести разговор

Он отключил дисплей после того, как они стали тормозить в тропопаузе, и выбрал место для посадки. Оно походило на часть гоночной трассы, если судить только по виду дорог и строений вокруг, и, по всей видимости, было расположено неподалеку от одной из столиц: еще одна иллюстрация главного интереса жителей этой планеты.

Атмосфера Велоситрона не слишком отличалась от таковой у Кибертрона, и у Оптимуса не было причин ждать враждебности. Но все же он не собирался высаживать на планету сразу всех автоботов. Никто не знал, какие экологические или культурные сюрпризы могут их ждать. Он не хотел подвергать опасности большее число ботов, чем требовалось для первого контакта, и уж точно он не желал рисковать, приземляясь в "Ковчеге", до тех пор, пока не выяснит наверняка, гостеприимны ли Велоситрон и его жители.

Вторая группа ожидала разрешения на посадку на борту "Ковчега", но только после установления первого контакта. Главой этой группы был назначен настойчивый младший офицер по имени Хаунд. Наделенный подвижным умом и телом Хаунд уже успел зарекомендовать себя как способный лидер небольшой группы во время стычек на Кибертроне. Сейчас же он горел желанием показать себя как исследователь и доказать свою незаменимость для миссии автоботов. Он донимал Оптимуса просьбами о своем назначении лидером второй группы высадки на Велоситрон, пока утомленный Оптимус не сдался. Но сейчас, когда решение было принято, Оптимус о нем не жалел. Хаунд обещал стать толковым офицером. Одним из его наиболее полезных качеств был необъяснимый нюх на тактику десептиконов. Даже Оптимус Прайм, который знал Мегатрона как никакой другой автобот, мог только поражаться способности Хаунда предвидеть дальнейшие шаги врага.

Оптимус отдал новое приказание о предварительной боевой готовности второй группе – команда к переброске может поступить в любой момент – и повел свой отряд от места посадки к ближайшему перекрестку, где междугородняя магистраль пересекала то, что напоминало кольцевую автодорогу вокруг гоночной арены. Боты проносились мимо, явно не заинтересованные пришельцами (если вообще заметили их).

– Какие целеустремленные, – сказал Джазз, пока Персептор исследовал состав атмосферы. – Если бы кучка незнакомцев свалилась с неба на моей планете, я бы остановился поглазеть.

– Может быть, они привыкли к этому, – предположил Оптимус. – Мы не знаем, каково транспортное сообщение с соседними планетами. Кибертрон был в изоляции слишком долго.

– Чем они тут занимаются? – продолжал Джазз. – Только быстро ездят?

– Чемеще? – прожужжал голос, чей обладатель пронесся мимо так быстро, что оптика Оптимуса Прайма едва успела различить его цвет.

– Вернись и расскажи нам, чем еще! – прокричал Джазз.

Раздался визг, что всегда сопровождает резкий поворот, и бот, уже значительно сбросивший скорость, появился вновь. Резко затормозив рядом с ними, он сказал:

– Штуки, которые сделают нас быстрее. Вот что мы делаем. Принимаем законы, которые помогают нам делать то, что сделает нас быстрее. И мне надоело уже говорить так медленно. Пока.

– Стой! – сказал Оптимус Прайм, когда бот вновь начал газовать.

Их собеседник был похож на бело-голубую каплю с крупнокалиберными орудиями по бокам, что достались ему от его альт–формы.

– Что "стой"?

– Мы проделали длинный путь, – сказал Оптимус Прайм. – Нам нужно поговорить с одним из ваших лидеров. У вас есть Высший Совет?

– Нет.

– Какие лидеры у вас есть? – Настаивал Оптимус. Но тут вмешался Джазз:

– Как тебя зовут?

– Можете называть меня Блурр, – был ответ, и Блурр снова исчез.

Они смотрели, как оседает за ним пыль.

– Торопливый какой, – сказал Джазз.

– Слишком торопливый, – сказал Персептор.

– Плохо, что он не торопится сказать нам то, что мы хотим знать, – сказал Оптимус, хмурясь в сторону Джазза, который прервал расспросы аборигена. – Нам придется...

– Что вы хотите знать?

Все четверо автоботов резко повернулись и увидели, как новый бот, чьего приближения они не услышали за визгом шин Блурра, вышел из своей гладкой, красного цвета альт-формы. Они был двухколесным, а сопровождавшие его четверо имели привычную четырехколесную конфигурацию и трансформироваться не стали, оставаясь на холостом ходу, словно готовились сорваться с места в любой момент.

– Можете звать меня Рэнсак. Вместе с Оверрайд я правлю этой планетой. Вы кто?

Оптимус выступил вперед.

– Я – Оптимус Прайм. Это – Персептор, Джазз и Бамблби. – Он указал на каждого автобота по очереди.

– Прайм? Ты Прайм? С Кибертрона? – Рэнсак скептически осмотрел его.

Сбитый с толку Персептор, привыкший все воспринимать буквально, оторвался от своих приборов:

– Откуда еще берутся Праймы? Ты что не знаешь, что только житель Кибетрона может носить этот титул?

Рэнсак перевел взор на Персептора со смешанным выражением раздражения и непонимания на лице.

– Нечего рассказывать мне старые сказки. Я их все слышал. – Он вновь повернулся к Оптимусу и спросил. – Почему ты зовешь себя "Прайм"?

– Не я дал себе это имя, – сказал Оптимус. – Это сделал Высший Совет. И Матрица Лидерства подтвердила их слова. Я несу ее на себе. – При этих словах сияние заструилось у него из корпуса, и этот блеск отразился в оптике Рэнсака. Лидер Велоситрона отступил.

– Это... правда? – Недоумение сменилось потрясением. – Как Прайм мог очутиться здесь? Космический мост не функционировал уже...

– Я знаю, – сказал Оптимус. – Это длинная история, и я бы предпочел не повторять ее дважды. Ты и Оверрайд лидеры планеты?

– Да. – Лицо Рэнсака приобрело странное выражение, и Оптимус почувствовал, что статус лидера Велоситрона либо уже под вопросом, либо скоро будет оспорен. – Но может, ты продолжишь и расскажешь мне все до того, как я отведу тебя к ней. Кто угодно может назвать себя Праймом и посветить туловищем.

– Ты так значит? – сказал Джазз и подступил к Рэнсаку. – Ты так, значит, будешь говорить с Праймом?

Несмотря на то, что Джазз вряд ли говорил всерьез, четыре компаньона Рэнсака ("А, скорее, телохранителя," – подумал Оптимус) сразу выскочили из пыли, что постоянно вилась над дорогой. Угрожающе гудя, они взвели орудия и зафиксировали их на Джаззе и прочих автоботах. Бамблби и Джазз сделали то же самое, в то время как не готовый к стычке Персептор отступил подальше, чтобы не задело в рукопашной.

Оптимус Прайм не шевелился и не сводил взгляда с Рэнсака.

"Конечно, не может быть все так просто, – думал он. – Но если они подерутся, события пойдут под откос".

– Джазз, – сказал он. – Отставить. Я бы тоже был настроен скептически на месте Рэнсака.

– Одно дело скептически, другое дело нахально, – ответил Джазз.

– Это мой мир, роботы, – сказал Рэнсак.– Это вы дерзите.

– Довольно, – прервал его Оптимус. – Джазз, я сказал, отставить.

Под презрительным взглядом Рэнсака Джазз сделал шаг назад и убрал орудия, но не стер выражения злости с лица.

"Не самое лучшее начало воссоединения Кибертрона и Велоситрона, – подумал Оптимус. – Но, по крайней мере, прямая стычка предотвращена".

– Итак, Рэнсак, – продолжил Оптимус. – Где Оверрайд?

– На гонках. Где же еще, – ответил Рэнсак. – Хотите встретиться? Попробуйте не отстать.

Когда Оптимус Прайм и остальные автоботы добрались до гоночного трека на окраине Дельты – самого крупного города Велоситрона – там, по сравнению с ревущими транспортными магистралями, было тихо.

Рэнсак уже ждал их:

– Тормоза, вы, ребята.

– Вообще тормоза, – бухнул кто-то из его свиты.

Оптимус предупреждающе поднял руку, предчувствуя колкость от Джазза.

– Вы профессионалы, сомнений нет, – сказал он. – Мы впечатлены. Как часто здесь проводятся гонки?

– Тут проводят состязания за титул чемпиона, – поправил Рэнсак. – По всей планете сейчас проходят отборочные соревнования. Лучшие приедут сюда. Самое интересное начнется, когда все районы пришлют своих победителей.

Рэнсак говорил и стремительно шагал вперед. Автоботам приходилось стараться изо всех сил, чтобы не отстать и ничего не упустить, следуя за ним через трибуны и колоссальный гараж в совсем уж исполинский ангар. В этот ангар влез бы "Ковчег" целиком, и еще хватило бы места для "Немезиды". Однако звездолетов в нем уже давно не держали. На Велоситроне все делалось ради скорости, и этот ангар не был исключением. В машинных отсеках одни боты трудились над другими, исправляя сотни мелких неполадок, что неизбежно возникают, когда заставляешь свою альт-форму работать на пределе. Одну из сторон целиком занимала аэродинамическая труба для замеров показателей сопротивления. Там же трансформирующиеся гоночные роботы жаловались на эти показатели своим помощникам.

Автоботы, привыкшие сталкиваться с гораздо более серьезными проблемами, только удивленно качали головами.

– Невероятно, они все свое время посвящают спорту, – сказал Персептор. Хотя сказал он это негромко, Оптимус все равно на него шикнул. Неизвестно, кто мог их услышать, а последнее, что им нужно, это настроить против себя хозяев.

Хотя в глубине души Прайм был согласен с Персептором. Кибертрон корчился в агонии войны, а тут все беспокоились только о том, как бы ехать быстрее. Зачем? Оптимус ощутил в себе желание встряхнуть кого-нибудь и закричать: "Что вы будете делать, когда появится "Немезида"? Чем тогда вам поможет ваша скорость? Готовьтесь!"

Но он справился с порывом: попридержал свой совет и просто прошел за Рэнсаком в один из углов ангара, где несколько роботов проводили техосмотр красно-белой и, естественно, гоночной альт–формы. Вооружение машины – двойные ракетницы – было столь искусно встроено, что не создавало помех при ускорении. Оптимус Прайм попробовал представить, каковы жители Велоситрона в бою. И, что еще более важно, как давно им приходилось испытывать себя в драке. Он был уверен: этот тест им придется пройти раньше, чем они думают.

Будто прочитав его мысли, красно-белая машина сменила форму и решительно зашагала в их сторону.

– Меня ищите? Я – Оверрайд, – сказала она. – Кто вы такие?

– Говорит, его зовут Оптимус Прайм, – ответил Рэнсак.

Оверрайд внимательно посмотрела на Оптимуса.

– Прайм? – повторила она с той же интонацией, что и до этого Рэнсак.

Культура и история Кибертрона действительно отличается от местной, подумалось Оптимусу. Это само по себе не было неожиданностью, но на практике оказалось совсем не таким, как представлялось в теории. Сколько жителей Кибертрона все еще верят в существование Велоситрона? Возможно, он когда-нибудь сможет вернуться и спросить у них лично.

– Прайм, – ответил он, позволяя Матрице обнаружить свое присутствие, однако не в такой нарочитой форме, как это было сделано для агрессивного Рэнсака. Он хотел показать ее только Оверрайд, а не всему ангару, просто как доказательство того, что он тот, за кого себя выдает – автобот, облеченный властью Праймов. Что бы слово "власть" ни значило на Велоситроне.

Некоторое время Оверрайд просто смотрела на него. Так долго, что Оптимусом овладело чувство неловкости. Он слышал как Бамблби и Джазз топчутся позади него, словно бы оглядываясь в ожидании драки.

А потом Оверрайд протянула руку и положила ему на плечо:

– Ты пришел вовремя, – сказала она.



Почитание их как спасителей было в самом конце списка всех возможных сценариев, которые представлял себе Оптимус Прайм, однако именно такой прием оказала им Оверрайд. Она собрала всех, кто был в ангаре, и провозгласила появление послов Кибертрона прежде, чем Оптимус успел ее предостеречь о необходимости перемолвиться словом с глазу на глаз до того, как делать публичные заявления.

– Наконец они пришли! – Ее слова встретили бурной радостью. Оптимусу и его команде рукоплескали, их хлопали по плечам, забрасывали вопросами и осыпали восторженными восклицаниями: "Мы так ждали! Мы почти не надеялись! Вы починили Космический мост? Почему вы так задержались?"

С трудом Оверрайд удалось угомонить собравшихся. Оптимус Прайм заметил, что толпа растет. Видимо, слух об их прибытии уже стал распространяться, чего, в общем, и следовало ожидать от трансформеров, ценивших скорость превыше всего.

– Я была бы рада предложить вам менее официальное приветствие, – сказала Оверрайд. – Но вы появились в трудные для нас времена.

Остро ощущая на себе чужие взгляды, Оптимус попытался увести внимание собравшихся в сторону от тех вопросов, что сначала должны быть обсуждены только с лидерами. Рядом с ним неловко терлись Персептор и Джазз. Даже находчивый Бамблби выглядел растерянным.

– Эти времена были трудными и для Кибертрона, – огласил он. – Но прямо сейчас мы можем отпраздновать будущее восстановление связей между нашими мирами. Космические мосты должны быть сведены вновь.

– Поскорее бы! – раздалось из толпы.

– Наши проблемы бессчетны, – сказала Оверрайд. – Ресурсы истощаются, меняется излучение нашей звезды. Вы еще не заметили этого, но скоро почувствуете. Солнечные бури портят и ломают наши средства связи, а на их восстановление мы тратим ценные ресурсы. Материалы, которые нужны для коммуникаций, редки, и возрастающая активность нашего солнца ведет нас к кризису. – Она помедлила, переводя взгляд с Оптимуса Прайма на Джазза, Бамблби и Сильверболта с таким видом, будто хотела убедиться, что они прониклись тяжестью положения.

– Вот почему я рада вашему появлению, – резюмировала она, не дождавшись ответа. – Мы очень долго ждали подмоги с Кибертрона.



В ожидании высадки на планету со вторым отрядом автоботов, Праул занимался тем, что слушал сообщения первой команды и рассматривал исчерченную линиями поверхность Велоситрона. Он думал, что был бы не прочь погонять с кем-нибудь из местных. На Кибертроне Праул считался одним из самых быстрых трансформеров и, бывало, тренировался на гоночных трассах Гидракса. Однако ему не потребовалось много времени, чтобы понять: скорость здесь возведена в ранг искусства. И, как любое другое искусство, эта скорость была бесполезна. Чем она им поможет? Праулу приходилось видеть, как в сражении гибли быстрые боты и выживали медленные. Сейчас он воспринимал все только через призму войны и редко доверял другим, после того как многие автоботы на его глазах превратились в десептиконов. С тех самых пор он все оценивал с точки зрения полезности в драке. И пока он глядел, как снуют туда-сюда по дорожным развязкам обитатели Велоситрона, у него крутилась только одна мысль: "Когда придет Мегатрон, это вас не спасет".

Зачем они гоняют? Что за трата времени! Они должны готовиться. Пусть они не знают о войне на Кибертроне, все равно, как можно сохранять наивную веру в безопасность вселенной? Пока они участвуют в гонках, смотрят гонки, тратят время на гонки, отовсюду может нагрянуть беда. История, которая не дает точного ответа почти ни на один вопрос, была однозначна, когда дело касалось войны. Война идет везде и от нее нельзя убежать.

Пока война не пришла на Кибертрон, он и сам думал по-другому. Он расследовал преступления и разыскивал нарушителей. Он верил в несокрушимость Кибертрона под охраной древней традиции каст, которая отвела ему долю служителя закона. Раньше он верил только в закон.

Началась война, и то, во что верил Праул, теперь стерто вместе с цивилизацией с лица Кибертрона, а сама планета изуродована. Все поставлено под сомнение, каждый идеал сокрушен, каждая искра добра погашена. Сейчас Праул был совсем другим. Типичная для любого полицейского недоверчивость обратилась в глубочайший цинизм, который он не отрицал, но и каяться не собирался. Вселенная была цинична. Войны велись не ради идеалов. Войны велись ради власти.

Но, несмотря ни на что, Праул был верен идеям автоботов. Даже в глубине своей циничной души он считал, что Оптимус Прайм справедливый лидер, а дело автоботов послужит Кибертрону. Но для воплощения даже самых светлых идеалов нужны совсем не добрые дела, и Праул был готов испачкать руки.

Ему не терпелось спуститься на планету и поближе познакомиться с ее обитателями. Не могли же все они быть такими легкомысленными. Он глядел вниз и видел цивилизацию, сознательно избегающую бросать вызов своим проблемам. Никакое общество не станет топить себя в пучине удовольствий, если оно не стремится к отрицанию глубоко укоренившейся проблемы, признать которую не хватает смелости. Он помнил довоенные годы, когда умножались гладиаторские арены, заведения типа "Шесть лазеров", гоночные треки наподобие Гидракса и другие фривольные места, призванные скрыть растущее недовольство закостенелой кастовой системой.

– Хаунд, – позвал он. – Когда мы спускаемся?

– Ждем команды Прайма, – ответил тот.

Двое других членов их команды – Сайдсвайп и Айронхайд – с головой ушли в техосмотр "Ковчега". Праул понимал, что они не спустятся на планету, пока осмотр не будет окончен, но все равно задал свой вопрос. Ему просто нужно было знать, не общаются ли Хаунд и Оптимус Прайм напрямую, исключив всех прочих из диалога. Это было частью полицейской психологии, которая выработалась с опытом; ему всегда хотелось знать, кто с кем говорил, и что они обсуждали, когда не хотели быть услышанными.

Это относилось к Оптимусу Прайму в той же мере, что и к любому другому автоботу. Праул считал, что ему отведена роль цербера, который предотвратит распри внутри группы и, если так случится, найдет и уничтожит любого шпиона десептиконов. Он не верил никому и счел бы себя опозоренным, если бы вдруг начал это делать.

– Странный мир, – произнес он.

Хаунд кивнул.

– Так и есть.

– Как думаешь, они действительно так поглощены своими гонками или...? – Праул не стал заканчивать фразу, давая Хаунду возможность ответить за него. Старая тактика допросов: пусть подозреваемый представит, что сам задал этот вопрос и выдаст то, что нужно следствию.

Он хотел опробовать эту тактику и на жителях Велоситрона. Что-то прогнило на этой планете, и он узнает, что именно.



Оптимус взвешивал каждое слово. История взаимоотношений Кибертрона и Велоситрона была такой древней, что ему не удавалось припомнить ни общей для них идеи, ни опыта. Хуже того, автоботы, которые сами недавно были беженцами, теперь странным образом обратились в спасителей, или что там представлялось Оверрайд. Ее реакция и публичное заявление поставило автоботов в трудное положение. А ее слова привлекли внимание Оптимуса к захламленности ангара: увешанным неподвижными машинами стенам и сваленным в кучу запчастям. У многих из присутствующих были явные технические проблемы, хотя нельзя сказать, что они были ранены или выведены из строя. Все ждали его ответа на речь Оверрайд, нервно трансформировались, рычали двигателями и напряженно переминались с ноги на ногу.

"Мы пришли в поисках временного пристанища, места, где можно восстановить силы, – думал он. – А нашли, если Оверрайд права, планету, которая почти в таком же бедственном положении, что и Кибертрон, пусть и без гражданской войны".

Бесполезно прятаться от правды, понял Оптимус, и нет причин замалчивать ее.

– Вам следует узнать кое-что о Кибертроне, – произнес он.

Все присутствующие замерли. Внезапное затишье выбило его из колеи, и Оптимус Прайм вдруг осознал, что между обитателями двух планет были мелкие, но отчетливые различия. Конечности и торс местных жителей были длиннее, тела обтекаемее, а орудия, казалось, служили больше для ускорения, чем для украшения или защиты. В целом, складывалось впечатление, что жители Велоситрона были созданы в первую очередь для скорости, и во вторую очередь для всего остального. Он опять попытался представить этих ботов в бою и оценить, не свело ли стремление к скорости на ноль их боевые качества. Но, может быть, им никогда и не придется это выяснять. Вид собрания наглядно демонстрировал разницу между обитателями двух миров и напоминал о зияющей временнóй пропасти между ними, которая не прошла незамеченной для обоих. Некоторые из местных были совершенно иной формы, лучше подходившей их родной планете. Оптимусу Прайму подумалось, что даже в отсутствие ВсеИскры жизнь продолжается.

Он чувствовал давление ожиданий этих странных, быстрых роботов и остро ощущал свою вину за то, что ему придется предать их надежды. В такие моменты он сожалел о том, что вообще покинул свои архивы и попал в эпицентр больших событий. Он был бы счастлив провести всю жизнь, собирая и упорядочивая записи. Но не этого ждали от него ВсеИскра и Матрица Лидерства. Они возложили на него другие обязанности, и он их исполнит.

И, если честно, так ли он был счастлив и удовлетворен? Почему тогда первая злая трансляция Мегатрона, взывающего из бездн Каона, подвигла Ориона Пакса на действия? Многого не знает о себе бот, думал Оптимус. Все мы шестеренки в машине истории.

И теперь Велоситрон тоже часть этой истории. Иначе Матрица не привела бы их сюда.

– На Кибертроне идет война, – сказал он. – Большая часть планеты лежит в руинах. ВсеИскра пропала. Я – предводитель фракции автоботов, которые противостоят врагам, что зовут себя десептиконами. Их ведет Мегатрон. Они уничтожили цивилизацию, которая существовала на Кибертроне миллиарды циклов со времен Века Гнева – вторжения Квинтессонов – сменившегося Золотым Веком, когда сеть Космических мостов соединила Кибертрон с окраинами галактики. Многое было утеряно с тех пор, сначала из-за пренебрежительного отношения, а потом сгинуло в войне. Враг – Мегатрон – не остановится до тех пор, пока не уничтожит всех автоботов и не приведет Кибертрон к тирании.

Единственным звуком в ангаре осталось тихое гудение моторов. Оптимус Прайм размышлял, что к этому добавить. Пока он не описал положение автоботов вслух, ему не приходило в голову представить, каково услышать все это в первый раз. Прожив так столько времени, он научился принимать существующий порядок вещей; но выражение лиц слушателей живо напомнило ему: новости были шокирующими.

– Мы ищем ВсеИскру, – сказал он. – И когда найдем ее, вернемся на Кибертрон и все исправим. На родине еще сохраняются очаги сопротивления. Десептиконы еще не победили.

– Тогда что ты делаешь здесь? – спросила Оверрайд.

"Хороший вопрос",– подумал Оптимус. И ответил на него честно:

– Матрица Лидерства привела меня сюда.

– Матрица Лидерства? – отозвалась Оверрайд. – Тебя ведут сказочные побрякушки? Видимо, все совсем плохо на Кибертроне.

Оптимус развел руки в стороны.

– Матрица – не сказка, – промолвил он, и лучи света вычертили ее контур сквозь его тело. Сияние заполнило ангар, вырывая потрясенные восклицания у собрания ботов. – Я несу ее на себе. Я – Прайм. Я призван вести автоботов и всех свободомыслящих существ, которые хотят видеть Кибертрон восстановленным в его вящей славе.

Из толпы вышел Рэнсак.

– Ты не наш лидер, – сказал он.

– Я – Прайм, – ответил Оптимус. – Выводы делай сам.

– Нам не нужны сказки, – рявкнул Рэнсак. – Нам нужны ресурсы.

"Как и нам", – подумал Оптимус Прайм.



Оптимус получил отчет от Сайдсвайпа, пилота корабля, в чьи прямые обязанности входила диагностика и ремонт "Ковчега". Звездолет был в приличном состоянии, лишь некоторые системы пострадали от взрыва последнего Космического моста Кибертрона. "Может ли он продолжать путь?" – спросил Оптимус. Ответ был положительным, но срок последующей службы их судна напрямую зависел от длительности ремонта и, в свете последних откровений Оверрайд, возможности достать для него материалы.

– Посмотрим, – ответил Оптимус. – А пока ты и твоя команда, можете спускаться. Рандеву на мои координаты.

– Понял, – проскрежетал голос Хаунда в приемнике. – Отправляемся с Сайдсвайпом, Праулом и Рэчетом.

"Сейчас передо мной стоит несколько задач, которые нужно решать одновременно", – размышлял Оптимус Прайм, разворачиваясь к делегации Велоситрона. Он должен сделать все возможное, чтобы "Ковчег" смог продолжить путь. Для этого надо заставить велоситронцев осознать ситуацию на Кибертроне, и самому понять, может ли он рассчитывать на их помощь. Наилучший вариант – это объединение усилий жителей обеих планет для ремонта Космического моста. Неизвестно, сколько прежних колоний Кибертрона лежит по другую его сторону. Оптимус начал осознавать, что частью его миссии по поиску и возвращению ВсеИскры станет восстановление связей с некогда обширной сетью колоний Кибертрона. Он позволил своему воображению немного уйти в сторону, представляя великую межзвездную конфедерацию, которая вновь получит ВсеИскру, что вознесет их на новые вершины прогресса, силы и влияния. Конечно, ничего этого не случится, если он не найдет саму ВсеИскру. И поэтому назад, к насущным вопросам.

Отдав приказание на высадку второй группе автоботов, Оптимус кивнул двум лидерам Велоситрона:

– Мы готовы предоставить любую посильную помощь, – сказал он. – Но, как вы слышали, нам самим тоже не помешает содействие.

Стоящие бок о бок Рэнсак и Оверрайд задумались о его предложении. Прочие трансформеры в ангаре вернулись к своим делам, выкинув пришельцев из головы, раз уж пищи для радости или волнения те им не дали.

"Наше появление ничего не изменило, – подумал Оптимус Прайм. – Мы принесли новости с Кибертрона, плохие новости. А наши плохие новости, это не новости для Велоситрона. Это просто пустой звук... пока не пришел Мегатрон".

Оптимус боялся, что обманутые надежды приведут велоситронцев к отчаянию, а отчаянье подготовит почву для Мегатрона. Последнее, что им или местным жителям было нужно, так это чтобы война охватила еще и другие планеты.

Взвизгнули тормоза, и перед ними возник Блурр.

– Так что, ты говоришь, что не спасешь нас?

– Мы для этого не в форме, – ответил Джазз. – Мы, возможно, и самих себя не спасем.

– А на Кибертроне война?

– Поэтому мы и отправились в путь, – ответил Оптимус Прайм. – Мы ищем ВсеИскру. И пока мы не найдем ее, Кибертрон не исцелится.

– Ну, что ж тут поделаешь, – сказал Блурр и пожал плечами, очевидно, пропустив всю речь мимо ушей. – Давайте лучше погоняем.



В определенный срок каждого звездного цикла* величайшие гонщики Велоситрона собирались на соревнования, известные как Спидия. Прибытие автоботов прервало приготовления к этому знаковому событию, но ненадолго. Большинство местных только мимоходом поглазело на этих странных ботов с планеты, которую они считали мифом (если вообще о ней знали), и вернулось к своей работе. Им нужно было заниматься подготовкой гонщиков, покрытием дорог и еще тысячей других дел. Спидия, без преувеличения, была важнейшей датой в их календаре. Зачастую переизбрание лидеров зависело от того, под каким номером они финишировали. И даже если чемпион Спидии не становился правителем планеты, недостатка в почитании у него не было. Оверрайд много раз побеждала в гонках, да и власть Рэнсака была из того же источника: во время гонок он осуществил величайший прорыв за всю историю соревнований, вырвавшись на последних пяти этапах в лидеры и только на бампер отстав от чемпиона. Он и его дружки, поведал им Блурр на пути в Дельту, частенько шептались о том, что Рэнсак на самом деле пришел первым.

– Но это неправда, – сказал Блурр. – Возьми хотя бы правила соревнований между двух– и четырехколесными. Рэнсака допустили только попробовать. И вообще, Оверрайд выиграла честь по чести. Я знаю, потому что я был третьим, прямо позади них. Но я тоже выигрывал потом. В этот раз я точно опять выиграю.

– Я не знал, что ты тоже гонщик, – сказал Джазз.

– Есть такое.

– Тогда почему мы здесь прогуливаемся вместо того, чтобы быть на треке, готовиться с остальными?

– Хочешь соревноваться? – поддел его Блурр. – Победи меня, а потом будешь учить, как готовиться к Спидии. Я все о ней знаю. Вот увидишь.

– Хорошо, – сказал Джазз. – Без обид.

Но реплика Блурра – "хочешь соревноваться?" – засела в голове у Оптимуса Прайма. И у него родилась идея. Он не был уверен, что это хорошая идея, но может статься, она окажется решением их проблемы. Чтобы разрядить обстановку, он позволил Блурру продолжать рассказ о гонках. Благодаря этому, когда Оптимус Прайм и прочие автоботы добрались до гоночного трека, они знали о Спидии больше, чем любой из ныне живущих обитателей Кибертрона. Блурр же оставил их, заспешив к своей команде для каких-то предстартовых проверок.

Хаунд с Рэчетом, Сайдсвайпом и Праулом появились, когда гонки уже готовы были начаться.

– Они говорят, что проводили гонки уже миллион раз, – сказал Джазз Рэчету. – Представляешь?

Рэчет пожал плечами.

– Почему бы и нет. Единственная задача для механиков – суметь их столько же раз пересобрать.

Типичный для Рэчета ответ, подумалось Оптимусу Прайму. Ему было интересно, как Спидия и вся инфраструктура более мелких районных гонок повлияла на дефицит ресурсов на Велоситроне. Если путь к спасению для велоситронцев будет связан с потерей самобытности, что они выберут?

– Печальная перспектива, – ответил Рэчет, когда Оптимус тихо, чтобы не услышали местные, посвятил группу в свои размышления. Прайм был согласен с этим утверждением, однако ответом на его вопрос это не было.

Послышался рев толпы и Оптимус, вместе со всеми Автоботами, заозирался, пытаясь понять, что происходит.

Центральный гоночный трек Дельты ("Один из двадцати восьми в этом городе", – с гордостью сообщил Блурр) располагался на огражденном стадионе овальной формы и представлял собой несколько прямых отрезков одинаковой длины, соединенных резкими, под сорок пять градусов, поворотами.

– Если разгонишься не вовремя, вылетишь с трассы, – пробормотал Праул.

Между дорожками на треке разместились спасатели, журналисты, ремонтные доки и пара рядов для важных зрителей и бывших чемпионов. Автоботам предложили эти места, но те предпочли общие трибуны вокруг стадиона, которые были в три раза выше второй по размерам постройки в столице. Оптимус Прайм хотел лучше понять настроения жителей Велоситрона, а не проводить все время с их лидерами, после чего обычные боты с ним откровенничать не станут. К сожалению, Оверрайд усложнила ему задачу, подсадив Рэнсака и его эскорт к автоботам для компании. Напряженные отношения между лидерами Велоситрона были очевидны. И Оптимус хотел бы знать, насколько прибытие автоботов усугубило ситуацию. Оба они, рассуждал он, постараются представить новости с Кибертрона в выгодном для себя свете. Ему нужно было быть осторожным и не поддаваться манипуляциям; давным-давно Мегатрон научил его всегда помнить о грязной политической игре.

Несмотря на все мысли, которые занимали его, Оптимус не мог не изумляться накалу страстей вокруг Спидии. Велоситрон не был густонаселен, и создавалось впечатление, что большая часть его жителей была сейчас или втиснута на трибуны, или кружила вокруг них, гоночной трассы и главного ангара, который, по-видимому, также играл роль центра политической жизни Велоситрона. Что угодно может происходить сейчас в отдаленных районах планеты, и никому не будет до этого дела, пока не кончатся гонки.

Десять альт-форм готовились к гонкам на линии старта. Они нервно ревели двигателями, катаясь туда-сюда, пока, наконец, сама Оверрайд не взошла на трибуну и не призвала всех к тишине, подняв руки.

– Величайшая традиция нашего мира, – загремел ее голос в громкоговорителях стадиона. – Спидия. Тест скорости и решимости. Эти десять гонщиков – лучшие из лучших. Они показали себя на гонках и на дорогах. Настала пора короновать нового чемпиона! – Толпа заревела, и Оверрайд сделала паузу, пережидая, пока восторги омоют ее и собравшихся внизу гонщиков.

– Лучшие из лучших – металлолом, – прорычал Рэнсак. – Я не участвую.

Оптимус Прайм счел за лучшее не напоминать, что в гонках не участвовала и Оверрайд. Очевидно, не всегда Спидия выбирала новых лидеров, иногда она просто проводилась для определения самого быстрого бота на планете и была скорее праздничным, нежели политическим событием. Рэнсак выглядел недовольным этим фактом, он прямо-таки ощутимо излучал раздражение. Оптимусу казалось, что лидер Велоситрона предпочел бы гонять сам, и, лучше всего, наперегонки с Оверрайд.

Никто из присутствующих, однако, этого не замечал... или не обращал внимания. Для них это были важнейшие гонки звездного цикла. Про политиков можно на денек и забыть. Оверрайд тем временем представила гонщиков, каждый из которых при звуке своего имени на мгновение выкатывался вперед, через стартовую линию. Последним был Блурр, который, если судить по реакции толпы, был самым популярным.

– А сейчас, – сказала Оверрайд. – На старт.

Трибуны разразились аплодисментами. Время пришло.



По сигналу Оверрайд гонщики сорвались с места. Они разогнались на прямом отрезке и вместе втиснулись в невероятный первый вираж. Оптимус Прайм видел гонки на Кибертроне, но это было нечто совершенно иное. Соревнования в Гидраксе были развлечением, здесь же они были кульминацией всей жизни Велоситрона. Гонки – жизнь; скорость – энергон. Перед ним сейчас действительно были лучшие из лучших. Оптимус обнаружил, что взволнован зрелищем.

Полный цикл составлял сто кругов по трассе. Расстояние, рассчитанное на испытание скорости и выносливости. Никаких остановок и никакого ремонта предусмотрено не было, и ничто не могло прервать процесс. Если случалась авария, оставшиеся гонщики должны были маневрировать между обломками на трассе.

Все десять гонщиков проехали первый круг вместе. Каждый старался оказаться в центре на поворотах, обогнать идущего впереди и толкнуть того, кто сзади. Первые двадцать кругов ушли у Оптимуса на то, чтобы разобраться в тактике, несмотря на поток комментариев от Рэнсака. На двадцать четвертом круге двое лидеров, прямо за которыми держался Блурр, столкнулись, выходя из поворота. Один из них, теряя контроль, закрутился и вынудил прочих гонщиков нарушить их сомкнутый строй. Вздох толпы сменился бурей возмущения, когда фанаты соперников стали обвинять разных участников в провоцировании аварии.

Следующие тридцать кругов прошли без происшествий, если не считать серию маневров и перетасовок в последней пятерке. Лидеры не менялись – они продолжали присматриваться друг к другу в преддверии второй половины гонки.

– Первые пятьдесят кругов, – сказал Рэнсак, – это практика. Следующие тридцать – это подготовка, а сама гонка случается на последних двадцати. К тому времени уже известно, кто на что годен.

Оптимус Прайм кивнул, но подумал, что такая характеристика гонок странно звучит из уст того, чья репутация зиждется на историческом прорыве в ходе последних кругов. Однако Рэнсак явно не ошибся, напряженность на треке продолжала нарастать. После экватора гонщики стали агрессивнее. На поворотах участились столкновения и соприкосновения, и несколько раз тот или иной бот вылетал из плотного строя и проталкивался обратно на следующих отрезках трассы. От ближайших соседей на Оптимуса изливался целый шквал комментариев, ругательств, радостных выкриков и иногда – исторических справок. Складывалось впечатление, что каждый житель Велоситрона был ходячей энциклопедией по истории Спидии, и все, что случалось на трассе, имело аналог в прошлом. Выяснилось, что бот в ряду прямо перед Оптимусом и прочими автоботами, был когда-то чемпионом Спидии. Его звали Хайтейл, и все вокруг, казалось, прислушивались к его мнению о гонке и ее истории. Оптимус решил, что после постарается потолковать с Хайтейлом наедине об отношениях между Рэнсаком и Оверрайд.

Он как раз размышлял о том, как это организовать, когда произошла авария: на заключительной стадии гонок бота внутри строя слишком сильно занесло на повороте, и он со всей силы врезался в ближайшего соседа. Попытавшись выровняться, виновник происшествия задел третьего гонщика, появившегося на внутренней стороне круга. Все трое потеряли управление: один врезался в бортик, а двое других закрутились и зрелищно перекувыркнулись через себя несколько раз. Радость толпы сменилась криками ужаса и воплями замешательства. Тот гонщик, что врезался в край арены, отскочил от него, вломился в строй машин, чудом не столкнувшись с другими участниками из-за того, что те вовремя бросились врассыпную, и, наконец, остановился вне трассы. Его перед был сильно смят и искрил, однако мотор продолжал реветь и силы в колесах хватило, чтобы увести бота подальше от дороги.

Двум другим гонщикам повезло меньше. Один из них лежал на внутреннем поле, оставив за собой дорожку из кусков исковерканного металла. Где-то в процессе он рефлекторно трансформировался, как это часто случается при серьезных ранениях. В какой-то момент он попытался встать, но не смог, и снова рухнул на утрамбованную землю. Последний пострадавший не укатился далеко – он врезался в стойку аудиосистемы стадиона. Стойка от удара задрожала и издала громкий звук, который перекрыл возбужденные крики толпы.

Ремонтная бригада, что стояла внутри поля, бросилась к гонщикам, достигнув обоих практически в тот же момент, когда они сами прекратили движение. Искры и дым почти полностью скрыли и стойку аудиосистемы и бота под ней, который тоже неосознанно трансформировался. Толпа ревела, и Оптимус не был уверен, радуются ли они аварии или тому, что никто не погиб. За свое короткое пребывание на Велоситроне он успел понять, что их культура сильно отличается от культуры доминиона.

Гонка, в которой теперь осталось только семь участников из десяти, продолжалась. Оптимус потерял счет тому, сколько кругов уже проделали двое ведущих гонщиков, по-видимому, где-то около девяноста. Они ехали колесо к колесу, иногда уступая лидерство друг другу на незначительную дистанцию, в то время как прочие участники продолжали маневры в группе позади них. Вопреки всему, Оптимус Прайм начал ощущать интерес. Спорт сам по себе не очень его интересовал, но когда внимание целой планеты приковано к какому-то событию, их энтузиазмом было трудно не заразиться.

Явилось непрошеное воспоминание: нелегальные гладиаторские бои, в которых Мегатрон впервые показал Ориону жестокий триумф битвы. Оптимус Прайм с ужасом осознал, что и тогда был захвачен происходящим не меньше... но, в то же время, он понимал разницу. Там на кону были жизни, искры, загубленные на варварскую потеху толпе, здесь же...

Он вновь посмотрел на центр поля, где пострадавшим гонщикам оказывали помощь. А была ли разница? Не изобрели ли местные жители гладиаторские арены на свой лад и с той же целью? Под угрозой истощения ресурсов, под нестабильным светилом они обратились к опасному спорту. Вместе с этим озарением Оптимус еще больше утвердился в мысли, что автоботы должны были появиться здесь. Матрица Лидерства не делала ничего зря, Велоситрону нужна помощь.

Зрители же, казалось, не подозревали о нависшем над ними роке, или же прямо сейчас он их не беспокоил. Напряжение на трибунах было почти невыносимым. Пол дрожал от рева и ритмичного топота. Над стадионом появилась надпись о том, что осталось три круга. Одним из лидеров сейчас был Блурр. Второй Оптимусу был неизвестен.

Рэнсак, посреди хаоса, склонился к Оптимусу, и, понизив голос, сказал:

– Видишь, в галактике нет ботов быстрее нас. Может быть Оверрайд и ждет, что ты спасешь нас. Но я не считаю, что нас нужно спасать. И уж точно не кучке беженцев, которые по дороге уничтожили свою планету. Ты нам не нужен.

Оптимус кивнул, позволяя Рэнсаку закончить. Одновременно с этим, он быстро выдал радиосообщение. Ему надоели оскорбления Рэнсака. Это следует пресечь в корне. Нужен только прецедент.

Сразу после того, как сообщение было отослано, с неба упал Сильверболт. Облитый ярким солнцем Велоситрона, он взмыл над лидерами гонки, вышедшими на финишную прямую. Оптимус Прайм наблюдал за ним со смешанным чувством удовлетворения и страха, зная, что на каждого ошеломленного этим шоу зрителя найдется еще один, оскорбленный в лучших чувствах. Он заранее отдал приказание Сильверболту быть наготове, намереваясь организовать этот пролет и показать тем самым, что автоботы подчинили себе силы, которые здесь не принимают в расчет. Даже если Оптимусу не удастся решить их проблему с умирающим солнцем и истощающимися ресурсами, он сможет уйти, поселив в жителях Велоситрона осознание того, что автоботы не просто беженцы. У жителей Кибертрона есть сила, воплощенная полетом Сильверболта, Матрицей Лидерства и титулом Оптимуса Прайма. Он сам давно понял, хороший лидер всегда постарается найти друзей, но иногда самый верный путь к прочному союзу лежит через демонстрацию силы. Когда поиск ВсеИскры уведет их прочь от Велоситрона (а случится это скоро), им нужно будет, чтобы их помнили долго. Особенно, если вслед за ними придет Мегатрон.

Сильверболт прошумел над финишной чертой одновременно с тем, как Блурр и его соперник завершили свой последний сотый круг. В центре поля загрохотали фейерверки, и несколько долгих мгновений никто не знал, кто стал победителем. Даже тем, чье внимание не было отвлечено выступлением Сильверболта, не удалось бы при всем желании назвать чемпиона – оба лидера шли так близко, что сам судья все еще продолжал советоваться с Оверрайд. Она выслушала его, что-то кратко сказала и забралась на подиум, который нависал над финишем со стороны поля. На трибунах нетерпение достигло апогея. Сильверболт, осыпаемый злобными выкриками, с акробатической точностью трансформировался в бота ровно перед тем, как его ноги с легким стуком коснулись земли.

– Да как ты посмел? – кричал Рэнсак на Оптимуса Прайма. – Проходимец!

– Да, посмел, – ответил Оптимус Прайм. – Я осмеливаюсь избавить тебя от твоей одержимости жалкими гонками, которые вы проводите под умирающим солнцем, и перед лицом опасности, которая придет по нашим следам. Ужаса, который вы никогда не встречали прежде.

Он обернулся, чтобы убедиться, что ближайшие к нему боты прислушиваются к его словам. Некоторые – из тех, что все еще были потрясены появлением Сильверболта в частности и его существованием вообще – слушали Оптимуса с гневом и замешательством на лицах. Нет способа сделать это безболезненно, думал он, но дело нужно довести до конца.

– Вы так увлечены Спидией потому, что сдались, – сказал он. – Вы думаете, что умрете, и давно оставили попытки предотвратить свою гибель. И мы, возможно, пришли не только за помощью.

Он помолчал.

– Мы пришли пробудить вас! Мегатрон найдет вас, и, когда это случится, он сокрушит вас, если вы не будете готовы. На твердой земле вы быстрее любого жителя Кибертрона. И я приветствую ваш прогресс. Но не позволяйте этой стороне вашей жизни поглотить вас, или война настигнет вас прямо в разгар гонок.

Последние слова он бросил в лицо Рэнсаку, и заметил, что Оверрайд смотрит на него с платформы для победителей.

– Может быть мы бродяги сейчас, но скоро то же случится и с вами. Если Мегатрон позволит вам прожить достаточно долго. Если мы хотим противостоять десептиконам и вашему гибнущему солнцу, мы должны объединиться.

Во взгляде Рэнсака была неприкрытая чистая ненависть. Его подхалимы и охранники уже подняли забрала. Но кроме этой враждебно настроенной группы, Оптимус Прайм видел, по крайней мере, нескольких зрителей, которых его слова заставили задуматься. Оставалось только выяснить, как отреагирует Оверрайд.

"Если у тебя есть враги, – подумал Оптимус Прайм, – то сейчас им самое время заявить о себе".

Он сожалел о тех неприятных чувствах, которые мог вызвать у рядовых ботов. Неприятно, когда маневры политиков отражаются на населении. Но как он мог поступить иначе? Ему нужно было, чтобы Рэнсак показал свое истинное лицо всем обитателям Велоситрона, а не только своим лакеям, которые и так прекрасно его знают, но, несмотря ни на что, остаются верны. Этой цели он достиг. Прочие последствия он будет ликвидировать по мере возникновения. Сама возможность того, что Велоситрон вступит в войну на стороне автоботов, напрямую зависела от того, сможет ли он выявить потенциальных сторонников десептиконов... тех, что переметнутся на сторону Мегатрона, как только он явится.

А это, Оптимус был уверен, случиться рано или поздно. У него не было доказательств, но и избавиться от этого предчувствия он не мог. Война за Кибертрон скоро станет войной за каждую планету, где живут как выходцы с самого Кибертрона, так и их отдаленные родственники. Оптимус Прайм и автоботы не могли допустить повторения ситуации, которая сложилась на их родной планете, когда они вынуждены были только защищаться.

Шум на стадионе усилился. Группа ботов с трибун повалила ограждение и высыпала на поле, окружая Сильверболта. Другие (менее заинтересованные в политике, решил Оптимус), окружили двух лидеров, которые уже сменили форму и проходили сейчас пост-гоночный медицинский осмотр. На другом конце поля чинили трех жертв произошедшей ранее аварии. Одна из них уже была на ногах.

Перекрывая весь гам, зазвучал голос Оверрайд.

– Жители Велоститрона, – провозгласила она. – В одном из самых тесных финишей в истории нашей планеты победил... Блурр!

Оптимус Прайм не думал, что это возможно, но шум и крики на поле стали еще громче. Гром оваций, казалось, обрушит трибуны. На секунду Оптимус даже усомнился в том, что бы прав, приказав Сильверболту совершить этот пролет. Он недооценил глубокую любовь местных жителей к своим гонкам; автоботам не пойдет на пользу, если их запомнят как выскочек, попытавшихся саботировать самое главное событие планеты, посеяв на нем хаос.

Блурр воздел руки к небу, запрокинул голову и издал триумфальный вопль. Окружившие его обожатели повторили этот жест. Даже некоторые из тех, что бросились поначалу к Сильверболту, на мгновение забыли об автоботе. Похоже, Блурр воистину был любим. Его побежденный соперник пожал ему руку и похлопал по плечу. На другом конце поля экипаж механиков и медиков сгрудился траурной группой. Оптимус услышал, что в толпе говорили про Сильверболта и почувствовал облегчение, поняв, что многие восприняли этот полет как дополнение к шоу, но звучали и нотки затаенного недовольства, которые ему не понравились. Хотя пока что только гонки занимали умы всех, и на это, собственно, Оптимус и рассчитывал.

Последовало вручение трофея чемпиону. В этот момент Сильверболт, равно как и остальные автоботы, был уже прочно забыт. Даже Рэнсак на мгновение оторвал взгляд от Оптимуса Прайма и посмотрел на помост, где Оверрайд только что извлекла трофей из ниши на платформе и подняла его вверх.

– СПИДИЯ! – хором взвыли собравшиеся.

– Этот трофей – древнейший из наших артефактов, – провозгласила Оверрайд. – Это символ нашей культуры и знак абсолютной скорости!

Она протянула его Блурру, и тот возложил на него руки. Пока они держали его вместе, а арена тонула в оглушающем реве толпы, Оптимус Прайм почувствовал необъяснимое желание пристальнее рассмотреть этот трофей. Хотя их и разделяло слишком большое расстояние, Оптимус видел составляющие его остов четыре стержня из металлического сплава, увенчанные пирамидой, по которой змеились похожие на молнии царапины.

Работник архива внутри Оптимуса Прайма хотел бы знать: кто создал этот трофей и когда. Однако очевидно было, что он единственный, кто проявил любопытство. Для всех жителей Велоситрона это был приз для победителя, который в этот раз, купаясь в лучах славы, держал над головой Блурр.

Оверрайд, наградив чемпиона, теперь медленно пробиралась через толпу. Море ботов колыхалось вокруг Блурра, хлопало его по спине и тянуло руки к трофею. Оптимус Прайм подождал, пока Оверрайд преодолеет расстояние между ними и заберется на зрительскую трибуну. Чем ближе она подходила, тем дальше отодвигался Рэнсак, шепчась о чем-то со своими приближенными. Поначалу Оптимусу казалось, что его собственные действия или даже само появление автоботов усугубило раскол между лидерами. Но чем дольше он наблюдал за происходящим, тем больше убеждался, что непрочное равновесие было нарушено не им. Оно исчезло гораздо раньше. И реакция Оверрайд только укрепила его в этом мнении.

Оверрайд указала на Блурра, одновременно делая знак Оптимусу следовать за ней на поле, где Сильверболт бубнил в свой радиоприемник:

– Что делать, если станет жарко, Прайм? – спрашивал он. – Тут рядом со мной несколько разозленных ботов.

– Улетай, если придется, – сказал Оптимус. – Но не вступай в сражение ни при каких обстоятельствах. Мне кажется, подмога уже в пути.

Он был прав. Оверрайд взяла Блурра за руку и, подняв ее вверх, повела победителя на поле к Сильверболту. Толпа, окружившая автобота, слилась с радостными болельщикам Блурра и с другими ботами, которые спустились на поле после сумасшедшего финиша.

Согласно традиции Велоситрона, после гонок всегда устраивали всепланетное празднество, в особенности, как узнал Оптимус, если в гонках не решалась судьба политиков. Судя по всему, на поле уже начали праздновать. У многих в руках появились банки с разнообразными опьяняющими напитками, и Сильверболт превратился просто в любопытный экспонат. Толпа зрителей, что оставалась на трибунах, начала тянуться к ангару, где должен был состояться главный праздник. Похоже, все закончится миром. Единственное, что вносило диссонанс – это исчезновение Рэнсака и толпы его прихлебателей.

Оптимус и другие автоботы воссоединились с Оверрайд, Сильверболтом и Блурром на поле, посреди послегоночного хаоса, и уже оттуда Оверрайд повела их в ангар, где Блурра тут же осадили его собственные диагносты. По окончании осмотра он отмахнулся от ремонтников и направился прямиком к Сильверболту.

– Я помню, ты сказал, что я быстрый, – сказал он. – Так и есть. Но быстрое колесо и быстрое крыло – это не одно и то же.

– Да, в воздухе куда меньше трения, это точно, – согласился Сильверболт.

– Я слышал о Сикерах, – продолжал Блурр. – Но ты первый, кого мы видим. Так ведь, Оверрайд?

Она кивнула.

– У нас Сикеры всегда считались лишь легендой. Не думаю, что они здесь вообще бывали. Мы боты колеса и дороги.

– Я не Сикер, – сказал Сильверболт. – Мегатрон и Старскрим сделали их всех десептиконами.

– Этих имен я не слыхала, – сказала Оверрайд.

Оптимус Прайм не хотел портить никому настроения, но все его мысли занимал Рэнсак.

– Скоро услышишь, – сказал он, но никто не обратил на него внимания.

Оптимусу было непривычно осознавать, что к нему не прислушиваются. В каком-то смысле он даже был этому рад. Его тяготило то, что любой бот, оказавшийся в зоне слышимости, начинал ловить каждое его слово. Здесь, посреди большой и шумной толпы, для которой Кибетрон и война были лишь сказкой, он получил возможность слиться с остальными и на время снять с себя груз ответственности.

Кто-то из болельщиков Блурра, что стоял в стороне от прочих, спросил:

– Эй, Сильверболт. Ты самый быстрый летун там у вас?

Сильверболт задумался.

– Не видел никого быстрее, – ответил он. – Но с другой стороны, у нас никогда не было соревнований.

– У Мейнспринга навязчивая идея. Он хочет знать, кто самый быстрый, лучший и большой. Ему нравится все измерять, – расхохотался Блурр.

– Ну, может быть у меня будет шанс погонять со Старскримом при следующей встрече, – решил продемонстрировать свою удаль Сильверболт.

Оптимус даже задумался, каков был бы исход у подобных состязаний в небоевой обстановке.

Имя Старскрима напомнило ему, что он не может больше игнорировать свои прямые обязанности, и что возможность оставаться анонимным больше не существует для Оптимуса Прайма. Слишком мало времени.

– Оверрайд, – сказал он. – Могу я поговорить с тобой?

Она кивнула, и они отделились от прочих, чтобы побеседовать в тихом углу ангара.

– Я должен извиниться, – сказал он.

– Да, должен, – сказала она. – Ты понятия не имеешь, что натворил.

– Нет, имею. Но кое-что я действительно не учел. Например, – сказал Оптимус, пристально наблюдая за Оверрайд, – желание Рэнсака прибрать к рукам весь Велоситрон.

Оверрайд помолчала.

– Я бы справилась с ним, если бы вы не явились сюда, – сказала она.

– Уверен, ты все еще можешь это сделать, – сказал Оптимус. – Мне кажется, ты сильнее его.

Глядя ему прямо в глаза, Оверрайд сказала:

– Ты думаешь, ты сильнее Мегатрона?

На это у Оптимуса не было ответа.

– Скоро мы должны будем улететь, чтобы продолжить поиск ВсеИскры, – продолжил Оптимус. – Если придет Мегатрон, вы будете сражаться с ним?

– Ты хочешь сказать, будет ли с ним сражаться Рэнсак? – поправила его Оверрайд, и Оптимус кивнул. – Тогда ответ такой же: я не знаю. Мы в отчаянии, Прайм. А в отчаянии боты обращаются к своим лидерам, путая тиранию с силой. Я уже давно боюсь, что дела здесь примут такой оборот. Гонки могут нас занять на какое-то количество циклов, но потом нам все равно придется признать, что без чьей-либо помощи нам не выжить на этой планете.

– Это одна из причин, по которым я хотел, чтобы на Велоситроне увидели силу автоботов. Ты можешь положиться на нас.

– До тех пор пока вы не уйдете, – ответила Оверрайд.

– До того как мы уйдем, я надеюсь, мы сможем заставить Космический мост вновь заработать, – сказал Оптимус Прайм.

Растерявшись, Оверрайд замолчала, словно бы проигрывая его слова в уме.

– А ты можешь?

– Я бы не хотел ничего обещать, но да. Я думаю, мы можем.

Оверрайд задумчиво кивнула, глядя на своих соотечественников, прогуливающихся по большому ангару.

– Если это так, то ты оставишь лучший след, чем надеялся, – сказала она. – И все же, я не могу предугадать, что повлечет за собой появление этого Мегатрона.

Зато Оптимус Прайм мог. Куда бы ни являлся Мегатрон, за ним следовало только одно.

Война.



Все последующие солнечные циклы они были заняты необходимым ремонтом "Ковчега" и, как и обещал Оптимус, решением проблемы Космического моста. Однако, кроме этого, у Прайма на Велоситроне была еще одна цель, о которой он никому не рассказывал. Матрица сообщила ему – на этой планете есть нечто, что он должен увидеть.

Оверрайд приставила к Оптимусу эскорт в лице бота Клокера, желая, чтобы гость сохранял осторожность и не настраивал против себя жителей планеты, вдобавок к тем, кто уже его недолюбливал. Импульсивный и порывистый Клокер напоминал Оптимусу велоситронскую копию Бамблби, и в качестве уступки Оверрайд, он позволил Клокеру сопровождать себя повсюду, кроме тех встреч, куда были допущены только Сильверболт, Рэчет и Джазз.

Оптимус Прайм не тяготился обществом Клокера, хоть тот и тараторил без умолку. Его болтовня напоминала Оптимусу о Бамблби в старые добрые времена, укрепляя тем самым решимость не допустить страданий этого народа от рук Мегатрона, как это произошло на их собственной планете. Клокер задавал кучу вопросов о Кибертроне и о войне, но Оптимус с неохотой отвечал на них, его больше интересовала история Велоситрона. Например, как-то раз на пути из ангара к баракам, где Оверрайд отвела автоботам место для стоянки, он стал расспрашивать Клокера, почему на Велоситроне все увлеклись скоростью.

Оптимус послал вторую команду под началом Хаунда создать карту планеты. Все материалы "Ковчега" уже мегациклы как устарели, и было бы неправильным оказаться на Велоситроне и не составить хорошей карты. Оверрайд предложила им свою, но здесь, как выяснилось, не очень-то интересовались картографией; то, что она им дала, было изумительно детальной матрицей дорог с центром в Дельте, но безо всякой информации о прочих объектах. Оптимус решил поступить как все прочие исследователи: послал команду и проследил за тем, чтобы ее сопровождали служебные боты Рэнсака и Оверрайд.

Размышляя о напряженности в отношениях между лидерами, Оптимус припомнил кое-что:

– Джазз, – сказал он. – Хочешь услышать шутку?

– Всегда.

– Когда-то я думал, что если я стану Праймом, то мы с Мегатроном сможем разделить эту власть и положить конец войне.

– Разделить власть? – сказал Джазз и стал смеяться, громко и долго. – Хорошая шутка.

Но это не было просто шуткой. Оглядываясь назад, Оптимус Прайм понимал, что был фатально наивен, даже в теории рассматривая эту вероятность. Посмотрев вокруг, он понял, что совместное правление Оверрайд и Рэнска было наполнено подковерной борьбой, которая рано или поздно приведет к открытому столкновению. И казалось ему, что скорее рано.

Когда дело касалось разведки, у Оптимуса Прайма был, по крайней мере, один бот, к которому он мог обратиться. Оптимус послал за Праулом.

– Возможно, тебя уже посещала эта мысль, – сказал он, когда Праул появился, и они отыскали сравнительно уединенное место для разговора: тупик, окруженный пустующими мастерскими и маленькими заводиками, в которых уже начала оседать вездесущая пыль. – Мне кажется, назревает серьезный раскол между Оверрайд и Рэнсаком.

– Ясное дело, – сказал Праул. – Это место вот-вот рванет.

При обычных обстоятельствах Оптимус счел бы это преувеличением. Гражданская война на Кибертроне довела врожденную подозрительность Праула практически до настоящей паранойи. Он видел заговоры и затевающиеся революции на каждом углу, где встречались три бота.

Но в этот раз Оптимус склонен был согласиться.

– Оглядись, – сказал он. – Интересно, что ты сможешь узнать о том, кто с кем в союзе, и к кому из лидеров больше склоняется население. Пока мы работаем над Космическим мостом, я бы хотел быть уверен, что Велоситрон не взорвется под нашими ногами.

Ему неприятно было говорить это и осознавать, что само прибытие автоботов крайне плохо отозвалось на Велоситроне. Теперь на Оптимуса была возложена двойная ответственность удержать этот эффект в узде... и убедиться, что лидеры Велоситрона поняли, каковы ставки в борьбе автоботов и десептиконов.

– Оптимус Прайм, – сказал Праул. – Я могу наблюдать, я могу сообщать. Но при каких условиях я уполномочен действовать?

– Только в условиях прямой угрозы, – ответил Оптимус Прайм.

– Для меня или для других?

После краткого размышления Оптимус сказал:

– В обоих случаях. Но Праул, постарайся избегать проблем. Собирай информацию. Пусть это будет твоей первоочередной задачей.

– Понял, – сказал Праул, и оба зашагали обратно к центральному ангару у трассы, поддерживая невинный разговор по пути специально для посторонних ушей.

Сейчас Велоситрон из гостеприимного оазиса превратился в место, кишащее опасностями. Ну, или, по крайней мере, думал Оптимус, предусмотрительность сейчас требовала такого настроя.

Последующие циклы не были богаты событиями. Праул наблюдал, а Оптимус Прайм консультировался с Оверрайд, и реже с Рэнсаком, о ситуации на Велоситроне, которая казалась в точности такой отчаянной, как и описала при их первой встрече Оверрайд. Персептор и прочие ученые на борту "Ковчега", что активно изучали светило Велоситрона и минеральные запасы планеты, обнаружили, что опасения были полностью оправданы. По галактическим масштабам Велоситрону почти вышел срок.

И они взялись за дело. Джазз собрал команду из местных под предводительством Мейнспринга (из команды Блурра), которые согласились приложить все свои инженерные знания для восстановления моста. Поскольку Спидия только что завершилась, у них не было неотложных дел, и как добавил один из велоситронцев: "Нудное это дело – все время заниматься только гонщиками". Рэчет, Джазз и эта команда проводили много времени у моста и в архивах "Ковчега" в поисках информации, и, судя по тому, что говорил Джазз, дела продвигались.

Слухи об их успехах распространились, и жители планеты стали понимать – автоботы не задержатся надолго. Вскоре после последнего отчета Джазза один из местных приблизился к Оптимусу и сказал нечто, чего тот совсем не ожидал:

– Я хочу уйти с вами, – сказал Мейнспринг. – Я, может быть, и не с Кибертрона, но мне никогда не было места и на этой планете.

– Спрашивал ли ты разрешения у Оверрайд?

Мейнспринг рассмеялся.

– Это не тюрьма. Я могу уйти, если захочу, и Оверрайд не будет до этого дела. Просто до твоего появления мне некуда было идти.

– Возможно это и сейчас так, – ответил ему Оптимус. – Если ты уйдешь с нами, ты можешь никогда не вернуться.

– Меня это устраивает, – сказал Мейнспринг. – Не знаю, заметил ли ты, но если боту нет дела до гонок, то больше тут нечем заняться.

– А чем бы ты хотел заняться? – вмешался Джазз.

Мейнспринг пожал плечами.

– Другими машинами. Разбирать их и собирать. Мне нравится все измерять. Особенно время. Мне нравится отсчитывать время.

– Я так понимаю, на "Ковчеге" у нас появится много часов, – хохотнул Джазз. Никто не рассмеялся.

– Ну и ладно, – сказал он. – Тогда я...

– Да, – сказал Оптимус Прайм. – Продолжай заниматься мостом.

– Что скажешь?

Оптимус Прайм постучал пальцами по груди, под которой Матрица Лидерства призывала его продолжать путь. Куда, он не знал, и зачем тоже, но Матрица откроет ему свой замысел в нужное время.

– Прежде чем мы уйдем, мне нужно сделать еще кое-что, – сказал он. – Мейнспринг, я поговорю с Оверрайд. И, Клокер, если у тебя сейчас нет других дел, мне бы пригодился гид.

– Пошли, – отозвался Клокер.

Оптимус Прайм кивнул ему и трансформировался. Клокер сделал то же самое, и вместе они покинули Дельту, направляясь на юг через просторы экваториальной пустыни Велоситрона.

Матрица говорила с ним. Не словами, и даже не последовательностью электрических импульсов в схемах, а непостижимым образом через энергон – то топливо, что поддерживает жизнь во всех выходцах с Кибертрона. По крайней мере, так рассуждал сам Оптимус Прайм, хоть и не делился этими мыслями ни с кем.

Оптимус стоял на южном магнитном полюсе Велоситрона, в одном из тех редких мест, что было оставлено холмам и узким каньонам, а не срыто, как прочие, на радость велоситронским гонщикам. Оптимус хотел бы знать почему. Без сомнения, у местных жителей было достаточно времени, чтобы надеть на эту часть мира бетонный ошейник. Не избегали ли они этого из-за каких-то предрассудков? Если так, то интересно, из-за каких именно. По возвращении к громадному узлу дорог на экваторе, он обязательно спросит. Но сейчас он должен кое-что отыскать.

К счастью, его поиски не продлились долго. У самого полюса Оптимус Прайм обнаружил монолит, пятиугольный в поперечнике и в пять раз выше его самого. На основании кто-то начертал символы, которые Ориону Паксу уже приходилось видеть на переплете "Заветов Праймуса", но что они означают, он не знал. Вероятно, это было известно Альфа Триону. Оптимус не мог понять, зачем Матрица привела его сюда: гладкий, если не считать символов, монолит был, по всей видимости, артефактом Тринадцати, чья тайна вечна и непроницаема.

Оптимус Прайм стоял перед памятником прошлому и ждал знака.

– Мне тут не нравится, – произнес Клокер. – Медленно тут.

– Медленно, – задумчиво повторил Оптимус. Да, медленно.

Когда шум двигателей перестал оглушать его сенсоры, мир стал казаться совсем иным.

Прайм не слишком много говорил с Клокером по дороге сюда и знал, что его молчаливость раздражала спутника, который, подобно большинству местных лихачей, болтал, можно сказать, без остановки. Он хотел разузнать про Кибертрон, про Космические мосты, про другие затерянные колонии... и про войну. Оптимусу не очень хотелось говорить на подобные темы с этим юным ботом, но он честно пытался. И сейчас, когда они прибыли в это медленное место, не подпускавшее к себе безумный ритм Велоситрона, он попытался снова.

– Матрица Лидерства вела меня, – сказал он. – Здесь есть что-то, что нам необходимо найти. Что-то, что мне необходимо найти.

– А можно мне на нее посмотреть? – спросил Клокер, как будто Матрица была чем-то, что Оптимус держал в карманном отсеке.

Оптимус покачал головой.

– Она являет себя, когда сама того пожелает, – ответил он. – Иногда это могу сделать и я, но только с ее разрешения.

Клокер задумался на время, которое ему самому представлялось долгим, тогда как Оптимусу показалось, что его снова прервали:

– Что мы ищем?

– Я не знаю, – сказал Оптимус Прайм. – И узнаю ли, предстоит решить самой Матрице.

– На что похож Кибертрон? – выпалил следующий вопрос Клокер, и опять сразу после того, как Оптимус закрыл рот.

Оптимус собрался было сказать правду, но еще раз взглянув на этого молодого бота – амбициозного, напористого и оптимистичного, вдохновленного самой возможностью быть рядом с почти что легендарным кибертронцем, – понял, время для правды еще не пришло.

– Кибертрон все еще сердце нашей цивилизации, – ответил он. – Все мы вышли из него, и с ним себя отождествляем.

– Ну, не знаю, – сказал Клокер. – Я, вообще-то, с Велоситрона.

– Ты долго жил здесь, – сказал Оптимус. – Но Колодец ВсеИскры един для всех. И он на Кибертроне.

Однако пока Оптимус Прайм произносил эти слова, он сам засомневался в своей правоте. Уж очень многие местные жители слишком отличались от автоботов. Они появлялись и развивались здесь без участия ВсеИскры.

Клокер невольно озвучил вопрос самого Оптимуса Прайма:

– Но раз ВсеИскры здесь больше нет... – он прервался, и они в молчании двинулись дальше.

– ВсеИскра вернется, – сказал Оптимус Прайм. – Я собираюсь найти ее и вернуть на место. Это положит конец войне и оживит Кибертрон.

Он помолчал.

– А знаешь, что еще я сделаю?

Клокер уже умчался вперед, но сбавил ход, чтобы поравняться с Оптимусом.

– Что?

– Я собираюсь заставить Космические мосты работать вновь. И построю новые там, где они были разрушены, – ответил Оптимус. – Тогда ты сможешь увидеть Кибертрон своими глазами.

– Скорей бы! – воскликнул Клокер и снова понесся вперед. На этот раз Оптимус поднажал сам. В велоситронцах было что-то (может быть, сам их облик вкупе с безумной и заразительной жаждой скорости), что побуждало тебя ехать быстрее... или может это был сам воздух Велоситрона?

Ночью на трассе, опустошенной гремящим по Велоситрону праздником, тайно встретилась группа ботов. Трое из них были доверенными лицами Рэнсака, которые уже пытались осторожно расспрашивать гостей с Кибертрона: "Что на самом деле у вас произошло? Кто такой Оптимус Прайм, и почему вы ему подчиняетесь? Что ждет Велоситрон теперь, когда кончились циклы его изоляции?" В конце концов, один из пришельцев согласился на серьезный разговор, но только вдали от ушей лидеров обеих планет. Так договорились об этой встрече.

Одного из посланцев Рэнсака звали Хайтейл. Когда-то он носил другое имя, но уверенность в этом давно была стерта прошедшими циклами. Единственный в компании кибертронец озвучить свое имя отказался:

– Можешь называть меня 777, – сказал он. – Так меня когда-то звали. Я был охотником за головами в Зольных Болотах, что лежат между Плато Гидракс и городом Каоном. Слыхали об этих местах?

Никто из собравшихся не мог ничего припомнить. Хайтейл уж точно.

– Видите, – протянул 777. – Не с Кибертрона все вы, а с Велоситрона! Да, ВсеИскра дала вам жизнь, но жизнь эта принадлежит только вам, и Кибертрону вы ничем не обязаны. – И, помолчав, добавил. – Особенно после того, как Оптимус Прайм выбросил ВсеИскру в космос.

– Зачем ему это делать? – спросил Хайтейл.

– Затем, что, по его мнению, простые кибертронцы не могут сами принимать решения, – ответил 777. – Когда-то он сам был революционером, но Высший Совет Кибертрона дал ему слишком много власти. Они назвали его Праймом, и он забыл о рядовых ботах. А когда началась война, он больше не хотел никого освобождать. Он хотел только вести за собой.

Последовала еще одна пауза, после которой 777 продолжил:

– А если он не мог вести их – или они сами того не желали – он их уничтожал. Вот почему на Кибертроне до сих пор война. Вот почему Оптимус Прайм бежал через всю галактику. Власть ударила ему в голову.

– А какое нам дело до Кибертрона? – спросил Хайтейл. – Мы-то здесь.

– Так и я здесь, – сказал 777. – А заодно и Оптимус Прайм. Нельзя вам больше закрывать глаза на то, что происходит на Кибертроне. Космические мосты будут восстановлены, и вам придется выбирать. Оптимус Прайм ведь не единственный лидер Кибертрона. Там достаточно ботов, которые не разделяют его идей.

– Сколько циклов назад ты видел Кибертрон в последний раз? – спросил еще один из тройки, и Хайтейл загудел, чтобы тот не прерывал: старика трясло от желания услышать больше и, чтобы сжечь лишнюю энергию, он запустил двигатель работать вхолостую.

– Я был там гораздо позже тебя, бот, – сказал 777.

– Как тебе верить, – сказал Хайтейл, – раз ты даже имя свое не говоришь?

– Зачем? Откуда я знаю, что могу вам доверять? Откуда я знаю, что вы не покатитесь прямиком к Оптимусу Прайму и не перескажете мои слова?

Несколько минут тишину нарушал только шум двигателей. Хайтел больше всего на свете хотел оставить все как есть, забыть услышанное и вернуться к привычной жизни: быстрой езде, поиску способов ездить быстрее и строительству дорог, по которым можно будет ездить еще быстрее. Но рядом с ним были еще трое. И когда стало казаться, что 777 вот-вот сдастся и уедет, один из них вдруг попросил:

– Расскажи поподробнее.



Этот бот был начальником команды механиков. Из тех, кто всю жизнь проработал на гонщиков, не имя возможности гонять самому, и, конечно, был недоволен положением дел. Не каждый на Велоситроне в состоянии быть самым быстрым, а Блурр и вовсе может быть только один. Но мечта-то есть у каждого. Мечта Бэкфайера умерла давным-давно, пока он смотрел, как прочие боты меняют оснащение или получают такую возможность благодаря какой-нибудь крупной гоночной команде. Такие счастливчики превращались в знаменитостей, в то время как боты наподобие Бэкфайера горбатились в тени ангаров и смотрели как восхваляют плоды их трудов, понятия не имея, кто на самом деле их автор.

Ну, допустим, последнее было не совсем правдой. На такой планете, как Велоситрон, хороших механиков уважали, ими даже восхищались. С этим Бэкфайер не мог поспорить. Но еще он понимал, что шансов на участие в гонках у него нет, и не потому что он плохой гонщик, а потому, что не водит дружбы с кем следует. Он гонял на пустырях, на коротких подъездных путях и даже выиграл пару заездов. Но давно уже стало ясно – не быть ему чемпионом. Он много циклов знал Блурра, баловня судьбы. Сам Бэкфайер никогда не был таким быстрым и никогда таким не станет, несмотря ни на какие переделки и манипуляции со своей альт-формой.

Тогда он стал начальником механиков, уважаемым среди них ботом, и потихоньку продолжал карабкаться вверх по карьерной лестнице до тех пор, пока не превратился в заместителя Мейнспринга в команде Блурра – гонщика, к которому целили все механики Велоситрона. Но уважение, которое он заработал, было сродни тому, какое генерал оказывает полезному младшему офицеру. Это было снисхождение, а он хотел совсем не этого.

Вот почему он решил разговорить 777. Конечно, тот заблуждался, утверждая, что все они с Киберторна, но Бэкфайер все равно хотел услышать побольше об этом Мегатроне.



Праул прислушался. Он улавливал лишь некоторые реплики, но и их было достаточно, чтобы понять – речь шла о Мегатроне. Неужели десептиконы нашли дорогу на Велоситрон раньше, чем автоботы бежали с Кибертрона? Это казалось маловероятным. Даже Шоквейв не обладал достаточной научной базой, чтобы переносить ботов через пространство и время.

Единственный вариант – это предатель на борту "Ковчега".

Праул был участником многих секретных операций и проник в большее число запретных уголков, чем кто-либо из ныне живущих автоботов. И даже несмотря на это, он оказался не готов к этой новости. Хуже того, предателем был один из тех автоботов, которых избрал для путешествия на "Ковчеге" сам Оптимус Прайм.

Оптимус попытался взять на борт как можно больше ботов, зная, с чем столкнется каждый оставшийся, и все равно ему пришлось выбирать. Будучи не в состоянии забрать каждого, он постарался составить команду из исследователей, бойцов и представителей культуры Кибертрона. Некоторые мужественные автоботы сами отказались лететь, пожелав продолжить борьбу (подобно Ультра Магнусу и могучим Рэкерам), но, в общем и целом, команда на "Ковчеге" была такой, какой ее сделал Оптимус Прайм. По крайней мере, так казалось Праулу.

Но сейчас, подслушивая ночной разговор под гоночными трибунами, он понял, что Оптимус Прайм прихватил с собой еще и десептикона.

Но кого? Праул не узнал голоса и опасался выдать себя, попытавшись взглянуть на предателя. Однако он сумел записать разговор, решив обработать его позже на аппаратуре "Ковчега".

Ощущая себя грязным и злым, он тихо покинул свой пост. Изменник поплатится. Но для начала его нужно вычислить. Как только Праул удалился от арены на достаточное расстояние, он заспешил прямиком к "Ковчегу", в надежде застать Сайдсвайпа между его ремонтными сменами. Вдвоем они подумают, как распознать голос.



Третьим велоситронцем, явившимся на встречу, был дорожный строитель по имени Армко. Он не знал, что и думать про бота, который называл себя 777. Особенно Армко беспокоило то, что он лично видел каждого кибертронца, покинувшего "Ковчег". Он работал на огромном сварочном аппарате в ангаре как раз тогда, когда Оптимус Прайм представил Оверрайд всех членов своей команды.

777 среди них не было.

И Армко задавался вопросом, зачем тот маскируется, а если не маскируется, то почему не был представлен Оверрайд. Как вариант, 777 мог быть одним из тех автоботов, что высадились на Велоситрон, не докладывая о том лидерам планеты.

Получается перед Армко сейчас явная проблема, а значит нужно сообщить куда следует, что бы там ни затевалось. У Хайтейла и Бэкфайера свои резоны молчать. Бэкфайер уже заинтересовался этим Мегатроном, кем бы он ни был, а, значит, не расскажет о 777, пока не узнает побольше или не увидит Мегатрона лично... или пока 777 сам не попросит его рассказать что-то Рэнсаку. Хайтейл же не был особо предан ни одному из лидеров. Как и Армко. Чего Армко на самом деле хотел, так это чтобы автоботы (или кибертронцы или как они там еще себя называют) убрались с Велоситрона, и предоставили жителям планеты самим разбираться со своими проблемами.

– Как будто мало того, что наше солнце гаснет! – сообщил он своим инструментам в мастерской, вернувшись со встречи значительное время спустя. – Нас еще и втравливают в войну на Кибертроне.

Главный ангар был пуст – все местные бригады и группки велоситронцев разошлись в гаражи для ночевок. Ангар был местом для работы. А раз Армко не хотелось отдыхать, он будет работать.

– Быстро вы управились, – произнес чей-то голос.

Армко вздрогнул и огляделся. Его мастерская была отгорожена от основного пространства ангара и располагалась у стены, за которой начинался стадион. Если ты не искал ее специально, то никак не забрел бы туда.

Армко поднял горелку и зажег ее: яркий белый язык плазмы озарил гостя резким светом. Это был один из кибертронцев.

– Ты тот, кого называют Праул? – спросил Армко.

– Да, так меня зовут. А ты – Армко.

– Да.

– Армко, ты понимаешь, что беда не за горами?

– Везде свои беды. И, похоже, у Кибертрона их куча, – ответил Армко.

Праул кивнул.

– Можешь опустить горелку, – сказал он, и Армко послушался. – Мне нужно попросить тебя об услуге.

– Попроси Оверрайд.

– Ну, с ней труднее, – ответил Праул. – Если я попрошу Оверрайд, она сделает некоторые выводы, к которым я бы не хотел прямо сейчас ее подтолкнуть. Существует такая вещь, как горе от ума.

Армко задумался. Он был уверен, что никогда не страдал от излишка информации.

– Ты хочешь, чтобы я шпионил для тебя? – спросил он.

– Нет, – ответил Праул.

– Тогда что?

– Я просто хочу, чтобы ты подошел и сообщил мне, когда этот 777 – так он себя называет? – когда он начнет рассказывать подробности о возможной высадке здесь Мегатрона или десептиконов, – он прервался, давая Армко переварить сказанное. – Это очень важная информация как для твоего, так и для нашего выживания. Смекаешь?

– Ага, – сказал Армко, хотя уверенности в этом не ощущал. Он, конечно, сообразил, чего хочет Праул, но не понимал, почему он просит об этом именно его, Армко.

Праул стал отодвигаться обратно во тьму ангара.

– Не ищи меня. Я сам тебя найду.

"Могу поспорить, что найдешь", – подумал Армко. Он вдруг понял, что не выключил горелку и поспешил это сделать, ругая себя за трату топлива. Ресурсы и без того на исходе, не хватало еще транжирить их.

Не было мира между Рэнсаком и Оверрайд, а тут еще эти с Кибертрона. Прилетели и подлили масла в огонь. Так бывало на гонках: иногда все сбивались в кучу за последним поворотом, и только на финишной прямой было видно, кто чего стоит.

Армко немного посидел в темноте, почти надеясь, что заявится еще кто-нибудь и попросит его стать двойным агентом. Но ничего такого не случилось, и он вновь зажег сварочный аппарат и принялся за работу.

Среди прочих даров, которыми наделила Оптимуса Прайма Матрица Лидерства, были выдающееся терпение и способность к сосредоточению. Он ждал совершенно неподвижно, чувствуя, как постепенно трансформируется ландшафт вокруг него – все время Велоситрона как будто бы стягивалось сейчас в этой точке настоящего.

Оптимус открыл глаза. Перед ним снова высился монолит. Справа обрывистый склон скатывался на исчерченную дорогами южную равнину Велоситрона. Слева лежал нетронутый естественный ландшафт планеты – таким он был еще до того, как ей дали имя Велоситрон. Позади ждал Клокер. Молодой бот старался не шевелиться и изнывал от нетерпения, которое, видимо, было встроено в природу каждого местного жителя.

– Такое ощущение, что... нет, мне тут не нравится, – сказал Клокер.

– Тебе просто непривычно, – ответил Оптимус Прайм.

Клокер вибрировал и дергался, но не двигался с места.

– Я не хочу привыкать. Давай вернемся в Дельту.

– Клокер, чего ты боишься? – Оптимус Прайм видел, что его спутник был на грани бегства, но стыдился признать свой страх.

– Об этом месте рассказывают всякое, – сказал Клокер. – Если бы я знал, что мы сюда поедем, я бы дома остался.

– Что рассказывают?

– Тут живут призраки. Никто из наших не явится сюда из-за этих историй.

Призраки. Оптимус Прайм не страдал от предрассудков и не понимал их. Настоящая вселенная и без мифов была достаточно странным местом. Но, в конце концов, он и сам когда-то считал Тринадцать легендой, по крайней мере, отчасти. Так кто он такой, чтобы осуждать верования жителей других миров?

– Что значит "призраки"? – спросил он.

– Ну, что-то упало сюда с неба, и с тех пор любой, кто подойдет близко, будет уничтожен, – ответил Клокер. – Вот так. Коротко и ясно. Что бы тут ни жило, оно не хочет, чтобы мы приближались. Можно я пойду?

– Нет. Останься, – сказал Оптимус Прайм.

Клокер отступил на шаг. Маленькие пластины на его плечах и ногах вздыбились, а потом вновь опали. Было похоже, что он с трудом преодолел желание трансформироваться и укатить отсюда так быстро, как смогут крутиться колеса:

– Почему?

– Потому что я не знаю, что произойдет, когда я выполню свой долг. Если что-то пойдет не так, понадобится кто-то, кто сможет вернуться на "Ковчег" и привести помощь.

– А какой у тебя долг? – спросил Клокер, вновь отступая на шаг.

– Это – мой долг, – Оптимус Прайм приблизился к монолиту, увлеченный бессловесным приказом Матрицы Лидерства.

На третьем шаге он пересек невидимый барьер и ощутил как все... замедляется, словно бы сама планета останавливается, погружаясь в размышления. В тот же самый момент его покинуло желание спешить. Он оглянулся и посмотрел через барьер на размытые пыльные шлейфы, которые поднимали велоситронцы, раскатывавшие по своим великолепным дорогам. Никто из них не остановился. Никто из них не замедлился. Делать это было не в их привычках. Гораздо ближе, прямо около барьера, Клокер наворачивал круги, пытаясь избавиться от напряжения. Он приложил невероятные усилия, чтобы так долго оставаться поблизости от места, казавшегося ему таким медленным. Там, где сейчас находился Оптимус Прайм, время для Клокера как будто остановилось вовсе. Были стражи этого места выдумкой или нет, он радовался, что не присоединился к автоботу. Медленное течение времени в этой точке способно свести с ума любого жителя Велоситрона.

"Вероятно, потому и родилась эта легенда", – подумалось Оптимусу. Он огляделся, силясь понять, не осталось ли здесь следов попавших в западню велоситронцев, но увидел только гравий, песок и монумент. Монумент, что искажал само время. По крайней мере, так говорили Прайму его сенсоры.

Странная природа этого места стала проясняться, когда Оптимус понял, чем монумент был прежде: великий маяк, уже гигациклы как не функционирующий. Он не действовал с того самого момента, как разорвалась сеть Космических мостов, и каждый житель этой планеты утратил связь с родиной. Эти маяки, прочел когда-то Оптимус Прайм в архивах, стояли на каждой колонизированной планете, направляя звездолеты, вышедшие из прыжка. Далеко не всегда такие переходы заканчивались в заданных координатах. Сохранились записи об ошибках в, ни много ни мало, полсветовых года. В таких случаях ориентировались на маяки. Но этот... он перестал показывать путь задолго до того, как Мегатрон впервые вышел на гладиаторские арены, за бессчетные циклы до того. Оптимус вообразил, как маяк заработает вновь, направляя непрерывный поток транспорта, торговли, идей...

"За это я тоже сражаюсь", – подумал он. За возрождение не только Кибертрона, но и всей великой сети колониальных миров, которые некогда обращали взор на родину, ища вдохновения и напутствия... и, конечно, обмена товарами.

Эти времена вернутся.

Но только после того, как он принесет ВсеИскру на Кибертрон. До этого момента предстоит еще многое сделать.

В первую очередь следует понять, зачем Матрица привела его сюда, и почему именно сейчас. Внутри пузыря медленного и бесцветного пространства-времени Оптимус Прайм заметил блеск металла. Что-то проглядывало сквозь песок и гравий рядом с основанием монолита. Смахнув грязь, он увидел длинный и плоский отрезок какого-то сплава. Одна из его граней была острой – как будто предназначенной рубить, а другая – изломана, хотя никаких точек разрыва, вмятин или повреждений простым глазом он не различил. Артефакт выглядел не как оружие, а, скорее, как украшение, похожее на оружие. Оптимусу это понравилось. В общем-то, в списке его главных интересов искусство не значилось, но если бы все оно было таким – боевым, сильным, красивым, излучающим могущество – оно бы нравилось ему больше.

Однако его чувство прекрасного не могло помочь с ответом на вопрос: зачем Матрица Лидерства привела его к этому давно умолкшему маяку и открыла похороненный здесь артефакт? Оптимус вновь осмотрел осколок и решил задать вопрос по-другому. Если артефакт был создан таким, то с какой целью? Как мог он пережить миллионы и триллионы циклов на продуваемой всеми ветрами песчаной круче и все еще оставаться острым и блестящим? На эти вопросы у Прайма не нашлось ответа. И эта тайна только лишний раз подтверждала – перед ним не просто кусок металлического мусора. Но что этот фрагмент делает...?

..Здесь.

Как только Оптимус извлек артефакт из земли, песчаная почва заструилась в невидимые доселе пустоты, открывая взору неглубокую яму. Неглубокую могилу, поправился Оптимус: вызванный им обвал медленно обнажал древний труп бота.

Оптимус видел только кисть, все остальное по-прежнему скрывалось под вековыми слоями песка. Эта кисть была размером примерно с его собственную, и местами даже сохранила прежний цвет. Некогда ее обладатель был зеленым с золотом. Когда показалась вся рука, стало ясно, что он был все же меньше Оптимуса Прайма и облачен в броню, вызывающую в памяти старые записи Городского Архива. Записи о временах, предшествующих Веку Гнева. Сложно представить, насколько древней на самом деле была цивилизация Кибертрона, и как много ее наследия сейчас рассеяно между известными и неизвестными еще мирами. Кем был этот бот? Зачем он явился сюда с этим куском сломанного металла?

Или не сломанного?

Оптимуса Прайма внезапно озарило: он вспомнил рассказы об утраченном оружии, что всегда сопровождали истории о Тринадцати. Может быть, это оно и есть? Если посмотреть под этим углом... нет, оборвал он себя. Эта вещь – уникум. Вероятно, могущественный артефакт. Но узнать, каким целям он служил или частью чего являлся, невозможно. Он окинул мысленным взором историю легендарного оружия, о котором ничего не было слышно с самого Века Гнева: Звездный Меч, Клиники Времен, Протонное Копье...

– Отдыхай, путник, – сказал он давно похороненному боту и вновь закрыл обнажившуюся руку песком. – Пусть этот монумент прежней славы Кибертрона будет памятником твоему путешествию.

– Оп…, – сказал медленный, медленный голос.

Оптимус заозирался, пытаясь понять, откуда донесся голос, а затем перевел потрясенный взгляд на могилу. На секунду он решил, что голос павшего воина достиг его через века и непреодолимый разлом, что отделяет живых от мертвых.

– ...тим...

Нет. Голос шел снаружи. Оптимус повернулся к границе окружавшего монолит пузыря медленного времени. Мир за его пределами был смазан, но в этой мешанине Прайму померещились вспышки орудий в вихре песка.

–...ус...

Голос принадлежал Клокеру.

Оптимус бросился к временнóму барьеру, чувствуя, как его сознание возвращается к ритму Велоситрона. Ему показалось, что его разрывает между двумя мирами, между скоростью мысли и движений, между пространством и временем. Выкрикнув имя Клокера, Оптимус сразу понял, что его слова не преодолели барьер. Звуковые волны просто ускорились за пределы слышимости аудиосенсоров бота.

Прайм прорвался через невидимую границу и на мгновение потерял ориентацию: сенсоры подстраивались под обрушившийся на них вихрь настоящего.

– Оптимус Прайм! – крик Клокера донесся ото входа в узкий каньон, где они до этого сошли с трассы.

И тут же в стенку каньона над плечом нырнувшего вниз Клокера ударил луч плазмы. Оптимус Прайм разблокировал свой ионный бластер и направил его на источник орудийного залпа. У входа в каньон стояли трое и вели огонь на прикрытие четвертого, который в этот самый момент приближался к Клокеру с фланга. Молодой велоситронец, в приступе паники, беспорядочно палил по группе впереди, совершенно не замечая еще одного бота, который уже поднял вибромеч и готовился к последнему броску.

Оптимус Прайм хладнокровно выстрелил в приближающегося врага из ионного бластера и ровным шагом приблизился к Клокеру.

– Я здесь, Клокер, – сказал он.

– Оптимус Прайм! – завопил Клокер опять, словно бы не услышав его. – Они свалились мне на голову из ниоткуда!

"Обратно туда мы их и отправим", – подумал Оптимус Прайм.

Ближайший нападавший вновь попытался встать на ноги, и Оптимус Прайм выстрелил в него снова. Ионный заряд выбил осколки из головы и шеи бота, и тот снова упал и уже больше не поднимался. Ответный ливень огня от группы рядом со входом каньон на секунду заставил Оптимуса дрогнуть. Он схватил велоситронца и затащил его за камень, подальше от стены.

– Клокер, – сказал он. – Ты не должен паниковать.

– Они просто свалились из ниоткуда! – повторил Клокер.

– Нет, они пришли по дороге, – крикнул Оптимус, перекрывая грохот рвущихся снарядов и стука разрядов по их убежищу. – И сейчас их только трое. Приготовься!

Спокойный тон Прайма привел Клокера в чувство.

– Слушаюсь, Прайм, – сказал он. Его струйный бластер вновь встал на место. – Какие будут приказания?

– Я выйду и пойду прямо на них, – сказал Оптимус Прайм. – Они начнут стрелять в меня. Когда это произойдет, выйдешь ты и сосредоточишь огонь на том, кто стоит дальше всех. Это помешает ему прикрывать стрельбой остальных. Понял?

– Да.

Оптимус Прайм выпрыгнул из-за камня и обнаружил, что один из атакующих оказался в пределах досягаемости его топора – у стены каньона, где до этого стоял Клокер. Бот поднял энергопушку, но выстрелить не успел – Оптимус оказался рядом раньше. Одной рукой Прайм толкнул ствол вверх, а другой стремительно извлек топор и плашмя ударил противника в корпус. Тот отлетел к стене, бешено паля из своей пушки. Оптимус услышал крики двух других и рев струйного бластера Клокера, который обрушил огонь на вход в каньон из обоих стволов. Двумя руками сжимая ручку топора, Оптимус разрубил вооруженную руку ближайшего бота, а вторым ударом отшвырнул противника к стене, наблюдая, как через смертельные раны полетели искры и хлынул энергон. Еще до того, как бот упал, Оптимус Прайм отвернулся.

Вход в каньон окутывали клубы дыма, валившего из оставленных струйным бластером дыр, и скрывала пыльная буря, которая примчалась из ниоткуда засыпать песком древний маяк. Когда ее вихри достигали пузыря вокруг монолита, они замедлялись, но, несмотря на потерю скорости, сохраняли форму. Оптимус мог видеть почти каждую песчинку.

Удар шипованной булавы по плечу вернул Оптимуса на землю. Он обернулся как раз вовремя, чтобы успеть уклониться и поднять вверх топор, блокируя еще одну атаку. Отбив ее, Прайм развернулся, поднял оружие и нанес удар сверху вниз, нацеливаясь отрубить обе кисти бота вместе с булавой. Он промахнулся, но совсем немного, и вместо этого сломал булаву и отсек часть руки противника. Тот уже собирался ударить вновь, но из-за внезапного исчезновения веса дубины потерял равновесие и лишь безобидно провел по воздуху рукояткой. Оптимус стукнул его древком топора в лицо: сила удара отбросила голову бота назад, и та развалилась на части.

Пока противник оседал на землю, Оптимус успел заметить, что последний бот тоже пал под повторяющимися выстрелами Клокера, удачными, хоть и неумелыми. Клокер продолжал надвигаться на врага и палить. Его струйный бластер отрывал куски от брони бота и откалывал крошку от камня позади.

– Клокер, отставить! – приказал Оптимус Прайм.

Клокер прекратил огонь, но было поздно. Когда они приблизились проверить, насколько тяжелы раны трансформера, Оптимус увидел, как истаяла его искра.

Это означало, что из четырех остался только один. Оптимус Прайм обернулся к монолиту и увидел, что единственный выживший медленно поднимается на ноги, с недоумением глядя на свою искореженную руку.

– Все кончено, – сказал Оптимус Прайм, приближаясь к нему. – Говори, кто вас послал?

Думалось ему, что ответ он уже знает, однако он хотел услышать слова этого бота. Вместо ответа, раненый посмотрел в лицо Прайму и выпростал из целой руки виброклинок.

Оптимус Прайм застрелил его прежде, чем он успел нанести удар. И почти в то же мгновение рявкнул бластер Клокера. Грохот выстрелов отразился от стен каньона и умер вдали. Некоторое время единственным звуком оставался только плач ветра.

– Ты ранен? – спросил Оптимус Прайм у Клокера.

– Немного, – ответил тот. – Не сильно. Они... зачем они это сделали, Прайм?

– Боюсь, что вражда между Рэнсаком и Оверрайд уже вышла за рамки политических маневров, – ответил Оптимус Прайм. Он обдумал варианты дальнейших действий и, взяв ближайшего бота за руку, потащил его к границе медленного времени у маяка.

Клокер наблюдал:

– Ты что делаешь?

– Хороню этих ботов в вашем мифическом месте, – сказал Оптимус. – Когда мы закончим, ты сделаешь вид, что ничего не было. И будешь молчать, пока кто-нибудь другой не заговорит. Только так мы узнаем наверняка, кто их послал.

Клокер кивнул и зашагал ко входу в каньон, чтобы принести бота, которого убил сам. Оптимус заметил этот выбор, и сделал из него кое-какие выводы. Клокер предпочитал нести ответственность за свои собственные поступки и, когда перед ним ставили задачу, начинал с самого трудного. Эти качества Оптимусу нравились.

Закончив, они вместе вышли на плоскую вершину холма, через которую лежал их обратный путь.

– Мне грустно, Прайм, – сказал Клокер. – Когда мы переносили их... Я знал когда-то одного из них.

– Они сделали свой выбор и, тем самым, не оставили выбора нам, – сказал Оптимус Прайм. – Но и я печалюсь по Велоситрону.

– Все было хорошо, пока вы не появились, – с несчастным видом проговорил Клокер.

Оптимус не ответил. По-своему, Клокер был прав.

– Все еще будет хорошо, – сказал он.

– Это когда наше солнце взорвется, и придет Мегатрон, чтобы поработить нас? – спросил молодой бот.

– Нет, – ответил Оптимус Прайм. – С Мегатроном мы будем сражаться. А ваше солнце еще долго не взорвется.

Так, по крайней мере, считали Персептор и другие ученые с "Ковчега". По планетарным масштабам Велоситрону оставалось недолго, но достаточно, чтобы разобраться с десептиконами и перевезти велоситронцев в новый дом.

Некоторое время они шли в молчании, пока Оптимус не вспомнил кое-что:

– Как тебе удалось так замедлить свой голос, что я смог его услышать? Ты должно быть...

– Я растягивал каждый слог на целые циклы, – сказал Клокер. – На высоких тонах. Мой речевой синтезатор едва вытянул, больно было. Но я думал, что по-другому до тебя не докричусь.

– Умно. И отлично исполнено, – сказал Оптимус.

– Твоя похвала важна для меня, – серьезно ответил тот.

Клокер восторгался им, и Оптимус это понимал. Он только надеялся, что это не обернется ему же во зло. Многие кибертронцы восхищались Праймом, многие ненавидели, многие сначала идеализировали, а потом стали считать самым обыкновенным ботом. Об Оптимусе Прайме было столько же мнений, сколько оставалось на Кибертроне жителей. Это бремя лидерства было одним из самых огорчительных.

– Клокер, – сказал Оптимус Прайм. – Почему ты не вошел в медленное время?

– Испугался, – сказал Клокер, отворачиваясь.

Он лгал.

– Клокер.

– Я не знал, чем ты там занимаешься, и хотел дать тебе время закончить, – сказал Клокер. – Я решил сдерживать их пока смогу.

– Это храбрый поступок, – похвалил Оптимус. – Но в следующий раз лучше отвлеки меня.

– Я не вошел, хоть и хотел, – сказал Клокер. – Ну, я хотел и не хотел одновременно.

– Понимаю, – сказал Оптимус Прайм.

– Что ты нашел?

– Не знаю.

– Тогда зачем Матрица Лидерства хотела, чтобы ты это нашел?

– Это мне тоже неизвестно, – сказал Оптимус.

– О, – произнес Клокер и после длиной, по его меркам паузы, добавил. – Поехали в Дельту. Мне нужно погонять.

Когда Оптимус Прайм и Клокер появились в Темп-городе, там как раз шли отборочные соревнования. Клокер тут же укатил прочь – поглазеть и, если получится, попасть в один из последних заездов – а Оптимус Прайм воспользовался моментом, чтобы справиться у Сильверболта и Рэчета о работах по Космическом мосту.

Оба доложили, что намечается неплохой прогресс.

– Похоже, эту штуку мы запустим, – сказал Сильверболт.

– Это хорошая новость, – ответил Оптимус Прайм. – Но не надо подробностей до личной встречи.

Вскорости костяк миссии автоботов собрался в маленьком ремонтном отсеке главного ангара Дельты. Оверрайд предоставила им это место для их закрытых совещаний. Помимо Оптимуса Прайма, Сильверболта, Джазза, Рэчета и Бамблби, туда был приглашен и Хаунд. Оптимус решил, что пора новичку поглубже вникнуть в систему управления.

Стены ангара вокруг скрипели и лязгали под напором свирепствующей снаружи песчаной бури. Такая погода была одним из побочных эффектов изменения топологии планеты – ныне ураганы беспрепятственно разгуливали над выположенной поверхностью Велоситрона. Конечно, гонкам это только пошло на пользу: к борьбе с соперниками теперь добавилось сражение со стихией. Внезапное изменение условий могло иметь грустные последствия для тех, кто претендовал на участие в Спидии, а если буря разыгрывалась во время самого чемпионата... История Велоситрона, рассказывала Оверрайд, пестрела примерами, когда лидеры сменялись только из-за ярости ветра или несчастных случаев на трассе.

– Странное здесь место, – выразил Джазз мысли каждого.

– Да, – согласился Оптимус Прайм, размышляя, когда он сможет (и сможет ли) без риска сообщить прочим о засаде на южном полюсе, в которую он угодил с Клокером. – Но у нашего прибытия сюда есть причина.

– Точно? – поинтересовался Сильверболт. – А я-то думал, мы сюда попали, потому что Космический мост взорвался, и мы с самого начала понятия не имели, куда нас занесет.

– Нет. Я верю, что так или иначе, Матрица привела бы нас сюда, – возразил Оптимус. Он показал им узорный отрезок металла, который извлек из земли у древнего маяка на южном полюсе Велоситрона. – И я думаю из-за этого.

Все посмотрели на артефакт. Оптимус ощущал идущую от предмета силу и знал (по уверенной подсказке Матрицы), что держит в руке всего лишь часть целого. Хотел бы он знать, чувствуют ли то же самое остальные.

Бамблби попытался прервать затянувшееся молчание: из его речевого синтезатора посыпались скрипучие звуки.

– По-моему, он пытается спросить "что это?", – предположил Рэчет, который лучше прочих понимал Бамблби.

Вопрос был уместным. Оптимус Прайм провел большую часть предыдущего солнечного цикла, ломая над ним голову, когда не размышлял над возможными причинами облавы и тем, как теперь себя вести.

– Я считаю, что это обломок Звездного Меча, – озвучил он то, что подсказывала интуиция. Это было логично. После войны между Тринадцатью фрагменты Звездного Меча были рассеянны по вселенной. В эти тяжелые времена найденное легендарное оружие способно перевесить чашу весов не в пользу десептиконов. Матрица могла осознанно вести к нему Оптимуса.

Пусть это шаткая конструкция из догадок, думал Оптимус, но пока ничто другое не увязывает между собой все имеющиеся факты.

– И если я прав, – продолжал он, – Матрица направляла нас к нему. Смысл наших поисков прояснится благодаря приходу сюда.

– Звездный Меч, – повторил Сильверболт. – Я слышал о нем всякое.

– Мы все наслышаны, – сказал Хаунд.

– Но как и россказни о Тринадцати, – сказал Рэчет, – все это выдумки.

– Легенды о Тринадцати не выдумки, – возразил Оптимус Прайм. – Равно как и легенды о Звездном Мече.

– А какие из них правда? – спросил Джазз. – Матрица тебе не сказала?

Оптимус покачал головой.

– Пути Матрицы неисповедимы. Но раз уж она привела меня к одному обломку, мы должны найти и прочие. Звездный Меч – это одно из величайших творений Солус Прайм, оружейницы Тринадцати, – Оптимус понял, что говорит словами Альфа Триона и почувствовал прилив гордости. Он многому научился у старого работника архивов. – Он окружен мифами, и никто не знает всей правды. Кто-то считает, что этот меч был отлит из трех ботов и фехтовал сам. Другие говорят, что его создали для слияния с одним из Тринадцати. А некоторые утверждают, что Солус сковала его из ядра звезды, чей жар был ей горнилом. Он был утрачен с тех самых пор, когда между Тринадцатью началась вражда.

Все присутствующие прекрасно понимали, что это значит. Если Оптимус и впрямь держит в руке обломок Звездного Меча, то перед ними находится живое доказательство существования Тринадцати. Оптимус Прайм, в отличие от остальных, не был потрясен, ибо давно подозревал, что его учитель – Альфа Трион – был одним из Тринадцати, и со временем свыкся с этой мыслью. Но для других автоботов этот момент был переломным: им стало ясно, что истории, которые они всегда считали притчами, имели под собой вполне вещественную основу.

Оптимус Прайм положил фрагмент на стол, и все заметили вязь символов, идущую почти по всей длине обломка. Только Альфа Трион мог бы их прочесть. Но не Оптимус Прайм.

– Я считаю, что это только часть целого. И как я уже сказал, верю, что Матрица приведет нас и к другим осколкам.

– А сколько их всего? – спросил Джазз.

– Я не знаю, – ответил Оптимус.

– Маловато данных, Прайм, – сказал Джазз. – Ты нашел кусок металла с буквами. С чего ты взял, что это часть Звездного Меча? Настоящий Звездный Меч, скованный настоящей Солус Прайм? Да они оба выдумки.

– Матрица привела меня к нему, Джазз. Я не думаю, что она хочет нас запутать.

Джазз помотал головой.

– Я тоже. Но ты сам сказал, пути Матрицы неисповедимы. Я бы на твоем месте не торопился с выводами.

Тут Джазз был прав, Оптимус не мог этого не признать. И по кивкам прочих, понял, что они считают также.

– Верно, – ответил он. – Но, учитывая недостаток информации, нам остается только строить предположения.

– Дай мне данных, – сказал Сильверболт. – Координаты, скорость, угол, азимут.

– У Матрицы попроси, – посоветовал Джазз.

Автоботы посмеялись.

"Они хорошие боты, хорошие товарищи, – подумал Оптимус. – Мы победим".

Но прежде чем он успел развить в себе это настроение, к ним нагрянул гость. Он явился так стремительно и так молниеносно затормозил, что ошибиться было нельзя: их навестил Блурр.

– Я опять выиграл как раз плюнуть но вы знаете я всегда выигрываю если дорожка нормальная но я не потому здесь Оверрайд меня прислала... – Блурр прервался и вытянул шею, разглядывая кусок металла на столе.

– О, – сказал он. – Я такое уже видел.

И исчез.

– Что? – сказал Оптимус Прайм в пустоту.

– Он что, только что сказал, что видел такое? – уточнил Джазз.

– Да. Мне тоже так показалось.

Скрип колес снаружи ангара возвестил о возвращении Блурра, а через мгновение появился и он сам. На этот раз в руках у него был трофей, который Оверрайд вручила ему за победу в Спидии.

– О-о, – только и сказал Джазз.

Оптимус Прайм не сразу понял, что так взволновало Джазза, пока Блурр не водрузил трофей рядом с металлическим артефактом с маяка, сказав:

– Смотрите! – и до того, как кто-либо из автоботов успел рассмотреть, что он им показывает, Блурр снес верхушку трофея, а затем, с громким треском, выломал и один из стержней. Внутри пространства, что ранее окружали четыре, а теперь три, маленькие колонны, сияло нечто, что наполнило Оптимуса тревожным сочетанием предвкушения и глубокой опаски.

– Ты на полном серьезе только что разломал трофей Спидии? – риторически спросил Джазз с недоверием в голосе.

– Я его выигрываю постоянно. Он мой, – сказал Блурр. – Ну кто сможет его у меня забрать, ну? Смотрите же.

Он сунул руку в трофей и извлек оттуда металлический осколок размером с тот, что Оптимус взял из руки мертвого бота. Только у этого было заостренное навершие и что-то похожее на сломанную винтовую резьбу, рядом с которой они разглядели маленький крючкообразный выступ.

– Что за беда, – произнес Рэчет. – Ну-ка, положи на место.

– Я могу. Без проблем, – ответил Блурр.

– Блурр, как ты мог? – Джазз, казалось, сейчас перегрузится. – Это же тро...

– Эй! У нас солнце скоро взорвется! Что за дело до трофея! – перебил Блурр.

Блурр протянул металлический осколок Оптимусу Прайму, который заколебался, все еще не вполне уверенный, что глаза его не обманывают.

– Вот. Это тебе. Мне он особо не нужен. Трофеи странные шутки типа я должен их получать чтобы доказать то что я и так уже знаю и все остальные знают а когда у тебя есть что-то что тебе не нужно на самом деле тебе надо от него избавиться или тебе будет из-за этого плохо и потом начнешь расстраиваться потому что раньше тебе оно нравилось вот почему ты хотел это получить сначала и зная это ты чувствуешь себя еще хуже...

– Спасибо, Блурр. – Оптимус Прайм взял осколок и стал его разглядывать, в то время как Блурр продолжал трещать, наращивая темп, пока никто из автоботов уже не мог ничего разобрать. Ну, на самом деле, никто к тому времени уже и не пытался. Смысл речей Блурра обычно исчерпывался в первые пять секунд.

– Вам лучше быть осторожными, – произнес вдруг Блурр. – Никому тут не понравится, что вы разломали трофей.

– Погоди, – запротестовал Джазз. – Это ты его разломал. Принес нам и разломал.

– Еще чего. У меня репутация есть. Ну да, я. Я имею в виду мне все равно я знаю что я самый быстрый и мне не нужно доказательств но есть много других кто принимает этот трофей всерьез и если они узнают что вы только что вломились сюда и разломали его это их сильно заведет как вы понимаете но они еще сильнее заведутся если узнают что это я сделал. Так что берите, пользуйтесь, но меня не упоминайте. Окей?

Некоторое время у автоботов ушло на то, чтобы переварить услышанное.

– Я был готов аплодировать твоему мужеству, – сказал Оптимус Прайм. – Но ты только что показал, что у него есть предел.

– Мне кажется, я знаю решение, – сказал Праул, удивив всех присутствующих. Обычно Праул ставил задачи, а не предлагал решения.

– Так говори, – посоветовал Джазз.

– Но мне придется посвятить в происходящее еще одного местного, – сказал Праул. – Прайм, ты не возражаешь?

Оптимус Прайм посмотрел на Праула. Тот казался совершенно уверенным в велоситронце, о котором вел речь.

– Если ты уверен, то не возражаю, – сказал Оптимус.

Он был бы рад довериться решению Праула, но в то же время, его не покидало ощущение, что сломанный трофей будет наименьшим из зол, с которыми им еще придется столкнуться на Велоситроне. Особенно, если принимать во внимание те силы, что уже пытались убить его и Клокера. Кстати, подумал Оптимус, Клокеру тоже отныне придется быть очень осторожным. Он решил подрядить кого-нибудь присматривать за ним, пока автоботы не выявят источник проблем и не заставят жителей Велоситрона принять чью-либо сторону.

Праул кивнул и покинул собрание.

Оптимус попробовал соединить кусочки, прикладывая их друг к другу так и сяк. Каждый раз, когда они соприкасались, между ними проскакивал разряд, но не болезненный, а скорее стимулирующий. Он вызывал у Прайма странные ощущения. Казалось, будто на мгновение обостряются все чувства сразу.

"Что это за штуки?" – думал он, растеряв былую веру в свою теорию Звездного Меча.

– Блурр, ты не знаешь, как долго этот кусок был частью трофея Спидии? – спросил он.

Из того потока слов, которые обрушил на него Блурр, Оптимус Прайм заключил, что трофей Спидии существовал в таком виде столько же, сколько и сама Спидия, то есть дольше, чем способна удержать память любого из велоситронцев. Как они сами считали, трофей был привезен во время переселения с Кибертрона. И случилось это так давно, что правда уже не имела никакого значения. Любая история, которая прожила достаточно, чтобы в нее поверили все, в конечном итоге подменит истину. Бесполезно было ставить окружающих в неловкое положение, пытаясь оспорить самые глубокие их убеждения...

В этот момент неловко себя почувствовал сам Оптимус Прайм, осознав, что Блурр говорит о Спидии и трофее почти так же, как кибертронцы склонны говорить о Тринадцати. В этом смысле компания Блурра была неприятна. Он всегда умудрялся смутить и запутать окружающих. Трудно было отделить его многословие от хаоса, воцарившегося в голове у Оптимуса, где множество разных целей и интересов боролись за внимание.

Два фрагмента создавали мощный резонанс, это было очевидно. Так же очевидно для Оптимуса было и то, что они, тем не менее, не составляют полного набора. Сколько еще остается осколков? И как он узнает, что собрал их все? Не имея ответа на эти вопросы, Оптимус решил сосредоточиться на том, что уже было в руках. А в руках у него были два осколка, хоть инстинкт и подсказывал, что их больше.

И что-то побудило Блурра принести ему второй. Ведь он не просто так очутился здесь, сообщить, что забыл, зачем прислала его Оверрайд. Его привела сюда сила, которая еще покажет себя.

"Осторожно, – сказал себе Прайм. – Не начинай искать смысл во всем. Некоторые события просто случаются".

Но, надо сказать, он не мог избавиться от навязчивой потребности рассуждать на эту тему. Звездный Меч, должно быть, был разрушен в конкретном месте. А что если это случилось на Велоситроне, и два этих обломка никогда не покидали планету? А что если он был разрушен там, где находился только один Космический мост, и вел он на Велоситрон? И что-то задержало тех, кто владел этими фрагментами? Были и другие варианты. Потеря обоих кусков могла произойти с разницей в миллионы циклов... А может быть, здесь найдутся все они, собранные вместе неведомой силой? Лежат и ждут Оптимуса Прайма, который появится и сложит их в единое целое в момент наибольшей нужды.

Слишком много вопросов и мало ответов. Оптимус Прайм столкнулся с тем, что не знает, как много он не знает.

Для начала ему следует выяснить у Оверрайд, зачем она послала Блурра. И стоит это сделать до того, как он заведет привычку привлекать мистические сущности к объяснению вполне заурядных совпадений. Кроме того, у него есть к ней и другие вопросы. Например, о недавних событиях у южного полюса Велоситрона.

– Блурр, – сказал он. – Окажи мне услугу: сообщи Оверрайд, что мне нужно побеседовать с ней.

– Не проблема, прямо сейчас и скажу по пути на поле потому что много времени это не займет вся эта болтовня не дает мне погонять придется участвовать в другом заезде. Оставь себе железяку эй и трофей тоже. Он все равно мне только мешает. – Блурр стремительно сложился в альт-форму и вылетел из ангара.

А автоботы остались разглядывать два фрагмента того, что, по всей видимости, было артефактом Тринадцати. Звездного Меча. Оптимус Прайм снова ощутил прилив уверенности в своей первой догадке, равно как и в том, что кибертронцам очень скоро придется покинуть Велоситрон. Даже если не считать покушение на убийство Оптимуса достаточным поводом, то после разрушения трофея Блурром (и его неожиданного желания переложить вину за это на автоботов) отъезд становился делом решенным. Конечно, Блурр вполне способен иметь свои причины для такого поступка. А может быть, он был ровно тем, чем казался: увлеченным гонщиком, который мог, не раздумывая ни секунды, выбросить на помойку символ целой нации. Но, так или иначе, последствия у этого поступка будут. И Оптимус совсем не горел желанием отчитываться перед Оверрайд и мог вообразить себе реакцию Рэнсака.

– Ничего себе, – сказал Джазз. – Я устаю, даже когда просто слушаю его.

– Я тоже, – сказал Оптимус Прайм. – Но он сообщил пару вещей, очень важных для нас. Предстоящий путь теперь ясен.

– Ну, может быть тебе, – сказал Джазз. Он собрался что-то добавить, но тут вернулся Праул в компании велоситронца, который оказался смутно знаком Оптимусу Прайму: низкопосаженный, квадратный бот с деловой миной на лице.

– Армко, – представил его Праул. – Инженер, который знает, как держать язык за зубами.

"Теперь мы будем подделывать трофей Спидии?" – наглость пришедшей на ум мысли едва не заставила Оптимуса Прайма рассмеяться. Но, может, уж лучше так? В конце концов, история с трофеем не шутка...

Однако эта мысль так и не успела оформиться у него в голове: сам Велоситрон внезапно дрогнул у них под ногами, и раздался приглушенный взрыв.

– Это еще что? – спросил Рэчет. Он был уже на колесах: повинуясь рефлексу, привитому за циклы медицинской подготовки, он мгновенно мобилизовался и сразу же двинулся в сторону взрыва, туда, где может понадобиться его помощь. Оптимус Прайм тоже не терял времени даром. Вслед за Рэчетом он выбежал наружу, на громадную стоянку между ангаром и трассой, где звуки идущих сейчас отборочных заездов смешивались с завываниями ветра. Сквозь кружение песка Оптимусу открылся душераздирающий вид на объятый пламенем и дымом хвост "Ковчега" – их корабля, который кибертронцы какое-то время назад спустили с орбиты.

– Потушить огонь! – приказал он и увидел, что автоботы уже суетятся вокруг звездолета.

Из ангара донесся звук сирены – это включились системы автоматического пожаротушения. Тут же на стоянку выкатились полуразумные спас-боты, интеллекта которых хватало ровно на то, чтобы понять, с какого рода пожаром они имеют дело, и координировать свои действия соответственно. Потоки противопожарного порошка ударили из их распылителей, окатив, помимо "Ковчега", еще и ближайших автоботов, которые тут же бросили бороться с огнем.

Помогли ли спас-боты, Оптимус Прайм сказать не мог. Пока что положение выглядело ужасно.

С арены по направлению к "Ковчегу" стали подтягиваться любопытные. Оптимус Прайм все еще различал звуки гонок, и ощутил легкое удивление при мысли о том, что нашлось нечто, способное оторвать велоситронцев от их любимого зрелища. Некоторые из местных, тем не менее, энергично взялись бороться с огнем и помогать тем автоботам, которых ранило при взрыве. Таких было двое – оба с легкими ранениями – и Рэчет, вместе с медиками, которые всегда дежурили на гонках, быстро поставили их на ноги. Некоторое время спустя был потушен и пожар.

Оптимус послал Сильверболта оценить масштаб повреждений. У самого Прайма голова гудела от возможных вариантов. "Ковчег" был древним звездолетом, забытым на миллионы циклов и превратившимся, как и положено, в предание. Только благодаря Альфа Триону он был обнаружен вновь, и как раз тогда, когда набирал силу конфликт с десептиконами. Автоботы стартовали на нем в самый последний момент, прямо из колодца ВсеИскры, не имея возможности провести доскональную проверку или диагностику. А потом для корабля настал черед испытаний – изматывающая атака десептиконов при влете и переход через рушащийся Космический мост. Возможно, что-то просто износилось и отказало. А, может быть, кто-то из ремонтной команды был неосторожен со огнеопасными веществами; судя по всему, взрыв произошел рядом с двигателями и топливным баком, хотя хлещущий ветер с песком не давал Оптимусу убедиться в этом наверняка. Чтобы не мешать, Прайм держался в стороне, ожидая доклада подчиненных и надеясь изо всех сил, что его худшие опасения не подтвердятся.

Но когда появился Сильверболт, стало понятно, что его надеждам не суждено было сбыться:

– Мне неприятно говорить тебе это, Прайм, но кто-то прицепил бомбу "Ковчегу" на обшивку. Топливный бак разорвало, повреждена система подачи топлива вместе с одним из двигателей. Это плохая новость...

– А есть хорошая? – вопросил Оптимус, перекрикивая свист ветра.

– Не вся бомба взорвалась, – ответил Сильверболт. – Если бы вся, мы бы потеряли корабль. Хотя мы и так... – он умолк.

– Мы и так...? – переспросил Оптимус.

– Ущерб локальный, но серьезный. Топливо не взорвалось только потому, что химия не дала.

Топливо "Ковчега" – энергон – было высокопроизводительным, но нестабильным. Чтобы обеспечить безопасное хранение и заправку, в него добавляли особый компонент, который отфильтровывался перед подачей в двигатели. Этот вещество и сыграло роль буфера, не позволившего топливу взорваться.

– Даже такая новость сейчас радует меня, – сказал Оптимус. – Сильверболт, возьми Мейнспринга, и займитесь полным осмотром "Ковчега". Выясните, как вновь поднять его в воздух.

Сильверболт разыскал местного механика, который уже бесстрашно залез в развороченный отсек, чтобы оценить тяжесть повреждений, и принялся вместе с ним составлять план действий. Мейнспринг указывал на те отсеки "Ковчега", где были или могли найтись вторичные повреждения.

– Оптимус Прайм, что здесь случилось?

Оптимус обернулся и увидел, что со стороны арены к нему приближается Оверрайд.

– По всей видимости, кто-то попытался уничтожить "Ковчег", – сказал он.

Оптимус Прайм был на грани того, чтобы открыто обвинить Рэнсака (пусть услышат все стоящие рядом велоситронцы), но сдержался. В таком хаосе подобное заявление может повлечь за собой все что угодно, вплоть до гражданской войны. А Оптимус был сыт гражданской войной. Он подождет с изобличающими выступлениями некоторое время и заставит Клокера – невольного свидетеля засады на южном полюсе – сделать то же самое. Если этот горячий велоситронец начнет болтать, события могут быстро выйти из-под контроля.

Сейчас Оптимус ничего так не хотел, как убить Рэнсака, а потом отыскать и уничтожить его помощников, которые устроили этот саботаж и засаду. Так поступил бы Мегатрон, и, в некотором смысле, это могло сработать. Велоситрон сразу перестали бы трясти раздоры. Но принуждение к миру не должно быть методом автоботов, равно как и методом Праймов. Сейчас самое главное – овладеть собой. Оптимус заставил себя успокоиться и стал ждать оценки ремонтников. Оверрайд поддержит автоботов, в этом Оптимус не сомневался, но предпочел бы не подталкивать ее к этому решению.

Из толпы вынырнул Блурр и сообщил Оверрайд, что никто из местных жителей не пострадал, а разрушения построек минимальны. Буря начала стихать, и автоматы принялись потихоньку убирать песок со стоянки и от входов в ангар.

– Спасибо, Блурр, – поблагодарила Оверрайд. – Ты сегодня хорошо выступил.

– Еще бы! – согласился Блурр и укатил по своим делам.

Отборочные соревнования, по всей видимости, закончились, и толпа зевак стала расти. Оптимус Прайм был потрясен тем, с какой скоростью велоситронцы способны материализоваться сразу в больших количествах там, где происходят мало-мальски значимые события. Парадоксально, но побочным эффектом их одержимости гонками стало то, что реакция на любое не связанное со спортом происшествие была несопоставима с его истинной важностью. Хотя прямо сейчас Оптимусу ничего не казалось важнее состояния и работоспособности "Ковчега". Вся их миссия, не говоря уж о выживании, была на кону. Он остро чувствовал присутствие толпы и предпочел бы вести беседы с Оверрайд в менее публичном месте.

К счастью, ее занимало другое.

– Кто это сделал? – спросила она.

Ему показалось, что она уже знает ответ. Должна знать. Кому еще могло понадобиться выводить "Ковчег" из строя. Она хотела, понял Оптимус Прайм, именно того, что он не мог ей дать: прямых обвинений, которые позволят отстранить Рэнсака от правления.

– Я выясню это, – сказал он и отправился на поиски Джазза, радуясь, что пока может отложить разговор, который рано или поздно должен будет состояться.

– Скажи мне, что я ошибаюсь. Скажи, что никто из наших не виноват в происшествии, – потребовал он у Джазза, который в этот момент шептался о чем-то с Праулом в тени раненого "Ковчега".

– Не могу, – ответил Джазз. – Охранные системы "Ковчега" не зафиксировали на борту никого, кроме нас. И еще. Каждый, кто здесь бывал, проводил на корабле какой-нибудь ремонт, – он помолчал, что-то обдумывая, и пожал плечами.

– Единственное, что мне кажется возможным – это десептикон на борту, – бросил Праул.

Меньше всего на свете Оптимус Прайм хотел услышать эти слова. Но если Джазз прав, и системы безопасности не подняли тревогу, эту возможность нельзя отвергать. Кто-то из автоботов, что сражался и проливал энергон рядом с Оптимусом Праймом и осмелился на исход с Кибертрона, был предателем. Оптимус ощутил прилив ярости такой силы, что ему с трудом удалось удержаться от того, чтобы не потерять над собой контроль и не сломать что-нибудь. Эмоции ослепили его. Какое-то время ушло на то, чтобы снова взять себя в руки.

– Не отвечайте сходу, но я хочу, чтобы вы подумали и назвали мне имя того, кого подозреваете, – произнес он.

– Ну, я это, – сказал Джазз. – Ну, то есть, не я, конечно. Но в том-то и загвоздка с предателями. Ими могут быть те, кто твердит, что среди нас есть предатель.

Оптимус Прайм кивнул.

– Знаю. Но это не ты. Если я не могу доверять тебе, Джазз, значит, я не могу доверять никому во всей галактике. А если я ошибаюсь, то ничто во всей вселенной нас уже не спасет.

– Не надо мне тут лить смазку, О.П., – сказал Джазз.

Но, как выразился Джазз, Оптимусу просто необходимо было пролить немного смазки. Он пожалел, что они не могут сейчас пропустить по стаканчику в одном из кибертронских баров*. Давно уже канули в Лету те времена.

– Просто подумайте об этом, – повторил он.

– Ага, – сказал Джазз. – Но у нас для тебя еще новость. Могу поспорить, что террорист использовал бомбу из местных материалов. Как мы выяснили, она не сработала как надо, потому что сломалась часть часового механизма. А местные материалы означают поддержку местных. По крайней мере, мне так кажется.

Оптимус был с ним целиком согласен.

Сильверболт прислал отчет, когда наступила ночь. Бот был оптимистично настроен и сообщил, что "Ковчег" может быть отремонтирован, если велоситронцы предоставят запчасти и, что гораздо важнее, компоненты для создания топливной смеси, потому как большая часть энергона вытекла из баков во время и после взрыва. Оптимус взял это на заметку и стал думать, как теперь обратиться с этой просьбой к Оверрайд. Отвлекло его появление Бамблби в компании с Рэнсаком. Бамблби попытался что-то сказать, но Оптимус отослал его к Рэчету, и только потом развернулся к лидеру Велоситрона.

– Прими мои искренние соболезнования, – сказал Рэнсак, которого, как всегда, сопровождала свита из ботов, предпочитающих альт-форму.

– Благодарю, – сказал Оптимус Прайм, избрав вежливый ответ, даже несмотря на проявленное Рэнсаком неуважение: лидер Велоситрона и не подумал приказать своим прихвостням трансформироваться, словно бы Оптимусу нечего было сказать им, а им – ему. Рэнсак явно пытался оскорбить Прайма. – Но, по всей видимости, мы сможем починить судно.

– Чем это? Сколько запчастей вы захватили, когда улетали с Кибертрона?

Сомнения Рэнсака были оправданны, а вот его нахальство – нет. Оптимус задумался, а не заблуждался ли он сам. Вдруг кто-то на Велоситроне на самом деле убедил одного из автоботов совершить теракт? Зачем? Чего они добьются, задерживая здесь кибертронцев, особенно если учитывать, что Рэнсак был против их появления с самого начала?

Ни один из возможных ответов на эти вопросы ему не понравился. Все они вели, так или иначе, к Мегатрону.

– Рэнсак, – сказал Оптимус. – Мне думалось, что ты хочешь нашего ухода.

– Ваш уход – это мое второе заветное желание, – ответил Рэнсак. – Даже нет, третье. Чего бы мне на самом деле хотелось, так это чтобы вас тут никогда не было. Но раз уж вы заявились, я бы хотел, чтобы другой бот – посильнее – пришел и избавил нас от проблем, которые вы создали.

Удар Оптимуса Прайма пришелся Рэнсаку точно в лицо. Сила его оказалась такова, что велоситронец упал на спину, прокатился по асфальту и врезался в сломанный подъемник. Но еще до того, как Рэнсак достиг точки назначения, его рука превратилась в длинное двуствольное энергоружье, а сам он рывком вскочил на ноги и направил оружие на Оптимуса Прайма. Одновременно со своим лидером обнажила оружие и свита, которая уже захлебывалась ревом двигателей и гудением заряженных конденсаторов. В тот же момент работающие над "Ковчегом" автоботы бросили свои занятия и направили пушки на Рэнсака и его эскорт. Оптимус поднял руку, приказывая им не двигаться.

Он стоял совсем один перед вооруженными велоситронцами.

– Если ты против меня, то ты не на той стороне, – прорычал Рэнсак.

– Моя сторона там, где ВсеИскра, и подле моих спутников, – сказал Оптимус. – А сейчас сложите оружие, или мы решим эту проблему раз и навсегда.

Помедлив, Рэнсак убрал ружье и отступил на шаг. Его спутники сделали то же самое. За все это время они так и не сменили форму.

– Ты показал свое истинное лицо, – сказал Рэнсак. – Теперь не удивляйся, когда Велоситрон покажет тебе свое. Ты говоришь, что хочешь мира, но истинный мир идет только путем тирании.

Эти слова как громом поразили Оптимуса Прайма. Он понял, как много на самом деле сокрыто под маской увлечения гонками на этой планете: Рэнсак пытался спровоцировать Оптимуса развязать войну, не сходя с места.

– Последуй своему собственному совету, – ответил Прайм. – И не считай, что говоришь от лица всего Велоситрона. А сейчас уходи.

И они ушли. А Оптимус остался стоять, раздумывая над услышанным. Если Рэнсак и его приспешники хотели задержать автоботов, это могло значить только одно – кто-то на планете знал или догадывался о скором прибытии Мегатрона. Эта мысль, в свою очередь, возвращала его к Праулу и его шпиону. А если прибавить к этому нарастающую враждебность между Рэнсаком и Оверрайд, то он получит...

Именно то, что уже получил.

После того, как непосредственная опасность миновала, автоботы вернулись к работе. Все, кроме Джазза. Он вразвалочку подошел к Оптимусу и сказал без лишнего кокетства:

– Интересная у тебя дипломатия.

– Это должно было случиться, – ответил Оптимус Прайм. – Пусть лучше враги действуют открыто.

– Хотел бы я знать, согласна ли с тобой Оверрайд.

– Это я скоро узнаю.



Оптимус Прайм вошел в ангар и застал Оверрайд в компании Хайтела, который тут же решил удалиться.

– Прежде чем ты объяснишь мне, что произошло, – сказала она. – Скажи, что с кораблем?

Оптимус Прайм достаточно долго смотрел на Хайтейла, чтобы это заметила Оверрайд. Он знал, что Хайтейл был приближенным Рэнсака и хотел дать Оверрайд понять, что знает это. Конечно, она злится, что Оптимус потерял самообладание, но настала пора взять инициативу в свои руки. Он был Праймом, и на нем лежала ответственность за миссию, которая жизненно важна для каждого бота как на Кибертроне, так и в колониях – известных и неизвестных. Помех и нерешительности он больше не потерпит.

– Прежде чем я расскажу тебе о корабле, - сказал Оптимус Прайм, – ты должна узнать, что Хайтейл не на твоей стороне.

– Я знаю это. Не хочу тебя удивлять, но мне не нужно спрашивать у тебя совета в том, что касается верности отдельных ботов на Велоситроне.

Оптимус Прайм был захвачен врасплох ее прямотой.

– Оверрайд, назревает гражданская война. И если тебе и это известно, то объясни мне, почему ты не готова?

– А как ты готовился к гражданской войне на Кибретроне, Оптимус Прайм? Что бы ты предложил мне сделать иначе? – Оверрайд махнула рукой на вход в ангар. – Хайтейл и прочие последователи Рэнсака только и ждали повода. И с твоим появлением они его получили. Они считают, что ты мог бы решить все наши проблемы, но осознанно этого не делаешь.

– Откуда ты это знаешь? – спросил он.

– Если хочешь совет по сбору разведданных, – раздраженно сказала Оверрайд, – то поинтересуйся у своего Праула. Я же спрошу еще раз: что ты считаешь, я должна сделать с Рэнсаком?

Мегатрон, подумалось Оптимусу, наверняка убил бы Рэнсака на месте. Но это, равно как и многое другое, отличало его от Мегатрона. Каждая смерть от рук Оптимуса Прайма грузом оставалась на его совести; Мегатрон же настолько сжился с ролью убийцы, что теперь не представлял себе власть иначе. Если суметь объяснить эту разницу местным жителям, это сослужит хорошую службу автоботам, ищущим поддержки... здесь и на других потерянных колониях, которые могут встретиться у них на пути.

– Я пришел к тебе за помощью, оказать которую тебе будет сложно. И мне это известно, – Оптимус сменил тему, давая Оверрайд понять, что доверяет ей самой рассудить, какие ставки в игре, и каково верное решение. Злоупотребление авторитетом Прайма не принесет пользы, если произведет дурное впечатление на потенциальных союзников.

– Тебе нужны материалы и энергон для твоего корабля, – сказала Оверрайд, переходя к делу быстрее, чем ожидал Оптимус. – Я ценю твою дипломатичность, но ситуация требует прямоты. Если ты беспокоишься о том, что тебя преследует Мегатрон, то почему бы тебе не остаться здесь и не сразиться с ним на нашей планете?

– Я не хочу, чтобы Велоситрон постигла участь Кибертрона, – ответил Оптимус Прайм. – Вам будет лучше, если мы уйдем.

– Только чтобы уйти, вам нужны наши запчасти и топливо, – Оверрайд выглядела разгневанной, но Оптимус не думал, что злится она на него. Она была предводительницей народа, сдавленного дефицитом и раздираемого противоречиями . Он понимал ее.

– Мы должны продолжить свой путь, – сказал Оптимус Прайм. – Мне жаль, что мы не можем сделать большего для Велоситрона. Я и мои боты никогда не намеревались быть вам в тягость.

– Велоситрон продержится еще какое-то время, – сказала она, вновь овладевая собой. – Но было бы неплохо установить торговые связи через наш Космический мост хотя бы еще с одним миром.

Оптимус Прайм кивнул.

– Когда Космический мост будет открыт, он будет целиком в вашем распоряжении. Если я смогу послать вам весточку с нашего пути, то постараюсь это сделать, но до этого я бы на твоем месте воздержался от контактов с Кибертроном. Так или иначе, единственное, что по настоящему важно, это найти ВсеИскру.

– По-моему, Мегатрон не склонен ждать, – сказала Оверрайд.

– Не склонен, – согласился Оптимус. – Высоки шансы, что он, как и мы, найдет эту планету. Также я не удивлюсь, если его идеи опередят его приход.

Оверрайд помолчала.

– Каким образом? – спросила она, хотя по тону ее было ясно, что она прекрасно это понимает, однако хочет услышать ответ Оптимуса.

– Возможно, что один из тех, кто оказался с нами на борту "Ковчега" не тот, за кого себя выдает, – сказал Оптимус Прайм.

Гнев вновь вспыхнул на лице Оверрайд.

– Ты разочарование для всего Велоситрона. Ты насмехаешься над главным событием нашего звездного цикла. Потом, прямо перед тем как улететь, ты сообщаешь, что привез с собой ренегата, который распространяет идеи твоего врага среди моих людей, – Оверрайд покачала головой и отвернулась от него. – Есть еще что-то, чего ты мне не говоришь?

– Возможно, – ответил Оптимус Прайм. – Только не удивляйся, если узнаешь, что Рэнсак прислушивается к идеям Мегатрона.

– Если не прислушивался раньше, то теперь точно станет, – Оверрайд внезапно рассмеялась, чем изрядно удивила Оптимуса. Он понял, что недооценивал ее. Вероятно, она давно ждала его стычки с Рэнсаком, зная, что посягательства на авторитет второго лидера так или иначе заставят его бросить вызов Оптимусу.

– Не переживай. Я и сама часто хотела поставить его на место. Я рада, что кто-то это сделал, – добавила она. – Рэнсак давно искал предлог стать единоличным правителем Велоситрона, и мне это известно. Жители нашей планеты постепенно выбирали, на чью сторону встать. Я считаю, что большинство примкнет ко мне. Рэнсак примитивен. Он хочет власти. Он не задумывается о будущем планеты или последствиях своего неуемного аппетита.

– Я слышал такие речи и раньше, – сказал Оптимус Прайм.

Оверрайд вновь повернулась к нему, оторвав взгляд от ботов, которые с воем и ревом проносились по одной из главных трасс на юг.

– Я готова противостоять Рэнсаку. И, если потребуется, Велоситрон будет готов противостоять Мегатрону. Твоя миссия – наша миссия. ВсеИскра должна вернуться туда, где она зажглась. Знай, что Велоситрон на твоей стороне, и я желаю помочь тебе на твоем пути. Я дам вам все, что в моих силах.

Оптимус Прайм кивком поблагодарил ее.

– Главная моя задача сейчас – это узнать, кто предатель.

– Почему ты считаешь, что он вообще существует?

– Рэнсак проговорился, – сказал Оптимус Прайм. – Я сомневаюсь, что кто-то на Велоситроне раньше считал тиранию дорогой к миру.

– "Тирания – это дорога к миру", – отозвалась Оверрайд. – Это девиз Мегатрона?

– Это то, во что он верит. Так было не всегда, но так стало. Будь готова.

– Я готова, – подтвердила Оверрайд. – И ты будь осторожен. И будь смел. И когда-нибудь мы встретимся вновь.

Она помолчала, задумчиво глядя на него.

– Однако, есть еще одна вещь, которую мы должны обсудить.

– И это...?

– Двое из моих лучших механиков хотят присоединиться к тебе и покинуть Велоситрон, – сказала она. – Мейнспринг и Клокер. Я думаю, Клокер уже сказал тебе об этом, Мейнспринг вряд ли решится.

– Я близко узнал Клокера. Мейнспринга же я видел за работой. Обоих мы примем с радостью, если ты отпустишь их, – ответил Оптимус Прайм.

– Это свободная планета. Мне жаль терять Мейнспринга, но он искусный инженер и пригодится тебе. И если грядет война, все боты должны поднять идею свободы на свое знамя.

По какой-то причине это прозвучало как вызов.

– Я приму их, – сказал Оптимус Прайм. – И спасибо тебе, что уважила их просьбу. Велоситрон не будет забыт, я клянусь тебе, Оверрайд.

– Хотела бы я, чтобы его забыли вновь, – произнесла Оверрайд со вздохом, который Оптимус Прайм узнал: покорность лидера судьбе, которая ведет к его трудным временам. – Каждый добрый бот будет на счету, если то, что ты рассказываешь о Мегатроне, правда.

И с этим Оптимус Прайм не мог не согласиться.


На починку "Ковчега" и восстановление запасов горючего ушло несколько солнечных циклов. По окончании ремонта Сильверболт и Рэчет сообщили, что заплатки на топливном баке держатся, но никто из них не был готов гарантировать, что это надолго.

– Он доставит нас туда, куда мы полетим, если мы полетим не очень далеко, – пояснил Джазз. – И не удивлюсь, если нам придется повторить всю процедуру при следующей остановке.

Оптимус принял это к сведению и попросил у Оверрайд позволения оставить на "Ковчеге" драгоценные крохи запчастей и металлические обрезки. Когда правительница Велоситрона прекратила злиться на кибертронцев за то, что их долгожданный визит принес не восстановление мира, а угрозу войны, она стала охотно им помогать. Оптимус хотел бы знать, не связано ли это с открытым вызовом, который Рэнсак бросил ее авторитету. В конце концов, Велоситрон сейчас выбирал сторону.

Если Мегатрон нашел путь за Оптимусом среди звезд, то каждому боту придется выбирать. Возможно, вечный мир начнется с последнего противостояния, которое перекинется на все давно забытые колонии Кибертрона. Оптимус ненавидел эту мысль, но, со временем, такой ход событий стал казаться ему неизбежным. Прайм теперь всегда носил с собой фрагменты Звездного Меча, как залог того, что Матрица Лидерства рано или поздно откроет ему их тайну.

Когда все работы были завершены, автоботам, вместе с Клокером и Мейнспрингом, оставалось только собраться на борту "Ковчега". Оба велоситронца, казалось, совсем не жалели об уходе с родной планеты, и это не могло не удивлять Оптимуса, который сам никак не мог отделаться от ощущения, что он, как Прайм, потерпел поражение, оставив так много добрых ботов на Кибертроне вести безнадежную войну. К счастью, ни Мейнспринга, ни Клокера такие мысли не беспокоили. Они отчаливали навстречу приключениям, которые ни одному велоситронцу и не снились.

Оба будут полезны делу автоботов, особенно, если принять во внимание их умение обходиться подручными средствами в условиях экономии на Велоситроне. Это качество им пригодится, ведь никто не знает, что ждет "Ковчег" впереди. Оптимус Прайм был рад обоим. Что-то подсказывало ему – этим велоситронцам с самого начала суждено было влиться в их команду. Оптимус не мог сказать, откуда у него эта уверенность, и все-таки каждый раз, когда он видел их вместе, у него появлялось предчувствие, что обоим предстоят великие дела. Раньше Оптимус Прайм не доверял своей интуиции, но с тех пор как Матрица Лидерства нашла приют в его теле, понял – бывают случаи, когда бот должен больше доверять своим ощущениям, нежели фактам. Этот внутренний конфликт частенько беспокоил его. Прайму казалось, что временами он затуманивает четкость его суждений. Однако пока что решение этой проблемы было отложено на будущее: пусть Матрица откроет ему все, что нужно, когда наступит время. Сейчас его внимание должно быть безраздельно уделено подготовке "Ковчега" к отлету.

Прощание с автоботами состоялось, естественно, у входа в главный ангар, рядом с гоночной ареной Дельты, где традиционно проходили все торжественные мероприятия Велоситрона. Чтобы проводить пришельцев, туда сошлось огромное количество ботов.

Оптимус Прайм оглядывал собравшихся. Его одновременно обуревало чувство гордости за их несгибаемость и тоски из-за того, что семена идей десептиконов уже упали на эту почву и прорастут в ней после его ухода.

На борту "Ковчега", без сомнения, был предатель. И Оптимус Прайм страшился того, что понадобится сделать для его поимки. Кто-то обманул доверие автоботов, и чтобы понять кто, Оптимусу придется усомниться в преданности каждого бота на борту, как бы он ни убеждал Джазза в обратном.

К моменту их отлета "Ковчег" был плотно окружен ожидающими шоу велостирноцами, а дороги планеты чудесным образом очистились от транспорта.

– Мы пришли сюда и никто не заметил, – сказал Хаунд. – Зато все собрались посмотреть, как мы уйдем.

– Это что значит, они рады нас сплавить? – спросил Рэчет.

Оптимус Прайм отдал приказ подниматься на борт "Ковчега".

– Это не важно, – сказал он потянувшимся к кораблю автоботам. – Они видели нас и знают правду.

"Один падет, другой возвысится, – думал он. – Такова правда".

Ему самому предстояло отдать последний долг Велоситрону, встретившись с Оверрайд. Она уже ждала его во главе делегации из представителей местной правящей верхушки, где, среди прочих, Оптимус заметил и Рэнсака. Тот еще явно не решился на открытый бунт, но Оптимус Прайм не думал, что этого момента придется долго ждать. По крайней мере, Оверрайд будет готова. Рэнсак о чем-то перешептывался с Бэкфайером, и Оптимусу показалось, что их связь – плохой знак для Велоситрона. Ему было больно признавать, что унося войну с Кибертрона, он принес ее сюда. Оверрайд прекрасный лидер, но и ей придется приложить все силы, чтобы не дать поглотившему Кибретрон хаосу заполучить ее собственную планету.

"Я найду ВсеИскру, – думал Оптимус Прайм. – А затем вернусь по своим следам и посею мир там, где наш исход разжег войну и рознь".

– Счастливого пути, автоботы, – сказала Оверрайд.

– Велоситрон был приветлив к нам, – сказал Опимус Прайм громко, чтобы могли слышать все собравшиеся. – Поддержка, которую вы оказали автоботам, надолго останется в нашей памяти, равно как и ваша щедрость в эти скудные времена. Мы вновь вернемся на Велоситрон и принесем ему силу и процветание возрожденного Кибертрона. Не теряйте надежду на правое дело.

– Прайм, – прервал его Джазз.

Оптимус Прайм перевел взгляд сначала на Джазза, а потом в том направлении, куда Джазз указывал. Во главе вооруженной и сплоченной толпы стоял Рэнсак с оружием наголо. Боты за его спиной, очевидно, ждали только приказа.

– Оверрайд, – сказал Оптимус Прайм.

– Я знаю, – ответила она, не глядя на Рэнсака.

– Мне не хотелось прерывать такую речь, – произнес Рэнсак, – но не воспользоваться этой возможностью было бы упущением с моей стороны. Я хочу сообщить прославленному Оптимусу Прайму, что Велоситрон теперь мой! Я заявляю на него свои права, и сообщаю всем автоботам: уходите сейчас, или мы закончим то, что Мегатрон так элегантно начал.

Понятно, думал Оптимус Прайм. Вот, оказывается, какой у них был план. Рэнсак хотел довести Велоситрон до точки кипения, а потом использовать отлет автоботов в своих целях. Он выставит их трусами, убегающими от открытого противостояния, и заодно упрочит свои позиции.

Только Оптимус Прайм совсем не собирался считаться с планами Рэнсака.

Он отошел от Оверрайд и зашагал к этой маленькой армии через широкое бетонное поле между "Ковчегом" и ангаром.

– Оптимус Прайм, – сказала Оверрайд ему в спину. – Все под контролем.

– Я хочу убедиться в этом сам, – ответил он, продолжая идти.

Он чувствовал, что за ним последовали проверенные в битве товарищи: Джазз, Бамблби и Балкхед.

– Рэнсак, идеи Мегатрона развратили тебя, – сказал он, занимая боевую стойку. Одновременно с этим, толпа за Рэнсаком и Оверрайд задвигалась и перестроилась. Через какое-то мгновение образовались две формации, и если Оптимус Прайм что-то понимал в цифрах, победа была за Оверрайд.

Правда, с небольшим перевесом.

Но до отлета, подумалось Оптимусу, он может попробовать качнуть чашу весов сильнее.

– Велоситрон не принадлежит тебе, чтобы ты мог заявлять на него свои права, – произнес он, выдвигая топор.

– Ты хочешь сказать, он принадлежит тебе? – поддразнил Рэнсак и обвел толпу своих сторонников жестом руки-ружья. – Оверрайд, ты слышала? Оптимус Прайм говорит, что Велоситрон его!

– Я не слышала ничего подобного, – сказала Оверрайд. – Все, что я слышу, это бред дешевого комедианта.

– Ты посмеешься, когда буду разбирать тебя на запчасти! – огрызнулся Рэнсак и выстрелил.

Удар пришелся Оверрайд в плечо, развернул ее на сто восемьдесят градусов и срикошетил в небо. Оптимус Прайм бросился на Рэнсака и ударом своего топора швырнул его на землю. Мгновение обе группы ждали приказаний от своих лидеров. Но надо отдать должное соревновательному духу этого общества, если здесь ты помедлил перехватить инициативу – ты проиграл.

Рэнсак мигом оказался на ногах. К нему подскочил Хайтейл. Им обоим навстречу шагнули Оптимус Прайм и Бамблби. Хайтейл прыгнул вперед, на лету выпростал оружие и выстрелил. Бамблби, захлебываясь свистами и стрекотом, уклонился от залпа и провел мощный удар правой в лицо Хайтейлу, отбросив того назад. Хайтейл рухнул на колени, но сразу же поднялся вновь.

– Хайтейл! – Рэнсак поднял руку, останавливая его.

– Что? Уже потерял вкус к драке? – съязвил Джазз.

Рэнсак рассмеялся.

– Вы же собирались куда-то. У меня дело только к Оверрайд. Я займусь ею после того, как вы в очередной раз сбежите на своем "Ковчеге". Продолжайте бегать. Мегатрону понравится эта охота.

– Он может не обрадоваться, когда нас поймает, – парировал Джазз.

Между ними вдруг вклинилась Оверрайд.

– Рэнсак, ты начинаешь бой, который не сможешь выиграть.

– А вот тут ты ошибаешься, – захохотал Рэнсак. – Что бы ни случилось сегодня, я не могу проиграть. Ничего не кончится здесь и сейчас. Ничего не кончится до тех самых пор, пока не придет Мегатрон.

– Нет, раньше, – отрезала Оверрайд. – Оптимус Прайм, Велоситрон прощается с тобой. Мы будем сражаться с этим узурпатором, и, если Мегатрон придет по твоему следу, мы будем сражаться и с ним. Иди и знай, что ты пробудил нас!

Ряды велоситронцев позади нее взорвались радостными выкриками. А затем случилось непредвиденное: несколько сторонников Оверрайд, сменив форму и визжа двигателями, закрутились на месте. Дым от них поплыл по направлению к рядам противника. Оверрайд крикнула "Боты, отставить!", но было поздно. Оскорбление, родившееся на гонках, где победители могли таким образом поглумиться над побежденными, привело сторонников Рэнсака в бешенство. Зная, что они уже зашли слишком далеко и возврата не будет, боты Рэнсака атаковали. Огромная стоянка напротив ангара в мгновение ока превратилась в поле боя. Сначала казалось, что силы равны, но потом с громовым шумом распахнулись двери ангара, и к Оверрайд пришло подкрепление, которое тут же смяло один из флангов Рэнсака. Оптимус Прайм и автоботы остались не у дел. Велоситронцы предпочитали драться друг с другом.

– Прайм, нам лучше улететь, пока мы еще можем, – сказал Джазз, перекрикивая шум.

– Я не оставляю конфликты неразрешенными, – ответил Оптимус Прайм.

– Ну, по-моему, этот вполне себе решенный, – сказал Джазз. – Рэнсак явился сюда, чтобы дать представление, а вместо этого получил драку.

Оптимус Прайм кивнул. Мысли Джазза перекликались с его собственными. Сегодня победа в руках Оверрайд. А завтра – кто знает?

"Это давно должно было случиться, – думал он. – Наш приход стал катализатором, но элементы для реакции уже были собраны вместе".

Битва стремительно рассредоточилась по ключевым местам: у входа в ангар, на главных подъездных путях и в открытой арке ворот, что вела на гоночный трек. Боты Оверрайд перегораживали выходы, а Рэнсак вел своих в атаку. Воздух гудел от пушечной пальбы, рева двигателей и стука оружия по броне.

В самом сердце битвы Оверрайд подняла руку, салютуя автоботам:

– Прощайте автоботы! Велоситрон будет воевать за вас!

Оптимус Прайм, как раз стукнувший пробегавшего мимо бунтовщика топором, отсалютовал в ответ:

– Автоботы! Выдвигаемся!

Он взошел на борт "Ковчега", не оглянувшись. В голове вертелась мысль: "Если Космический мост не сработает, наша поездка будет короткой".

Боты на мостике уже заняли свои посты и начали предстартовые проверки судна.

– Выглядит неплохо, – сказал Сильверболт. – Топливный бак держится.

– Скорость набирай медленно, – сказал Оптимус Прайм. – Не надо давать полную нагрузку на швы.

– Точно улетаем? – спросил Джазз, разглядывая поле боя.

– Оверрайд держится?

– Куда там Рэнсаку. Она его разобьет на голову. Ну, в этот раз.

Сильверболт, что стоял у пульта управления, добавил:

– Я думаю, Рэнсак слишком рано раскрыл карты.

"Как и мы", – подумал Оптимус. Все сейчас зависело от того, сработает ли Космический мост.

Мощный рокот двигателей "Ковчега" постепенно становился все громче: могучий корабль отрывался от поверхности планеты. Внизу Оверрайд уверено вела своих ботов к победе. Противник ретировался через единственный свободный проезд – на гоночный трек, где уже клубился дым заварившейся потасовки. За воротами трека ликующая толпа ботов Оверрайд размахивала руками и окружала отставших сторонников Рэнсака. Звук не проникал через обшивку "Ковчега", но эмоции проникали. И сейчас Оптимус Прайм ощущал радость. Не все здесь будет гладко, но сегодня Велоситрон был на стороне автоботов.

Чтобы убедиться в этом, Оптимус Прайм обратился к Праулу, который уделил сбору данных большую часть времени, проведенного на планете.

– Оверрайд выживет?

– Думаю, да, – сказал он. – Ее позиции прочнее. И большая часть самых быстрых гонщиков на ее стороне. Это важно, если учитывать, как велоситронцы преклоняются перед скоростью. Исход войны зависит от Оверрайд.

Оптимус Прайм кивнул. Уверенности здесь быть не могло. И хотя ему не нравилось уклоняться от битвы, они не могли больше рисковать "Ковчегом".

Он повернулся к членам своей команды. Все, кроме него, были чем-то заняты. От командира потребуется только отдать финальный приказ, когда наступит время войти в Космический мост. Автоботы были спокойны и сосредоточены, в отличие от Клокера и Мейнспринга, которые, по всей видимости, впервые отправлялись в космос. Они благоговели перед размерами "Ковчега", его древностью и мощью его колоссальных двигателей. Топливный бак пока что держался, и оба гордились тем, что миссия автоботов была, в некоторой степени, обязана работе велоситронских механиков.

Глядя в главный иллюминатор, Мейнспринг спросил:

– Сколько времени прошло с тех пор, как бот в последний раз проходил через Космический мост?

– Ну, вообще-то, мы воспользовались Космическим мостом, когда покидали Кибертрон, – сказал Сильверболт.

– Хорошо, тогда скажите, сколько времени прошло с тех пор, как бот прошел через Космический мост, и тот не взорвался?

Автоботы промолчали. Все подумали о том, что, наверняка, никто из живущих ныне ботов не в состоянии ответить на этот вопрос. Никто не отслеживал. Кто мог знать, что за тем последним переходом последует вереница бессчетных циклов затишья.

– Много времени, – сказал Оптимус Прайм. Он обдумал этот вопрос, стараясь восстановить в памяти что-то из данных Городского Архива Иакона. Последние грузовые декларации и таможенные записи Космических мостов у Кибертрона были составлены за миллионы циклов до начала гражданской войны. Он не мог вспомнить точной даты, но ученый внутри него внезапно захотел зарыться в архивы поглубже и постараться это выяснить.

Пройдет еще немало времени, прежде чем он вновь сможет посвятить себя науке. В далеком будущем настанет момент, когда он передаст титул Прайма достойному преемнику, но до тех пор будет носить его с гордостью и мужеством. И на время отложит свое желание погрузиться в исследования, в угоду необходимости принести ВсеИскру домой и восстановить давно утерянный мир и благополучие Кибертрона.

– Мы начнем новый отсчет с этого мгновения, – сказал он решительно. – Поехали.

– Один вопрос, – сказал Джазз, который не мог смолчать, – куда конкретно ведет этот мост?

– Поздно опомнился, – сказал Сильверболт.

Джазз посмотрел на Оптимуса, а потом перевел взгляд на двух велоситронцев.

– Что, никто не в курсе?

Клокер пожал плечами.

– Мы забыли. Им давно никто не пользовался. Очень давно.

– Да, верно, – подтвердил Мейнспринг. – Никто не знает.

– Я задавал этот вопрос Оверрайд, – произнес Оптимус Прайм. – Она сказала, что когда-то у Велоситрона было множество мостов, но за прошедшие циклы они разобрали их на запчасти. Очевидно, никто на планете уже не помнит, куда открывается именно этот.

– Ну, так давайте выясним, – сказал Мейнспринг.

– Ага, – вставил Рэчет. – Не зря же я его чинил.

Он ввел в навигационную систему корабля последовательность команд. Между огромными полукружьями генераторов силового поля моста родился вихрь энергии, и раскрылись телепортационные ворота. По той их стороне, что смотрела прочь (или "вверх") от поверхности планеты, побежали огни и соединились в командной структуре. После долгих циклов бездействия Космический мост Велоситрона медленно возвращался к жизни.

– Приборы говорят, что все неплохо, – сказал Рэчет, не отрываясь от панели управления.

– Надеюсь, что хоть этот не взорвется, – пробормотал Джазз, словно бы не услышав его.

– Не взорвется, – заверил его Оптимус Прайм.

"Ковчег" двинулся к мосту, и автоботы ощутили, как космос растягивается и скручивается вокруг них. Энергия, созданная субатомными частицами самого пространства-времени, порождала на периферии открывшейся воронки низкий гул почти на грани слышимости. "Ковчег" приблизился к мосту и затрясся так, что автоботы на борту в экстренном порядке схватились за поручни, пытаясь удержаться на ногах.

– Мы точно уверены? – спросил Джазз.

Но никто не успел ему ответить. Полностью погрузившись в воронку, "Ковчег" ушел от Велоситрона, и Космический мост вновь затих. Далеко внизу планета успокаивалась после первой битвы Рэнсака и Оверрайд.

Ненадолго.

Только когда автоботы оказались по другую сторону Космического моста, они поняли, как нервничали при переходе. Вид открывшегося с мостика звездного простора удивил Оптимуса Прайма – в глубине души он не ожидал, что Космический мост вообще сработает.

– Поздравляю ремонтников моста, – тихо сказал он команде, которая сама была удивлена не меньше его. – Вы заставили его работать.

– Кажется, да, – сказал Рэчет, тоже разглядывая звезды. – Но что-то я не пойму, куда он нас забросил? Я вижу, неподалеку есть еще один мост. И судя по его журналу, он не использовался... хм. Да у него памяти не хватило на столько циклов!

– Но он посылает устойчивый сигнал?

– Да, – ответил Рэчет.

Оптимуса Прайма внезапно озарило: а что если галактика набита работающими Космическими мостами, которые просто отрезало от общей сети после разрушения ближайших к Кибертрону ворот? Он постоянно размышлял о том, как мало на самом деле кибертронцы знают о своей необъятной галактике и ее тайнах. Невозможно было описать словами те эмоции, которые вызывала в нем мысль о Космических мостах, миллионы и миллионы циклов ожидающих новых кораблей.

Он заставил себя отвлечься.

– Сильверболт, где мы?

– Пока не уверен, – ответил тот. – Я запустил космическую карту "Ковчега" и включаю в нее данные Хаунда с Велоситрона. Так у нас сложится звездная карта этого сектора. По ней я рассчитаю расположение нашего корабля через обратный параллакс.

– У нас удачное расположение, – сказал Оптимус Прайм. – Правда, было бы еще лучше понять, откуда здесь Космический мост, и кто его построил.

– Боты, – сказал Джазз.

– Никогда бы не подумал, – проворчал Рачет.

Оптимус спокойно взирал на перешучивающихся автоботов, совершенно не разделяя их веселья. Радоваться было рано. Куда они попали? Он смотрел на мониторы "Ковчега", слушал добродушную болтовню своей команды и размышлял. В конце концов, когда он совсем уже было уверился, что нечто, побудившее кибертронцев строить мост в этом секторе, давно сгинуло, сканеры "Ковчега" обнаружили планету. Небольшую планету, и поэтому трудно обнаружимую; не каменную планету, и поэтому ускользающую от внимания автоматики с обычными параметрами поиска.

Эта планета состояла, по всей видимости, из металла и пластика. У нее не было тектонической активности, не было магнитного поля и даже звезды, которая могла бы дать ей жизнь... Что это такое? Как она могла здесь оказаться? И в какие такие времена она была достаточно важной, чтобы оправдать строительство здесь Космического моста?

– Я слышал историю этого места, но никогда в нее не верил, – сказал Джазз.

– Слышал? – изумился Оптимус. Нечасто Джазз знал истории, о которых понятия не имел Оптимус Прайм, так много циклов просидевший в архивах Иакона.

Джазз кивнул.

– Планета называется Джанкион. Когда все Космические мосты еще работали, здесь была помойка. В итоге весь мусор сбился в кучу, вот в этот планетоид.

Оптимус Прайм, в бытность свою Орионом Паксом, встречал упоминания о Джанкионе. В каких-то записях ему приходилось читать, что некоторые кибертронцы, сборщики скрапа и бандиты заглядывали сюда в поисках космического мусора и исчезали навсегда. Другие истории уверяли, что Джанкион был кладбищем ограбленных пиратами судов. В конце концов, обломки этих кораблей собрались вместе и дали начало будущему планетоиду. Слухи об этом месте безудержно расплодились задолго до того, как прервался транспортный поток через Космические мосты. Были ли на Джанкионе жители, история умалчивала.

– Если это Джанкион, – сказал Рэчет, – то нам повезло. Топливный бак уже дал течь и оттуда льет все сильнее. Бóльшая часть того, что дала Оверрайд, уже вытекла обратно. Наполнить его не получается, и, если так будет продолжаться, скоро в нем будет сухо. Раз уж здесь действительно плавает тысяча космических развалин, давайте попробуем отыскать один целый бак.