Рывок.

Дрожащий манипулятор в панике нащупывает грудную броню. Искра бешено пульсирует, грозя вырваться из стального плена – и Нокаут безотчетно сильно прижимает острые когти к обшивке. Он не замечает и не ощущает повреждений, которые наносит сам себе. Оптику обжигает омыватель, а из вокалайзера вырывается такой жалобный всхлип, что десептикон замирает, осознав, что сам издал его. Ужас, порожденный ночным кошмаром, слабеет, и медик чувствует жгучий стыд, который терзает Искру ничуть не меньше страха.

- Шлак, - хрипло шепчет десептикон, и звук собственного голоса вызывает в нём глухую злобу. Это не то настроение, в котором привык находиться Нокаут – но всё же оно гораздо лучше стыда, и, тем более, испуга. Поэтому медик продолжает ругаться, всё грубей и громче, пока не растравляет себя до бешенства. Затем, пнув платформу и выпив залпом куб высокозаряженного энергона, он, немного пошатываясь, покидает отсёк и идёт на поиски кого-нибудь, на ком можно сорвать накопившийся гнев.

Десептиконский медик не знает, почему ему уже декацикл снятся кошмары. И не хочет знать.

Разведчик всегда чинит себя сам.

Но сегодня удача изменила тихоне, злорадствует Нокаут, выкладывая инструменты рядом с операционным столом. Выстрел одного из автоботов оказался точным – убийственно точным, по правде говоря. И если бы не своевременная помощь Шоквейва, лежать бы Саундвейву грудой ржавого шлака в своей идиотской непроницаемой маске.

Медик бросает мимолётный взгляд на своего пациента. Тонкий экран, скрывающий фейсплейт шпиона, лишен своей обычной подсветки – а значит, разведчик всё ещё без сознания. Любопытство мучает доктора, подталкивает его к опрометчивому шагу.

- Может, я и дурак, но не псих же, - говорит Нокаут вслух, пытаясь звучать убедительно. Получается так себе.

С первых орнов функционирования избалованный альфами и товарищами, десептиконский медик не умеет отказывать себе в прихотях. Вот и сейчас его изворотливый процессор начинает подыскивать аргументы, способные оправдать иррациональное желание увидеть истинный фейсплейт Саундвейва.

В конце концов, осеняет доктора, что, если после падения на землю у нашего дражайшего шпиона повредился процессор? Недаром он уже второй грун в оффлайне! А ведь сканирование никак нельзя проводить сквозь маску – Саундвейв позаботился о том, чтобы никто не мог проникнуть в его процессор и создал защитные электронные поля, нарушающие работу любых считывающих инструментов.

Ну что ж, сам и виноват, шарков шифровщик.

Нокаут медленно подходит к платформе, ступая мягко и неслышно. Смущённо ухмыляется – казалось бы, смысл таиться? Разведчик-то в оффлайне. Да только всё равно энергон в проводах стынет. Даже при отключенной маске кажется, что медика пронизывает внимательный взгляд чужой оптики.

Десептикон передёргивает плечами – дурацкое наваждение, - и, помедлив с наноклик, бесцеремонно тянется к непроницаемой маске шпиона.

Он не успевает прикоснуться к чужому корпусу – Саундвейв перехватывает манипулятор медика на полпути. Сжимает – крепко, но не повреждая. И, по своему обыкновению, не произносит ни слова.

Через пару кликов тяжелого молчания Нокаут не выдерживает. Ему всегда сложно давалась тишина и сейчас, оправившись от неожиданности, медик презрительно кривит губы. Первоначальное желание оправдаться исчезло, и теперь он зол на шпиона, испугавшего его своими молчаливыми действиями. Доктор уже готов перейти к словесному нападению в своей типичной развязной манере, но не успевает он открыть рот, как из-под тёмной маски доносится:

- Зря.

Это не аудиозапись, понимает Нокаут. Эти звуки, смесь шелеста и скрипа, и есть настоящий голос Саундвейва.

Медик видит, как маска теряет свой обычный окрас и становится прозрачной. Где-то в процессоре возникает отстраненная мысль о том, насколько поразительно тонка, оказывается, эта стеклянная грань. Как ненадёжно она защищает Саундвейва от чужих взглядов.

Как ненадёжно она защищает окружающих от безумия.

Под маской ничего нет. Только клубящийся сгусток тёмной материи, по которому то и дело пробегают электрические разряды.

Когда-то дани его дани рассказала маленькому Ноки сказку о плавильнях Юникрона. О том, что и брат Праймуса тоже умел создавать – не трансформеров со светлыми искрами, а мерзких, тёмных существ, из жидкой материи, без процессора, оптики и брони. У них не было Искр – и потому они были бессмертны. Паразиты по своей природе, бесшумные, жадные, безжалостные, эти твари охотились на живых трансформеров, выпивали их энергон, пожирали Искры и занимали чужую оболочку. Люби Юникрон творить – не осталось бы давно ни трансформеров, ни любой другой формы жизни во Вселенной. Но, к счастью, злейший враг Праймуса всегда предпочитал разрушать, а не создавать.

Десептиконский медик не может оторвать оптику от страшного зрелища. Пульсирующая, живая тьма безлика – но он Искрой чувствует исходящие от неё волны злобной радости и первобытного, непреодолимого голода.

О Праймус.

Собственный корпус перестаёт подчиняться Нокауту, вокалайзер отказывает – и десептикон не может произнести ни звука. Саундвейв – то, что внутри него, - перехватывает манипулятор своей жертвы поудобнее, притягивая медика к себе.

Маленький Ноки внимательно слушал сказки. Он знает, что могут сделать творения Юникрона с творениями Праймуса. Отключить прикосновением все жизненно важные системы, высосать Искру, выпить энергон через оптики, лишить разума, превратить в послушную марионетку.

Алый десептикон и не пытается вырваться. Ощущение обреченности тяжёлым туманом обволакивает сознание, заставляя бездействовать – и, тем не менее, когда до маски остаётся несколько сантиметров, он инстинктивно пытается отшатнуться. До него доносится запах ржавчины и распада, навевающие видения тлетворных болезней, рассыпающихся в прах планет и смерти.

- Нет!

Всех его сил хватает только на это короткое, умоляющее слово. Глядя на хищную тьму, отделенную от него лишь тонкой, почти незримой гранью, Нокаут не может выдавить из себя больше ни хрипа, ни вздоха. Он чувствует, как процессор начинает сбоить, ещё немного – и медик сам ринется вниз, навстречу чёрной материи, в безумной попытке ускорить свой конец.

Но тьма милосердна к сторонникам того, кто вызвал её. Искра и энергон дерзкого слуги Заклинателя останутся при нём, порожденье Юникрона уже взяло свою дань страхом – и потому, отключая алого десептикона, тьма лишь на мгновение касается его процессора – затем, чтобы стереть ненужные воспоминания.

Впрочем, и страх, и сама тьма останутся мутным отпечатком в подсознании медика – но это невысокая плата за встречу с созданием Разрушителя. Саундвейв некогда заплатил куда большую цену.

Голоса трансформеров гулким эхом отражались от высоких стальных сводов.

-Мы напрасно прибыли сюда, лорд Мегатрон. Он мёртв уже тысячи ворнов, - голос Саундвейва звучит спокойно, но гладиатор чувствует панику, волнами исходящую от его последователя.

Планета тоже её чувствует. Сквозь сон она вдыхает пьянящий запах, медленно, но неотвратимо просыпаясь.

Губы лидера десептиконов раздвигаются в усмешке, когда пол под ним начинает едва ощутимо вибрировать. Так значит, учёный выискрок из Воса не солгал. Старинная легенда, из тех, к которым гладиатор всегда относился с презрением, оказалась правдивой. Десептикон делает несколько бесшумных шагов в сторону, знаком приказывая Саундвейву стоять на месте.

Из глубины зала доносится гул, вибрация переходит в крупную дрожь — и вот низкий механический голос произносит:

- Кто нарушил мой покой?

- Моё имя Мегатрон. Я собираюсь разрушить старый мир, чтобы построить новый, - смело отвечает лидер десептиконов, вглядываясь в темноту над собой.

- Что мне до этого? - злобно бросает голос. - Зачем ты пришёл ко мне?

- Предложить жертву и заключить сделку, - невозмутимо произносит молодой гладиатор, и, направив свою пушку на замершего Саундвейва, стреляет тому в корпус.

Разведчик кричит, зажимая манипулятором текущий энергон. Фиолетовая жидкость просачивается сквозь пальцы, струится вниз и заливает пол. Хищная планета хранит молчание, но от оптики Мегатрона не укрывается то, как жадно она впитывает чужой энергон.

- Я дам тебе пищу, - говорит гладиатор вкрадчиво, не обращая внимание на вопли раненого подчиненного. - Тысячи цветущих планет, миллионы Искр моих врагов...

- Чего ты хочешь в обмен? - перебивает его Юникрон. - Я вижу тебя насквозь, Мегатрон: тебе не нужна помощь — ты жаждешь действовать сам. Любовь фемм тебя не прельщает, роскоши и богатству ты предпочитаешь вечные военные невзгоды. Но что тогда?

Мегатрон оскаливается.

- Мне нужна часть тебя, Разрушитель. Я видел многое за время своего функционирования, но уже много ворнов я нигде и не в ком не могу найти верности. Дай мне беззаветно преданного слугу, дай мне часть тьмы и пусть до скончания ворнов стоит она за моим левым плечом. Мне нужен живой талисман, хранящий меня от предателей и случайного выстрела, и если ты мне его дашь — я отплачу тебе сполна.

Недолго молчал Юникрон.

- Я подарю тебе то, чего ты просишь. Но всему есть свой предел. Мой посланник будет хранить тебя. Он будет твоими аудиосенсорами среди последователей и среди врагов. Ни один предатель не пройдёт мимо него, ни одной тайны не удастся скрыть от него твоим соперникам. Только помни — если смерть всё-таки настигнет тебя, лишь трижды он воскресит твою Искру. На четвёртый раз моё созданье займёт твоё место.

Тень, внезапно выскользнувшая из ниоткуда, чёрным коконом обвила бьющегося в агонии Саундвейва, заглушив его крики и окончательно погасив Искру. С бесстрастным любопытством наблюдал гладиатор за тем, как преображала тьма его соратника. Последние слова хищной планеты нимало не смутили его.

Мегатрон никогда по-настоящему не верил в то, что может умереть.