Тоска by Hemachatus
Summary: Банальный сюжет
Categories: TF: Generation One Characters: OC - human, OC - transformer
Жанр: Драма/ангст
Размер: Миди
Источник: Мой фанфик
Направленность: Джен
Предупреждения: Нет
Challenges: Нет
Series: Нет
Chapters: 5 Completed: Да Word count: 611 Read: 3057 Published: 06.03.15 Updated: 06.03.15

1. Глава 1 by Hemachatus

2. Глава 2 by Hemachatus

3. Глава 3 by Hemachatus

4. Глава 4 by Hemachatus

5. Глава 5 by Hemachatus

Глава 1 by Hemachatus
Оффлайн. Клик, еще один, и ты осознаешь, что функционируешь: на внутренних мониторах пунктирно высвечиваются коды ошибок, прежде чем боль даст о себе знать. Оффлайн отступает.

Я лежу в нелепой позе на левом боку, вижу, как шланги толчками выплевывают энергон из узких рваных ртов: розовое на сером. Думаю, мой корпус мог бы исполнить роль живой инсталляции в стиле нью-тека: спаянные с клубками проводов грязные куски металла и стеклопластика, лужицы масла и брызги искр – словно чужеродная форма жизни, в пасти которой исчез я сам. Нечто вроде Аяконской «Памяти войны» - скульптуры идиота, который все циклы проторчал в тылу, не познав механики боли.
Плюс в том, что я не чувствую этого месива: нейросеть повреждена, внутренние датчики ослепли, сигнала нет. То, что я чувствую – уцелевшие узлы – заставляет отключить вокодер, чтобы не стонать вслух. И я стенаю внутрь собственного металла. Из рабочих инструментов только левый манипулятор; пальцы скребут бетон, оставляя борозды.

Обращаюсь вовне, анализирую местность: стекла, камни, арматура, затухающий огонь лижет обломки. Здесь холодно, темно, начинает падать снег. Такое не на любой планете увидишь – этот снег. Летит прямо в оптические датчики. Холод пробирается внутрь, в раны, но так даже лучше: успокаивает опаленные механизмы вместо системы охлаждения. Скоро внутри меня воцарится зима, как и снаружи.
Мне ничего не остается, кроме как наблюдать за полетом кристаллов. Их так много и все они подчинены силе, порождающей симметричное движение сотен крохотных белых джетов. Мне кажется, так летят Искры в колодце Оллспарка - сотни сознаний в центрифуге перерождения.

В цветовом поле тепловизора новое пятно, оно движется. Я наблюдаю, как недалеко от меня из-под обломков вылезает человек. Вижу эмблему Альянса. Кто бы оценил эту иронию... Автоботы воображали, что нанесут ущерб Империи, а зацепили своих. Должно быть, этот не успел эвакуироваться.
Кроме нас двоих больше на стылом полигоне никого.
Человек замечает меня: мои оптические датчики для него как маяки. Сильный ветер сбивает его с ног, он запинается о трещины в бетоне, хватается за куски вздыбленных плит, пытаясь добраться до меня. Наконец подходит к правому манипулятору, безвольно лежащему на земле; я не могу им двигать, и кажется, что кто-то просто бросил рядом со мной бесполезную роторную пушку. Человек садится, поглаживая согнутую в локте руку. Белый костюм покрыт красными пятнами.

Человек не боится меня. Он думает, что я один из автоботов, потому что мои линзы голубые. Я не ношу инсигний, это простейшая маскировка для глупцов, вроде него. Как еще можно назвать расу, которая выбирает союзников по цвету оптики?
У меня нет желания прикончить его, лень даже шевелить уцелевшими пальцами. Он жалок, как и я. Я жалок не потому, что разрушен, а потому что допустил разрушение. Таковы законы Империи: моя миссия – билет в один конец, но я мог бы проявить больше проворства и успеть до того, как лаборатории накрыл огонь. Впрочем, это не важно. Я не шлю сигналов о помощи, иначе не отмыться от позора. Мое место займет другой честный солдат, поэтому я спокоен.
Человек осматривает мои повреждения, качает головой и устраивается у моего плеча. Бронепластина точит, как щит, и прячет его от ветра. Я непроизвольно отключаюсь.

На резервных мощностях прихожу в себя, понимаю, что меня занесло снегом, как и его. Цветное пятнышко сообщает, что человек жив.
Он пытается подняться на ноги и бормочет, что должен двигаться. Он смахивает невесомый снег с моего манипулятора и фейсплета и не перестает разговаривать, я вижу белые облачка пара изо рта. Подбадривает меня и просит дождаться помощи. Только поддержки от низших рас мне не хватало.

Некоторое время мы молчим, наблюдая за тем, как всё вокруг исчезает в серо-белой мгле.
– Я десептикон, – говорю я наконец на интерлингве, чтобы он мог услышать.
– Это не имеет значения.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не вступить с ним в спор. Как можно не видеть разницу между автоботом и десептиконом? Немыслимо. Но холод целует в камеру Искры, и у меня нет желания продолжать разговор.
Человек, наоборот, долго рассказывал, что собирается делать, когда нас спасут и он вернется на Землю, затем привалился к моей руке и наконец-то умолк. Следующие несколько декациклов я слушал только ветер и смотрел, как падают кристаллы.
Автоботы не явятся сюда, чтобы не светиться лишний раз. Даже если бомбардировщики идут без опознавательных знаков – любой дурак догадается, что это автоботские корабли. Они скорее пришлют для контроля какую-нибудь "серую" бригаду, которая и подведет черту.

Однако меня спасли. Не десептиконы, а наемники с «Обливиона», решившие, что могут чем-нибудь поживиться на зачищенном секторе.
Человек так и не очнулся.
Глава 2 by Hemachatus
Хотя я долгие ворны был десептиконом, нельзя не признать, что времена меняются в том числе и для десептиконов. Период затишья затянулся и постепенно перерос в перемирие. Я думаю, это связано с тем, что во главе Империи встал новый лидер, который оказался лишен хватки и идеалов прежнего.
Десептиконы не умеют жить спокойно, слишком отвыкли, да и мирное время – время хаоса. Десептиконы, следующие строгому ритму военного времени – элементы порядка, автоботы со своим перечнем свобод и прав мирного времени несут хаос. И в мешанине, где знак перестает иметь значение, а идеологию отодвигают на задний план во имя торговли, найти себя заново не так уж просто. Но каждый из нас должен выполнять какую-то функцию.

Мучаясь идеологическим конфликтом, я не видел иного выхода, кроме как вернуться, хотя бы на время, к наемникам. Спасли они меня только потому, что я до Новейшего периода в Империи, был таким же отребьем, иначе разобрали бы на запчасти.
Я арендовал ангар на «Обливионе». Эта медлительная, в боевых шрамах крепость раньше участвовала в сражениях, а теперь, словно огромная черная медуза с тысячью желто-голубых глаз-иллюминаторов, путешествовала сквозь пространство по одному ей известному маршруту. Кто-то говорил, что "Обливион" - древний ИскИн, кто-то считал его простым, хотя и огромным космолетом; так или иначе, ни один из нейтралов точно не знал, кто этой крепостью управляет.
Я обнаружил ее, когда станция замерла ненадолго на орбите одной из тех планет, что навсегда занесены в нижние строчки Индекс-каталога: экологический терроризм и примитивные жизнеформы.
Титан теневого космофлота привык прятаться в самых неблагополучных районах, куда не успевала добраться автоботская пропаганда. Конечно, наемники – ворье и списанные механизмы, но из таких порой вырастают настоящие пиратские династии. А у меня благодаря их складам запчастей появились новые ноги.

Временами я вспоминал безымянного человека и испытывал нечто, чему поначалу не получалось подобрать названия. Я мог бы помочь человеку как-нибудь, но не стал. Я не автобот, вот и вся разница.
Человека мы оставили там, в снегу. Что еще было с ним делать?

В свободное время я люблю разглядывать звезды, как бы банально это ни звучало. Космос отражает мое состояние. В глубине того, чем на самом деле является моя Искра – бесконечной, никем не исследованной пустоты – я чувствую тоску. Я не привык видеть тихую мягкую смерть. И не привык к утешениям обреченных.

***

Шли ворны. В глубине меня ширилась воронка – место, где исчезает свет жизни. Так я начал поиски человека. Если человек создал прореху во мне, то ее можно будет заткнуть другим человеком. Десептиконы здесь не помогут: это существа не того сорта; они не умеют умирать утонченно и спокойно и уж точно не порождают во мне снежную тоску.

Если кому-то нужен человек, он идет туда, где живут люди. Базы Альянса повсеместно располагались на обитаемых планетах. Я обладал иммунитетом, несмотря на то, что прежде являлся солдатом Империи, поскольку теперь у меня был маленький корабль и я работал кем-то вроде межпланетного курьера, в том числе для автоботов. Во времена нейтралитета унизнаки гарью не пахнут.

Я отправился на одну из пограничных баз, в покрытый атмосферными куполами улей, недалеко от космопорта, где забирал груз. Гражданские предпочли исчезнуть в зданиях при моем появлении. Это не удивительно, учитывая мой внешний вид. Зато навстречу выехали машины с солдатами. Хотя у нас мир, люди все равно держат оружие поближе к себе. Я их понимаю. Чего я не понимаю: как эти обреченные существа не бояться того, что мягкая лапа смерти готова заиграть их в любой момент?

– Мне нужен человек, – сказал я, собравшись с мыслями, когда люди уже начали хвататься за приклады.
– Хочешь говорить с начальством?
– Нет, просто человек.
Я бы хотел объяснить этому солдату, что меня тревожит, но не могу. Как я могу спросить, почему и зачем мне так тоскливо, когда я думаю о человеке, который уснул под падающим снегом?
И я ухожу.
Так я понял, что любой человек мне не подойдет.
Глава 3 by Hemachatus
Тау-Урса сохраняла нейтралитет с незапамятных времен, наверно, когда первая Великая война только разгоралась. Это галактический рынок, арт-площадка, фермы по выращиванию биореплик, контрабандная зона не меньше целого Джанкиона. Здесь нет предрассудков, поэтому можно встретить публику самого разного толка, но ее многообразие даже удручает: слишком много пестрых цветов и странных форм, чтобы успевать следить за потоками посетителей; захват цели сбоит.

Я прячу вооружение под броней, бронепластины без покрытия, поэтому весь корпус темно-серый, никаких опознавательных знаков.
Я наблюдаю за развеселой компанией автоботов и людей, заняв место в углу одного из баров. Бар называется «Четвертая спираль Земма». Земм был чешуйчатым парнем, который схлопнул себя в новое измерение, когда его шлюпка пролетала недалеко от искривляющего пространство Юникрона, и теперь он размазан по обратной стороне черной дыры. Это, конечно, местная байка.
В «Спирали» все красно-желтое, громкое, музыкальное, в разноцветной лазерной подсветке. И поскольку среди посетителей великаны и коротышки, пространство постоянно меняет геометрию, подстраиваясь пластичным золоченым металлом и черной зернистой кожей под разношерстную толпу, похожую в постоянном движении на волны прибоя. Сложно сказать, что символизирует это место: демократию или анархию.

Автоботы общаются в людьми запросто, быстро перенимают их привычки: улыбаются, жестикулируют, смеются незнакомым мне мелодичным смехом. Я знаю, что такой звук требует определенной настройки вокодера, и сам его не воспроизвожу. Я думаю, о том: не пытаются ли автоботы заткнуть людьми свои собственные прорехи?
Я знаю по крайней мере одного из них – красного, с высоко поднятыми дверцами за плечами. Я подзываю его к себе и по внутреннему каналу, чтобы не мешал шум разгоряченной химией толпы, спрашиваю его о людях. С автоботами говорить немного легче, чем с людьми, но и они не всегда в состоянии понять десептикона. Мне приходится быть с ним честным. Я хочу знать: зачем человеку рождаться? Я пытаюсь объяснить свою тоску, которой не знал раньше, пока не ощутил, как незнакомый человек пытается очистить меня от белого покрывала слабыми руками. Его руки такие же, как его смерть. Почему же эта смерть так тронула меня?

Наконец до автобота доходит, глупая улыбка меркнет, и взгляд становится таким, каким его могут делать только автоботы: понимающим и ласковым, так что сразу хочется заключить их в объятья безо всяких задних мыслей, просто по-братски. И стоять так, прижавшись друг к другу, пока не закончатся все войны на свете, во имя Единого Кибертрона.
Коварство автоботов не знает предела. Я сдерживаюсь, я давно знаю все их эти штучки. Они полагают, будто Праймас обделил нас сочувствием.
Автобот знакомит меня с человеком из своей компании, это солдат Альянса, это фемм.
Я хочу поговорить с ней тет-а-тет и делаю странную вещь, о которой попросил автобот: приседаю, чтобы ей было лучше меня видно, это считается элементом коммуникации. Я-то вижу ее отлично. Она совершенно обыкновенная: мягкое тело в стандартной зеленой форме, волосы, кожа – все детали будто скопированы с сотен других соплеменников; на одно лицо, как говорят сами люди.
Я пытаюсь объяснить, что ищу в ее расе. Нечто, что делает людей чем-то большим, нежели обитателями последних строчек Индекс-каталога разумных жизнеформ в Секторе. Человек почему-то раздражается и не хочет со мной общаться. Не вижу причин обижаться на данные статистики. Такое поведение только подтверждает мысль о том, что люди находятся в самом низу по справедливости.
Глава 4 by Hemachatus
Наблюдаю за автоботами.
Я постарался взять на вооружение их приемы и поработал немного с лицевыми пластинами. Когда мне в следующий раз пришлось общаться с людьми, я старательно улыбнулся первой попавшейся фемм – женщине, живущей на одной из баз Альянса. Она закричала и убежала, мне же пришлось объясняться с автоботами. Я пояснил, что пытаюсь адаптироваться к земной культуре. Но, судя по их реакции, мне не подходят автоботские манеры. Тем лучше.

Раньше все люди казались мне одинаковыми. Теперь я классифицирую их антропометрические показатели. Люди бывают разных цветов, размеров и возрастов. Но среди них я не нашел никого, кто заставил бы мою тоску замолкнуть.
Один из них, совсем старый, как-то сказал мне, что я похож на человека: у меня, как и у многих людей, дыра в «душе», которую не может заполнить целый мир, и я веду себя, как другие люди, которые ищут своего человека всю жизнь и редко находят.
Но я отмахнулся. Люди живут так мало, не удивительно, что они ни шарка не успевают.
А я могу ждать ворны, пока не появится нужный мне человек.

***

Мой корабль раньше принадлежал биогибридам, а не меха, поэтому я купил его задешево, вроде как товар не первого сорта. Я маркировал его своим индивидуальным кодом, переоборудовал, но кое-что не тронул, например, сидения и генераторы кислорода. Поэтому я иногда перевожу не только грузы, но и людей, в том числе, чтобы наблюдать за ними.

Мы летим и вокруг ничего, кроме белых звездных точек на черном фоне. Я включаю автопилот и поворачиваюсь к пассажиру. Мы в пасти космического дракона, но его, кажется, такие мысли не заботят. Он отстегивается, расхаживает по отсеку и пытается со мной заговорить.

Спросить его или нет? Уже не знаю, как объясняться и нужно ли: столько бесплодных попыток было. Мы слишком разные. Срок его жизни – не больше ворна, а мое одиночество тянется сотни ворн. Это несоизмеримо, и глупо думать, что человек сможет понять меня, когда я сам точно не понимаю, что это за явление – тоска, подобная той, когда Искра брата ускользает из раскрытой камеры, и манипуляторы, способные сминать чужие корпуса, не могут ее удержать.

У людей нет Искр. И все же, боюсь, что тот, который умер в снегу, и был моим человеком, но тогда я был далек от этого понимания.
Глава 5 by Hemachatus
Я опять провожу свободное время на Тау-Урса. Просто мне некуда больше идти. Стою в голографическом саду и разглядываю переливающиеся во тьме трехмерные геометрические нагромождения в карбоновых рамах. Искусство, одним словом.

Ко мне подходит человек, сам. Этого я вез как-то на корабле. Он называет свое имя – набор бессмысленных звуков. Я его помню, я храню в памяти краткое досье на всех людей, с кем общался, но не знаю, что ответить, поэтому молчу. Он расценивает это как равнодушие.
Я пытаюсь объяснить, что у меня до сих пор не было особой нужды в прозвищах, которые берут себе автоботы для общения с людьми и им подобными. Искровая сигнатура – тетраграмматон для человека, а я не особенно продвинулся в построении социальных связей. Мое заявление его почему-то рассмешило, хотя я не видел ничего забавного. Я не знаю, о чем нужно говорить с этим человеком, я не подготовился и опять молчу. И он тоже.
Поэтому мы просто идем, лавируя между прочих посетителей, по цветовым узорам на дорожках; я стараюсь идти медленно. Прозвище я себе так и не придумал, поэтому дальше мы просто были на человеческое «ты».

Потом, стоя как-то на одной из парковочных площадок, когда я собирался в очередной рейс, я спросил, пока дроны грузили товар, стал бы он чистить меня от снега, если бы я сам не смог. Этот вопрос, как и многие прочие, смешит его, но мне вовсе не радостно. Что-то должно двигать врагом, для которого твоя сторона не имеет значения. Сторона всегда должна иметь значение, это основа существования, великая дуальность системы. Поэтому, например, все то время с момента, как я обосновался без знака на «Обливионе», я чувствую себя, словно ржавый лом.
Он говорит, что полагал, будто мы на одной стороне. Не знаю, что ответить. Почему-то это оказывается правдой, хотя я и без инсигнии считаю, что мы на разных полюсах. Не только автоботы и десептиконы, а я и остальной мир. Я замолкаю, подбирая подходящий ответ, но и в этот раз мне нечего выбрать из коммуникативного каталога.
– Ты сделай уже что-нибудь... нормальное, – говорит наконец мой человек. – А то как с памятником разговариваю. Хоть моргни что ли.
Я улыбаюсь ему – второй раз в жизни – и он больше не поднимает эту тему.

***

Я занят своими делами, а ты своими. Это меня устраивает, потому что я не приучен к умильной возне, подобной автоботской. Во время, когда я был десептиконом со знаком, над моим альтмодом подшучивали. Он не «чистопородный». Колеса – символ автоботской безалаберности. Зато я могу иногда катать тебя по опустевшим дорогам.

Я думал облегчить свою участь, но только усугубил. Возможно, я даже немного понимаю автоботов в их безнадежном стремлении спасать обреченных, будто пытаться схватить Искру, когда ей пришел срок покинуть корпус.

Сейчас, пока мы смотрим с моста на световую паутину дорог и машины, похожие на суетливых инсектиконов, – я стою, а ты балансируешь, сидя на узких перилах и держишься за меня одной рукой – я думаю о том, что стоит ценить настоящее, такое же эфемерное, как кристаллы снега или маленькая человеческая жизнь. Но когда ворн будет на исходе и снег перестанет таять на твоей коже, мне не останется ничего, кроме тоски.
This story archived at http://www.transfictions.ru/viewstory.php?sid=2650