***

Нестерпимо жгло там, где напротив камеры Искры поселилось нечто, призванное сдерживать мою новую силу. Я смирился с ощущениями, исказившими мою сущность до неузнаваемости. Если все, что придумал Альфа Трион, поможет спасти Кибертрон от тисков новой тирании — да будет так. Раздумывать о справедливости накануне смертельной битвы — бессмысленное занятие.

Вражеские частоты бесновались десятками приказов:

— Командующему Мегатрону, срочно — автоботы покидают Подземелья Сигмы. Они используют древние колодцы, ведущие из центра планеты на поверхность.

— Отправить отряды к шлюзам всех колодцев.

— Командующий, мы насчитали их шесть. В разных частях планеты.

— Их ВОСЕМЬ, идиот! Блокировать все немедленно!

— Над некоторыми из шлюзов у нас нет контроля.

— Так создайте его!

— Двум вражеским группам уже удалось выйти на поверхность в Симфуре и Праксусе.

— Разыщите вышедших и уничтожьте!

— Получены сведения о двух новых отрядах, приближающихся к поверхности. Высадка будет через семь кликов. Одна из групп выйдет в Восе. Другая — прямо здесь, в Тарне.

— Приказ командору Старскриму — бросить все триады к колодцу Воса.

— Командор Старскрим вне зоны доступа, он находится …

— Мне налить топливом на то, ГДЕ он находится! Немедленно соединиться со Старскримом любым способом и передать ему мой приказ!

— Приказ принят.

— Приказ подразделению Блицвинга. Окружить тарнский колодец. Если кто-то из них прорвется на поверхность живым, я лично встречу их…

Вражеские частоты предрекали нам скорую дезактивацию. Но в хаосе эфира, полном ледяной ненависти, я методично дифференцировал сигналы от своих, прибывших на поверхность первыми. Именно те два шлюза, о которых десептиконы не позаботились заранее. Группа Джаза смогла незаметно выскользнуть в Праксусе. Группа Ретчета — в забытом Праймасом Симфуре. Они блестяще сумели обойти все ловушки противника, все посты и спутниковую слежку. Джаз и Ретчет спасли полторы сотни бойцов. Оставалось надеяться на обманный ход, отвлекающий десептиконскую авиацию — примитивный, но действенный. В колодец Воса ушли пустые капсулы, набитые дезактивами и работающим электронным оборудованием, имитирующим живых. Это был странный план Альфа Триона, непонятный никому. Но он сработал.

— Поверь мне, Оптимус, после победы сикеры соберутся в центральном храме своей древней столицы. Все до единого. На одну световую фазу. На то есть определенная причина, о которой долго рассказывать. И пока они будут находиться в Восе — у нас есть единственный шанс атаковать Тарн.

Я не задавал лишних вопросов, доверяя Учителю. Если есть хоть малейший шанс взять реванш, его нужно использовать. Как бы ни была быстра десептиконская авиация, им не успеть. Оставалось надеяться лишь на скорость капсул и… собственную подготовку. Ударная группа из десяти самых мощных, самых заправленных, самых отчаянных, должна была пробить сопротивление и дать возможность выйти еще нескольким отрядам. Последним. Больше у нас никого не оставалось.

— Уничтожать каждого, кто выйдет наружу! — неслось по каналам десептиконской связи. Теперь они уже говорили открыто, до атаки оставались считанные мгновения.

Мы принимали это со спокойствием фаталистов. Капсулы, доставляющие бойцов на последний уровень, должны были опередить обрушение всего комплекса на полклика. Одна. Две. Пять. Десять! На крохотном плацдарме, который стал нашей опорой, внезапно стало тесно и жарко. Стальное небо над головой треснуло, и под этот адов треск мы начали прорыв. Позади широко распахнулась пасть бездны, полыхнуло огнем, в котором рассыпались на части конструкции древней дороги к центру планеты. Кто-то успел трансформироваться, кто-то использовал ширину шага, чтобы не быть погребенным под обломками. Мы мчались со скоростью трещин, распарывающих стены. Шестой Колодец Сигмы — тарнский выход из Священных Подземелий — больше не существовал.

Мы успели. И я не потерял никого из них. Моя Искра ликовала, а сенсоры фиксировали горячие точки на экранах. Больше сотни автоботов смогли преодолеть первый этап. И все были живы, все до единого! Оптические сенсоры были почти бесполезны в кромешном дыму — я контролировал их живые поля. В пылу боя было сложно производить анализ сигнатур, но я продолжал знакомиться со своей армией: изучал характеристики, анализировал слабые и сильные стороны, и даже давал им прозвища, что раньше делали только десептиконы, не признающие данных Сигмой имен.

Базовый функционал моего нового процессора был настолько обширен, что позволял производить несколько сотен операций одновременно. Подобное умение передалось и моей Искре, прежде такой ранимой, вечно сжимающейся от отрицательных эмоций, могущей дать команду на системную блокировку в невыносимых условиях, но теперь умеющей сортировать чувства с хладнокровием препаратора. Брезгливость, ошеломление, ступор, парализованность страхом, удивление — слишком большая роскошь для солдата. Сейчас, когда ничего больше не мешало мне сражаться и размышлять одновременно, я радовался новым возможностям — внутри правило полное сосредоточение на боевой задаче, полный покой. И это было бы прекрасным, если бы не казалось по-своему ужасным, чуждым. Хаос, ад, бойня стали моей зоной комфорта. Орион во мне изменился до неузнаваемости, и я знал, что подобные размышления станут самым большим моим противоречием. Но это придет позже. Позже… Когда все закончится. Когда я выведу всех из-под обстрела. Когда опрокину твой танковый заслон, Мегатрон, когда освобожу город, когда…

Боль в грудном отсеке усилилась и, как я ни пытался, я не мог ее нейтрализовать. Предостережения Альфа Триона, воспоминания о его мудром спокойном и мелодичном голосе, внезапно показались издевкой в этом мире стрельбы, разрывов и смерти:

— ОНА будет всякий раз отзываться болью на активацию Кластера. Ведь ОНИ ОБА чуждые тебе элементы…

Скорость загрузки боевых протоколов утроилась. Размышления вроде «откуда юникронов кластер черпает всю нужную информацию» я блокировал в зародыше. Это было еще более жутко, чем размышлять о собственной холодности. Слишком непонятно. Даже для того, кто вернулся из небытия. Когда я проходил тестирование в Центре Сигмы — из Искры в центральный процессор загрузилось не более тридцати процентов кластера. Когда я несся сквозь сверкающие недра Кибертрона к шлюзу колодца — сорок. Сейчас я почувствовал, что значит пятьдесят… пятьдесят пять…

Шестьдесят!

Я осознал их смертельно опасный информационный вес, и то, как загрузились системы вооружения, приняв в себя долгожданные ключи. Новые возможности несли за собой жажду испробовать их в деле. Дразнили. Жгли. Поля развернулись во всю мощь. Праймас, какая же это была совершенная навигация! Я получал сведения о целях, принимая отраженные импульсы от нескольких сотен точек. Это позволяло визуализировать врага в трехмерной проекции. Две наплечные ракетные установки отозвались на мои мысли. Координаты целей пульсирующим электромагнитным потоком достигли антенн, и я дал залп. С яростным гулом сгорающего топлива ракеты с бронебойными боеголовками умчались в дымную пелену, сквозь которую моя безупречная сенсорика, точь-в-точь как у военных ИскИнов, выслеживала врага, транслируя строение цели. Я бил по самым уязвимым узлам. Ни один мой снаряд не был потрачен впустую. Цели на внутренних экранах из пульсирующих оранжевых становились черными. Не то процессор, не то Искра подсказали — так и должно быть…

Шестьдесят пять.

Я активировал плазменную винтовку. Она легко легла в мои манипуляторы, пальцы ощутили тепло, мощь и страсть. Ослепительный бело-голубой выстрел прошил воздух с чудовищным треском. Руины содрогнулись до основания, я знал, что так же содрогнулись и Искры врагов. Щадить их не входило в мои планы. Залп за залпом я расчищал дорогу. Я не считал дезактивированных мною, хотя мог бы, а просто констатировал тот факт, что это были мои ПЕРВЫЕ жертвы. Жертвы? Справедливость? На войне ее нет. Здесь есть лишь сторона, на которую довелось встать. Судьба. И, быть может, нечто личное. Ведь не судьба выбирает нас, а мы ее. Новый «я» был собственным вызовом всему черному, злому и несправедливому, что скомкало и раздавило мою прежнюю жизнь.

Итак — зло против зла. Один падет, другой останется, Мегатрон! И я либо паду к твоим ногам во второй раз, либо исполню свое предназначение, ради которого вернулся.

Моя боль трансформировалась в пучки плазмы и вырывалась из линейного ускорителя, невыносимо раскаляя воздух. Я повёл отряд в прорыв на авангард десептиконов, состоявший из пяти десятков дроидов и нескольких гусеничных, и смёл их с пути. Это поднимало боевой дух тех, кто надеялся выжить и следовал за мной. Я чувствовал их молчаливое восхищение. Но не только его. Порой на передний план у ведомых мною вырывалась другие эмоции — зависть и тщательно скрываемый страх. Одного из своих бойцов я успел узнать лучше других. Айронхайд — огромный красно-серый механоид, уступающий мне в росте лишь на полголовы — он встал со мной в пару. Его встроенное вооружение было немногим слабее моего и, как и мое, тоже было слишком мощным для автобота. Его боевые навыки были отточены настолько, что было удивительно, что он вообще активировался с окулярами холодного спектра. Мы бились с ним спина к спине, свирепо и яростно. Он старался молчать, а если и обращался ко мне на личной частоте, намеренно не называл ни имени, ни статуса. Это было понятно — прошли считанные астрочасы с момента, как я принял командование. Айронхайд мог знать больше, чем мне бы хотелось, он был одним из тех, кто принимал непосредственное участие в эксперименте по моему возвращению. Теперь он приглядывался ко мне, настороженно наблюдая, как растет и развивается поселившийся в моём процессоре разрушитель. Я понимал его недоверие, как и его отчаяние — выбора у него не было. За руинами осыпающихся стен, за пеленой дыма нас поджидали танки. Там начинался настоящий бой, более безжалостный, чем на улицах сожженного Йакона, более судьбоносный. Айронхайд мог думать обо мне шарк знает что — что я бесчувственная машина с мертвой искрой, ведомая артефактом, что я исчадие Антиматрицы. Наверняка он ненавидел меня. Но у него не было выбора — именно я стал последней ставкой автоботов в этой игре. Единственной неизвестной. Темным шарком — была такая поговорка. Между жизнью и смертью каждого носящего алый знак, между нашей победой и нашим поражением, судьба поставила меня. Я усмехнулся под маской, впервые порадовавшись этому элементу моего нового корпуса. Пусть думает, что хочет.

***

Шквал артиллерийского огня, обрушившийся на нас, можно было сравнить с метеоритным дождем. Стены здания, в котором находился Колодец, окончательно рухнули, и теперь снаряды раскалывали конструкции, которые царапали небо обгорелыми погнутыми пальцами. Остатки крыши комплекса сложились, накрыв собой выведенных из стоя дронов и раненых. Живые убегали быстрее.

— Растянуться! — приказал я.

Прорываясь сквозь простреливаемую площадь, мои товарищи образовали растянутую цепь, стреляя на полной мощности. Широкий фланг не позволял противнику сосредоточить огонь в какой-либо определенной точке. Алый с белыми полосками автобот Бластер отступил на мгновение назад, распахнув на ходу грудной отсек. Со свистом пропеллеров в небо взметнулись серебристые тела его беспилотников. Мой приказ разделил отряд на три группы. Центральную повёл я, а правая и левая ушли под прикрытие сооружений, чтобы затем ударить танкам во фланги. В альтформе я ощутил прилив небывалой мощи. Оси двенадцати внешних колес ощетинились шипами. Загрузка кластера шла теперь медленнее, но возможности, обнаружившиеся на самом дне моего жуткого альтер-эго, были невыразимо, смертоносно прекрасны. Как я и предполагал, бойцы Блицвинга основной мишенью выбрали меня. Поверх их хищных обтекаемых корпусов я разглядел его массивную сплюснутую башню. Я запомнил ЕГО имя, пока перехватывал вражеские переговоры в сети. И теперь, трансформировавшись первый раз в своей ЭТОЙ новой жизни, я знал, на кого нападу первым…

Семьдесят!

Состыковались волноводы спирального циклотрона в периферических отделах моего корпуса. Активировались магниты по разгону плазмы. Оружие, закрепленное на верхних отделах обтекателя, многократно усилило свою огневую мощь. Строй танков огрызнулся сине-голубым потоком плазмы. Я выстрелил в ответ уже более горячим фиолетово-белым пучком огня, расчищая себе дорогу к противнику. Их сила была в дистанции, которую мы сократили, и прошили строй врагов, как лазерный резак металлическую пластину. Наступил совершенный хаос, в котором мой новый кластер помогал искать противников, издавать приказы, обращённые в радиоволны — и сражаться. Я был крупнее и тяжелее их всех. И я метался, опрокидывая их ряды, сея смерть. Винтовка вращалась под любым углом, посылая залп за залпом. Ее скорострельность, казалось, противоречила законам науки, известной нам. Но я понимал — на самом деле это было то самое шлаково юникроново совершенство, выборка самого лучшего, гармоничного, быстрого и мощного, созданного с одной лишь целью — убивать.

Нужно отдать командиру танковой бригады должное — он не струсил, не отступил и не попросил пощады. Я схлестнулся с рослым трехрежмником один на один, перейдя, как и он, в андроформу. Память (моя ли?) хранила повторяющийся, как навязчивый сон, видеофайл, записанный Орионом за несколько кликов до получения смертельного ранения. Монохромный мертвый корпус Диона, который Блицвинг волочит по полу. Четверо других моих товарищей, неподвижно лежащих на мозаичном полу Архива. У каждого аккуратная дыра в грудном отсеке в том месте, где недавно находился инфоблок. И горькая правда, мерными пощечинами бьющая по моей совести: десептиконы разгадали нашу тайну, я виновен в гибели товарищей, я скоро присоединюсь к ним…

Семьдесят пять… Восемьдесят!

Я быстро разорвал дистанцию между Блитцвингом и мной и вступил в ближний бой, клик за кликом сминая его сопротивление, нанося повреждения, уродуя крылатый корпус. Он, конечно, не узнал меня, а если бы и узнал — что бы это изменило? Для него это был просто бой, для меня — месть, короткая, исполненная горечи сатисфакции, запоздавшей на целую жизнь… Я вырвал его пушку из креплений и с размаху вогнал её штык в область моторного отсека противника. Из поврежденного блока питания фонтаном хлынул электролит, а я всаживал обломок орудия глубже и глубже, пока не пробил темно-зеленый корпус насквозь. Замыкание заставило конденсаторы взрываться с резкими хлопками один за другим. Неестественно изгибаясь от боли, трехрежимник вертелся, стреляя в меня из наплечных орудий. Он пытался вырваться, но только все глубже и глубже опрокидывался назад, насаживаясь на ствол, как на импровизированное копье. Я прекратил его агонию, ударив ногой с разворота и отбросив корпус в гущу его подчиненных.

— Кто из вас следующий, оплавки?!

Я приправил свой вызов серией выстрелов, перекрывая перекрестный огонь, и ринулся на врагов. Мне казалось, мой голос стал так же страшен и черен, как и моя Искра. Снаряды вырывали куски брони из моих сегментов, но я не чувствовал этой боли. Казалось, раскалённая внешняя звезда или черная дыра подпитывали меня. Мне хотелось орать от отчаяния, выкрикивая слова благодарности и проклятья поселившемуся внутри меня неведомому союзу Матрицы и кластера Немезис, призванных… спасти всех нас ценой сотен других Искр!

Боковым зрением я засек Айронхайда. Красно-серый грузовик возвышался на груде дезактивов. Его корпус во многих местах был пробит, но на лицевой пластине застыло свирепое торжество. Фокусы наших линз пересеклись, и в его взгляде я увидел нечто вроде уважения. Это было излишним. Мне не нужно было ни его уважение, ни понимание или доверие, оправдывающее мое внезапное появление на посту командира. Ничего. Только преданность. Не мне — общей идее освободить Тарн, а затем Кибертрон. Только это. Вот выиграем этот бой, и заглянем дальше, за горизонт нашей участи. Победителей не судят, не так ли, Оптимус? Мое имя уже не казалось мне чужим, я быстро привык к нему, как и к боли в груди. А что касается суда — я знал, что буду вершить его над собой сам. Позже. Когда вернусь из этой плавильни. И более безжалостно, чем кто-либо мог это сделать.

— Автоботы! — меня захлестнуло чувство гордости от превращения названия фракции в боевой клич. — Создать оборону вокруг объектов Альфа-1 и Альфа-5... — я перечислил все, что моя навигация успела обсчитать и сопоставить с данными беспилотников Бластера. — Открыть ангары Дельта, Ипсилон, Дзета… Выпустить пленных. Обеспечить доступ к топливным ресурсам. Раздать освобожденным демонтированное с врагов оружие, создать ударные звенья.

Мои солдаты — я вновь пересчитывал их, хладнокровно фиксируя потери — концентрической волной расходились от того места, где недавно был Колодец. Нас было почти полтораста боевых единиц, у противника — около трехсот, и до прибытия авиации у нас был шанс выжить, если каждый из нас дезактивирует хотя бы по два врага. А если мы освободим пленных — шансы на реванш возрастут троекратно. Ты же не станешь бездумно бомбить город, напичканный столь дорогим оборудованием, Мегатрон?

Внезапно перед оптикой все вспыхнуло лиловым огнём, а правое плечо пронзило огненное копьё. Я согнулся от боли и опёрся левым манипулятором о корпус одного из подбитых танков, услышав рёв врагов по радиосвязи. Электромагнитные сигналы, приходящие от беспилотников, паривших сверху над полем боя, показали нечто странное. Десептиконы не спешили сжимать своё кольцо. Они... расступались перед кем-то.

Я равнодушно констатировал загрузку восемьдесят пятого уровня кластера. Энергон наполнял раны, моментально кристаллизуясь, повреждения затягивались с утроенной скоростью. Это сжигало топливный ресурс, но я не думал о нем. Топлива было достаточно. Пока достаточно. Я смотрел на развалины, откуда был произведен выстрел. Картинка стала еще четче. Датчики выбрали весь диапазон чувствительности. Мне казалось, что я ощущаю шевеление каждой частички гравия под своими опорами, чувствую пульсацию каждой Искры своих солдат, бегущих по улицам Тарна, стреляющих, падающих, поднимающихся и снова бегущих. Время стало густым, как воздух, проникающий в дышащие жаром вентиляционные отверстия моей брони. А потом исчезло все лишнее. Остался только хруст гравия под ТВОИМИ гусеницами, только яркий свет ТВОИХ фар, жадными конусами рвущий дымную завесу…

Я медленно распрямился, доставая закрепленную за плечами винтовку.

Огромный серебристо-белый танк, давя тяжелой шипастой лентой каменную крошку, въезжал на развалины. Его черное длинноствольное орудие, установленное в задней части корпуса, вновь приготовилось изрыгнуть раскаленную смерть.

***

Который раз ты… Мегатрон. Но эта, третья наша встреча, была особенной — ты не знал, что скрывается под маской твоего неожиданного соперника. Ты вообще был раздосадован появлением на поле боя столь крупного и вооруженного противника. Разозлен сопротивлением, столь умелым.

И, клянусь Матрицей, ты был заинтригован!

От нетерпения ты сделал еще один выстрел — плазменный разряд прошел над моей головой. Это послужило сигналом, пригнувшись, я бросился вперед, стреляя на поражение. Танки Блицвинга разрушили все подступы к Колодцу. Искусственно созданный склон из обломков недавно стоящего здесь крупного здания казался бесконечным. Твой двигатель взревел, форсируя подъем. Еще выстрел — и опять мимо. Ты не мог точно прицелиться — мешал угол наклона. Миг, и днище твоего корпуса зависло над гребнем. Гусеницы проворачивались от нетерпения. Этого мига мне было достаточно, чтобы прыжком преодолеть разделяющее нас расстояние, успеть вцепиться в твои траки и заклинить движение. Трансформировался ты уже в воздухе, стиснутый в моем захвате, яростно высвобождая из него сегмент за сегментом, ревя и сверкая оптикой. Мы катились по склону огромным металлическим комом, подминая под себя все, что попадалось на нашем пути. Упершись тебе в грудь коленом, я напрягся изо всех сил и выдрал одну из гусеничных лент. Целая система мелких двигательных приспособлений посыпалась следом. Ты даже не огрызнулся от боли, словно, гусеницы тебе не принадлежали и тут же ударил меня в лоб острым углом своего шлема. Удар был настолько сильным, что в моей оптике отразился целый каскад помех. Минимальная дистанция мешала тебе размахнуться, и ты сжал мои запястья, медленно разводя манипуляторы в стороны. Моторы сервоприподов взревели от предельной нагрузки, сочленения захрустели. Наши напряженные лицевые пластины застыли друг напротив друга, взгляды схлестнулись, топя обоих в ненависти.

— Кто ты?! — прохрипел ты. — Откуда ты взялся?!

— Я твой самый ужасный темный кошмар, Мегатрон!

Мне было не удержать ироничный смех, ощущая, как твое поле стремительно меняет свои характеристики. Холодная ненависть тебя покинула, и на ее место хлынула лавина разнообразных чувств: брезгливость, страх, злоба, приправленная любопытством и… растерянность. Мне удалось смутить тебя. Я не преминул этим воспользоваться, ударив тебя коленом в моторный отсек, а затем резко ослабил один манипулятор. Наш общий центр тяжести сместился, и я совершил бросок. Ты перелетел через меня, тяжело врезавшись в остатки бетонной колонны. След от твоего падения напоминал метеоритный кратер. Облако пыли взметнулось над развалинами. Но подбежать ты мне не дал — стремительно перевернулся на спину и выстрелил. На этот раз залп из твоей пушки пришелся в самый центр моей грудной брони, и мое падение в противоположную сторону образовало кратер не меньших размеров. Боль от попадания, слившись с болью от Матрицы, была неимоверной. Но я не имел права ее показывать, упав в окружение врагов. Я знал — тебе сейчас самое время отдать приказ меня добить. Пружина юникроновых инстинктов заставила меня вскочить, несмотря на тяжелые повреждения. Пробитый грудной отсек искрил. Я занял оборонительную позицию, но твои бойцы снова медлили…

— Не вмешиваться! — ты поднимался, отплевываясь от бетонной крошки. — Не трогать его, — скрежещущий, полный ярости голос резал аудиодатчики, — он — мой!

— Не вмешиваться! — как эхо повторил я на всех частотах, для своих и чужих.

С этого момента все окончательно перестало иметь какой-либо смысл. Обе наши армии растворились в ином измерении. Здесь же, на этих развалинах, раскинулся перекресток наших судеб. Только наших — твоей и моей. Мы принялись ходить друг вокруг друга, оценивая и выбирая, сверкая оптикой и, как звероконы, фырча воздушными компрессорами. Твой рот кривился в усмешке. Я знал, почему: впервые за долгое время ты наконец-то почуял РАВНОГО, не уступающего ни в чем. Это тебя заводило.

— Одному из нас не место в этой реальности, — я подлил катализатора в жерло страстей.

— И им станешь ты!

— Нет, Мегатрон, им будет тот, кто противопоставил старому порядку большую тиранию.

— Это говорит новая марионетка Сентинела?

— Нет.

— Тогда кто?

— Тот, кто взял на себя право вершить собственную справедливость.

Ты засмеялся и со щелчком опустил вниз левый манипулятор. Кисть и предплечье с гулом перестроились в плазматрон. С угрожающим треском вспыхнуло голубовато-белое острие плазменного клинка.

— И чем же ты собрался ее вершить, пафосными речами?!

Клинок описал дугу, и я с трудом выскользнул из-под его смертоносного жала. Уровень моего топлива был израсходован наполовину, теперь было опрометчивым надеяться лишь на крепость брони. Ты довольно оскалился, оценив мою ловкость, и тут же провел серию настолько стремительных выпадов, что в конце я невольно выставил, как щит, левый манипулятор. На это ты и рассчитывал — я тут же лишился кисти, удар прошелся точно по сочленению. Но полыхнуло болью почему-то снова в груди. Мой правый манипулятор задрожал.

Девяносто пять…

Я догадался, что сейчас произойдет — перестройка системы магнитных генераторов была мне знакома. Но вот оружие, в которое трансформировалась моя уцелевшая кисть, было очень далеко от того, чем когда-то владел Орион. Это была гигантская секира насыщенного оранжевого цвета, напоминающая раскаленную лаву. Я отбил твой очередной выпад ее широким лезвием и провел контратаку с такой силой, что ты едва устоял на ногах. Хриплый смех, заглушаемый гудением вентиляции, снова раздался над развалинами.

— Так-то лучше, автошлак!

Баланс на грани жизни и смерти стремительно вводил тебя в эйфорию. Это было понятно, иначе ты бы не стал лучшим гладиатором. Лучшим из лучших. ГЛАДИАТОРОМ, НИКОГДА НЕ ЗНАВШИМ ПОРАЖЕНИЙ!

— Я буду бороться, пока один из нас не уйдет в другой мир.

— Мой клинок погасил сотни Искр, ему не составит труда погасить и твою!

— Тогда ты, должно быть, знаешь, каково сражаться, когда у тебя нет выбора, Мегатрон.

Одарив меня странным взглядом и ничего не ответив, ты ринулся в бой с утроенной силой. Оранжевая и голубая плазма заплясали перед линзами, рассыпаясь искрами, загудели, с треском перекрещиваясь в стремительном танце. Мы катались среди развалин, круша все, что попадалось нам пути. Ты не жалел плазменных разрядов. Мне приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы уворачиваться от выстрелов. Сражаться с десептиконом в полном боекомплекте было сложнее, чем я предполагал. Даже наличие юникронова кластера не одарило меня встроенным тяжелым оружием. Моя винтовка оставалась за плечами. Но в фехтовании я не уступал тебе. Разница между нами была разве только в том, что я использовал как щит обрубок собственного манипулятора, в то время как ты в паузах между выстрелами прикрывался своей тяжелой пушкой. Тяжелые наручи не спасали, и твой меч постепенно превращал мой манипулятор в лохмотья. Но и моя секира раз за разом кромсала металл твоей пушки. После одного, наиболее сильного удара, из длинной пробоины оружия полетели искры и хлынул бесцветный охладитель, испускающий облака испарений. Ты взвыл, словно пушка имела собственные датчики чувствительности, соединенные с твоей нейросетью. Поле боя начал застилать едкий тяжелый пар, тут же осевший в глубоких рытвинах холодным туманом. Я не сбавлял натиск, ты — тоже. Удар, еще удар! Мы оба выбивались из сил, но не сдавались.

Мой совершенный корпус оптимизировал нагрузку. Но ресурс восстановления систем постепенно исчерпывал себя. Автоматика отключала модули, не сосредоточенные на конкретной боевой задаче. Последнее, что я отметил на внутренних навигационных мониторах, это сотни тепловых силуэтов, бегущих по улицам. Искра, измученная близостью смерти, отозвалась внезапным теплом — Айронхайд освободил пленников. Они заполняли подступы, окружая отряды Блицвинга. Пространство вокруг нас снова стало издавать звуки. Десептиконская артиллерия с неистовым гулом обрушила ракеты на наши позиции. Ей отвечали далекие выстрелы автоботских снайперов. В том, другом измерении, тоже кипел бой. Но он оставался за границами нашего с тобой личного ада. Я отключил контроль над периметром — ты не давал мне передышки. Малейшая оплошность могла быть фатальной. Бешеная скорость, с которой вращался твой клинок, заставляла меня считывать параметры своих движений и… копировать их. Это раздражало тебя - я видел - и почему-то давалось СЛИШКОМ легко. В мой процессор закралось одно смутное предположение, но сумасшедший темп поединка мешал мне довести логическую цепочку предположений до конца. Кластер загружал последние файлы. Я уже смирился с болью, сопровождающей его активацию. В конце концов, я сам сделал этот выбор.

Девяносто шесть, девяносто семь…

Твою лицевую пластину покинула улыбка, превратив ее в неподвижную сосредоточенную гримасу — с каждым кликом я становился все опаснее и опаснее. Я быстро учился, хотя это было непросто. Ошибок ты не прощал. Действия по упрощенной схеме прямого «отзеркаливания» твоих движений стоили мне полной потери левого манипулятора. Ты отсек его по самый плечевой шарнир и рассмеялся, когда фонтан энергона из плечевой магистрали брызнул тебе в лицо. Одновременно с этим твой кулак врезался в мою брюшную секцию, пробив радиатор. Ты по инерции упал на меня, вдавливая в крошево бетона. Я с трудом блокировал твой клинок лезвием секиры. Искры сыпались прямо в дыру в моем грудном отсеке, прожигая оголенные системы. Скрещенные плазменные дуги опускались все ниже и ниже, их гудение становилось нестерпимым. Второго манипулятора, чтобы равноценно сопротивляться, у меня не было. Ты же пробивал своей кистью дыру все глубже, разрушая мембраны энергетических контуров, стремясь отыскать в этом месиве главный топливопровод и разорвать его. Вид твоего перекошенного от злобы белого лица, которым я имел неосторожность когда-то восхищаться, оборвал во мне последние иллюзии. Все окончательно померкло, даже боль. А следом за этим наступило извращенное наслаждение…

Свободой!

Контроль Матрицы был сломлен. К вокалайзеру подступил клокочущий рык. Активировав неприкосновенные резервы, я нашел силы отшвырнуть тебя прочь и вскочить на ноги. Лезвие секиры потемнело, налилось синим, потом фиолетовым, и наконец — темно-лиловым. Я продолжал разогревать плазму, сжигая последние ресурсы. Локтевой шарнир уцелевшего манипулятора трансформировался в шаровое сочленение с бесконечными степенями свободы, после чего я принялся вращать секиру по восьмерке. Ревя, как разъяренный динобот, я ринулся в наступление. Лезвие раскачивалось смертоносным маятником, постепенно увеличивая скорость и амплитуду. Мой корпус тоже раскачивался в такт. Раскачивались небо, земля, строения. Только ты оставался неподвижен — белое пятно на сожженной земле. Моя цель. Смысл. Жизнь и смерть. Удар. Удар. Еще удар! Ты отчаянно сопротивлялся, отступая. И твое лицо — прекрасное в своей мрачной ауре воителя, такое же, каким я когда-то увидел его в Каоне, вызвало во мне лишь злобу. Ответную злобу, равную твоей…

Сто процентов!

Секира вгрызлась в твое бедро. Я усилил нажим, намеренно задержав лезвие в ране, ворочая им, расплавляя конечность почти до эндоскелета. Ты не выдержал и закричал, упав на одно колено. Я продолжал наступать, заставляя тебя отбивать мою атаку и не давая возможности подняться. Ты пропустил еще удар. Секира рассекла надплечье, глубоко проникнув в грудной отсек. Из повреждения хлынул энергон, залив десептиконскую инсигнию. Упав на второе колено, ты с трудом сдерживал мой натиск. Но в твоих линзах я читал упрямую непреклонность. И я бил и бил, не жалея силы, стремясь сломить это надменное упорство. Я хотел, чтобы ты прочитал в моих линзах тот же приговор, что вынесли твои десептиконы гражданскому населению Йакона. Чтобы почувствовал, КАКОЙ приговор я вынес теперь тебе. Увидел лик своей дезактивации. И в коем-то миге почувствовал настоящий страх!

Ты проигрывал, но не сдавался, отчаянно цепляясь за любую возможность. Твой клинок на мгновение погас, но лишь для того, чтобы твоё предплечье трансформировалось в цепь, окружённую ослепительно-фиолетовым ореолом. Кисть сжалась и преобразилась в фиолетовый шар, по которому пробегали сполохи протуберанцев. Твои оптограни расширились, словно ты только что вспомнил нечто важное. А затем манипулятор, на конце которого плясала конденсированная смерть, стремительно скользнул по дуге вперёд. Цепь опоясала меня, шар с треском вонзился в плохо защищенные сегменты спины. Теперь от боли уже кричал я. Кричал, но не останавливался. Мне казалось — в таком состоянии даже с потухшей Искрой я буду продолжать биться. Я падал, нанося тебе последние отчаянные удары, пока не опрокинул серебристый корпус на землю и с третьего раза не отсек твой ужасный кистень. Плазменный взрыв сотряс наши сплетенные корпуса, опалил датчики, на мгновение ослепив и оглушив тонкую электронику. Наш энергон смешался. Сенсорная сеть с тревожным воем сообщала о сотнях повреждений. Силы стремительно убывали. Я локтем прижал твою голову к земле. Навалился всей тяжестью. Пламя секиры гудело в непосредственной близости от твоего залитого энергоном лица. Тебе было сложно удерживать меня — мешала массивная и, теперь уже бесполезная, пушка.

— Сдавайся, Мегатрон!

Ты оскалился, сплюнул, пытаясь вырваться. Бесполезно. Тогда ты резким движением вцепился в мою маску и выдрал ее из креплений. Ветер пожара, охватившего ближние здания, коснулся моего разгоряченного лица. Ты замер, прекратив сопротивление. И тогда я тоже позволил себе усмехнуться, наблюдая, как меняется выражение твоей лицевой пластины.

— Ты?!

Твой рот приоткрылся, из угла тонкой струйкой потек энергон. Мой локоть придвинулся к твоей шее плотнее, предупредительно передавив магистрали. Твои разбитые губы обнажили в жуткой улыбке погнутые дентопластины.

— А знаешь… за свою долгую жизнь я ведь так и не подгрузил последние пять процентов, — усмехнулся ты. — Это произошло только сейчас…

Я отпрянул, убрав локоть. Догадка, осенившая меня на поле боя, приобрела свои очертания. Стали понятны и слова Альфа Триона, которым я поначалу не придал значения:

— Лишь ЭТО способно остановить Мегатрона — идентичный кластер идеального воина, идеального… убийцы ...


Вот почему мне так легко удавалось копировать твои движения. Все стало на свои места. В тебе находился такой же набор программ, как и во мне! И теперь понятно, почему тебе вообще удалось выжить, пройдя свой ужасный путь от простого гладиатора до лидера десептиконов. Ты был создан таким же шлаковым юникроновым совершенством! Как и я теперь… Твоя беда была в том, что ты был таким изначально.

— Что этот недоплавленный автошлак Альфа Трион сделал с тобой?

Твои пальцы коснулись закопченных краев ужасной дыры в моем грудном отсеке. Того места, где сквозь поврежденные системы пробивался голубой свет Матрицы.

— Не он, а ты, Мегатрон. В какой-то мере ТЫ создал меня.

— Тогда что же ты медлишь, поступи так же, как я с тобой!

Теперь энергон толчками выплескивался из твоего рта, мешая воздушной струе. Но ты продолжал надменно улыбаться. И я знал — эту улыбку не стереть с твоего лица даже под пытками. Я с трудом поднялся и деактивировал секиру. Боль в груди внезапно стихла, словно ее выключили.

— Нет. Пусть внутри меня живет чудовище, но я волен САМ выбирать, как мне поступить. Ни кластер, ни Матрица не смеют вмешиваться в мои решения.

— Блефуешь или замышляешь что-то?

— Не твое дело. Ты проиграл. Убирайся прочь из Тарна. Отзывай свою армию зализывать раны. И помни — без Йаконской Базы, которую я тебе не отдал, тебе не удержать ни эти заводы, ни Столицу.

Ты пристально посмотрел на меня, подумав о чем-то своем, а потом хрипло и издевательски засмеялся. Этот ужасный смех напоминал агонию, а твоя попытка встать — судороги. Корпус тебя не слушался. Ты хрипел, отплевываясь и страшно ругаясь. Сквозь порванные трубки изо рта тек охладитель, смешивался с энергоном и превращался в лиловую пену. Несколько твоих бойцов подхватили тебя и потащили к своим.

Все было кончено.

На изображениях, которые транслировали беспилотники Бластера, было видно, как наши отряды постепенно расходятся. Несмотря на выжженное пятно развалин, где произошло это сражение, основная часть строений Тарна осталась цела. Тусклые лучи солнца пробивались сквозь дым пожаров. Я пересчитывал своих, радуясь, что основной состав ударной группы жив. Более восьмиста автоботских инженеров и ученых было освобождено и присоединено к нам. В таком составе можно было рассчитывать на освобождение Йакона.

И вот, наконец, по общей внутренней связи я услышал твое хриплое:

— Десептиконы, отступаем!

А спустя клик на мой личный коммлинк пришло другое сообщение, нарушающее субординацию. Короткое и обидное. То, на что я не мог ничего возразить.

«Слабак…»

Это было сообщение от Айронхайда.