Микаэла с удивлением наблюдала, как Оптимус Прайм направлялся к людям, обступившим Сэма. Майор Леннокс замер за ее плечом и тихо произнес:
- А я-то еще до этого всего считал его впечатляющим.
- Как я тебя понимаю, - отозвалась Микаэла, все еще провожая Оптимуса взглядом, когда тот наклонился поговорить с Сэмом. - Когда до меня дошла весть о его гибели, я... Это просто разбило мне сердце. А потом увидеть, как он восстал из мертвых...
Леннокс усмехнулся, качая головой.
- На всю жизнь эту картину запомню. В тот момент изменился весь мир. Мы и раньше лучшими друзьями не были, а сейчас я и вовсе не представляю, как к нему подойти и что сказать.
Губы Микаэлы тронула легкая улыбка.
- Отныне его окружает чуть больше, чем просто величие.
Позади них присел Рэтчет:
- Действительно.
- Как ты думаешь, каково это? - поинтересовалась Микаэла, поднимая на медика взгляд.- Вот так умереть, а потом возвратиться?
- Не имея в данном вопросе какого-либо личного опыта, я могу только предполагать, однако первое, что приходит на ум - болезненно. И пожалуй, это сильно дезориентирует, хотя, если подумать - его это не смутило. С той самой секунды, как он пришел в себя, он словно знал, что надо делать.
Все трое погрузились в благоговейную тишину.
Первым ее нарушил Леннокс:
- А как его... воскрешение... повлияет на автоботов?
Рэтчет наклонился чуть ниже, проводя очевидный анализ ситуации:
- Не намного. Будем за ним лучше приглядывать, только и всего. Еще готовиться - по мере возможностей максимально - к тому, что нас ждет. Удивительно, но Мегатрону и Старскриму удалось уйти. Война не окончена, как бы сильно нам того не хотелось.
Смягчив голос, он добавил:
- А ему уже пришлось немало пострадать.
Леннокс нахмурился:
- Но ведь они по крайней мере испугались, разве нет? В смысле, посудите сами: они оба сбежали, трусливо поджав хвосты.
- Верно. Думаю, события сегодняшнего дня дали нам долгожданную передышку. Немного времени поразмыслить, каким образом нам... обыграть его возвращение из мира мертвых. Я даже не представляю, как это отразиться на его физическом здоровье.
Леннокс махнул рукой в сторону тяжелобронированного командира автоботов:
- Разве это не очевидно?
Рэтчет поглядел на него с удивлением:
- Ты тоже заметил?
Микаэла кривовато усмехнулась:
- Сложно было не заметить.
- Я впечатлен. Не знал, что помимо моих систем есть еще что-то достаточно чувствительное к столь незначительным изменениям. - Его взгляд, как и взгляды остальных, вернулся к наблюдению за триажем.- Боюсь, это только начало. Сейчас возникает слишком много вопросов, ответ на который даст только время. Как это повлияет на его жизнь. Его взросление. Отношения с другими. Особенно с тобой, Микаэла.
Оба человека уставились на медика.
- Со мной? - недоуменно переспросила девушка. - Его отношения со мной?
Рэтчет был невозмутим.
- Разумеется.
Леннокс поглядел сначала на Прайма, потом на мальчишку, стоящего рядом.
- А мы все сейчас говорили про Оптимуса?

Я смутился, когда вышел на палубу авианосца. Душный ночной воздух был окрашен неприятной комбинацией морской воды и реактивного топлива. Я бы предпочел находиться сейчас внизу, под кондиционерами, но я просто не мог заснуть.
Правда, совсем не по той причине, которую можно бы было предположить. Нет, Рэтчет настоял на том, чтобы медики НЕСТа прописали мне лошадиную дозу болеутоляющего, которое он затем выдавал мне лично каждые шесть часов. Даже сейчас, после нескольких дней лечения, он все равно заставлял меня принимать на ночь Лортаб. Я пытался отнекиваться, говоря, что он ведет себя, словно взволнованная наседка, что Бамблби подтвердил как святую истину. Однако где-то в глубине подсознания я поражался, что это было нечто большее. Благодаря усердию Рэтчета, я не мог получить передоз и мне не снились кошмары. Прошлой ночью я спокойно, незаметно для себя, соскользнул в мягкую, исцеляющую, опьяненную наркотиками дремоту. Возможно, глупо, но я правда не хотел видеть сны. Мои мысли при пробуждении и так слишком сильно меня терзали.
Три дня. Три дня, чтобы изменилась вся моя жизнь. Три дня, чтобы изменился весь мир...
День первый. Я видел пробитую искру Оптимуса, видел угасающий свет в его глазах. Я всегда считал, что аналогия автоботов со смертью отчасти странновата. Уничтоженный - это звучало так... механически, для тех, кто был настолько живым. Но так оно и было - резко, внезапно. Сначала он был жив, а потом - нет, словно задутая свеча. Уничтожен. Надежда тоже было уничтожена в тот непрекращающийся день, когда тонул авианосец и разрушались города по всему миру. День, в который я стал для каждого врагом номер один. День, когда мне пришлось доверить свою жизнь Скидзу и Мадфлэпу (и уж если это нельзя назвать отчаянием, то я даже не знаю, что можно). День, когда я осознал, что вместо того, чтобы быть незначительным героем второго плана, я был прямой причиной смерти Оптимуса. В тот же день умерла и часть меня самого. Мне очень хотелось думать, что это была та эгоистичная, детская часть, которая отвернулась от Оптимуса - в единственный раз, когда он пришел ко мне за помощью.
День второй. Я все глубже опускался в безумие, разрушившее моего прапрадедушку. Даже в каком-то смысле принял. Должен ведь был быть способ искупить мою вину, способ все как-то восстановить. Я отказывался верить иначе, потому что если бы поверил, то просто свернулся бы калачиком где-нибудь в уголке и лежал бы до тех пор, пока Мегатрон не пришел за мной. Ведь, как правильно сказал Бамблби, я должен был сделать все возможное, чтобы жертва Оптимуса не оказалась напрасной. И я проявил чудеса дипломатии - мне удалось уговорить даже ту мразь, что пытала Бамблби, пойти с нами, а заодно маленького деса и Джетфайра... И в ту ночь Микаэла спала у меня на руках под какими-то нереальными египетскими звездами.
День третий. Надежда рассыпалась в пыль прямо в моих руках, но ради Оптимуса, я нашел в себе силы и бежал под перекрестным огнем только для того, чтобы спасти его. Потому что он не должен был умереть за меня. Я такого не стоил. Это был чудовищная ошибка и, каким-то чудом, был шанс все исправить. Ведь если бы я мог все вернуть, я бы снова смог смотреть в оптику Бамблби, мог бы держать за руку Микаэлу без всевозможных "а что было бы, если", пожирающих меня, смог бы спасти наш мир от становления пустым, безжизненным эхом Кибертрона. Только бы я смог воскресить Оптимуса!
А потом я умер.
Не знаю, какой для меня представлялась жизнь после смерти, но встреча с предшественниками Оптимуса явно не входила в список. Скорее всего, я ожидал ад. Мой эгоизм обошелся Земле ценою жизни нашего последнего защитника. Каждая смерть, которую мы видели по новостям, была моей виной. Моя ошибка запустила эту цепь событий. Может быть, я и не был тем, кто убил Оптимуса, но в том, что он погиб, был виноват только я один. Однако Древние Праймы видел все это в совершенно ином свете, а разве им не лучше знать? Даже стоя там - где бы мы ни были - эта мысль заполняла меня уверенностью. Если я сделал с их потомком что-то не так, они имели полное право меня наказать. Однако вместо этого они похвалили меня и дали мне награду, чтобы я мог исполнить свое предназначение. И поделились со мной - человеком, предателем - секретом Матрицы, что ее нельзя найти, а можно только заслужить.
А потом я вернулся.
Кто заслуживает шанс вернутся к жизни? Я? Очевидно. В смысле, реальность вокруг меня существовала, и ее было невозможно отрицать. А Матрица... Я чувствовал ее мощь в своей руке, чувствовал, как она слегка гудела, как была частью чего-то, что я раньше никогда не ощущал, но оно пульсировало во мне и в каждом окружающем меня живом существе. Когда я вонзил Матрицу в грудь Оптимуса, я чувствовал напряжение этой силы, чувствовал, как она проходит сквозь меня в то место, где была его искра. Возможно, "уничтоженный" было лучшей аналогией, чем я предполагал раньше, потому что обратный процесс тоже выглядел очень правдиво. Часть меня самого полыхала тогда в огне Матрицы, что снова зажег его жизнь.
Возвращаясь в настоящее, я глубоко вдохнул пульсирующего ночного воздуха, слегка потряхивая головой. Эти мысли волновали мою душу - не только потому, что было больно вспоминать обо всем этом, но и потому, что их было слишком много. Слишком много. Я не мог просто взять и справиться со всем этим, и понятия не имел, как все это переварить. Оптимус был другим, я был другим и даже отношения между мной и родителями - даже они не были уже прежними. Мы с Микаэлой говорили друг другу "я люблю тебя". Бамблби... он порой чуть ли не преклонялся передо мной. И каждый хотел занять часть моего времени - майор Леннокс, мама с папой, генерал Моршауэр, Микаэла, Скидз и Мадфлэп, Лео, президент, врачи НЕСТа и каждые четыре часа - как по расписанию - Рэтчет.
И хотя это порой меня раздражало, я был благодарен ему за его мудрость и за то, что у меня было несколько спокойных ночей и несколько дней, чтобы все обдумать, прежде чем я буду вынужден
встретиться лицом к лицу с моими кошмарами.
Но мне тоже нужна была частица чьего-то времени, вот почему я поднялся сюда, вместо того, чтобы сладко посапывать в своей кроватке. Я направлялся к нему, лежащему на палубе - на спине, глядя на звезды. Это была еще одна мучающая меня вещь - видеть его в таком положении.
Однако когда я приблизился, он сразу же сел.
- Здравствуй, Сэм.
- Привет, Оптимус.
Он протянул руку, предлагая меня подержать:
- Не хочешь присоединиться?
Его рука - это было для меня особое место. Не совсем безопасное, но все же укрытие. Мечи или закрывающая от всего мира сеть, в зависимости от того, что мне нужно было. Я взобрался в теплую ладонь:
- А что ты делаешь?
- Осознаю ценность.
Я усмехнулся, прекрасно понимая это чувство. Вкус апельсинового сока; ощущение чистоты после душа; звук маминого смеха; запах кожаных сиденьев в салоне у Бамблби; блеск в глазах Микаэлы - все это были сокровища, о которых я раньше никогда по-настоящему не задумывался.
- Слишком много всего, что надо принять, верно?
И он превосходно знал, о чем я.
- Верно. Верно, малыш*.
Раньше я ощеривался от этого слова, до того, как мир перевернулся. Оно казалось таким покровительственным, даже хуже, чем просто звать меня "человек". Это показывало, что я юный человек. Но когда он посмотрел на меня с заново горящими глазами и произнес: "Малыш, ты за мной вернулся!" с благоговением и... любовью в голосе, до меня, наконец, дошло, почему он так звал меня - это было ласковое прозвище. Он не имел право называть меня сыном, и "малыш" оказалось для него самым лучшим вариантом. И это, пожалуй, стало для меня самым шокирующим откровением.
- Почему ты здесь? - поинтересовался Оптимус. - Рэтчет вызывал меня каждые тридцать секунд, пока я наконец не сказал ему, что лично прослежу, чтобы ты принял лекарство, и не выключил приемник.
Я хохотнул. Да, в этом весь Рэтчет. Однако сразу же посерьезнел и вздохнул:
- Я кое-что понял, и это не давало мне покоя весь день.
- И что же это?
- Когда... - мой голос упал до приглушенного, почтительного тона. - Когда я говорил с Древними Праймами... они сказали мне кое-что... о Матрице...
Теперь он полностью обратился в слух. Конечно, Оптимус знал о моей встрече с ними. Из того, что он рассказал остальным, было понятно - ему известно все, что произошло с той самой секунды, как я впервые коснулся Матрицы - но мы с ним это не обсуждали. У нас не было времени.
- Продолжай.
- Они сказали, что ее нельзя найти, а можно только заслужить.
- Да.
- Но... - это тревожило меня больше всего. - Но ведь Падший ею воспользовался.
Его оптика горела мягким светом.
- Тоже верно.
- Но...
- Он тоже был когда-то Праймом, Сэм. Когда-то он был... таким как ты или я.
Когда-то Падший был таким же, как Оптимус. Я уставился в его добрую оптику и попытался себе это представить - представить, что он запускает Гаситель Звезд без единой нужды - просто ради мести. Представить, как он предает и убивает Бамблби так же, как Падший своих братьев. Меня передернуло.
- Именно, - мягко сказал Оптимус. - Вот почему его изгнали и назвали Падший. Он был когда-то великим.
- Но... как?..
- Не имею не малейшего желания знать, как он до такого докатился, - послышался жёсткий ответ. - И, надеюсь, мне никогда не удастся понять, как Прайм может сотворить подобное.
- Ты этого боишься, - слова вылетели быстрей, чем я успел о них подумать.
Он вздохнул и опустил взгляд.
- Как один Прайм - другому, да.
- ЧТО?!
ЧТО?!
Он усмехнулся и поймал меня, так как я практически выпал из его руки. Он правда сейчас сказал то, что я услышал?!
- Я не Прайм! - закричал я на него. - Я не могу им быть! Я... я просто человек. Просто ребенок...
- Тем не менее, Сэм, это так. Я сам этого не понимаю, но зато знаю две вещи: Матрица отзывается только Прайму, и я сегодня жив.
Я оперся спиной о его пальцы, моя голова гудела. Этого не могло быть. Даже если человек и мог быть Праймом, то это определенно не был я. Это мог бы быть майор Леннокс или президент, или... или еще кто-нибудь. Кто угодно - но не я.
- Сэм, Бамблби видел пустую, бездействующую Матрицу, которая вспыхнула жизнью от твоего прикосновения - а такое случается только с Праймом. Ты говорил с Древними, вернул меня из мира мертвых, так почему тебе настолько сложно поверить?
- Потому что это я!
Внезапные тепло и задумчивая радость наполнили мою грудь.
- Знаешь, есть такая человеческая поговорка... "Ты не видишь леса за деревьями". Не позволяй маленьким деталям отвлекать твое внимание от того, что понятно для нас всех. Это была судьба, что только ты мог вернуть меня. Ты - Прайм.
Это была еще одна вещь, которую я не мог осознать. Но где-то в потаенных глубинах разума я почувствовал облегчение - я понял, почему Бамблби теперь все время цитировал проповедников, когда это касалось меня. Это было всего лишь из-за Матрицы. Не из-за меня.
- Тебе вовсе не обязательно взваливать сейчас на плечи подобную ношу, но я посчитал, что ты должен быть в курсе.
Потому что мне это поможет лучше спать ночью. Конечно.
- Быть в курсе, что мне предстоит стать для человечества кем-то, кто и ты для автоботов?
- Я искренне надеюсь, что нет. И что тебе не придется вести своих друзей в бой против собственных братьев, - он тяжело вздохнул. - Если честно, я не знаю, что конкретно это означает, кроме как...
Я посмотрел на него, но он избежал моего взгляда.
- Кроме как?..
- Между нами создались некие... родственные узы.
- Как между очень близкими друзьями?
Он сначала сжал губы вместе, однако все же сообщил:
- Рэтчет обнаружил частицы кибертронского сплава в твоей крови. Они не производят энергию, но отмечены сигнатурой энергии искры. До событий в Гизе ни один сканер их не обнаруживал.
Его слова ударили меня под дых. В моем теле больше инопланетной хрени, чем я предполагал?
- То есть?
- Мы точно не знаем, но эти частицы также присутствуют на поверхности кожи твоих ладоней и ее отшелушившихся чешуйках.
Матрица. Это ведь была просто пыль... Твою мать!
- И они проникли в мою кровь?!
- Очевидно, - его это слегка смутило.
- Так, чует мое сердце, плохие новости на этом не закончились. Давай, Прайм, выкладывай.
- Сигнатура энергии моей искры изменилась с тех пор, с тех пор, как...
- С тех пор, как была перезажжена, - подсказал я.
Он кивнул - такое определение ему понравилось.
- С тех пор, как моя искра была перезажжена, ее энергия немного изменилась. Теперь она очень близка к твоей.
- В каком смысле "близка"? Насколько?
- Почти настолько же, как искра Скидза к искре Мадфлэпа.
Я попытался собрать мозги в кучу.
- Вроде как мы с тобой... кровные братья?
Оптимус Прайм и я - родные братья?!
Он моргнул, ища в интернете значение фразы.
- Лучшей аналогии нельзя и придумать.
Я вздохнул:
- Так, мне надо принять лекарство и опять постараться не видеть снов.
- Сэм...
Я поглядел на его серьезное лицо, и он снова смутился:
- Прости.
- За что?
- За то, что расстроил тебя. Тебе и так уже многое пришлось испытать...
- А тебе нет? Слушай, Оптимус, я просто... Мне надо все это обдумать, но я ведь человек. Мне часто приходиться делать такое.
Он кивнул и опустил меня на палубу.
- Я понимаю. Но захочешь ли ты снова поговорить со мной завтра? Есть еще кое-что, что я хотел бы тебе рассказать.
- Что-то в этом же духе?
- Не совсем. Это касается того, что ты Прайм, но это, пожалуй, было самой грандиозной новостью. Остальное - только детали.
Зашибись. Детали.
- Просто дай мне знать, когда будешь готов.
- Конечно, завтра. На том же месте, в то же время.
Оптимус обернулся, а затем протянул мне бутылку с водой. Чтобы я принял лекарство. Верно.
- Спокойной ночи, малыш
Теплота, проскользнувшая в его словах, заставила меня улыбнуться, несмотря на то, каким безумием была моя жизнь. Это, по крайней мере, было хорошей переменой.
- Тебе тоже, Оптимус.