В жизни Кейда Йегера было много моментов, когда должно было быть страшно: первое столкновение с «Могильным ветром», когда приставили пистолет к голове Тессы, или же когда пришлось удирать с автоботами. Испугаться было можно и нужно, когда жизнь висела на волоске при битве с Локдауном. Но сейчас было гораздо, гораздо страшнее: Кейд боялся отнюдь не за себя, а за Оптимуса.

Прайм… стал чужим, холодным. Совсем не похожим на себя, словно какой-то страшный незнакомец похитил обличье того Оптимуса, которого знал Кейд, знал и… ждал, верил, надеялся. Бывший механик много раз продумывал, что он скажет Оптимусу при их встрече, но сейчас все слова вылетели из головы, хватило одного только взгляда на совершенно чужую, фиолетовую оптику Прайма. Его голос, требование отдать посох… нет, с Оптимусом точно что-то сделали, взломали или загипнотизировали, но он бы никогда не стал вести себя, как Мегатрон!

Кейд видел – Оптимус его не узнает, не помнит вечеров и разговоров, взглядов в ночное небо и кибертронских легенд, что рассказывал автобот человеку, позабыл о проведенных вместе ночах, когда забывались все преграды и различия, а автоботы тактично оставляли наедине своего командира и его человека.

Так просто оставлять все Кейд не собирался, если нужно – он самолично достучится до того Оптимуса, что тот нужен всем им, нужен… самому Кейду.

Бамблби, конечно, приступил к самому радикальному варианту с боем. И несмотря на то, что можно было запросто поскользнуться на металле, угодить в волну, упасть, Кейд бросился бежать к сражающимся Бамблби и Прайму. Сейчас, в этот момент, для Кейда Йегера существовало только одно – дозваться до Оптимуса.

…Удалось это сделать, вернуть прежнего Оптимуса, но было слишком рано праздновать: Мегатрон со своим приспешником забрал посох, а самого Оптимуса вот-вот были готовы растерзать рыцари-стражи.

— Прости меня, Кейд… — во взгляде Оптимуса, в его голосе – вина за содеянное. Однако сейчас не время, совсем не время для самобичевания и самообвинения.

— Не смей сдаваться! — Кейд готов сорваться на крик, им нужно что-то делать с рыцарями-стражами. — Я не сдаюсь – и ты тоже, Оптимус!

Но времени уже больше нет, первый из стражей атакует, а Оптимус, черт подери, даже и не думает сопротивляться, словно решил, что уже проиграл.

Вот сейчас как раз-таки страшно, но не за себя. Страх сковывает, пытается заставить замереть на месте, но бояться Кейд просто не имеет права. Он не сдается – и если надо, будет сражаться за Оптимуса, ни за что не даст ему погибнуть. Кейд не для этого ждал несколько лет, чтобы вот так потерять все в один миг.

Талисман словно отзывается на мысли Кейда, скользит расплавленным металлом к пальцам, в одно мгновение принимая форму, способную отразить удар инопланетного клинка – меч, тот самый, из легенд о короле Артуре.

Кейд сжимает в пальцах рукоять меча: вот теперь за Оптимуса не страшно, рыцари его не посмеют тронуть. А с остальным они разберутся все вместе.