Когда прошел шок и восстановилась способность трезво мыслить, Саундвейв оказался уже на Кибертроне. Точнее, на ограниченном парой хайков пространстве субреальности, отчего-то привязанном к «Немезису». На расстоянии нескольких галактик от Мегатрона.

Автоботы сбежали с мостика, и Саундвейв мог только надеяться, что они подумают о приведении корабля в порядок. Теперь, когда они ушли, ощущение небытия практически отступило. «Теневая зона», так это место назвали люди? Саундвейв не мог коснуться никого живого — а то, что запертые двери не выпускали его отсюда, сводило с ума нелогичностью самого факта. Подключиться к «Немезису» удалось, и на какие-то наноклики Саундвейв почти что вырубился, оглушенный присутствием чужого рассудка там, где его не должно было быть.

Издав отчаянно скрипучий треск на раздражающих аудиодатчики частотах, Саундвейв от искры врезал по экранам выпущенными манипуляторами. Он бил и бил, пока мониторы не пошли трещинами. Пока расчеты для космомоста, активированного автоботами, не осыпались мелкой и тусклой крошкой. Здесь все было тусклым и мертвым. Даже сам Саундвейв как будто потерял цвет, хотя активное покрытие брони сохранилось. Сбоила оптика?

Вспышка гнева угасла так же резко, как и нахлынула, и Саундвейв прошел на середину мостика, заставляя себя не оглядываться на обломки рабочей консоли и торчащие из них оголенные платы и провода. Бояться «Немезиса» — и уж тем более разбитых экранов — было иррационально, но когда эмоции подчинялись логике?

В любом случае, Саундвейв был заперт внутри корабля. Что-то подобное — касание чужого разума — отправило его в оффлайн, когда Мегатрон рискнул накачать «Немезис» темным энергоном. Одно из двух — либо эманации темного энергона просочились в субреальность… либо где-то здесь был Триптикон. Огромнейший трансформер или порожденный безумным гением искусственный интеллект, Триптикон не подавал признаков жизни с тех пор, как его перестроили в «Немезис». Саундвейв думал, его разум стерли. Каким шлаком его могли запихнуть в субреальность, если конкретно этот ее карман на мостике возник несколько грунов назад?

***

Отступив к самому правому иллюминатору, Саундвейв еле сдерживал мучительно острое желание поколотиться головой о толстенное бронестекло. Останавливало то, что в случае серьезных травм энергия будет расходоваться на порядок быстрее… а, какая теперь разница!

«Твое желание отомстить Бамблби нелогично, как и твои планы по восстановлению поврежденных боевых кораблей. Твое возвращение из субреальности поставит под угрозу наше со Старскримом выживание, чего я не могу допустить».

Он многое думал о Шоквейве — саркастичное, нецензурное, возмущенное, — думал, что знает его достаточно, чтобы предугадывать его поведение в девяноста девяти процентах случаев… но такого, о-о, такого он предсказать не мог! «Война закончилась». Закончилась. Закончилась.

Саундвейв закончился тоже — прямо здесь, в бесцветно-тусклом полумраке корабельного мостика. Но почему-то не мог оборвать свое жалкое существование, даже понимая, что навсегда обречен быть тенью, следящей за ненавистными автоботами. Впрочем, сейчас автоботы занимали далеко не первое место в хит-листе его ненависти. Саундвейв и не думал, что способен ненавидеть хоть кого-нибудь так, как сейчас ненавидел Шоквейва.

В лучшем случае агония растянется на треть квартекса. В самом лучшем случае — если прямо сейчас постараться расслабиться и не хрипеть кулерами, гоняя мертвенный, стерилизованный воздух туда-сюда по трясущемуся корпусу, внутрь и наружу. Это все равно не помогало.

***

Он знал, что терять ему, в общем-то, нечего. И все равно не один цикл решался попробовать подключиться к «Немезису» снова.

Наверняка можно было работать с поврежденной консолью в то же самое время, когда автоботы топтались рядом с целой, с той стороны реальности. Но Саундвейву не нравилось, когда они сквозь него ходили. Имел он право на маленькие капризы?

И, пусть автоботы и не способны были его увидеть, падать на колени под напором эмоций фрагова титана он предпочитал в одиночестве. Искрящие оголенные платы кололи пальцы, кажется, даже резали их, но Саундвейв не мог разжать правую ладонь, мертвой хваткой вцепившуюся в зазубренный край. Левой он скреб по собственной маске-визору, и еще как-то умудрялся радоваться, что точно не повредит покрытие.

Триптикон тоже был очень, очень растерян, и его гневное недоумение прокатывалось по нейросети и по сознанию Саундвейва волнами оглушающей мощи. А он терпел, позволяя зверю перебеситься и наконец заметить чужое присутствие.

Насколько была разумна фрагова боевая станция, давно перестроенная в корабль?

Я не хочу подчинять тебя, как можно отчетливей думал Саундвейв вновь и вновь. Не планирую приручать. Я просто хочу, чтобы мы вместе выкарабкались из этой активной ржи.

И, почти теряя сознание от перегрузок, он наконец уловил эхо чужого интереса. Неповоротливый, неуклюжий монстр — «Немезис» — ментально тянулся к Саундвейву, так же неловко, как если бы корабль пожелал ластиться к… ну нет, башню такая махина снесла бы сразу, как бы Саундвейву ни импонировало такое сравнение. Он скорее был спутником — каменно-металлической глыбой, способной выдержать и не такие удары.

***

Нехватка энергона сводила с ума. Еще цикла четыре. Может быть, три. И… все закончится?

Он больше не рисковал расхаживать по мостику, даже не каждый раз брезгливо отдергивал манипуляторы, когда омерзительно цветные автоботы проходили сквозь них. Голубые кристаллы, щедро закладываемые в реактор «Немезиса», были совсем рядом — и нереально далеко. Если бы Саундвейв сумел обойти идиотские законы этой субреальности и проскочить за пределы рубки управления, его пальцы все равно проскальзывали бы насквозь. Или нет?

Зато он мог чувствовать насыщение Триптикона. Нет, Саундвейв не становился кораблем — всего лишь тенью, проносящейся мыслями по всем отсекам и системам.

Вчера они неплохо наблюдали за эпической битвой. За Мегатроном, который так и не вспомнил о своем самом верном солдате. Это было почти не больно — уже не больно. Какой смысл злиться, когда и так умираешь?

«Немезис» сильно пострадал — и от экстренного торможения, чудом удержавшего его на краю Колодца, и от когтей-зубов немертвых предаконов. Ремонтировать корабль было некому, и Саундвейв утешал его, как мог, впитывая в себя его боль. Боль и страх огромного полуразумного существа, запертого в полумраке субреальности.

Реактор «Немезиса» работал исправно, но что-то повредилось по пути от реактора к мостику, и поступающей энергии уже не хватало на освещение. Спутники Кибертрона плыли сейчас с другой стороны планеты. Саундвейв сидел на осколках консоли, разбитой им же декациклы назад, и убаюкивал то ли себя, то ли Триптикона ленивыми мыслями.

Нокаут присоединился к автоботам, но вчера на «Немезисе» был Старскрим, который явно не сошелся во мнениях с Шоквейвом — тот больше всего на свете мечтал остаться в покое и не привлекать ничьего внимания, едва ли Старскрим вписывался в эту концепцию. Сообщение еще не дошло до адресата, Саундвейв очень сомневался, что над Кибертроном адекватно функционировал хоть один спутник связи… но лучше хотя бы такая надежда, чем вовсе никакой. Рано или поздно Старскрим окажется в зоне действия ретрансляторов «Немезиса». Не тот меха, который станет прятаться по закоулкам и цикл за циклом пытаться выжить, не рискуя приближаться к автоботам. Нет, упорный и размеренный труд — это не про Старскрима.

Саундвейв подождет.

Оказавшиеся слишком разумными предаконы Шоквейва неплохо летали и впечатляюще сражались — но теперь у Саундвейва был его собственный монстр. Крупнее раз в десять и преданный всем своим невеликим умом. У Триптикона и мыслей внятных не было, только чувства — и, вероятно, впервые обретенная возможность их выражать напрямую в чужую голову. Вряд ли кто-то вел задушевные беседы с боевой станцией, а?

Мы скоро выйдем отсюда, дружок, улыбался Саундвейв под маской. Ты и я. Прайм мертв, Юникрон пойман в клетку — кто сумеет нам помешать?

Триптикон ментально урчал, разделяя мечты о мести и разрушении, и его примитивный разум ластился к сознанию Саундвейва, как зверь в темноте.