Мы ночами уходим в наши тёмные страны,
Белым пеплом посыпав раскаленные раны.

Не передаваемый словами, но так хорошо запоминающийся звук боя. Своего рода музыка, если хотите — восхитительная музыка из ритмов взрывов, аккордов выстрелов и арий криков воинов на поле сражения. Словами это и не стоит передавать — это нужно видеть слышать и чувствовать. А ещё с неба сыпется пепел, мягкий белый пепел.
Вот я и наслаждался этой музыкой, наблюдая за боем. На удивление всё шло просто отлично. Мегатрон успешно реализовывал план, сикеры были в небе, и Старскриму не удалось, благодаря моему планированию, ничего испортить. Автоботы проигрывали бой, хотя по плану нам и не нужно было одержать победу, главное — взять то что нам нужно, и быстро уйти.

И за все наши грёзы нас Небо накажет.
Но никто не услышит, и никто не прикажет

Короткая очередь и взрыв, один из сикеров оторвался от соратников и быстро пошел вниз, рассекая белый пепел. Но он не был ранен, нет — скорее всего он там что-то пытался найти. Оставалось только послать Лазербика, дабы узнать, что он там ищет. Никогда не доверяй сикеру, если не хочешь пасть его жертвой. Старскрим, Деформер, Громовержец, все они – сикерская триада, все они потенциальные предатели.

И никто нам не нужен, никого мы не любим.
Мы не будем такими, как все прочие люди.

Лазербик транслирует то что заснял. Через белый пепел видно кое-что занятное Любопытно, очень любопытно…
Громовержец, самый спокойный и взвешенный, от чего наиболее опасный из сикеров, пользуясь прикрытием тучи пыли и дыма, опустился на поверхность. Он шел мягко, но как-то тяжеловесно, всем своим видом говоря авторотам, прятавшимся в развалинах, что перед ними убийца с много летним стажем. О да…
Он не хотел, совершенно не хотел становиться десептиконом и идти за идеей. У него была работа с перспективой карьеры, и фемка, с которой он собирался заключить партнёрство. У него была нормальная жизнь и талант, за который его ценили, талант сикера. Старскрим не дурак, когда это вопрос полётов. А я, Саундвейв – не дурак в мотивациях.

По дешёвке продали мы теням наши души.
Кто-то тихо вливает яд молитвы нам в уши

Громовержец не хотел идти в десептиконы, но при правильной постановке вопроса, принял символику. Принял символику и лишился всего что у него было. Опасный десептикон. Я не могу сказать на все сто процентов, что Громовержец верен идее, а не идёт за всеми потому, что ему теперь некуда деваться. Подействовал ли яд пропаганды и харизма Мегатрона?
Он не боится ни смерти, ни безвестности, его не пугает тьма. Я знаю, что он прекрасно осознаёт, что туда, куда мы все уйдём, нет ни боли ни страха. От этого он опасен, от этого я знаю ему цену. Он как я, никогда не проявит слабость при врагах, и тем более при друзьях, если это вообще возможно, среди десептиконов.
Белый пепел полоской — наша вечная плаха.
Там, куда мы уходим, нет ни боли, ни страха.

Среди серости и блёклых красок разрушенных жалких людских построек, мелькнула яркая окраска корпуса трансформера. Судя по розовым отливам — фемки. Среди автоботов только одна фемка, и Громовержец это знает. Всего одна, единственная, за то какая… Арси, маленькая, как киберблошка, и злая — как шартикон. А ещё, она занимала в памяти одного десептикона, слишком большое место.
Громовержец спрятавшись за развалиной, отлично видел спину автоботки, которая увлечённо гоняла со стороны в сторону, в последнее время невезучего в этом плане Громилу. Стреляй — не хочу. Фемка ничего не видела и не слышала, пытаясь наконец убить, перепуганного, а от того очень вёрткого десептикона.
Но Громовержец только стоял и смотрел на неё. Смотрел долго, ловя каждый изгиб сложного корпуса, каждое движение. А потом, потом вся красота мгновения исчезла, Арси развернулась и направила на Громовержца две лазерных винтовки. Громовержец вскинул оружие на доли секунды быстрее, но не спешил стрелять. Так они и стояли, целясь один в другого, но не стреляя.
Окуляры Арси блестели, отражая огни выстрелов и пожаров, а Громовержцу казалось, что они горят алым огнём десетикона.
— Ну, чего ты стоишь? – первой не выдержала фемка, её срывающийся голос вывел Громовержца из ступора. – Стреляй.

— Не хочу — просто ответил Громовержец, но оружие не опустил.
Арси ничуть не изменилась. Такая же миниатюрная, такая же красивая и такая же не способная ужиться сама с собой. А вот Громовержец — изменился, слишком сильно изменился, слишком глубоко в искре.
— Ты помнишь меня, Арси?
— Тебя не забыть, ты — Громовержец, Сикер триады Старскрима, убийца и мучитель! –—выкрикнула Арси и выстрелила чуть выше левого крыла. Сикер даже не дёрнулся.
— А я тебя помню, помню, как вчера, как ты бежала через проспект, и по-моему, наступила на кого-то очень важного, что бы успеть на встречу вовремя. А ведь я был готов ждать тебя хоть до скончания века, Арси. Я был готов для тебя на всё. «Принести звезду», как говориться.
А в место этого ты принёс эти знаки на крыльях и место в триаде Старскрима! – Арси немного опустила винтовки. В её голосе слышались злость и усталость. — Я ненавижу тебя… А тогда любила…
Арси чувствовала аромат полироли крылатого проводника и ощущала, как что-то в ней затрепетало. Что-то давно забытое, спрятаное глубоко в недрах искры много лет назад — счастье одной маленькой фемки было совсем рядом – стояло напротив неё.

Сначала казалось, что он будет рядом всегда. И они всегда будут глядеть в бескрайние просторы космоса, сидеть рядом, пить слабо заряженный и создавать ощущение постоянства и уверенности в будущем. Но всё изменилось. Всё чаще в баре при университете, где работала Арси, и куда частенько захаживал Громовержец, показывались десептиконы, превратившиеся из кучки пьяных протестующих, в реальных преступников, и всё чаще и чаще случались политические разговоры.
Громовержец всегда помалкивал, всегда.

А потом просто сказал Арси «Я ухожу к десептиконам, в триаду. Пойдём со мной, и мы вернёмся победителями».
Арси его любила… Любит до сих пор…

Наше время сквозь пальцы водой утекает.
Там, куда мы уходим, нас никто не поймает.

— А я всё ещё люблю тебя, Арси. — Громовержец опустил винтовки. Искра разрывалась от нескончаемой боли, которую сам же Сикер и разворошил. Ему хотелось во что бы то ни стало обнять, прижать к себе хрупкий корпус и ощущать его.
— Если любишь. — Арси старалась не заплакать — если любишь, то иди к нам… — она сама понимала, как это глупо звучит, но всё равно сказала, прост сказала.
— Не говори глупостей, моя Звёздочка. Я – десептикон и никуда не пойду. Разве что к Праймусу — и что-то подсказывало Громовержцу, что он не далёк от истины — А вот ты всегда можешь прийти ко мне — но говорить об это фемке не стоит. — Я позабочусь о тебе — он поднял руку и поманил Арси. — Тебе понравиться, почувствуешь себя фемкой а не боевым товарищем.
В ответ она выстрелила. Разряд прошел по касательной, слегка опалив броню..
— Я ненавижу тебя.
Громовержец просто стоял, а Арси, автоботка, настоящая заноза в нижнем сервоприводе сзади — убегала, закрыв ладошками окуляры, из которых тёк омыватель.
— Ненавижу…

Там лишь тот выживает, кто подвержен сомненью,
Тот, кто мог притворяться своей собственной тенью.

Я стоял молча. Громовержец предатель, и съёмка тому доказательство, отменное доказательство. Он отпустил смазливую, но автоботку, не пристрелил врага, хотя много-много раз мог. Я, Саундвейв, не должен был этого понимать, я — жестокая машина с холодным интеллектом, без искры. Я никогда и никого не любил.
Я никого никогда не понимал. Я никому никогда ничего не говорил…
Я всегда молчал…
Я никогда не говорил…
Не терпеть состраданья, не испытывать жалость –
Это всё, что мы можем, что нам делать осталось*

А стёр запись, сохранив её только в своих безразмерных блоках памяти. Лазербик только коротко чирикнул, когда его хозяин приказал даже не вспоминать о том, что «птичка» наблюдала за сикером. Они никогда не узнает о том, что я знаю. Я не буду его жалеть, не буду помогать, я просто промолчу, потому что я не бесчувственный, я не без искры. Просто я опытный и я — Саундвейв. А ещё, всё это ложь — я любил, давным-давно, нежно любил. Да и сейчас люблю, но только уже не живую фемку, а тот нежных и ласковый образ, который отнял у меня вполне конкретный Автобот.

* ОттоДикс