Ты говорил, сила фемботки в ее слабости. Говорил мне это каждый раз, когда защищал меня от сверстников, дразнящих меня только за то, что у нас с ними разная конструкция, или когда слушал мои истеричные причитания о том, что лучше бы я вообще не активировалась, чем была бы фемкой.

Тогда почему моя так называемая сила не остановила того десептикона, который сейчас стоит посреди нашего с тобой отсека, и смотрит на меня сверху вниз с ухмылкой триумфатора на лицевой пластине?!

И тебе, альфа, нечем мне ответить… Теперь уже в прямом смысле этого слова: твой рот просто застыл на фейсплете в преданнигиляционном крике, который навсегда будет слышен в моих аудиосенсорах.
Сколько милых оригинальных комплиментов моей красоте, сколько примирительных аргументов в пользу изящества решений фем-процессора перед меха-процессором синтезировались в твоем шлеме, когда ты хотел меня подбодрить…
В шлеме, который сейчас болтается перед моей оптикой подбородком вверх, будучи удерживаемым за шейные топливопроводы манипулятором, залитым энергоном до локтевого сочленения.

Ты говорил, что фемкой быть лучше, хотя бы тем, что нам никогда не зазорно попросить о помощи. Но какая разница, если наши соседи, твои друзья, мои друзья лежат, дымясь, рядом с твоим корпусом за соседней пневмодверью?

Я гляжу в твои разбитые линзы, и вспоминаю: ты говорил, что, когда над тобой смеются, надо пропускать это мимо аудиосенсоров. Десептикон передает по коммлинку своим, что из всех осталась только «скороззившаяся» на полу фемка. Похоже, ему ответили, что такого слова нет. Он ухмыляется, активируя кислотный резервуар, и передает в ответ: «Будет».

«Беги!» Последнее, что я слышала от тебя, альфа. Но слушаться тебя сейчас или нет, неважно: за моей спиной стена. Не то что бежать, даже отползти некуда.

Десептикон выбрасывает твой шлем за плечо и, хищно обнажая дентопластины, наклоняется ко мне…Я вжимаюсь в стену, едва не врастая в нее пластинами брони. Чудовищный десептикон тянет свой ненасытный манипулятор ко мне, с усмешкой предлагая помочь встать.

А альфа говорил, не отталкивать протянутый тебе манипулятор. Опять ошибся.
Я смотрю на аннигилятора исподшлемья, и прижимаю свои манипуляторы к грудному отсеку. О, Праймас, они все в фиолетовых брызгах…

А альфа говорил, что не надо ничего бояться…
Десептикон хватает меня за запястье и тащит на себя так сильно, что в пальцах микросхемы трещат, выстреливая голубыми искорками. Резкий рывок…

Внезапно его манипулятор, весь мокрый от энергона, соскальзывает, выпуская мою тонкую кисть, и громадина падает навзничь назад с оглушительным лязгом, выпуская на лету ионный бластер.

Мне хватает и полклика. И уже после пронзительного взвизга оружия, сейчас оттягивающего вниз мои отнюдь не сильные манипуляторы, я стою над дымящимся глазницами и стыками брони корпуса захватчика.

Очень хочется бросить бластер, убежать в свой отсек, и долго рыдать в подголовник платформы. Или хотя бы упасть на коленки, отбросив в сторону все еще тихо вибрирующее после выстрела оружие.

Но нет… Я продолжаю стоять, замерев на целый бесконечный клик, со стороны наверняка похожая на странную деталь интерьера. И, едва переведя вентиляцию в менее бешеный режим, ищу то, что осталось мне от тебя, мой бедный альфа.

Не выпуская вражеского бластера из манипулятора, наклоняюсь, чтобы поднять твой шлем, столь кощунственно отброшенный назад. Последний раз целую твою потрескавшуюся краской щеку, перед тем как навсегда покинуть это место в поисках ополченцев.

Я помню, ты хотел остаться, и встретить свою деактивацию здесь, и, хотя я бы хотела найти для твоих останков более достойное место, чем рядом с этой мразью, я ухожу, бережно положив на стол твой холодный шлем. Но, напоследок, сквозь омыватель глядя в твои линзы, потухшие, как и Искра, я признаю, что в одном ты был прав. Всего раз, когда сказал, что после твоей деактивации мне придется быть сильной.