Он следил за ее руками, порхающими над клавиатурой. Крошечные кисти, длинные изящные пальцы, заканчивающиеся маленькими острыми коготками, выкрашенными в красивый синий цвет. Этот цвет ему нравился, но он никак не мог вспомнить, почему.
Он смутно ощущал, что помещение, в котором он находится, огромно, но не мог понять, как он это определил. Он не мог пошевелиться, не мог даже повернуть головы или изменить угол обзора - если ему удавалось активировать оптику, то он видел только ее стол и какие-то приборы рядом, опутанные разноцветными проводами, мигающие созвездиями алых и зеленых огоньков. Если же она отходила, то он терял ее из виду, и ничего не мог с этим поделать. Это очень раздражало.
Иногда он видел и других. Высокого седого старика или человека в странно-знакомом облачении, которое смутно напоминало ему о какой-то опасности. Еще была маленькая пожилая женщина с неприятным лицом, которая будто бы представляла собой компромисс между теми двумя - это самое опасное облачение у нее тоже было, но она пыталась спрятать его под белым халатом, как у старика.
Но чаще всего он видел двоих - ее, ту, с маленькими красивыми руками, и юнца, который никогда не снимал перчаток. Он видел их почти каждый раз, когда обретал способность видеть - они всегда были за этим столом. Или он, или она, очень редко - вместе.
Он не понимал, чем они тут занимаются и какое он имеет к этому отношение. Иногда ему казалось, что он вот-вот сможет это осмыслить, но между его сознанием и ответом все время будто стояла непробиваемая стена. Иногда его посещали нехорошие подозрения, что он - всего лишь камера наблюдения, в результате какого-то сбоя программы обретшая способность мыслить и ощущать себя живой. Это почему-то его пугало. Он не знал, кто он, но был уверен, что он не камера. Он что-то большее. Что-то более сложное...
Наблюдать за ней было приятно. Лишенный возможности двигаться, он любил смотреть, как двигается она - не медленно и не быстро, но очень ладно, словно подчиняясь неуловимому четкому ритму. Он был уверен, что если бы смог включить аудиосенсоры, то услышал бы музыку, под которую она танцует. Она напоминала ему хорошо отлаженный механизм, который не совершает ни одного лишнего движения, ни одного ненужного такта. В ее действиях угадывалась завораживающая сложность, и, гладя на нее, он почти забывал, что невозможность осознать смысл происходящего причиняет ему страдания. Этого не надо было понимать, достаточно было просто смотреть. Движения других были не такими - суетными, неуклюжими, неправильными...
На ее лице играли разноцветные отсветы от маленького монитора над клавиатурой. Цвета сменяли друг друга, то плавно, то резко: красный, оранжевый, белый, зеленый... Синий. Синий - это хорошо. Это очень правильный цвет, очень родной. Красный или лиловый - тоже неплохо, но синий... В нем было что-то очень важное, что-то, что почти помогало ему вспомнить... что-то. И она и этот цвет - это было приятно. Он не мог объяснить, почему.
Вот, она поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. Она смотрит долго, пристально, и ее лицо обретает странное задумчивое выражение. Это почему-то пугает. Она никогда не улыбается, когда смотрит в его сторону, но, бывает, ее лицо кажется расстроенным. Если ее глаза закрыты визором, как сейчас, то на нем отражаются красные искорки-галочки, и она становится похожей на кого-то, кого он когда-то знал... Но видение расплывается - она резко отворачивается, оглядывается через плечо. Уголки губ ползут вверх - кто-то еще пришел. Она всегда улыбается тем, кто приходит. В этом есть что-то обидное. Почему она улыбается им, а ему - никогда? Что с ним не так?
А, этот щенок... Из кармана халата торчит пара перчаток, как будто он спрятал туда запасные руки. В руках у него два маленьких открытых контейнера, над ними поднимается пар. Знакомые штуки. Если включить тепловизор, что удается далеко не всегда, то можно увидеть, что контейнеры горячие. Какое-то топливо.
Юнец ставит один контейнер на стол, Она благодарно кивает. Улыбается. Юнец подносит свой контейнер ко рту, а Она шевелит губами - что-то ему говорит... спрашивает. Щенок мотает головой. Смеются. Она манит его рукой, показывает на экран.
Разговаривают. Контейнер теперь в ее руках. Видно только руки - Щенок наклонился к экрану и почти ее загородил. Он все мотает головой, как будто ничего не понимает. Какое же глупое у него лицо.
Вот, выпрямляется. Она кивает ему, а палец левой руки скользит по краю контейнера, и хорошо виден цвет, который у нее на ногтях. Щенок уходит. Она встает со стула, чтобы его проводить. Плохо. Она делает шаг в сторону, уходит из зоны резкости, и ее фигурка расплывается.
Сфокусировать взгляд - рефлекторная реакция. Не хочется терять ее. Ну же. Давай. Это очень просто... Что-то мешает.
Сосредоточиться. Когда-нибудь же должно получиться. Он столько раз пытался, и столько раз терпел неудачу. Просто сфокусировать взгляд. Даже глупая камера наблюдения это может...
Собрать всю волю. Нет, не получается. Что-то пробивается к нему, какая-то мысль, забытая, но очень нужная сейчас. Ну же!
Калибровка? Что-то знакомое. Ах, да - так система проверяет, исправна ли оптика. Надо посмотреть на что-то знакомое и вызвать из памяти образ предмета, и, если есть искажения, система самодиагностики даст сигнал тревоги. Обычно это делается автоматически - даже не замечаешь. Иногда помогает прицелиться, если есть проблемы с фокусировкой. Как удачно он вспомнил!
Калибровка. Запрос. Проверка...
Экран вспыхнул красным, датчики на приборах тоже, все как один, покраснели. Два белых пятна метнулись к столу, только теперь оба они были смазаны и расплывались все больше и больше. Оптика отказывает. Нет. Нет, нет, нет, остановить, остановить!
Вспышка. Темнота. Оффлайн.

Онлайн. Все мутное. Перед глазами плавают белые пятна - одно из них движется, два других неподвижно застыли. Хронометр сбоит. Запрос диагностики. Отказано. Плохо. Очень плохо.
Они двигаются - то приближаются, то отдаляются. Одно из пятен время от времени пропадает. Мигают расплывающиеся огни. Красный, оранжевый, белый... Синий. Ага, наконец-то, хоть что-то хорошее.

Онлайн. Что-то изменилось. Вид все тот же - стол, клавиатура, монитор, россыпь зеленых и алых огоньков. Стул пуст, но кто-то наверняка есть рядом - он знал, что его никогда не оставляли одного. Это очень благородно с их стороны - если бы он понял, что он здесь один, он бы точно сдвинулся и сжег бы свой процессор.
Вид тот же, но что-то не так. Система самодиагностики все равно не работает, но все же, изменения кажутся приятными. Как будто в его мире стало чуть-чуть больше места. Как будто его самого стало чуть-чуть больше.
Он смутно ощущал себя как нечто огромное, тяжелое, во много раз больше этого стола. Странно, раньше этого не было. Мир будто бы стал сложнее... Нет. Он сам стал сложнее. Мир остался таким же.
Движение. Кто-то приближается. О. Это она. Как хорошо. Отлично.
Ее фигурка слегка расплывается, но на сей раз исправить это легче - калибровка оптики запускается автоматически, как и положено.
Она поднимает голову, отрывая взгляд от папки. Ее движение очень резкое, кисть руки дрожит. Из-под зажима папки выскальзывает клочок бумаги и плавно оседает на пол. Она как будто испугана или очень удивлена.
Взгляд, задумчивый и пристальный. Испуганный? Она мотает головой и опускает глаза. Приседает, и пропадает из поля зрения, но теперь...
Теперь он может следить за ней взглядом!
Она резко вскидывает голову. Они оба удивлены этим его маленьким достижением, и вряд ли можно сказать, чье изумление больше. Ее рука застыла, коснувшись бумаги, но она теперь будто и не помнит о ней. Она смотрит на него. Взгляды соприкасаются, и это... Очень хорошо. Еще лучше было бы сказать ей что-нибудь - он ужасно устал от молчания. Но это, кажется, плохая идея. Он все равно не может говорить.
Она подбирает листок, кладет его в папку. В ее движениях снова эта уверенность и четкость, утраченная мгновение назад. Но она не сводит с него взгляда. Это чудесно. Ему всегда нравилось ловить ее взгляд, а теперь это стало гораздо легче. Как будто какая-то неисправность, которая в нем была, теперь устранена - и эта утомительная неподвижность уже не так мучительна. Теперь он шире. Он не понимал, почему так произошло, но почти не удивился. Так и должно быть. Просто раньше он был сломан, а теперь - нет. Это очень обрадовало его, даже немного больше, чем ее взгляд. А взгляд - это почти единственная радость, которая у него была. Это - контакт, хоть какая-то обратная связь.
Она поднимается и уходит, но быстро возвращается. Теперь она не одна - с ней седой старик.
Этот - очень неприятный тип. Хорошо, что он приходит так редко. У него ужасные руки - крупные, узловатые, все в пестринах, словно покрыты ржавчиной. Есть в нем что-то еще, что-то отвратительное, вроде как в том типе, от которого исходит опасность. Этот тоже опасный, но по-другому.
Старик зачем-то машет своей рукой. Поворачивается к Ней, что-то говорит. Она мотает головой, отвечая, и тогда Старик достает из нагрудного кармана какой-то тонкий цилиндр и направляет прямо в него.
На миг - слепящая вспышка, но автоматика визуальных анализаторов теперь работает отлично - светочувствительность падает, и вспышка, залившая все вокруг, ужимается до маленького огонька фонарика. Старик водит им туда-сюда и качает головой. Она говорит ему что-то, спорит. Старик кивает на монитор, а она только разводит руками.
Он отходит, быстро нажимает что-то на клавиатуре, и монитор начинает мигать. Цвета быстро сменяют друг друга - оранжевый, белый, синий, зеленый, красный. А она так и осталась стоять напротив. Она все еще смотрит. Странно, но теперь ее фигура стала четче. Как-то осмысленнее. Раньше мелкие детали были вроде бы неважны. Ему нравился синий цвет на ее руках, и все, но теперь он видел и другое, то, на что раньше не обратил бы внимания. Стилос за ухом, желтоватый блеск металлического кружка на тонком шнурке на шее, какой-то прибор на запястье, кажется, хронометр. А на халате, на груди, прицеплена какая-то штука. Если приглядеться к ней, то можно увидеть какие-то символы, только непонятно, что они значат, и зачем нужны. Еще там изображение ее лица, но очень маленькое и нечеткое.
Старик отрывается от монитора и отрицательно качает головой. Она оглядывается, что-то говорит, но он не слушает ее. Снова подходит ближе. Теперь видно - у него на груди есть такая же штука, маленькая карточка с символами и изображением. Что это может значить? Идентификация?
Старик уходит. Она выглядит расстроенной. И удивленной.
Усталость. Слишком много информации. Слишком много...

Онлайн. За столом - Щенок. Как всегда, руки у него в перчатках. А халат грязный. Странно, раньше это не было заметно.
И снова необычное ощущение. Как будто он смог догнать время. Это тоже приятно, но с непривычки несколько ошеломительно.
Взгляд обводит комнату. Теперь можно видеть потолок с блеклыми прямоугольными лампами, стену, по которой тянутся какие-то трубы. Приборы, очень много разных приборов - некоторые с огоньками или мониторами, другие без, но от них тянутся провода - все в одном направлении, но к чему - не видно. Еще можно разглядеть край стола внизу. С него тоже ныряют вниз провода, целый поток разноцветных тонких кабелей.
Щенок не оборачивается. Это забавно. Та, с синими коготками, сразу заметила, что что-то изменилось. Будто почувствовала на себе его взгляд. Это воспоминание вызвало в нем неожиданно-приятное чувство, как будто он очень долго искал что-то и, наконец, нашел.
Смотреть не на что. За Щенком наблюдать неинтересно, к тому же, информации опять, кажется, слишком много. Что-то подсказывает, что в следующий раз будет еще больше.
Ему нужно больше энергии. Или, скорее, больше времени. Мир становится все шире и шире, а он сам - глубже. Но к этому надо привыкнуть. Хорошо, что это происходит не так быстро, иначе он бы не справился.
Надо отдыхать. Оффлайн.

Онлайн. Сколько циклов прошло? девять? десять? Он несколько раз приходил онлайн, и с каждым разом появлялось что-то новое. Он уже мог ощущать себя. Нет, он ничего не чувствовал - ни боли, ни давления, ни холода, ни тепла, но теперь он знал, что у него есть форма. Что он конечен и ограничен, что он очень велик - гораздо больше тех, кого он здесь видел. Теперь он каким-то образом понимал, что они другие. Они - люди, а он - нет. Кто или что - непонятно, но точно - не видеокамера.
В прошлый раз пришли звуки. Это поначалу было очень неприятно - они впивались в сознание бессмысленной какофонией, но он заставил себя терпеть. Он теперь слышал гул аппаратуры, резкое попискивание датчиков, слышал голоса людей, звук шагов. Слов он не понимал. Казалось, что вот-вот сможет понять, но от этого его все еще отделяла та пресловутая неосязаемая стена, которая отрезала его от всего мира совсем недавно. Она теперь раздражала его все больше. Раньше он воспринимал ее как нечто привычное, само собой разумеющееся, но теперь понял, что ее на самом деле быть не должно.
Старик больше не приходил, зато один раз появлялся Опасный. Он говорил с Щенком и ушел довольный, но его появление вызвало приступ тревоги, куда более сильный, чем визит Старика. Ее он видел четыре раза. Голос у нее, к великому разочарованию, оказался очень неприятный - высокий и резкий, но он все равно рад был Ее видеть. Она теперь смотрела на него чаще, как будто наконец поняла, что он тоже на нее смотрит. Это было очень, очень хорошо, он был доволен. Она знает, что он живой. Хорошо, что хоть кто-то знает, но особенно хорошо, что это знает именно она. Жаль, но она, похоже, не разделяла его радости. Почему-то казалось, что Она боится его. Он теперь понимал, что с ним не так - просто он сильно от нее отличается. Но Она, между прочим, могла бы и порадоваться вместе с ним, ведь это очень хорошо, когда ты живой и когда мир растет, когда каждое пробуждение приносит что-то новое.
Она и теперь была перед ним - как всегда, сидела за столом и записывала что-то, тихонько бормоча себе под нос. Когда он подключился, она остановилась и подняла голову.
"Ты знаешь, что я смотрю на тебя".
Осознание этого факта, как всегда, принесло удовлетворение. Не жгучее удовольствие и восторг, как в самом начале - он уже начинал к этому привыкать. Но все же это хорошо.
Она сказала что-то, громко и четко. На этот раз ее голос не показался таким мучительно-резким, но слов он все равно понять не мог, ее речь казалась набором ничего не значащих звуков. Он нарочно никак не отреагировал - знал, что это ее раздражает. Другие-то ничего не заметили, и она сама себе не верит. Ей кажется, что ей кажется. Забавно.
Она встала и прошлась вдоль стола, опасливо поглядывая на него. Он не следил за ней, и Она немного успокоилась, вернулась к монитору, снова заговорила, повернувшись к нему лицом. Пользуясь случаем, он снова уставился на табличку на ее груди - теперь он понимал, что там записано ее имя. Он уже наизусть выучил набор этих символов (по крайней мере, смог бы узнать их, если бы увидел где-то еще), и уже мог отличить те, которые были нанесены с помощью текстового процессора, и которые были написаны от руки. Имя было написано от руки. Но он все равно ничего не понимал.
Она смотрела на него долго, но больше ничего не говорила. Он ощутил сожаление - когда она говорила, было приятно. Потому что казалось, будто она говорит с ним - а это все же неплохо, даже если он и не мог ответить. Другие вообще очень редко на него смотрели, и, тем более, не разговаривали. Как будто он был мертв... или не-жив. Как будто для них он не отличался от тех же приборов, или, скажем, от стола, на котором лежал.
Когда она вернулась за стол, он снова позволил себе перевести взгляд, но она больше не обращала на него внимания, надев на голову какой-то ободок с маленькими динамиками. От них тоже исходил звук - тихий и хриплый, но очень странный. Не гул приборов, не звук шагов - вообще не похожий ни на что, что он до этого слышал. Он не мог решить, приятный этот звук или нет, но ей, похоже, нравилось.
Так прошло некоторое время, пока не пришел Щенок. Они поменялись - Щенок сел за стол, а она, улыбнувшись на прощанье и бросив в его сторону еще один подозрительный взгляд, ушла. Он проследил за ней, насколько мог, а когда она скрылась, отключился.

Онлайн. Какое-то замыкание в системе. Шаркова система диагностики - когда же она, наконец, будет работать?
Впрочем, это не похоже на неисправность. Это, скорее, похоже на тот день, когда он впервые смог сфокусировать взгляд - так же удивительно и радостно.
Он вспомнил символы на карточке. Они теперь не казались непонятными - даже больше, он удивился, что раньше не мог их прочесть. Видимо, подключился еще один блок. Он теперь понял, что это постепенное расширение мира и его самого связано с устранением неисправностей в процессоре, а ощущение неосязаемой стены возникало тогда, когда он обращался к отключенным или заблокированным секторам памяти. Но теперь все постепенно восстанавливалось, приходило в норму.
Символы. Печатный текст "Зет-51. Личный пропуск. Старший инженер"
Текст, написанный от руки: "Элеонора Уилсон".
Элеонора Уилсон. Ее зовут Элеонора Уилсон.

Онлайн.
Знакомые голоса. Не активировать оптику - один из них принадлежит ей, Элеоноре Уилсон. Она почувствует его взгляд и замолчит, а ему хотелось послушать, о чем она скажет. Он понимал слова. Теперь - понимал. Он знал, на каком языке она говорит, и знал, что это - не его язык, но смысл ее слов он понимал. Элеонора Уилсон говорила о нем.
- ...не знаю, Джон. Это мне не нравится. Ты видел, как изменились показания приборов, а это уже не просто беспочвенные подозрения. Это факт.
- Но они всегда менялись, - возразил голос Щенка. - Мы же проводим эксперимент, не забыла? В этом-то и смысл. Да, ты права, активность растет, но мы ведь этого и хотим, верно?
Он услышал, как она вздохнула. Ему показалось, что она сейчас смотрит на него. Почти наверняка.
- Все равно мне как-то не по себе, когда он рядом. Знаешь, я все никак не могу отделаться от ощущения, что он на меня смотрит.
- Это потому, что у него подсветка оптики постоянно подключена. Ерунда, Элли.
- Ты разве сам этого не замечал? Не замечал, как он изменился?
А вот теперь смотрят оба.
- Ну, нет, - ответил Щенок. - Слушай, ты же видела, каким его привезли. Ему выстрелом полбашки снесло, все схемы перегорели. А у них процессор - почти как мозг у людей. Если перегорит, то потом хоть подключай, хоть не подключай - объект останется овощем.
- Ты думаешь, он овощ? - Элеонора Уилсон усмехнулась.
- Да, я уверен. Может, он действительно на нас смотрит - оптика-то у него теперь работает, но вряд ли видит, так что я не разделяю твоих подозрений. Может, его процессор и может выполнять какой-то набор простейших команд, ну, ты знаешь, вроде бульбарных рефлексов. Но он не живой. Просто куча металлолома, и все. Овощ. Большой железный кабачок.
Снова смешок и вздох, шорох бумаги.
- Ох, что-то я в этом не уверена. Помнишь тот день, когда полетел краниальный предохранитель? Мне с тех пор жутковато с ним находиться. Мне и раньше казалось, что он на меня смотрел, но теперь он как будто... переводит взгляд.
- И как же ты это поняла? - насмешливо спросил Щенок, - по движению глаз?
- Не смешно, Джон. Посмотри сам. Обрати внимание. Что-то с ним не так, уж поверь мне. Я же никогда в таких вещах не ошибалась, и теперь знаю, что права. Его взгляд сложно не почувствовать - у меня как мороз по коже каждый раз. Может, у него и сгорел процессор, но ты ведь помнишь, что Датч говорил про Искру? Помнишь доклад Симмонса? Если это правда, то все сходится - Искра могла быть не повреждена...
- И ты туда же? Элли, пойми ты, Симмонс - одержимый психопат. Он настоящий параноик! Видела ты эту Искру, когда мы его латали?
- Зря мы это сделали. Надо было так и оставить, - недовольно пробормотала она - очень тихо, почти на пределе слышимости. О, да, она действительно знает... действительно верит в него. Ее слова огорчили, но все равно, если бы он мог, он бы усмехнулся.
- Ага, я тоже думаю, что надо было отпилить голову и взять только ее. Нам бы тогда не пришлось выбивать такую большую лабораторию... Но ты зря беспокоишься. Он мертвый. Его процессор работает, потому что мы его подключили, но это теперь всего лишь большой компьютер, только и всего. Ты просто заработалась, перенапряглась, и теперь тебе мерещатся всякие странные вещи - у меня у самого так было. Помнишь, когда мы работали с Райнером?
Элеонора Уилсон негромко засмеялась.
- Ты ведь тогда ушел из проекта. Может, мне тоже стоит последовать твоему примеру?
- Не говори глупостей! - фыркнул Щенок. - Я ушел, потому что проект Райнера - фигня, а тут есть перспектива. Сколько у тебя уже публикаций по этой работе? Четыре, кажется?
- Шесть. В соавторстве, Джон.
- Ну и что? Хочешь бросить все на полпути? Из-за какой-то ерунды?
- Это не ерунда. Поговори с Престоном - мы должны провести тестирование по методике Мэдсон. И тогда вы увидите, что я права.
- Нет, это ты поговори с Престоном - пусть даст тебе отпуск. Сгоняешь в свой Мэн, отдохнешь, развеешься, и тебе перестанет мерещиться всякая чушь.
- А если не перестанет? Если я все-таки права?
- Ну, он все равно парализован, - весело отозвался Щенок. - К тому же, мы в любой момент можем нажать на красную кнопку и сжечь его схемы к чертям. А уж когда закончим наши исследования, его вообще распилят на куски. Расслабься, Элли. Передохни и не загоняй себя. Ты ведь нам правда очень нужна. Где еще мы найдем такого специалиста? Разве что Мэгги Мэдсон согласится с нами работать, да и то вряд ли.
- Мэгги Мэдсон, кстати, поддержала бы меня, - ворчливо сказала Элеонора Уилсон.
- Возьми отпуск, Элли. И успокойся, ради бога.
Он услышал звук отодвигаемого стула и шаги - тяжелые, громкие. Это Щенок, он, кажется, уходит. Вот и хорошо.
Подслушанный разговор был для него неприятен. Это довольно мерзко - узнать, что тебя вернули к жизни только для того, чтобы потом распилить на куски, но он не почувствовал ни злости, ни страха, узнав об этом. Им что-то нужно, что-то они хотят получить... а это кое-что, да значит.
Дождавшись, пока шаги человека стихнут, он активировал оптику. Элеонора Уилсон сидела за столом, глядя в ту сторону, куда ушел Щенок, потирая шею одной рукой - движение, которое говорило о том, что она устала. Но она и сейчас почувствовала его взгляд. Вздрогнув, она повернула голову и пристально посмотрела на него.
- Я ведь права, верно? - задумчиво проговорила Элеонора Уилсон. - Ты же следишь за нами, корявая ты железяка.
Он, конечно же, не мог этого подтвердить, но, если бы мог, то оскалился бы в ответ.

Глава 2. Амнезия


Онлайн.
Теперь понятно, что это за провода. Они тянутся от датчиков, подключенных к его телу. Почти что к каждому крупному элементу нейросети подключен жучок-паразит, который считывает данные, измеряет активность. На голове их особенно много, но только люди не догадались подключить свои приборы непосредственно к его процессору. Понятно теперь, почему они ничего не заметили. Если бы они сделали все, как надо, их компьютер сдох бы от перегрузки.
Вон тот крупный кабель, кажется, тянется к животу. Похоже, через него он получает энергию. Эта энергия – электричество, но не в том виде, что используют сами люди. Им удалось подобрать напряжение и форму тока, которые соответствуют тем, что использует его тело. Искусственный импульс. Умно. То есть, он все еще пуст. Он будет жить, пока эта штука его питает. Система самодиагностики работает шарк знает как, и невозможно понять, целы ли накопители резервной системы – если бы ему удалось перенаправить часть энергии на них, то он бы в конце концов смог бы функционировать некоторое время и без этого кабеля. Недолго, примерно орн, может, и меньше. Но это лучше, чем перспектива всю оставшуюся жизнь провести здесь.
Движения и чувствительности ниже шеи все еще нет. Его тело в порядке, работают и управляющие блоки, но что-то не дает ему двигаться. Вероятно, это сделали люди – Мелкий ведь говорил, что он парализован. Хитрые хлюпики.
И, самое плохое – Элеонора Уилсон больше не появляется. Прошло около пяти циклов – а ее не было ни разу. Она ушла? Навсегда? Эта мысль принесла ему болезненное чувство разочарования и утраты. Он знал, что пока люди не добьются своего (а если они не привнесут в систему чего-то нового, то это будет нескоро; сейчас-то они могут только наблюдать), ему ничего плохого не сделают, не отключат его и не пустят в лом, как говорил Мелкий. Он будет жить, хотя бы какое-то время. Но без нее, без единственного существа, которое знает, что он жив, это не имеет смысла. Он, впрочем, мог бы как-то показать это и другим – Мелкому или Старику, который теперь приходил вместо Элеоноры Уилсон, но это казалось не очень хорошей идеей. Если они так глупы, что не могут отличить живого меха от мертвого, то незачем им помогать.
И им нельзя верить. Элеоноре Уилсон – можно. Он не знал, что заставило его так решить – она, на самом деле, ничем не лучше их. Она тоже согласна с тем, что он не должен жить, и, больше того -  она боится его больше, чем Мелкий, Старик, или Опасный. Их страх льстил ему, приносил удовлетворение, но не радость. Ее же страх делал его почти счастливым. Что же ему делать, если она действительно больше никогда не придет?
Циклы тянулись скучно и однообразно. К нему начали возвращаться воспоминания, но это было неожиданно неприятно. Он был бы рад вспомнить, кто он такой и как оказался здесь, кто выстрелил ему в голову и за что люди хотят его уничтожить – но не мог. Блоки памяти пострадали сильнее всего. Вместо осмысленных, логичных воспоминаний к нему приходило нечто, напоминающее жуткие кошмары, порождаемые замыканиями процессора. Звуки и изображения никак не были связаны друг с другом – иногда он вспоминал обрывки диалогов, которые слышал когда-то, но эти слова теперь ничего не значили для него. Иногда появлялись картинки – больше тревожные, непонятные. Кто-то сражался, кто-то погибал, кто-то отдавал ему приказы. Но кто? Кто они? Где они теперь? Почему никто не поможет ему?
У него были и светлые воспоминания. Но лучше бы их не было. Он помнил, что когда-то мог двигаться, ходить, как люди, и даже – удивительное дело – летать. Он помнил, что у него были друзья. Был кто-то близкий, кто доверял ему и кому он мог доверять. Кто-то, кого он потерял – еще раньше, чем потерялся сам. Это причиняло боль. Не физическую, а гораздо, гораздо хуже.
Однажды он проснулся и увидел Старика. Тот был один – ни Мелкого, ни Опасного поблизости не видно и не слышно. Опасный в последнее время, с тех пор, как исчезла Элеонора Уилсон, приходил к нему чаще. Все выспрашивал Мелкого или Старика о том, когда будут результаты. Говорил, что результаты нужны срочно, что кто-то хочет, чтобы эти исследования были закрыты как можно скорее. Слышать это было неприятно, но он не испытывал страха – он понял, что Опасного здесь не очень-то слушают. Мелкий и Элеонора Уилсон слушали Старика, Старик слушал ту маленькую женщину – они называли ее Лорейн. А Опасный мог приходить и говорить, мог кричать и требовать – но его не слушал никто.
Старик стоял рядом со столом, перелистывая бумаги в папке. Ничего интересного. Занимался этим он очень долго, вчитываясь в каждую бумажку – можно было коротнуть от тоски, наблюдая за ним. Иногда ему не удавалось перевернуть лист, потому что бумаги слежались, и тогда он слюнявил палец и брал лист за уголок. Это и вовсе было отвратительно. Но смотреть больше было не на что – ему давно надоело разглядывать приборы, о назначении которых он мог только догадываться.
Наконец, Старик закрыл и отложил папку. Он выглядел недовольным и усталым, еще более старым и мерзким, чем обычно. Их взгляды встретились – чисто случайно, потому как Старик не мог понять и поверить, что его объект тоже может его разглядывать.
- И что Элли увидела в тебе, старая консервная банка? – печально, но без ненависти в голосе, спросил Старик.
Он внутренне вздрогнул – раньше никто, кроме Элеоноры Уилсон, с ним не говорил. Но удивление быстро прошло, когда Старик заговорил снова – он обращался не к нему, а говорил скорее сам с собой. То, что лежало перед ним и глядело на него скрытой алым визором оптикой, все еще оставалось для него лишь большим и сложным компьютером. Как там сказал Мелкий? Большой железный кабачок. Знать бы еще, что такое кабачок…
- …одиннадцать месяцев исследований, два десятка публикаций. Ты очень удивил нас в последние недели... Но мы все еще там же, где и были.
Он бы злорадно улыбнулся, если бы мог. О, вы продвинулись гораздо дальше, чем думаете. Понять бы еще – вы ли сделали это со мной, или это собственная автоматика запустила процесс регенерации? Вероятно, и то, и другое, в очень удачном сочетании...
- Элли говорит, что ты живой, - продолжал Старик. – Но я ей не верю. Был бы ты жив, мы бы запросто разобрались бы, что за каша у тебя в голове. Знаешь, нам это чертовски важно. Понять бы, как вы, ребята, думаете…
Старик вздохнул и замолчал, опустив голову. Мех долго ждал, когда же человек заговорит снова, но он молчал и молчал, а потом отвернулся, взял папку и сел за стол, снова принялся ее просматривать.
Слова Старика заставили задуматься. Вот, значит, чего они хотят. Понять, как он думает. Но зачем им это? И, если они думают, что он мертв, то как они собираются это изучать? Какая-то чушь. Они хитрые, но, видно, не очень умные.
Каждый день все еще приносил что-то новое. Но если раньше он получал ответы, то теперь – только новые вопросы.

Онлайн.
Он проснулся от того, что сработал один из триггеров. Кто-то коснулся его лицевой пластины, сенсоры среагировали, и система выдернула его из спящего режима. Поначалу он сам не понял, что удивило его больше - само прикосновение, или вновь обретенная возможность его ощутить.
Было не очень приятно. Некто ковырял чем-то острым в его щеке, рядом с визором, человеческие пальцы дергали провода. На всякий случай он решил проявить осторожность и не стал включать оптику. Чего хотел добиться человек, он не понимал. Он слышал негромкий ритмичный звук, похожий чем-то на шум усиленной работы вент-системы. Ах да. Дыхание. Это называется дыхание. С тех пор, как он очнулся здесь, люди никогда не подходили к нему достаточно близко, чтобы он мог услышать его в обычном режиме, но что-то такое всплыло из блоков памяти. Дыхание. Необходимый жизненный процесс для них. Этот звук почему-то очень успокаивал.
Продолжалось это не очень долго. Острый предмет исчез, исчезло и тепло чужих пальцев. Он услышал шаги - тот, кто только что касался его, возвращался к столу с монитором. И он узнал эти шаги - их невозможно было не узнать. Только один человек издавал такие звуки при ходьбе - не тяжелый стук, не мягкое касание пола подошвами, а четкое и громкое цокание. Это она! Она вернулась!
Желание увидеть ее было невыносимым - ему до короткого замыкания надоело чувствовать себя предметом интерьера, хотя, если подумать, отсутствовала она не так уж и долго. Но когда лежишь, запертый внутри самого себя, среди тех, кто даже живым существом тебя не считает, время тянется невероятно медленно...
Он нетерпеливо включил оптику. Элеанора Уилсон стояла напротив его лица, скрестив руки на груди, все еще сжимая отвертку в правой ладони. На этот раз она не испугалась и даже не вздрогнула. Как только он активировал оптику, ее губы чуть изогнулись в мрачно-торжествующей улыбке.
Она... изменилась. Не очень сильно, если не считать того, что ее страх пропал, но пропал и тот красивый синий цвет с ее коготков, теперь они были красными. Это даже немного расстроило его. Синий нравился ему гораздо больше. Синий - это цвет его корпуса.
- Я все-таки была права, - довольно произнесла она. – Ты жив.
"Ты жив", эхом откликнулись собственные мысли. Ты понимаешь это... Ты точно в этом уверена.
Он не мог ничего на это ответить, но она ответа и не ждала - уж она-то, определенно, знала, на что он уже способен, а на что - нет. Хотя, может, и не знала, но точно - догадывалась.
- Я отключила принудительную подсветку, - продолжила она, объясняя, - теперь только ты ей управляешь, и я могу определить, когда ты смотришь. Ты, вероятно, можешь и слышать, что я говорю, верно?.. Моргни, если понимаешь меня.
Моргнуть… А, точно – они иногда закрывают свою оптику на короткое время – если бы он не был так взволнован, то даже вспомнил бы, для чего это нужно. Что-то связанное с обслуживанием зрительных анализаторов… Но он так удивился, что даже не сразу сообразил, как он сам может это сделать. О, она говорит с ним! Она хочет, чтобы он ответил! Шлак, никогда еще он так не радовался возможности общения с кем-то.
Моргнуть. Он выключил оптику и, выждав миг, чтобы излучение от сигнальных элементов чуть угасло, включил ее снова. Элеонора Уилсон улыбнулась.
Это была совсем не такая улыбка, которую она адресовала другим людям – но все равно, это приятно. Она улыбалась не тепло и приветливо, но самодовольно. Это напомнило кое о ком – он знал когда-то того, кто тоже часто так улыбался.
- Отлично, - сказала Элеонора Уилсон. - Твой процессор был сильно поврежден после... ранения.
"О, я заметил, спасибо". Шлак, он раньше вроде бы не был так склонен к сарказму. Или был?..
- Ты помнишь, кто ты? Моргни, если помнишь.
А есть, интересно, какой-то сигнал для варианта "не совсем"? Но он, пожалуй, не помнил. Для чего она  задает этот вопрос? Может, она хочет ему помочь?
- Ты помнишь, как был... ранен?
Нет. Совсем - нет.
Элеонора Уилсон перестала улыбаться, но она все еще казалась довольной.
- Ладно. Этого следовало ожидать... - пробормотала она себе под нос, - ох, Престон с ума сойдет, когда узнает...
Ох, шлак. Не должен больше никто об этом знать. Как сказать "нет", если она не задает вопроса?..
Он снова мигнул оптикой - во второй раз это почему-то оказалось не так просто. Она удивленно приподняла брови.
- Хочешь что-то сказать?
Сосредоточившись, он снова мигнул, и тут же получил предупреждение -  возможна перегрузка оптической системы. Он отключил его, но принял к сведению - да, это не самый лучший способ общения, но все же, он лучше, чем ничего.
Элеонора Уилсон усмехнулась.
- Не хочешь, чтобы я им рассказывала, - догадалась она. Это, судя по тону, не было вопросом, но он все равно, на всякий случай, подтвердил это. - Ты... понимаешь, что с тобой хотят сделать?
Да - пустить на переплавку. Он мигнул снова. Включить оптику оказалось сложнее, чем выключить - система все еще работала нестабильно.
Ее улыбка стала чуть шире. Чуть жестче.
- Умница, - сказала она. - ты прав. Но мне тоже не хотелось бы, чтобы тебя поджарили. По крайней мере, пока.
О, это хорошо. Ты ведь не расскажешь им, верно?
- Но я должна рассказать Престону и Лорейн, - ответила Элеонора Уилсон, словно могла слышать его мысли. Она говорила спокойно - может, только совсем немного волнения просачивалось в ее голос. Но это было хорошее волнение - кажется, она была... горда? О, похоже, их интересы снова совпадают. Она все-таки тоже рада, что он не умер.  - Они не станут... отключать тебя.
"Я в этом сомневаюсь".
- Наверное, не станут, - повторила она, не так уверенно, как хотелось бы. - Я смогу их убедить. То, что ты жив - очень хорошо. Ничего личного, конечно же, но для моей работы это очень хорошо.
Хорошо, что хорошо. Он впервые задумался о том, почему она его не отключила. Она могла бы - он понимал, что сейчас оборвать его жизнь может даже такой хлюпик, как Мелкий, тем более, если для этого им надо всего лишь нажать на кнопку. Люди боялись его - не надо было быть гением, чтобы это понять. Они боялись его даже мертвого - поэтому и заблокировали часть его моторных систем. Они могли бы убить его только из страха. Она - не стала. Что-то тут было не так. Чем-то она все-таки от них отличается... У нее другие цели. Это... хорошо. Не так хорошо, как могло бы быть, но все же теперь он понял, что она не станет его убивать. По крайней мере, без веских причин. Она - почти что его друг.
- Ну, ты поможешь мне?
Странно было слышать этот вопрос. Ему самому нужна была помощь. В чем он мог ей помочь - обездвиженный, беспомощный, даже не полностью функциональный? Это он должен был спрашивать ее - ее помощь была ему нужна. Она здесь единственная, кто захочет что-то сделать. И не важно, почему. Она нужна ему. Нужна.
- Ну, моргни, если ты согласен. Готов содействовать?
Сотрудничество. Она предлагает сотрудничество. Он тоже ей нужен. Как неожиданно и приятно...
Он послушно отключил оптику. Но включить снова не смог. Система выдала целый ряд критических ошибок, но он попытался снова - с тем же результатом. Шлак, только не сейчас... пожалуйста... ну, давай же!..
- Эй, что случилось? Очнись! Ты жив там? Эй!
Он снова услышал ее беспокойные шаги, ощутил прикосновение - но она ничем не могла помочь. Ничего страшного с ним не произошло - все восстановится, но как же это не вовремя!
Элеонора Уилсон запустила пальцы в щель под визором - туда же, где ковырялась отверткой - и тут же отдернула их, зашипев от боли. Некоторые узлы перегрелись: для него - не критически, но люди, как он знал, гораздо менее устойчивы к чрезмерному выделению тепла. Она почти наверняка обожгла пальцы.
- Черт, - услышал он ее испуганный шепот, - черт... Очнись же!
Он внутрене вздрогнул, и на миг забыл о собственном раздражении из-за этой досадной неполадки.
Она была перепугана до дрожи в голосе. Но она впервые испугалась не его. Она испугалась за него. Это... это надо было осмыслить. Он ухватился за эту догадку, уже и не слыша ее требовательных и взволнованных криков. Разочарование из-за прерванного разговора отошло на задний план - эта новая мысль захватила его сознание, успокаивая, и, в то же время, удивляя.
Он плохо помнил, как жил до своего "ранения", но такое, определенно, было с ним впервые.

Онлайн...
Ему приходилось теперь быть еще более осторожным. Элеонора Уилсон милостиво "забыла" снова его заблокировать и отменить внесенные ею изменения в систему. Теперь, приходя онлайн, он не включал оптику сразу (перегрузка не имела каких-то критических неприятных последствий), а поначалу прислушивался. На слух было очень трудно определить, кто сейчас сидит за столом - тот, кто смотрел за ним, обычно молчал, а по чуть слышному звуку дыхания и шороху одежды людей он различать не умел. Может быть, он несколько раз заставал Элеонору Уилсон, но, не будучи уверенным в том, что это она, не рисковал. Ему теперь как никогда хотелось жить. Еще ему хотелось дать ей знать, что он все еще жив, но все-таки собственно жить хотелось сильнее.
Как ни странно, пробуждения в темноте пошли ему на пользу. Не расходуя энергию на визуальные системы, он восстанавливался быстрее. Он тогда не сообразил, что время и силы, которые он тратил на разглядывание людей, можно было использовать с гораздо большей пользой - например, для того, чтобы навести порядок в своих блоках памяти.
Это не особо помогло ему с самоопределением. Вероятно, в более спокойной и дружественной обстановке он справился бы с этим лучше, но проблема была не столько в этом, сколько в самих блоках памяти. С ними что-то не то. Физически они были исправны, и система самодиагностики не выявила критических ошибок в алгоритмах. Они функционировали идеально. Вот в этом-то и была проблема. Невозможно вызвать из памяти то, чего там нет.
Кто-то основательно почистил его блоки. Его память просто стерли.
"Этого и следовало ожидать", вспомнил он слова Элеаноры Уилсон. Она что-то знала об этом... Забавно, но она теперь, похоже, знала о нем больше, чем он сам.
Он все еще мог извлечь какие-то воспоминания - все такие же отрывочные и непонятные. Порой он мог определить, когда происходило то или иное событие, которое он вспоминал - и оказалось, что некоторые из них имели место очень давно. Тысячи или десятки тысяч лет назад, если перевести в человеческую систему измерения времени. И эти воспоминания не были случайными - если бы он записывал все, что видел и слышал на протяжении таких долгих промежутков, никаких блоков памяти ему бы не хватило. Эту память он зачем-то сохранил, она почему-то была важна для него раньше. Иногда он понимал, почему, иногда - нет.
Например, он помнил звезды. Бескрайнее пространство, открытый космос - и миллионы далеких звезд. Бесчисленное множество созвездий. Забытые миры, безжизненные и обитаемые, обманчиво-неподвижные туманности. Они были прекрасны - поэтому он о них помнил. Удивительно, что когда-то все это у него было - неограниченный простор, абсолютная свобода... не сравнить с тем, что он имеет сейчас. Он ощущал жгучую тоску, вспоминая об этом - он понимал, что вряд ли когда-нибудь увидит эти звезды снова. Вряд ли когда-нибудь он вообще выйдет отсюда.
С тех пор, как Элеонора Уилсон говорила с ним, прошло пять или шесть циклов. Он теперь дольше мог оставаться онлайн, и внимательно вслушивался в то, что происходило вокруг - у него был шанс, что он застанет момент, когда люди сменяют друг друга, и по звуку шагов или голоса он мог бы узнать ее. Но происходило это с какой-то нелогичной периодичностью - через неравные промежутки времении, да и очередность он пока вычислить не мог. Однажды ему показалось, что она была рядом - он услышал цоканье каблучков, но звук этот был приглушен, как будто источник был далеко. Неужели она дейсвительно поверила, что он умер? А если нет, то где она? почему больше не пытается дать о себе знать?
Самое приятное открытие произошло на четвертый цикл. К нему вернулась возможность говорить. Вокодер все еще был неисправен - судя по данным самодиагностики, кто-то пытался его починить, но не очень удачно - прямое попадание из плазменной винтовки в контролирующий узел принесло бы больше пользы, чем этот ремонт. Но говорить, или, по крайней мере, издавать какие-то звуки, он мог. Неплохо было бы проверить, но такой возможности, у него, конечно, не было.
Так, цикл за циклом, он проводил в темноте и безмолвии. Для удобства он давно переключился на человеческую систему отсчета, а теперь уже даже привык к ней, за то время, когда был слишком слаб, чтобы удержать себя онлайн надолго. Люди делили суточный цикл на двадцать четыре равных отрезка времени; еще он знал, что на их планете суточный цикл делится на две части – светлую, когда можно видеть местную звезду, и темную. Но здесь всегда было светло – электрические лампы не гасли ни на миг. 
А еще небо на этой планете голубое. Он не помнил почти ничего о голубом небе – в его воспоминаниях оно всегда было загорожено чем-то или задымлено, укрыто серыми облаками. Увидеть бы его. Хотя бы еще раз… 

Голубое небо раскинулось над бескрайней и бесплодной рыжей пустыней. Поляризованное стекло преображало ландшафт, окрашивая небо в глубокий индиго, а пустыню – в насыщенный красно-коричневый цвет. Пустыня здесь не была совсем уж безжизненной – из окна наземного вестибюля было видно просторную заасфальтированную площадку, крышу одного из складов, радиовышку с прижимающимся к ее подножью крохотным корпусом наземной диспетчерской службы. Но скучные белые здания нисколько не оживляли пейзаж, напротив, делали его еще более унылым.
Услышав за спиной шелест раздвигающихся лифтовых дверей, Элли оглянулась. Кажется, она наконец дождалась того, кто был ей нужен – из тесной кабинки в холл шагнул высокий пожилой брюнет в строгом костюме, с большим дорожным чемоданом в руках. Доктор Чарльз Лойал.
Доктор Лойал заметил ее, и Элли сделала вид, что удивлена. Да, она ждала его, но если бы она не хотела скрывать, что он ей нужен, то просто набрала бы номер его лаборатории еще вчера вечером. А так - это будет выглядеть, как будто они просто случайно столкнулись в холле, побеседовали немного и разошлись. Элли знала, что Лойал сегодня должен улетать в Вашингтон, чтобы сделать очередной доклад по своему проекту. Он пробудет там несколько дней – несколько очень насыщенных дней, и по возвращении даже не вспомнит об этом разговоре. 
- Здравствуйте, доктор Лойал, - приветливо улыбнулась она, всем своим видом изображая удивление и радость от неожиданной встречи. – Решили взять отпуск?
- Смешная шутка, Элли, - улыбнулся он в ответ, протягивая ей руку. Элли пожала его ладонь. – Как у вас, технарей дела? Что-нибудь новенькое?
- Это секретная информация, - улыбнулась Элли. – А ваши гениальные мыши еще не научились умножать дроби?
- Макаки, Элли. Мы разделались с мышами еще в прошлом году.
Она не стала дальше спрашивать про макак – они оба не имели права обсуждать свои проекты, даже друг с другом, а эти фразы про мышей и прочее были просто дежурными шутками. Элли повезло, что она была давно с ним знакома – практически еще со времен колледжа. Тогда он еще не работал в «Зет-51» и зарабатывал на жизнь, в основном читая лекции.
- У вас есть минутка?  - спросила она, все еще продолжая улыбаться. – Сто лет вас не видела.
- Скучаешь? – улыбнулся Лойал, - пожалуй, есть, но на кофе тебя пригласить не могу, извини.
Она кивнула. Лойал никогда не отличался пунктуальностью - его куратор в Вашингтоне, должно быть, скрипел зубами от злости из-за этой черты его характера.
- Слышала, Мириам переехала в Балтимор? – спросила она как бы между прочим. Мириам Лойал она видела всего пару раз, но та была отличным предлогом, чтобы задать интересующий ее вопрос.
- Да, она теперь в «Хопкинсе».
Элли удивленно вскинула брови, как будто эта новость изумила ее до глубины души. На самом деле она давно об этом знала. 
- Разве она не хотела работать с Кливи?
- С Кливи?  - удивился Лойал. – С чего ты взяла?
Элли пожала плечами, изобразив на лице озадаченность.
- Не знаю, мне казалось, я слышала что-то о том, что она хотела присоединиться к его проекту. Но, может, я все напутала. Он ведь занимается исследованием вегетативного состояния, так?
- Насколько я знаю, Кливи в последнее время заболел синдромом «запертого человека», - сказал Лойал, нахмурившись. – Не буквально, конечно. Но Мириам вряд ли это интересно… Ей больше нравятся мозги, которые работают как надо.
- Жаль, - кивнула Элли. – Я думала, мозг «запертого человека» не теряет функциональности. Проблема с обратной связью.
- В основном. Но Мириам не любит браться за безнадежные дела. Ее-то больше интересует именно обратная связь. Кливи как раз вроде бы этим и занимается.
- Ищет обратную связь?
- Ищет возможности для общения. Знаешь, общаться с такими пациентами нелегко. Они не могут сказать, что у них болит и как они себя чувствуют. Это очень… тяжелая работа, и неблагодарная к тому же. Нет, Мириам ни за что бы не пошла к Кливи... Я, хоть и давно ее не видел, все же уверен, что она не сошла с ума, чтобы за это браться.
- Неблагодарнаа работа...  - задумчиво повторила Элли, - но они ведь всегда охотно идут на контакт? Я хочу сказать – обычно такие пациенты не отказываются от помощи или общения, верно? Даже если им что-то не нравится?
Лойал задумался, рассеянно уставившись в потолок.
- Как сказать… это зависит от человека, но обычно – да, они любят, когда кто-то с ними возится. Знаешь, когда врач получает такого пациента, он легко может ошибиться, решить, что его мозг мертв… Представляешь, что чувствует в таких случаях пациент? Он парализован, скован, ничего не может сделать или сказать – но он прекрасно видит и слышит все, что происходит вокруг. Это самое ужасное. Может, для этих людей было бы и лучше, если бы их врачи оказывались правы.
Элли медленно кивнула. Она понимала это, по крайней мере, легко могла себе представить, как чувствовала бы себя в такой ситуации, живой пример которой могла наблюдать уже почти целый год.
- Но я хотела сказать… ведь врач тоже никак почти не может на них повлиять? Это, наверное, довольно сложно – разговаривать с живой куклой.
- Да. Но Кливи, кстати, в этом разбирается. У меня у самого был один такой пациент, в самом начале практики. Тут важно всеми силами показать, что ты веришь в то, что он еще не мертв. Это их ободряет.
- Ободряет?..
- Конечно. Кливи всех своих знает по именам, знает, как зовут их супругов, детей или родителей. Он даже книги им читает. Мне кажется, они от него без ума. Не каждый вытерпит такое.
Элли согласно хмыкнула. Значит, называть по имени… Непросто, особенно если учесть, что ее "пациент" не то что не может назвать свое имя, но даже и не помнит его. И, конечно же, вряд ли у него есть супруга, родители, или, тем более, дети, у которых можно это спросить. Но, по крайней мере, она теперь была уверена, что начала правильно – поверила в то, что он жив. Она и сейчас в это верила, несмотря на то, что объект не приходил в сознание уже довольно долго. Характер у него, должно быть, мерзкий, судя по способу, которым ему отправили на тот свет. Ну, или почти отправили.
Она хотела спросить что-то еще, но звук открывающегося лифта заставил ее замолкнуть на полуслове. И не зря, ибо в холл вышел именно тот, кого она сейчас менее всего хотела бы встретить.
Полковник Хант заметил ее сразу, даже, наверное, раньше, чем вышел из лифта. У Элли даже родилось нехорошее подозрение, что он здесь как раз из-за нее. С него станется чледить за всеми членами его подшефной группы, когда они не в лаборатории... В лабораторию его пускали не слишком охотно. 
Поморщившись, Элли виновато улыбнулась Лойалу. Тот, коротко оглянувшись, понимающе кивнул. Он тоже был знаком с Хантом.
- Мисс Уилсон, - подойдя ближе, полковник коротко кивнул вместо приветствия, даже не взглянув на ее собеседника, что, конечно же, было очень невежливо с его стороны. Но такие типы редко бывают знакомы с правилами хорошего тона. – Вы не на своем рабочем месте.
- Не моя смена, - просто ответила Элли. – Я заступаю только через два часа. Решила пока подышать свежим воздухом, представьте себе.
Хант презрительно скривился.
- Вы знаете, что согласно правилам, вы не имеете права обсуждать свою деятельность с посторонними лицами, - он коротко взглянул на доктора Лойала, - даже если они тоже являются сотрудниками «Зет-51».
- Мы просто болтали, полковник, - мирно сказал Лойал. – Мисс Уилсон – моя бывшая ученица и давняя знакомая.
- Мне казалось, что вас уже ждет вертолет? – ледяным тоном, ни на миллиметр не повернув головы в сторону Лойала, проговорил Хант. Медик, вздохнув, покачал головой.
- Извини, Элли, видимо, в другой раз. Было очень интересно с тобой поговорить. Если хочешь, как-нибудь можем продолжить.
Он легонько пожал ей руку, ухватившись только за кончики пальцев, и ушел, оставив ее наедине с Хантом.
- О чем вы говорили? – спросил полковник, едва внешняя дверь закрылась за доктором Лойалом.
- Просто болтали. Какая разница? Я спросила, как поживает его жена, он сказал, что она перевелась в клинику Хопкинса. И все.
«И это, между прочим, правда, нечего так на меня смотреть».
Хант подозрительно сощурился, чуть наклонившись вперед, и Элли рефлекторно отшатнулась. Она не боялась Ханта, хотя он, похоже, изо всех сил пытался навести панический ужас на всю группу Престона. С Джоном, например, у него это получилось.
- Я хочу вам напомнить, что ваш проект – один из самых засекреченных в истории «Зет-51», сказал Хант, - Даже президент, черт возьми, не знает, чем именно вы тут занимаетесь. И поэтому я был бы вам очень, очень благодарен, если бы вы не трепались со старыми знакомыми, пока работаете здесь.
- Я знаю инструкции, полковник, - холодно ответила Элли. – Вы, вроде, куда-то спешили?
Хант усмехнулся – сухо и безжизненно, как будто ветер песком зашуршал.
- Не опоздайте на смену… Элли.
И он ушел, слегка задев ее плечом, и не похоже, что случайно. Элли закатила глаза, подумав о том, что если кому здесь и нужен отпуск, так это полковнику Ханту. Она и раньше работала с военными, но еще никогда не встречала таких упертых идиотов. Она направилась к лифту – здесь ей больше нечего было делать, разве что только действительно погулять на свежем воздухе. Если, конечно, можно назвать «свежим» воздух, температура которого даже в тени днем не падает ниже ста градусов*.
Но у самой кабинки что-то заставило ее обернуться. Полковник Хант все еще стоял в холле, у внешней двери, и тоже смотрел на нее – очень пристально и злобно. Элли стало не по себе – даже еще сильнее, чем когда она обнаружила, что якобы мертвый инопланетный робот в  ее лаборатории вовсе даже и не мертвый.
- Господи, храни меня от дураков, психопатов и военных наблюдателей, - тихонько пробормотала она и нажала на кнопку вызова, на всякий случай не сводя с полковника глаз, словно он мог вот-вот бросится на нее и начать душить. Что, впрочем, не исключено...
Хант отвернулся, и в этот момент открылись двери лифта. Элли вскочила внутрь, стремясь поскорее укрыться в глубине кабинки. У нее сейчас хватало проблем и без этого параноика.

Онлайн.
Кто-то стоял рядом с ним – он слышал ровное дыхание человека совсем близко. Это открытие кольнуло его сознание чувством опасности – никто никогда не стоял так близко к нему, только Элеонора Уилсон. Но что, если это не она? Он вспомнил Опасного – тот тоже подолгу мог смотреть на него, но ловить взгляд этого человека было неприятно. Ни у кого больше не было такой жгучей ненависти в глазах. Может, он и заслужил эту ненависть, но все же таких людей, как Опасный, уютнее разглядывать через прицел.
Он прислушался – рядом вроде бы больше никого не было, хотя он мог и не слышать, если человек стоял далеко. Тот, кто стоял рядом, не шевелился. Это несколько раздражало и даже пугало его.
- Саундвейв.
Он вздрогнул. Это был ее голос. Ее, Элеоноры Уилсон! Но, что еще более важно – то, что она произнесла. Это слово… Это - имя…
- Саундвейв, - снова позвала она – негромко, но требовательно.
Саундвейв. Это его имя. Это. Его. Имя!
Он как будто всегда это знал, как будто всегда это помнил – это имя было частью его личности, гораздо большей частью, чем все воспоминания, которые ему удалось извлечь. Просто он сам не мог его найти – ведь даже собственную оптику можно увидеть только в отражении. Саундвейв. Он – Саундвейв!
- Саундвейв, ты слышишь меня? Очнись. Здесь больше никого нет.
Он включил оптику – первые мгновения все было слишком темным и расплывалось, но потом он увидел длинное белое пятно и сфокусировался на нем. Элеонора Уилсон стояла в двух шагах от его лица, засунув руки в карманы, и улыбалась. Она облегченно вздохнула, когда он откликнулся на ее зов.
- Ты жив, - сказала она. – Ты узнал свое имя. Это хорошо. Мне пришлось кучу всякого барахла просмотреть, чтобы его найти.
Он – Саундвейв! – ничего не сказал, просто ждал, когда она снова заговорит. Вновь обретенное имя наполнило его радостью, от которой хотелось кричать и прыгать, как спарклинг. У него есть имя. Он знает свое имя. О. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь такая мелочь сделает его счастливым?
Элеонора Уилсон тем временем достала руки из карманов (ногти у нее были все еще красные) – в одной ладони она сжимала какую-то коробочку, черную и узкую. Из нее торчали неаккуратно обрезанные, почти до половины зачищенные провода – по четыре с каждой стороны.
- Я кое-что сделала, чтобы ты мог общаться со мной, - сказала она, продемонстрировав ему коробочку. – Это специальный датчик-регистратор, он может улавливать импульсы, которые проходят по твоей нейросети. Мы уже поставили на тебя несколько таких, но я кое-что подправила. Я подключу его непосредственно в…
- Нет.
Она вздрогнула – коробочка выскользнула из ее рук и с треском стукнулась о бетонный пол. Саундвейв, если бы мог, поморщился бы: активация вокодера причинила ему боль, несмотря даже на то, что он произнес всего только одно короткое слово.
Элеонора Уилсон вскинула руки к груди и сцепила пальцы в замочек. На ее лице отразилась странная смесь радости, удивления и страха.
- Ты можешь говорить, - ошеломленно прошептала она.
- Да.
Она приблизилась, и, нахмурившись, посмотрела на его горло, почти исчезнув из поля зрения. Пальцы коснулись его проводки – он только сейчас, ощутив ее прикосновение, понял, что часть шейной брони отсутствовала.
- Удивительно, - услышал он, - я готова была поклясться, что эти контакты перегорели и уже ни на что не годятся. Самовосстанавливающаяся нейросеть… удивительно… Престон даже подумать не мог о таком…
Она отошла к столу, продолжая бормотать себе под нос.
- Не… говори… им, - с трудом произнес Саундвейв.
Элеонора Уилсон подняла голову и пожала плечами.
- Но я должна.
- Они… убьют…
- Нет, - она замотала головой, снова сцепив руки замочком, - нет, не убьют. Ты – самая поразительная штуковина на свете. Да Престон был бы счастлив заполучить одного из вас живым, и вот теперь… Это же прорыв! Полноценный, функциональный процессор кибертронца! Я должна им сказать! Черт, да мы должны немедленно провести полную диагностику…
- Нет, - сказал Саундвейв.
- Извини, но твое мнение тут мало кого интересует, - весело отозвалась Элеонора Уилсон. Она, казалось, вот-вот начнет светиться от счастья, правда, чему она так радуется, он не понимал. – О, теперь-то он мне поверит…
- Я… не позволю, - возмущенно произнес он.
- Да? И что же ты сделаешь? – Элеонора Уилсон наклонила голову набок, подняв свои рыжие брови. Брови и волосы у нее были рыжие, как старая медь.
Он охотно продемонстрировал, отключив оптику и на всякий случай принудительно снизив чувствительность всего, чем только мог чувствовать.
Повисло неловкое молчание. Не дождавшись, когда она скажет хоть что-нибудь, Саундвейв подключился снова. Элеонора Уилсон смотрела на него задумчиво и хмуро.
- Это не очень вежливо с твоей стороны, - заметила она. От ее недавнего ликования не осталось и следа. - Я могла бы тебя заставить.
- Ты просила... помочь тебе, - произнес он, - Я... помогу, если...
- Если я ничего не скажу остальным? - перебила она, за него заканчивая фразу. Элеонора Уилсон морщилась - ей было тяжело слушать, как он говорит. Ему и самому тяжело было говорить, горло, там, где проходили питающие вокодер кабели, неприятно ныло. Но все это ни в какое сравнение не шло с облегчением, которое он испытывал, разговаривая с ней.
- Да. Ты хочешь... знать, как... работает наш процессор?
- Да.
- Есть... схемы. Логи. Их можно извлечь из... памяти. Эти блоки ис... правны.
Она поджала губы, скрестив руки на груди, нахмурилась. Думала.
- Ты можешь это сделать? - наконец спросила она.
- Да. Только тебе. Но есть... условие.
- Я поняла. Ничего не говорить остальным, - кивнула Элеонора Уилсон. - Не представляю, как это у меня получится, но я согласна.
- Нет. Не только...
Она усмехнулась и покачала головой.
- Знаешь, если ты не заметил - ты несколько не в том положении, чтобы торговаться.
- Да. Но ты... тоже.
Она подняла руку, дотронувшись пальцем до губ и чуть вскинула голову - теперь она смотрела на него как бы свысока, будто демонстрируя свое преимущество. Смешная...
- Вот как?
Он мог бы ограничится одним кивком. Горло жгло от перегрузки - еще немного, и аварийная система отключит вокодер, но, в отличие от той неполадки с оптикой, Саундвейв не был уверен, что сможет подключить его снова через некоторое время. Слишком много для первого раза... Но он не мог прервать разговор - Элеонора Уилсон ждала ответа.
Но, к сожалению или к счастью - их разговор был прерван. Элеонора Уилсон вдруг резко обернулась в сторону двери, издав странное "Тссс!", и почти тут же Саундвейв услышал негромкий писк - такой он слышал каждый раз перед тем, как кто-то сюда заходил. Он торопливо отключил оптику, снова погрузился во тьму.
- Элли? - голос Мелкого. Беспокойные, быстрые шаги.
- Привет, Джон. Что-то случилось? - ее голос звучит спокойно, но все же дрожит в самом конце, на слове "случилось".
- А у тебя? Что это такое?
Тихое скрябание - он что-то поднял с пола. Наверное ту штуку, передатчик, которую Элеонора Уилсон хотела к чему-то подключить, но уронила.
- Ничего особенного, - шелест ткани, словно она пожимает плечами. - Я уговорила Престона разрешить мне поставить еще один регистратор - мне кажется, что мы зря исключили столько работающих контактов. Надо проверить.
- А, да, он говорил. Но этот вроде сломан. Смотри, корпус треснул.
- Дешевое китайское дерьмо, - хмыкнула она в ответ, - переставлю плату в другую болванку до конца смены. А ты почему здесь? Ты же вроде как хотел выспаться? Тебе заступать только через шесть часов, мог бы успеть.
- Престон попросил тебя позвать. Чертов зануда Хант опять чем-то недоволен, он настрочил на тебя очередную кляузу.
Элеонора Уилсон издала звук, чем-то похожий на рычание.
- А, дерьмо. Опять требует снять меня с проекта?
- Он не очень-то оригинален, да? - ироничный смешок, - как всегда, док его отшил, но ты все равно сходи, поговори со стариком - он хотел тебя видеть. Я подменю.
Короткое молчание, недовольный вздох. Саундвейв почти физически ощутил ее разочарованный взгляд.
- Ладно. Ничего в нем не трогай, о'кей? Я все доделаю, когда вернусь.
- Я могу пока заняться твоим регистратором, - предложил Мелкий.
- Спасибо, Джон, но я сама справлюсь. Положи его в ящик - я разберусь.
Саундвейв услышал цоканье каблучков - она уходила. Мелкий уселся за стол, загремел чем-то, а потом принялся выщелкивать на клавиатуре.
Может быть, Элеонора Уилсон и вернулась до конца своей смены, но Саундвейв, подождав некоторое время, принял решение уйти в оффлайн - этот короткий разговор недешево ему обошелся. Когда он очнулся в следующий раз, то услышал только голос Мелкого - тот напевал себе под нос какую-то протяжную мелодию. Фальшивил.

Онлайн.
Снова сработал триггер. Но на этот раз он ощутил не прикосновение, а боль - не очень сильную, но из-за невозможности пошевелиться она казалась невыносимой. Горло словно прижгли лазерным лучом. Система самодиагностики полностью завладела телеметрией, выдавая короткие очереди тревожных предупреждений.
Его сковал страх. Такого с ним еще не было - раньше, он, по крайней мере, не чувствовал, если с ним что-то делали. Он вспомнил, что говорил Мелкий - они сначала просто хотели отпилить ему голову... Что, если решили действительно отпилить? Нет, нет, не смейте!
В приступе паники, подстегиваемый истеричным миганием телеметрических данных, он включил оптику. Это было все, что он мог сделать - но он должен был сделать хоть что-то! Он не мог просто лежать и ждать, когда они закончат...
Боль, как ни странно, прекратилась.
- О, ты проснулся, - голос Элеоноры Уилсон. Самой ее не видно - перед оптикой только пустой стол и кусок пола. На столе - открытый контейнер с инструментами, на полу - ящик с деталями. Какие-то детали лежат и на полу, там же и обрезки почерневших проводов и небрежно отброшенные инструменты.
В поле зрения появилсь рыжая макушка Элеоноры Уилсон. Волосы у нее были собраны в хвост и еще закреплены на макушке каким-то устройством, глаза скрыты визором. Она выпрямилась, опираясь о его подбородок и чуть-чуть отошла, так, чтобы он мог хорошо ее видеть. На руках у нее были уродливые и длинные, до самых локтей, перчатки. Саундвейв хотел ей что-то сказать, но она приложила палец к губам и снова сделала это "Тссс!".
- Извини, тебе пока лучше помалкивать. Я попробую кое-что подправить в твоем речевом модуляторе. Мы туда поставили несколько регистраторов в самом начале - просто там много крупных узлов, нам надо было проверить... Тот, кто их подключал, был не очень аккуратен. Мне кажется, теперь они тебе мешают. Думаю, если я уберу их, тебе будет легче говорить.
Она кивнула и снова исчезла. Саундвейв, немного успокоившись, принудительно снизил чувствительность сенсоров на горле и перекрыл подачу энергии на вокодер.
- Спасибо, - несколько удивленно отозвалась Элеонора Уилсон.
Она возилась там очень долго, время от времени что-то бормоча. Саундвейв вслушивался в ее шепот - Элеонора Уилсон раздраженно ругалась, из-за того, что не могла что-то сделать, но ее болтовня успокаивала. Когда она сняла первый регистратор, он ощутил, что какое-то давление в горле слегка уменьшилось, исчезновения остальных двух он никак не почувствовал. Еще какое-то время ей потребовалось на то, чтобы разобраться с неправильно подсоединенными контактами. Он не мог бы сказать, что она провела ремонт идеально, но стало определенно лучше, чем раньше.
- Вот, - она появилась перед ним, сжимая в руках какие-то инструменты, - теперь все должно быть нормально. Я оставлю их там, чтобы никто не заметил, что они отключены, раз уж мы с тобой договорились. Надо теперь поколдовать над приемником, чтобы их отсутствие не отразилось на выходных данных. Тебе легче? Скажи что-нибудь?
Он подключил вокодер и вернул чувствительность - теперь в горле было только легкое жжение. Телеметрия выплюнула несколько сообщений о некритических ошибках, но в целом, он был в порядке. Более-менее.
Что ей сказать? Она благодарила его, когда он отключил напряжение - ей, конечно, было легче так работать. Неудивительно, что она решила это сделать, пока он был оффлайн - в спящем режиме энергия не подается на внешние устройства, только на сенсоры. Он облегчил работу ей, а она облегчила жизнь ему. Он должен тоже ее поблагодарить. Несмотря на логичность этого вывода, он почувствовал себя как-то странно - ему никогда прежде не приходилось благодарить белковых. Может, он вообще даже никого никогда не благодарил.
- Спасибо, Элеонора Уилсон, - выговорил он. Действительно, теперь полегче. Собственный голос звучал непривычно - не просто не так, как в прошлый раз, а вообще. Он отвык от звука собственного голоса.
- Ты знаешь мое имя? - она улыбнулась, но вздрогнула, как от испуга.
- Карточка, - объяснил он. - Идентификация.
Элеонора Уилсон посмотрела вниз, на свою грудь, и подцепила прикрепленную к халату карточку пальцами. Потом снова подняла глаза на него.
- Прочитал? - усмехнулась она.
- Я не идиот, - заметил Саундвейв.
- Это хорошо, - она отвернулась и пошла к столу, на ходу стягивая перчатки. Бросила их в ящик с деталями, и принялась перекладывать в ящик инструменты.
Он наблюдал за ее руками. С инструментами она была более аккуратна, чем с перчатками - укладывала их осторожно, закрепляя в специальных гнездах в ящике. Хотя по меркам Саундвейва все эти штуки казались просто крошечными, в ее ладонях некоторые смотрелись громоздко.
Руки... он вспомнил кое-что важное. Он должен спросить.
- Почему не синий?
- Что? - она обернулась и зачем-то посмотрела на монитор.
- На руках, - пояснил Саундвейв. - Не синий. Почему?
Элеонора Уилсон удивленно подняла левую руку к глазам, осматривая ладонь, но потом поняла. Согнула пальцы, разглядывая когти. Повернулась к нему. Он теперь видел, что красная краска начинала кое-где слезать.
- Синий закончился, - задумчиво проговорила она и взглянула в его лицо. - При чем тут это?
Он помолчал, пытаясь подобрать слова, которые могли бы объяснить ей, почему так важен синий цвет. Ему не хотелось выставлять себя перед ней идиотом. У них там вроде был какой-то унверсальный ответ?..
- Синий - лучше, - наконец проговорил Саундвейв.
Она пожала плечами, забавно опустив вниз уголки губ.
- Ладно, - она махнула рукой и снова посмотрела на свою руку. - Ты говорил, что поможешь мне? Говорил, что есть какое-то условие, кроме того, что я не должна никому о тебе рассказывать.
О, она запомнила. Хорошо.
- Есть, - отозвался он. - Ты - меня разблокируешь. Я - отдам тебе информацию.
Она подняла брови и некоторое время так и смотрела на него, странно скривив рот, а потом вдруг рассмеялась. Искренне и весело, как будто он действительно сказал что-то очень смешное. Ему это было неприятно, но он терпеливо выждал, пока она успокоиться - он понимал, что действительно не в том положении, чтобы с ней спорить и ругаться. О, нет. Спорить он не будет. Он ее уговорит. Он пообещает ей все, что она захочет, и отдаст все, что она попросит. Лишь бы она согласилась на это...
- Не слишком ли много ты хочешь? - зачем-то потерев глаз, спросила Элеонора Уилсон, когда перестала смеяться.
- Ты тоже хочешь много.
- Да, но тебе-то это не будет сложно - ты же говорил. А я не могу просто так тебя освободить, даже если захочу. Ты не знаешь - но ты находишься в самом охраняемом научном центре в штатах, и мне понадобится как минимум целая армия сообщников, чтобы вывести тебя отсюда. Не говоря уже о том, что Хант и его приятели это... не одобрят. Мягко говоря.
- Нет. Выводить - не надо, - серьезно ответил Саундвейв. - Смогу идти - выйду сам.
- Ты слишком самоуверен для полностью парализованного, - хмыкнула Элеонора Уилсон. - Нет, так не пойдет. Если я сниму блокировку - это сразу все заметят.
- Ты уже обманула, - возразил он, - с вокодером. Сделай так же.
Она покачала головой.
- Мне понадобится уйма времени, чтобы перенастроить приемники всей системы. Я с этими-то буду возиться еще часа три.
- Я подожду.
Она фыркнула, снова замотав головой, и, закрыв ящик с инструментами, убрала его со стола, поставила на пол. Вздохнув, стянула с головы удерживающее волосы устройство и швырнула его в коробку.
- Нет. Извини, это невозможно. Риск слишком велик. Я ожидала, что ты этого попросишь - на твоем месте тоже попросила бы, но, извини, сделать этого я не могу. Я потеряю больше, чем получу.
- Нет.
- Нет?..
- Риск - оправдан, - сказал Саундвейв. - Если поможешь - я дам тебе открытие. Только тебе. Если ты понимаешь.
Элеонора Уилсон сощурилась, чуть наклонив голову.
- Открытие - в обмен на мою карьеру? Какой от него толк, если меня за это отдадут под трибунал за государственную измену?
Саундвейв коротко фыркнул. Если бы он сейчас мог двигаться, то улыбался бы.
- Ты - не будешь виновата. Ты им говорила - они не верили.
Нахмурив рыжие брови, Элеонора Уилсон медленно кивнула.
- Они не верили мне, что ты жив, - медленно проговорила она. - А тут ты вдруг очнешься и... уйдешь. То есть, попытаешься... А я... а я, получается, сразу начну трясти своими недопущенными к публикации статьями и кричать, что была права и какой ты плохой... Так, что ли?
Умница.
- Они будут опозорены. Ты - получишь открытие. Я - буду свободен. Все довольны.
Элеонора Уилсон прикусила губу.
- Ну, допустим, это можно устроить, - кивнула она. - На это понадобиться много времени, но теоретически... это возможно. Но я все равно могу не согласиться. Это как-то... не очень честно.
- Тогда - лучше сразу убей. Или я сам. Как только смогу. И ни открытия. Ни славы.
Она отвернулась, ничего не ответив, но ее лицо было задумчивым. Пальцы сердито застучали по клавишам - больше она ничего не говорила, но Саундвейв знал, что она очень хорошо обдумает его предложение. И, если он в ней не ошибся - она согласится.
А если ошибся... об этом лучше не думать.
Все или ничего. Кажется, так было всегда.

Элли устало потерла лоб и опустила глаза, тупо всматриваясь в кипу бумаг на столе. Вот она - военная история в чистом виде. Отчеты, записи переговоров, снимки, карты... снова отчеты, копии письменных приказов, выдержанные и не очень оценки экспертов. Наверное, какой-нибудь гипотетический историк, который будет жить лет через пятьдесят, готов будет душу продать за эти материалы - почти на каждом документе гриф строжайшей секретности. А, может, и нет - может, через пятьдесят лет все изменится, и каждый документ из этой папки будет оцифрован и выложен в интернет, и любой школьник сможет прочесть его вместе с комментариями каких-нибудь жутко компетентных специалистов. Но сейчас едва ли наберется дюжина человек, которые могут просматривать эти документы, включая президента, министра обороны и директора ЦРУ. Она получила этот доступ, как только начала работать над текущим проектом - Престон смог убедить Лорейн в том, что "его ребята должны знать, кого они исследуют". Понимание их природы, говорил он, облегчит им задачу.
Только вот как понять их природу по этим скудным данным? Нет, конечно, любой военный эксперт счел бы это исчерпывающей информацией по данному вопросу. Данные о вооружении, о скорости перемещения и тактике противника, оценка боеспособности собственных частей против "инопланетной угрозы" - и прочая чушь, до которой Элли сейчас совсем не было дела. Личные мнения некоторых участников событий тут тоже были, но... Историю пишут победители. Вывод о том, что же там было на самом деле, можно сделать, только услышав мнения обоих сторон.
Такой возможности у Элли не было. Саундвейв - последний десептикон на Земле, а его воспоминания об этом почти наверняка сгорели в плазменном огне вместе с блоками памяти. Физические блоки памяти были заменены - но потерянную информацию теперь восстановить невозможно. А она была нужнее всего этого - для Элли, наверное, даже больше, чем для самого Саундвейва.
О чем он думал? Чего хотел? Боялся ли? Ненавидел всем своим существом или просто выполнял приказы? Об этом не пишут ни в учебниках истории, ни, тем более, в отчетах... Элли устало потерла виски. Она должна как-то это узнать - прежде, чем ответит на его предложение... Она должна знать, с кем имеет дело. Кого она готова выпустить на свободу? Монстра, чудовище, убийцу? Или просто того, кому не повезло сражаться на стороне победителей? Можно ли вообще сделать правильный выбор в такой ситуации?
Ей, конечно, было жаль его, но не настолько, чтобы радостно согласиться поставить на карту всю свою жизнь ради его спасения.
Она настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как кто-то вошел. В кабинете было темно - горела только настольная лампа - и она невольно вздрогнула, когда из темноты в круг света ступил невысокий человек в военной форме. Освещенное под непривычным углом, его лицо на миг приобрело почти демонические очертания.
- О, боже, - Элли откинулась на спинку стула, облегченно переводя дыхание, - полковник, вы меня напугали.
Хант, по своему обыкновению, обошелся без приветствий, только иронично приподнял бровь, заглянув в ее лицо. Потом опустил глаза, и, узнав бумаги, усмехнулся.
- Занимательное чтение, мисс Уилсон?
Неприятная ирония буквально сочилась из его голоса. Элли скрестила руки на груди, наблюдая, как он разглядывает лежавшие сверху стопки фотографии - снимки с дорожных камер в Чикаго.
- Я имею к ним допуск, - на всякий случай сообщила она.
- Я знаю, - улыбнулся полковник. - Только никак не могу понять, зачем это вам, мисс Уилсон? Мне казалось, что это никак не связано с вашими непосредственными обязанностями.
- Я - ученый, - парировала Элли, - мое дело - изучить объект как можно подробнее.
- Ваше дело - нажимать на кнопки в лаборатории, - агрессивно ответил Хант.
- Что есть мое дело - это не ваше дело, - раздраженно отозвалась Элли, - вы здесь только для того, чтобы наблюдать. Не суйте нос туда, где ни черта не понимаете!
Сказав это, она испуганно захлопнула рот - даже зубы стукнули. Разговаривать в таком тоне с Хантом не следовало. Реакция последовала незамедлительно - даже при таком скудном освещении было заметно, как покраснело от гнева его лицо.
- Это вы - не лезьте в то, чего не понимаете! - прорычал он, хлопнув ладонью по папке с документами. Элли невольно вздрогнула. - Военные операции точно уж не в вашей компетенции. Зачем вам эти бумаги?
- Вам-то какая разница? - огрызнулась Элли, - я изучаю его. Я хочу знать, кем он был. Хочу знать, чувствовал ли он боль - это поможет нам понять, как работала его сенсорная система. Хочу знать, чувствовал ли он страх или радость - чтобы разобраться в эмоциональном балансе. А не просто тыкать амперметром в живые контакты! Для этого не нужен специалист моего уровня!
- Это - самая бессмысленная чушь, которую я слышал, - Хант, криво оскалившись, наклонился над столом, и Элли, не выдержав, вскочила - просто чтобы быть как можно дальше от него. Ей хотелось стукнуть его папкой по голове. - Ваши исследования - дерьмо собачье, мисс Уилсон. Вы занимаетесь ерундой. Вы исследуете кусок железа - у него нет и не было никаких эмоций. Железо не чувствует боли. Вас тут всех держат только потому, что Престон и Лорейн навешали кому надо лапши на уши, наплели им про этот ваш чудо-компьютер. Так и исследуйте компьютер, а не разводите эту гуманистическую фигню.
- Вы не можете указывать, что мне делать, - с трудом удерживая себя в руках, сказала Элли.
- До поры, - мягко улыбнулся Хант. - Скоро я смогу убедить комитет в том, что вы все здесь только зря проедаете бюджетные денежки. И тогда этого вашего Франкенштейна переплавят на лопатки для мороженого, как должны были сделать много месяцев назад.
Он дернул головой - не то кивнул на прощанье, не то просто в нервном тике - и, развернувшись на каблуках, снова шагнул в темноту. Выходя из кабинета, он хлопнул дверью так, что стены дрогнули.
Элли, судорожно вздохнув, снова опустилась на стул. А потом, в таком же нервном порыве, сгребла все бумаги, неаккуратно запихнув бесценные исторические улики в папку, отшвырнула ее на дальний край стола, словно ей вдруг стало противно к этому прикасаться.
Она уже приняла решение.

- Элеонора Уилсон. Что ты делаешь?
Она сидела на полу у стола, поджав под себя ноги. Одна туфля соскочила и лежала теперь чуть в стороне, но она не обратила на это внимания, уткнувшись в монитор маленького переносного компьютера. От него тянулся тонкий проводок, соединенный с каким-то еще устройством - его она тоже принесла с собой. Это устройство - серый ящичек с антенной - видимо, было собрано или переделано из чего-то еще на скорую руку, потому что выглядело громоздким и неаккуратным. Саундвейв знал, что все, что создает Элеонора Уилсон - красивое и аккуратное, но иногда, когда она спешила, она могла не придавать значения внешнему виду.
Услышав его голос, она подняла голову и хитро улыбнулась.
- Пытаюсь нас спрятать. Раз уж я решила тебе помогать, надо быть осторожной. Не то все закончится раньше, чем хотелось бы.
- Спрятать, - повторил он. Было много способов спрятать что-то от чужих глаз, но он не представлял себе, как она может скрыть что-то большое, как он, с помощью коробочки и маленького серого ящичка.
- Не от живых людей, - она снова наклонила голову к монитору. - Здесь установлены камеры слежения - в каждой лаборатории, в коридорах - везде. Здесь есть специальные люди, которые следят за тем, что показывают эти камеры. Безопасность, и все такое... И, если я начну делать что-то странное, они это заметят. Пока я могу оправдать свои действия, но когда ты начнешь двигаться, это будет немножечко сложно.
Он мысленно улыбнулся. Не "если", а "когда". Ее слова - как музыка для аудиосенсоров.
Конечно, Саундвейв в ней не сомневался. Элеонора Уилсон действительно была умницей - она подумала обо всем.
- Я не могу добраться до самих камер или до поста охраны, с которым они связаны, не вызвав подозрений, - продолжала она. - Но к ним можно подключиться по беспроводной сети и перехватить сигнал. Если я пойму, каким извращенным способом он зашифрован, то смогу и изменить этот сигнал - чтобы камеры показывали не то, что есть на самом деле.
- Ты сидишь на полу, - сказал он, - это необходимо?
- Да, здесь мертвая зона - сейчас меня не видит ни одна из этих камер. Ух, - она вздохнула, откинув голову и закатив глаза, - я чувствую себя настоящей преступницей. Или шпионкой какой-нибудь...
Саундвейв не ответил. Опровергать это утверждение было глупо, соглашаться - не тактично. Он должен был бы быть рад тому, что она согласилась помочь - остальное неважно, главное, что согласилась. Но почему-то то, что она чувствовала себя не очень комфортно из-за всего этого, причиняло беспокойство и ему. Он опасался, что, столкнувшись с трудностями, она испугается и передумает - такой вариант все еще возможен.
- Вот, кажется, получилось. Все тут не так сложно, как я думала, - пробормотала она, развернув компьютер так, чтобы он мог видеть экран. - Посмотри. Это ты.
Он сфокусировал взгляд на мониторе и увидел шесть прямоугольных ячеек - и в каждой из них маленькое монохромное изображение. Он узнал эту комнату. Вот, на трех из шести картинок виден до замыкания знакомый стол с компьютером: на двух по центру, на третей - чуть сбоку. Элеоноры Уилсон действительно не заметно - с двух сторон ее загораживал стол и приборы, а с одной - что-то большое и угловатое, очень знакомое...
Саундвейв с удивлением узнал в этом "чем-то" собственный корпус. На него смотрели четыре из шести камер, и он мог рассмотреть себя самого со всех сторон. Странное это было ощущение, но в чем-то приятное, и, одновременно, пугающее. Жаль, изображения были не очень хорошего качества, но можно было разглядеть, что его тело, по крайней мере, цело. Он и так это чувствовал, но убедиться всегда полезно.
Он был огромен - его ноги даже не умещались на платформе, хотя рядом с ней стол казался просто крошечным. Лодыжки, голени и бедра опутывали многочисленные провода - словно его таким образом пытались связать. Он думал, что люди пристегнули его к платформе, но оказалось, что нет - только плечи и голова были зафиксированы для удобства. Провода тянулись и от рук, от живота и груди, даже будто бы от спины, хотя этого и не было видно. Часть брони была сдвинута или убрана совсем - он хорошо помнил, где она должна была быть. Он – его корпус - лежал на спине, но голова была повернута набок, потому как к затылку тоже уходили какие-то кабели. Он казался себе каким-то жалким... мертвым. И, что хуже всего - они сняли с него все оружие.
- Да, выглядишь скверно, - вздохнула Элеонора Уилсон, и снова развернула компьютер экраном к себе. - Ладно. Теперь я тоже буду записывать картинку, а через несколько дней обработаю ее и попробую транслировать как исходящий сигнал от камер. Придется запускать этот процесс каждый раз в начале смены, но это лучшее, что я могу придумать.
- Я понял, - отозвался Саундвейв. Ему было не очень интересно слушать про эти камеры - если бы его системы связи работали, он бы легко разобрался с ними. Но он не мог даже почувствовать их - видимо, люди убрали все эти блоки, как и оружие. И еще он не хотел, чтобы Элеонора Уилсон молчала - было очень приятно слушать, как она с ним разговаривает. Но Саундвейв не знал, не разозлиться ли она, если он попросит ее говорить больше или будет задавать вопросы. Вопросов у него было много, но даже больше, чем получить ответы, ему хотелось просто говорить с ней - неважно, о чем. Можно даже о камерах - кажется, она была довольна тем, как решила эту проблему, и рассказывала об этом даже с некоторой самодовольной гордостью.
- Ну, вот, дальше дело техники, - сказала она, отставив компьютер в сторону, и, нашарив рукой слетевшую туфлю, надела ее на ногу. После чего осторожно поднялась и села на стул. - Эмм... Ты... Могу я задать тебе один вопрос?
- Да, - сказал он, но немного удивился. Обычно она спрашивала, не требуя разрешения, и неуверенность в ее голосе насторожила.
- Ты... Не подумай, ничего личного. Это для моих исследований, - быстро проговорила она.
- Спрашивай, Элеонора Уилсон, - его немного задевало то, что она все время говорила про эти исследования.
- Черт, - она мотнула головой, - ты не мог бы не называть меня "Элеонорой Уилсон"? Ты таким тоном это говоришь, что я чувствую себя... Как-то неуютно. Меня все зовут Элли.
- Это - и есть вопрос?
Она усмехнулась.
- Нет. Просто меня это раздражает. Я - Элли, хорошо? Можешь сделать одолжение?
- Элли, - повторил он, подтверждая. Он и раньше слышал, что так ее называли другие люди, но это казалось ему неправильным - как будто они, обрезая ее имя, пытались уменьшить ее саму. Но, если она сама просит - то он будет называть ее так, как ей нравится. - Твой вопрос?
Элеонора Уилсон ("Элли", поправил он сам себя) внимательно посмотрела в его лицо, закусив губу.
- Скажи... ты чувствуешь боль? Ну, то есть, ты мог ее чувствовать, до того, как тебя...
- Почему это важно? - Саундвейв напрягся. Странный вопрос. Зачем кому-то знать, чувствуешь ты боль или нет?
- Просто... один человек, который... в общем, он имел с вами дело в несколько иной обстановке. И он сказал, что железо не чувствует боли. Мы, вообще-то, собирались выяснить, так ли это, но чтобы разобраться в твоей сенсорной сети, требуется очень много времени. И, раз уж я имею возможность спросить... Ты - чувствуешь? Тебе бывает больно?
- Да, - нехотя ответил Саундвейв. - Для индикации повреждений сенсоры посылают сигнал, который интерпретируется, как физическая боль.
Элли прищурилась.
- Физическая? Есть и другая?
Саундвейв ответил не сразу, задумавшись. Он подозревал, что никогда прежде ни с кем не говорил о таких вещах. Он понятия не имел, чувствовал ли он что-то похожее раньше, но сейчас, определенно, чувствовал. И дернуло его сказать "физическая" - если бы он не стремился быть точным, сейчас ему бы не пришлось подбирать ответ.
- Для исследований - важно? - наконец, спросил он, но уже знал, что она скажет.
- Предположительно, в твоем процессоре есть сектора, отвечающее за... эмоции. Это мы тоже хотели проверить. Но, так как ты был мертв, это было... трудно.
- Есть, - подтвердил он, но не стал пускаться в подробности. О, он мог бы многое рассказать ей об этой боли. Она, безусловно, слушала бы внимательно и чутко, и, может, даже поняла бы. Может быть, это облегчило бы его состояние, но Саундвейв даже под страхом смерти не стал бы все это ей рассказывать. Она может решить, что он слаб. Он и так слаб и беспомощен - но пусть она думает, что хотя бы его дух им не удалось изуродовать и уничтожить. Если она будет думать, что он слаб... Это будет плохо.
- О, - произнесла она и поджала губы. - Ясно.
Элеонора Уилсон, кажется, хотела еще что-то спросить, но почему-то передумала и отвернулась.

- Так, значит, эти контакты мне нравятся, - Элеонора Уилсон хмыкнула, извлекая какой-то прибор из щели между двумя пластинами брони на его плече. – Твоя правая рука выглядит неплохо. Мне кажется, сегодня я могу частично разблокировать ее и провести тест на чувствительность. Если все пойдет хорошо, в следующий раз сможешь ею пошевелить.
- Почему не сейчас? – спросил Саундвейв, стараясь скрыть свое нетерпение и раздражение от него. О, пошевелить пальцами – какое это будет счастье! Ему хотелось прямо сейчас сжать руку в кулак, дотронуться до своего лица, размять запястье.
- Мне надо подготовить кое-какие материалы и инструменты, - ответила Элеонора Уилсон. С помощью клейкой ленты она укрепила один из отключенных уже регистраторов на его броне – индикатор на корпусе светился, сообщая о том, что устройство работает, но крохотные клеммы безжизненно болтались снаружи. Мертвый жук, но выглядит, как живой. Элеонора Уилсон аккуратно заправила проводки под броню, чтобы их не было видно. – Ты слишком много времени провел в неподвижности. Мы время от времени проводили профилактику, чтобы твое тело оставалось функциональным, когда мы начнем проверять двигательные, хм, рефлексы. Но все равно может потребоваться смазка или мелкий ремонт. Мне надо будет это проверить.
- Ты можешь проверить с помощью своих приборов.
Она коротко рассмеялась.
- В твоей руке – тысячи или даже десятки тысяч всяких деталей. Я состарюсь и умру, прежде, чем проверю их все. Лучше будет, если ты скажешь мне, где… ну, где тебе неудобно или больно – и я сразу смогу устранить неполадку.
- Если неисправность мелкая, мои системы справятся с ней сами, - проговорил Саундвейв.
- А если крупная? – Она покачала головой, приблизившись к его лицу. – Если у тебя там что-то заклинит – как мне это исправлять? Кувалдой?
Саундвейв не ответил, но мысленно согласился с ней. Действительно, вряд ли она сможет провести тяжелый ремонт, так пусть устраняет мелкие неполадки, которые в будущем могут обернуться серьезными неприятностями. Элеонора Уилсон, конечно, не мед-бот, но все же, ее помощь – лучше, чем ничего.
- Давай-ка еще раз проверим, как у тебя дела с… эээ… мимикой, - предложила она, опускаясь на корточки рядом с его лицом.
Саундвейв недовольно ощерился. Подвижность лицевой пластины вернулась совсем недавно, и он поначалу радовался, решив, что это хороший знак – быть может, что-то сломалось в этой их блокировке, а, значит, скоро он сможет вернуть себе контроль и над телом. Но Элеонора Уилсон объяснила, что это не так – просто голову и шею ему и не блокировали. «Мы обездвижили только туловище и конечности», говорила она, «чтобы избежать неприятных сюрпризов – ты дергался, когда в первый раз подали напряжение».
Кроме того, он чувствовал, что там что-то не так – ему будто что-то мешало двигаться, как будто части лицевой пластины заклинило в некоторых местах, но система диагностики докладывала, что все в порядке. Элеонора Уилсон тоже это заметила, но ничего не говорила – только все время просила его делать какие-то странные вещи. Например, улыбаться. Он неохотно выполнял ее просьбу, но, кажется, она все время была этим недовольна. Саундвейв злился на нее – он не был виноват, что «улыбка» на лицевой пластине десептикона разительно отличается от человеческой.
Она попросила его сделать это и сейчас – но на этот раз воздержалась от комментариев.
- Кажется, асимметрия сохраняется, - вздохнула она, закончив осмотр. – а вообще все вроде бы в порядке.
- Ты можешь это исправить?
Она молча посмотрела на него и покачала головой. Саундвейву трудно было понять, что выражает ее лицо – она и сама, кажется, была расстроена, но к этому примешивалось что-то еще.
- Почему?
- Твое ранение, - произнесла Элеонора Уилсон, опустив голову. – У тебя остались… шрамы. Или что-то вроде того.
- Шрамы?
- Твое лицо было сильно повреждено. Мы восстановили, что смогли. Но, сам понимаешь – косметический ремонт не входил в наши планы.
Она поднялась и, соскочив с платформы, направилась к столу.
- Ты можешь показать? – обеспокоенно спросил Саундвейв. Шрамы? Шарк знает что. Что они там натворили? Он должен сам увидеть.
- Зачем? – Она выложила из кармана на стол липкую ленту и бестолково ковырнула ее пальцем, вовсе не глядя в его сторону. – Тебе это не понравится.
- Я хочу видеть. Покажи, что видят камеры. Еще раз.
- Давай я лучше подключу твою руку? – Она виновато улыбнулась, набрав что-то на клавиатуре. Экран мигнул и засветился синим.
- Нет. Я хочу посмотреть.
Элеонора Уилсон вздохнула, посмотрев, наконец, в его лицо. Некоторое время она так и разглядывала его, внимательно и молча, словно увидела там что-то, чего до этого не замечала.
- Хорошо, - проговорила она. – Я покажу тебе, но позже. Сейчас много других дел. Когда ты сможешь двигаться – я тебе покажу. Хорошо?
Он не ответил, оскалился – просто потому, что не мог ни увидеть своего лица, ни почувствовать, что там с ним произошло (шрамы?..), ни дотронуться до него, но беспокойное любопытство требовало что-то предпринять.
- Успокойся, - велела Элеонора Уилсон. – Если мои расчеты верны, сейчас тебе будет не до этого.
Он бросил на нее короткий взгляд – она выглядела напряженной и сосредоточенной. Успокоиться. Это непросто. Шлак, что она имеет в виду под этими «шрамами»? Он уже видел, что они сделали с ним, но что-то в ее лице, в ее голосе подсказывало, что он еще не в курсе всех печальных последствий их вмешательства. Шрамы. Шрамы… Шарк.
Процесс подготовки занял у Элеоноры Уилсон довольно много времени – и это не считая того, что она проделала с ним в самом начале, всей этой возни с регистраторами и со штукой, которую прицепили сзади к его шее. Наверное, прошло где-то около часа, пока она колдовала над компьютером, уговаривая его сделать так, как она хочет. Саундвейв терпеливо молчал, наблюдая за ней, но успокоиться ему было трудно. То ли ему казалось, то ли в кончиках пальцев что-то жглось, а по запястью словно ползали какие-то мелкие твари.
- Приготовься, - не оглядываясь, сказала Элеонора Уилсон. – Сейчас.
Она повернулась к нему, одной рукой дотянулась до рычажка на приборе позади стола, и, помедлив немного, опустила его вниз.
…боль пришла, кажется, даже на миг раньше. Это не было похоже на покалывание, как тогда, когда возвращалась чувствительность лицевой пластины. Руку словно окатили жидким азотом - он одновременно почувствовал и жжение, и холод и нестерпимую боль, залившую нейросеть от плечевых сочленений до кончиков когтей. Саундвейв почувствовал каждый сенсор, каждый контакт, каждое разветвление - как будто после снятия блокировки все, что они улавливали, разом докатилось до процессора. Самодиагностка, впрочем, не выдавала никаких критических предупреждений, но, шарк подери, как же больно!
Он не знал, сколько это продолжалось, но, казалось, что целую вечность. Но потом боль стала постепенно утихать, сменившись странным ощущением - не то усталостью, не то онемением, забилась в суставы и медленно сошла на нет. Саундвейв обнаружил, что в мире существует кое-что еще, кроме его несчастной руки - например, обеспокоенное лицо Элеоноры Уилсон.
- ...в порядке? Саундвейв, ты слышишь меня?
- Ответ утвердительный, - пробормотал он, с некоторым удивлением осознавая, что может, наконец, чувствовать что-то рукой - чувствовать, как надо. Элеонора Уилсон опиралась на его плечо - и он ощущал тепло, которое исходило от нее, ее тяжесть, ее... материальность. - Это... было предсказано твоими расчетами?
- В общем, да, - с некоторым смущением ответила Элеонора Уилсон. - Я предполагала, что возвращение чувствительности вызовет неприятные ощущения, но не думала, что... настолько сильные. Ты... очень больно было?
- Больно, - отозвался он.
- Сейчас все в порядке?
- Относительно.
Она облегченно вздохнула.
- Ты почти отключился. Не чувствуешь чего-то необычного? Боли, давления?..
- Нет. Чувствую стол. Чувствую тебя.
- О, - Элеонора Уилсон отстранилась и легонько похлопала его по плечу. - Ладно. Давай теперь проверим, правильно ли там все у тебя работает.
Она вернулась к столу за инструментами. Саундвейв, как мог, скосил оптику, чтобы видеть свое запястье, и думал о том, что если Элеонора Уилсон так и будет подключать его по частям с такими же "неприятными ощущениями", то он, пожалуй, еще пожалеет, что остался жив. Рука больше не болела, но он чувствовал себя так, словно три орна подряд провел в боевом режиме без подзарядки. Да уж, она была права, когда говорила, что ему будет уже не до шрамов.
- Так, - она подошла к его плечу и вскарабкалась на платформу. - Будет немного больно. Я буду дотрагиваться до твоей, хм, обшивки вот этой штукой - ты должен чувствовать укол или что-то вроде того. Если где-то чувствительности нет, я проверю контакты. Идет?
- Да. Элли?
- Что-то не так?
- Нет, - он не много помолчал, пытаясь подобрать слова. В конце концов, он должен узнать. Он сам не может вспомнить - что такого, если он спросит у нее? Но, тем не менее, это далось ему нелегко. Он даже почти передумал, но Элеонора Уилсон выжидательно смотрела на него - она ждала, что он скажет, как будто могла чувствовать его мысли. - Если я задам вопрос - ты ответишь?
Она коротко кивнула, поджав губы.
- Постараюсь. Ты можешь спрашивать меня, о чем хочешь - я... думаю, ты о многом хочешь узнать.
Он ощутил прилив благодарности. О, да, ему действительно повезло с этой землянкой.
- Я хочу знать, какие повреждения мне были нанесены. Система самодиагностики не может предоставить мне эту информацию.
Она вздохнула, помотав головой.
- Тебе выстрелили в голову, - ответила она, не глядя на него. Саундвейв мог видеть только ее лицо и шею - остальное загораживал выступ брони на плече. - Не знаю, из какого оружия. У тебя почти не было... В общем, ты когда-нибудь видел разбитую тыкву?..
Он промолчал, издав только короткий смешок. Элеонора Уилсон тоже молчала - он слышал, как она раскладывает инструменты на платформе.
- Твои метафоры мне непонятны. Что значит - тыква?
Она, как ни странно улыбнулась.
- Ладно, забей на тыкву. Выберешься отсюда - посмотришь. В общем, было... очень плохо. К счастью, большая часть твоего процессора уцелела. Некоторые блоки были безвозвратно утрачены - повреждены механически или сгорели.
- Вы заменили их, - сказал Саундвейв. Он давно догадывался, что они проделали что-то подобное - но никак не мог понять, как им это удалось. Если они не знают, как устроен его процессор, то как они могли его отремонтировать?..
- В общем, да, - отозвалась она. - Будь готов, я начинаю исследование. Скажи мне, что ты чувствуешь?
- Укол. Вы не могли заменить блоки.
Элеонора Уилсон усмехнулась.
- У тебя было полголовы. Теперь она более-менее целая. Подумай, почему. Сейчас?
- Давление, - ответил Саундвейв, внутренне поежившись от ее этого "более-менее". - Кто-то провел ремонт. Но это сделали не вы.
- Почему ты так решил? - она подняла глаза к его визору, - что сейчас?
- Давление. Вы не обладаете нужным уровнем знаний и умений, чтобы произвести правильную замену второстепенных блоков процессора.
Она довольно хмыкнула.
- Логические блоки у тебя в норме, это точно, - ответила Элеонора Уилсон. - Нам... скажем так, помогли. Я знаю об этом только в общих чертах - этот ремонт был проведен до того, как ты попал к нам. Сейчас?
Саундвейд задумался.
- Ты меня царапаешь, - ответил он. - Ты знаешь, кто это сделал?
- Молодец, - пробормотала она. - Имя "Рэтчет" о чем-то тебе говорит? лично мне - нет.
- Нет, - разочарованно сказал Саундвейв. - Откуда он взял блоки?
Элеонора Уилсон как-то странно посмотрела на него, словно думая, отвечать на этот вопрос или нет.
- От... другого десептикона, - наконец произнесла она. - Ему они были уже не нужны.
Саундвейв внутренне вздрогнул. Они... поставили ему ЧУЖИЕ БЛОКИ? У него в голове - кусок процессора мертвеца... Праймас. Праймас...
Лучше бы он не спрашивал...
- Ты был мертв, - словно извиняясь, сказала Элеонора Уилсон. - То есть, мы думали, что ты мертв. Мы хотели получить работающий процессор - нам его дали. Вместе со всем остальным. Извини.
- Не твоя вина, - глухо пробормотал Саундвейв. - Все в порядке. Ты можешь продолжать.
Она, кивнув, снова кольнула его чем-то - на этот раз ниже, ближе к локтю.
- Боль. Ты знаешь, чьи... детали были установлены?
- Нет, - ответила Элеонора Уилсон. - А ты сам разве не можешь это узнать?
- Информация была уничтожена. Давление.
- Отлично... Я могла бы это узнать. Если... если это важно.
- Нет, - резко ответил Саундвейв. Этого еще только не хватало. Он все равно никого не помнит - так какая разница? Он, в общем-то, должен был бы радоваться, что это было сделано - чужие детали все-таки лучше, чем... расколотая - тыква? Но это же надо было догадаться сделать такое... - Боль. Я не хочу этого знать. Этот Рэтчет - не десептикон.
- Ты спрашиваешь или утверждаешь?
- Не знаю. В МОЕЙ памяти есть несколько связанных с этим именем образов. Ты не поцарапаешь мне обшивку? Снова боль.
- Хм, извини. Это тебя так волнует? - с деланным весельем спросила она, - То, что он сделал - тебе это неприятно, так?
- Я и так уже достаточно изуродован, - серьезно ответил Саундвейв. - Я предлагаю тебе смоделировать ситуацию применительно к себе и сделать выводы самостоятельно.
- Как бы я чувствовала себя с куском чужого мозга в голове? - она засмеялась. - Это невозможно на данном этапе развития. Мы можем... хм, обмениваться деталями в определенных пределах, но мозг - слишком хрупкая штука. Если он сильно поврежден - примерно в той же степени, как твой процессор - мы умираем, - она немного помолчала, - к счастью.
- Возможно.
- Некоторые люди не поддерживают идею трансплантации... ну, то есть, использования чужих деталей, - она положила руки на его плечо и оперлась на них подбородком, с серьезным любопытством разглядывая его. - У вас, насколько я понимаю, это - довольно распространенное явление? Я имею в виду - ваши детали легче пересаживать, чем живую плоть.
- Я такой же живой, как и ты, - возразил Саундвейв. - Если обмен идет между мехами схожих моделей - в этом нет никакой проблемы. Тепло.
- Что, прости?
- Я чувствую тепло. Ты теплая, Элли.
Она улыбнулась, покачав головой, и выпрямила спину.
- Похоже, с сенсорами у тебя все в порядке, железный человек. Наверное, мы готовы.
Саундвейв довольно оскалился в ответ.

Саундвейв медленно согнул пальцы, наслаждаясь самим этим процессом. Суставы ныли от едва ощутимой боли, но сегодня даже эта боль доставляла ему удовольствие. Он едва сдерживался, чтобы не сжать руку в кулак - ему очень хотелось это сделать, хотелось почувствовать свою силу... Хотелось разломать что-нибудь здесь, в своей постылой темнице - лишь потому, что он теперь это может. О, с каким бы удовольствием он выдрал бы из себя все эти провода!.. Но присутствие Элеоноры Уилсон заставляло его контролировать свои желания. К тому же, он понимал, что ее слова об осторожности весьма разумны, и не следует ими пренебрегать.
- Хорошо, - она улыбнулась, привычно похлопав ладонью по его запястью - этот жест, насколько понял Саундвейв, выражал одобрение. - Надо проверить, как у тебя с координацией. Можешь сделать вот так?
Она подняла руку, показывая, как - дотронулась кончиком большого пальца до ногтя среднего, так, что получилось колечко. Саундвейв повторил это движение, хотя оно оказалось труднее, чем он думал. Из-за длительной неподвижности и вмешательства людей в его нейросеть конечность не очень хорошо слушалась, но он знал, что со временем это пройдет. Даже быстрее, чем кажется Элеоноре Уилсон. Она постоянно сравнивала его тело с человеческим - это вроде бы казалось ей забавным. Она говорила, что если человек долго не двигается, то с его телом что-то происходит - система, которой долго не пользуются, ликвидируется. Или что-то вроде того, он не очень понял. Может, это и полезно с точки зрения экономии энергии, но не очень удобно. Саундвейв был рад, что его тело не имеет возможности сожрать собственные сервоприводы.
- Порядок, - улыбнулась Элеонора Уилсон, - поднять руку можешь?
Саундвейв согнул руку в локте, снова сжав кулак, а потом попытался ее приподнять. Наплечная броня царапнула платформу, и та противно заскрипела. Он разогнул конечность, повернул запястье, пошевелил пальцами - о, это было великолепно! Провода отключенных регистраторов мешали, так что приходилось двигаться медленно и осторожно, чтобы не разорвать их. Сейчас он мог видеть, как их много - если бы Элеонора Уилсон не скрепила их между собой в тугие жгуты, он бы сразу запутался в них.
Она, тем временем, довольно кивнув, залезла на платформу, ловко поднырнув под его локоть. Саундвейв отвел руку чуть в сторону, чтобы ее не задеть - он только недавно начал понимать, что по сравнению с ним люди очень маленькие и... непрочные. Казалось, он может причинить ей серьезный вред, только слегка зацепив выступом брони или случайно раздавить, неудачно опустив руку - такая она была маленькая. Он еще не понял, как к этому относиться - с одной стороны, такие слабые, несовершенные существа казались ему крайне ущербными, и не могли вызывать симпатии, но, в тоже время, было в этом что-то... захватывающее. Вот она, Элеонора Уилсон - комочек живой теплой плоти, который он мог бы легко расплющить в кулаке. Так легко погасить искорку ее жизни, облаченную в хлипкую белковую оболочку, но, в то же время, что-то есть такое в этой искорке, какая-то сила, непонятная и неуловимая. Как язычок живого пламени, который легко задуть, но невозможно удержать в руке.
Но то - она, Элеонора Уилсон. Что же до остальных, то Саундвейв, как ни старался, не мог обнаружить в себе ничего, кроме раздражения и презрения по отношению к ним. Разве что, Опасный вызывал у него еще и тревогу. И еще было очень обидно находится в их власти. Они ли смогли убить его или нет - не так уж и важно, но, пока он скован, заблокирован, парализован, а они могут распоряжаться им, как захотят, Саундвейв сам себя ощущал неполноценным и ущербным. Так не должно быть. Это неправильно.
Элеонора Уилсон прошла по платформе дальше, остановившись у его живота, так, чтобы он мог ее видеть, и на обеих руках протянула ему какую-то штуку - небольшой, по его меркам, прибор, чем-то напоминающий рукоять клинка, только для Элеоноры Уилсон этот гипотетический клинок был бы слишком велик, а для него мал.
- Вот, возьми это, - произнесла она, поднимая "рукоять" выше, - я хочу проверить, насколько ты силен, а эта штука мне поможет. Это что-то вроде кистевого динамометра для кибертронцев - мы сделали парочку еще в самом начале, но испытать их пока не было возможности.
Саундвейв осторожно протянул руку - взять этот прибор у нее из рук и при этом случайно не убить и не покалечить, само по себе было настоящим испытанием. Возможно, Элеонора Уилсон тоже понимала это - на лице у нее все еще оставалась довольная улыбка, но за его рукой она следила очень внимательно, настороженно, даже напряженно, словно готовясь в любой момент отскочить на безопасное расстояние. Но Саундвейв даже подумать не мог о том, чтобы причинить ей вред, случайно или умышленно, пусть даже приходилось быть в десять раз аккуратнее, пусть даже это отнимало в десять раз больше сил. Наверное, даже человеческий глаз заметил бы, как дрожали от напряжения его пальцы, когда он подцепил ими прибор, но когда он убрал руку, Элеонора Уилсон вздохнула с облегчением.
- Ты молодец. Я не думала, что ты справишься.
- Оно уже работает? - спросил Саундвейв, поднеся прибор к лицу, чтобы получше рассмотреть. - Ты можешь посмотреть, насколько я силен?
Она коротко рассмеялась.
- Нет, пока нет. Тебе надо сжать ее в кулаке, вот так, как можно сильнее. Прибор зафиксирует значение и запомнит его, а я потом смогу считать.
Сжать в кулаке. Саундвейв с сомнением поглядел на прибор - он выглядел не слишком прочным, хотя корпус был сделан не из пластика, а из тусклого серебристого металла. Саундвейв перехватил рукоять, как говорила Элеонора Уилсон - она удобно легла в ладонь, будто была сделана специально для него. Да так, скорее всего, и было. Он бросил короткий взгляд на Элеонору Уилсон – та ободряюще кивнула - и сжал кулак. Как она и говорила - так сильно, как только смог.
Динамометр продержался секунды три, а потом корпус хрупнул и смялся, ладонь куснул слабенький электрический разряд от предсмертного замыкания прибора, и Саундвейв машинально сжал пальцы сильнее, окончательно превращая его в груду бесполезного шлака. Мелкий осколок корпуса выскользнул из ладони и мелодично звякнул о стальную платформу. Элеонора Уилсон вскинула брови и открыла рот.
- Это - не для кибертронцев, - пробормотал Саундвейв, разжав ладонь. Осколки посыпались на пол и на платформу. Что ж, вот и сбылось его желание - он что-то сломал, но чувствовал он себя почему-то очень глупо. - Но ты можешь получить более-менее достоверные данные, рассчитав предельную прочность своего прибора.
- Эм... Да, пожалуй, - пробормотала Элеонора Уилсон, глядя то на останки своего прибора, то на руку Саундвейва. В ее взгляде сверкнула тревога. - Я... говорила Престону, что это только забавная игрушка. Кажется, я была права.
- Мне... жаль, - отозвался Саундвейв. - Ты будешь наказана?
Спрашивать о том, сможет ли она его починить, он даже не стал.
- Нет, не думаю, - она улыбнулась, немного нервно, но Саундвейва эта улыбка успокоила. Она очень удивлена, но не злится. - За три месяца никто о них и не вспомнил. Соображу что-нибудь.
Саундвейв оскалился, соглашаясь.
- Ну, зато теперь мы знаем, что с твоей рукой все в порядке, - она пожала плечами, отпихивая мысиком туфли один из осколков, - но все же тебе надо будет тренироваться. Чтобы правильно рассчитывать силу и улучшать координацию. Не думаю, что будет разумно тебе уйти сразу, как только я подключу тебя полностью.
- Я не смогу, - согласился Саундвейв. - Есть проблема. Не хватает энергии.
К сожалению, это действительно было так. Как он ни радовался вновь обретенной способности двигаться, каждое движение обходилось ему слишком дорого. Электричество, поддерживающее в нем жизнь, годилось лишь для того, чтобы питать нейросеть, но для всего остального его было слишком мало. Видимо, резервные аккумуляторы они все-таки ему оставили - иначе бы он сейчас не смог даже пошевелиться, но накопленной ими энергии едва хватало. Система почему-то не могла стабилизировать ее расход, и поэтому, если он поднимал руку, в оптике у него темнело, как перед принудительным уходом оффлайн.
Элеонора Уилсон нахмурилась.
- Да, это проблема, - сказала она, - я полагала, что ты можешь накапливать энергию и преобразовывать ее для своих целей. Разве это не так?
- Мне нужен энергон, - ответил Саундвейв. - Резервные системы неисправны.
- Нет, они не были повреждены, - возразила Элеонора Уилсон, - по моим расчетам, ты мог бы...
- Не повреждены. Не исправны, - торопливо пояснил Саундвейв. - Накопительные элементы старые. Теперь я знаю.
- Мне будет проще их заменить, чем достать энергон, - с сомнением проговорила она. - То топливо, которое слили у тебя и у других, хранится под строгим учетом. У меня нет доступа к нему.
- Но зато у тебя есть накопители энергии кибертронской системы? - живо поинтересовался Саундвейв.
Элеонора Уилсон вздохнула и покачала головой.
- Ладно, я посмотрю, что я смогу сделать.
Довольный таким ответом, Саундвейв снова попытался улыбнуться - кажется, у людей было принято улыбаться, если ты чем-то доволен. Элеонора Уилсон говорила с ним, как с человеком - это было не очень приятно, но Саундвейву не хотелось ее разочаровывать. Или пугать. Она ведь наверняка не до конца понимает, с кем имеет дело, а, если поймет - не откажется ли помогать ему?
- Ну, хорошо, - произнесла она, поднимая руки, как будто сдаваясь. Как будто они долго спорили. - Но это дорого обойдется мне, и, значит, и тебе.
- Я уверен, мы сможем договориться.

В конце этой смены Элли чувствовала себя чудовищно усталой. Она никогда бы не подумала, что когда-нибудь действительно сможет сказать о себе "как выжатый лимон", но сегодня эта избитая фразочка наиболее точно отражала ее состояние. Вроде бы она сделала так мало - но ей казалось, будто она только что по меньшей мере в одиночку заново собрала Саундвейва по винтику с помощью одной отвертки. А ведь это - только начало.
Трудно было сказать, кому из них сейчас было тяжелее - десептикону, замурованному в собственном теле, беспомощному и дезориентированному, или ей. И дело было даже не в физической усталости или огромном объеме работы - жадный интерес гнал Элли вперед, заставляя забывать и о том, и о другом. Но дело не в этом. Совсем не в этом.
Элли была достаточно осторожной и аккуратной, чтобы ее работа над "побочным проектом" не вызывала ни у кого неуместных подозрений. Она была достаточно внимательной, чтобы продумать каждый свой шаг до мелочей, которые в иной ситуации показались бы несущественными. И она была достаточно наглой, чтобы пробить себе (и "своему" десептикону) путь к конечной цели.
Но вот достаточно смелой, чтобы пройти по этому пути до конца, и глазом не моргнув, она, пожалуй, не была.
Элли казалось, будто у нее в животе, глубоко под кожей, появилась маленькая, но очень острая иголочка. И эта иголочка больно колола ее каждый раз, когда Престон задавал ей вопросы о ее так называемом личном исследовании, да что там - когда он или Лорейн просто говорили о том, что им надо "кое-что проверить в лаборатории". Элли никогда не подумала бы, что само слово "проверить" будет внушать ей такой ужас.
Она прекрасно понимала, что принятые ею меры хороши лишь до тех пор, пока никто не будет приглядываться к тому, что там происходит, или к показаниям регистраторов, которые Престон исправно вносил в свою базу данных. Но если кому-то вдруг взбредет в голову эти данные проверить, или если кто-то из службы безопасности вдруг окажется излишне сообразительным и углядит едва заметную закономерность в картинке, поступающей с камер в лаборатории - тогда эта видимость безнаказанности разлетится по ветру прахом. Элли было страшно даже представить, что тогда с ней будет. Что будет с десептиконом - ясно и так. Но лучше об этом не думать.
Когда Джон пришел, чтобы сменить ее, Саундвейв уже отключился. Похоже, его этот эксперимент утомил не меньше. Элли не знала, правильно ли называть это его состояние "сном" - сам десептикон называл периоды своего не-бодрствования "оффлайном". Элли уже поняла, что может сама вывести его из этого состояния, если ей этого захочется - Саундвейв реагировал на прикосновение, но ее голоса, кажется, не слышал. Интересно, снятся ли большим инопланетным роботам сны, как людям? Вряд ли... Элли хмыкнула, подумав о том, что надо его об этом спросить. Вдруг все-таки снятся? Она как-то читала о том, что людям, страдающим от амнезии, образы из их прошлой жизни могут приходить во сне. Будет очень интересно узнать, как с этим обстоят дела у Саундвейва...
Из другого конца коридора, оттуда, где узкий и неприветливый тоннель пересекался с другим, таким же узким и неприветливым, донеслись твердые торопливые шаги. Элли не видела человека, но эти шаги узнала сразу же - и маленькая иголочка у нее в животе превратилась в широкий обоюдоострый клинок, пронзивший внутренности ледяным страхом. Полковник Хант.
Элли глубоко вздохнула, остановившись лишь на миг, подавила в себе даже желание оглядеться в поисках места, где она могла бы спрятаться. Это глупо. Она не трусиха. Она уже взрослая девочка, и не боится этого монстра. Вот в лаборатории у нее – монстр. Большой, пугающий, непонятный. И его она не боится. Ни капельки. Так какого же черта ей хочется вопить от ужаса при виде этого ненормального?!
Хант уже показался в дальнем конце коридора, и Элли поспешила придать себе спокойный и уверенный вид. Хант – параноик, псих. Если он заметит ее волнение, то не просто что-то заподозрит, а убедится в наличии заговора, и уже не остановится, пока все не разнюхает.
Когда полковник столкнулся с ней взглядом, Элли выдавила из себя приветливую улыбку. Спокойно.... Спокойно. Она должна улыбаться ему, хотя ей этого вовсе и не хочется.
- Добрый вечер, полковник, - произнесла она, потому что Хант явно замедлил шаг, увидев ее. Он еще ни разу не упускал случая перекинуться с нею парой ехидных шпилек - то есть, конечно, это он считал сам себя великим мастером сарказма, Элли же его комментарии только раздражали. - Вы к доктору Престону? Он ушел полчаса назад.
- Нет, я как раз к вам, - расплывшись в непривычно-приветливой, даже почти ласковой улыбке, ответил Хант, останавливаясь и машинально закладывая руки за спину, принимая стойку "вольно". Впечатление портила только некоторая сутулость и опущенные плечи.
- Ко мне? - только и смогла спросить Элли. Что ему могло от нее понадобится? неужели... нет, нет, невозможно... - Чем... я могу вам помочь?
Ее голос почти не дрогнул, но ей очень не понравилось, что Хант, словно в ответ на ее тревожные мысли, еще больше расплылся в довольной улыбке. Точь-в-точь дикий кот, прихлопнувший лапой незадачливую и глупую птичку, которая слишком смело скакала у него перед носом...
- Я хотел бы извиниться перед вами за тот инцидент в архиве, - промурлыкал полковник, чуть дернув головой, словно кивая в сторону архива, - я подумал над тем, что вы тогда сказали мне, Элли. И, я думаю, что вы правы.
- Это... приятно слышать, - все сильнее погружаясь в тихую панику, пробормотала Элли. Про тот разговор в архиве, их последний и не очень приятный разговор, она уже вспела забыть, и теперь судорожно пыталась вызвать его в памяти. Не могла же она тогда сказать лишнего? Мало ли над чем там Хант может "подумать" - этот парень способен высосать теорию заговора даже из невинной беседы о погоде... - Только я не очень понимаю, о чем вы. Не напомните?
Хант, казалось, вот-вот засветится от переполнявшего его торжества. Или оторвется от пола и воспарит. Или лопнет. Очень уж довольным он выглядел.
- О том, что вам необходимо лучше изучить ваш объект, - пояснил Хант. - Поразмыслив, я понял, что это, на самом деле, очень хорошая мысль. Престон, этот мальчишка и стерва Лорейн никогда не проявляли такого рвения, и они, боюсь, не смогут понять. А вы сможете.
- Понять - что? - едва ли не провыла Элли. Что-то внутри нее подсказывало, что на самом деле, опасность миновала. Хант хотел поговорить с ней не о Саундвейве... то есть о нем, конечно, но совсем в другом ключе, и боятся ей нечего. Но она ничего не могла с собой поделать. Хитрый взгляд Ханта - это все равно что сообщение о перегрузке ядерного реактора. Рванет, не рванет - но страшно.
- Кого вы на самом деле там у себя держите, - ответил полковник. - Вы ведь искали информацию о нем, так? У меня есть кое-что для вас...
Он достал руку из-за спины и протянул ей, словно драгоценность, бумажный конверт с компакт-диском. Вид у него при этом было такой, что воображение Элли живо дорисовало алую бархатную подушечку, живой оркестр и торжественные фейерверки - с таким лицом впору было делать предложение руки и сердца. Она посмотрела на диск, как на ядовитого скорпиона и невольно отступила назад, как будто конверт мог вдруг выпустить когти и впиться ей в лицо.
- Здесь кое-какие записи... Неофициальные, - объяснил Хант, - в отчеты это не вошло, поскольку они не несут полезной информации с точки зрения военных. Но вам, я думаю, стоит с ними ознакомиться. Уверен, вы узнаете много нового... для своих исследований.
Элли снова перевела взгляд с диска на его лицо и наклонила голову набок.
- Вы хотите мне помочь? - этот факт потряс ее до глубины души. Она бы не удивилась так сильно, даже если бы он сказал "Я все знаю про то, чем вы там заняты, Элли" - этого она, пожалуй, даже ждала. Каждый преступник в глубине души желает быть пойманным... Но предложение помощи... от Ханта? Это что-то немыслимое. Солнце, должно быть, сегодня взошло на западе и сядет на востоке. - Разве... вы не говорили, что наши исследования это... как там? чушь собачья?
- Вот именно, - кивнул Хант, - Но не потому, что я считаю плохой саму идею. Идея хороша, и с этим даже я не возьмусь спорить, мисс Элли. Но вот исполнение, - он с деланным сожалением цокнул языком и покачал головой. - Посмотрите диск. И вы, я уверен, поймете меня. И поможете мне уговорить Лорейн принять правильное решение.
- Какое решение?..
- Распилить гада на части, - с доброй улыбкой проговорил Хант.
Элли вздрогнула.
- Но... он же мертв. Он не причинит никому вреда...
Хант усмехнулся.
- Недавно вы сами готовы были утверждать обратное.
- Я ошибалась, - твердо ответила Элли.
- Посмотрите диск, - с нажимом повторил полковник. - Все, что вы тогда хотели узнать - вы найдете на нем. Удачи вам.
С этими словами он сунул конверт ей в руки - Элли была так поражена, что даже и не подумала отказаться - и, развернувшись, быстрым шагом направился обратно по коридору.
Элли еще несколько минут неподвижно стояла на том же месте. "Подарок" полковника жег ей ладони.

— Принесла? - нетерпеливо спросил Саундвейв, едва дождавшись, когда Элеонора Уилсон включит свой передатчик и заблокирует дверь в лабораторию. В ответ она молчаливо кивнула, указав на тележку, заставленную аппаратурой и канистрами. В них не было ничего интересного или полезного, но Элеонора Уилсон всегда брала с собой тележку, когда собиралась пронести в лабораторию что-то, о чем никто не должен был знать кроме них двоих.
Сегодня он долго ждал ее, затаившись в своей внутренней темноте и слушая, как кто-то - кажется, то был Старик - стучит по клавишам и бормочет себе под нос какую-то чепуху. Добровольная неподвижность тяготила его значительно больше томительного вынужденного ожидания, но собственное нетерпение не позволило отключиться, чтобы вновь очнуться после её возвращения. Элеонора Уилсон знала, как его разбудить - она всегда касалась его лица и тихо звала по имени, и Саундвейву казалось, что таким образом женщина сможет вернуть его хоть из дезактива.
Прошло уже много времени с тех пор, как она начала разблокировку, и многое уже было сделано. Саундвейв уже мог двигать обеими руками, мог садиться, поворачивать голову - только ноги все еще оставались неподвижными, мертвыми. Элеонора Уилсон говорила, что с ними что-то не так - есть некая проблема, устранение которой может занять много времени, но Саундвейв был готов подождать. Ему не нравилось то, что она тянула с этим, ему даже казалось, что Элеонора делает это нарочно. Однако теперь десептикон был уверен в том, что Элеонора Уилсон сдержит обещание, а, стало быть, волноваться не о чем. Она слишком далеко зашла, чтобы отступать. Да и он все еще не получил энергон, и был еще слишком слабым, чтобы попробовать выбраться отсюда, но Элеонора Уилсон каким-то образом смогла более-менее наладить его накопительные блоки. Она не заменила их и не починила полностью, блоки все еще были неисправны, но, по крайней мере, теперь Саундвейв не рисковал самопроизвольно отключиться, словно древняя развалина, доживающая последние орны. Может, он и развалина, но все же, уже не такая безнадежная...
Элеонора Уилсон подкатила тележку к платформе и, сгрузив часть канистр, вытащила какой-то широкий и плоский предмет, завернутый в ветхую и грязную тряпку.
- Я пока не могу придумать ничего лучше, - словно извиняясь, она пожала плечами. - Я взяла его в туалете на пятом уровне - его надо будет вернуть. Так что будь аккуратнее.
Это было излишне - в последние дни его координация значительно улучшилась, и теперь Саундвейв не боялся случайно повредить землянку. Он мог бы даже дотронуться до нее, не рискуя при этом сбить с ног, но, правда, не знал, как женщина на это отреагирует.
Элеонора Уилсон сдернула тряпку, аккуратно уложив ее на тележку. Под ней оказался прямоугольный кусок стекла. Зеркало. Обычное зеркало. Кибертронцы, конечно, такими штуками не пользуются, но здесь, на Земле, было много зеркал, и поэтому Саундвейв знал, что это такое. Ему вдруг вспомнилось что-то, картинка-вспышка из прошлой жизни - человеческий город, огромный дом из стекла и стали и собственное отражение в стене, сплошь состоящей из поляризованного стекла... Он мотнул головой, отгоняя неуместное воспоминание - что бы там ни было, этого уже нет. Может, и дома того уже нет, и его нет - такого, каким он был тогда.
Зеркало было довольно велико для человека - Элеоноре Уилсон приходилось держать его двумя руками, чтобы не уронить, но Саундвейву оно казалось маленьким - вполне могло уместиться в одной ладони. Он протянул руку, и аккуратно взял зеркало двумя пальцами.
Элеонора Уилсон молча наблюдала за ним.
Немного помешкав, Саундвейв поднес зеркало к лицу. Вспышка отраженного от лампы света ослепила его на миг, а потом... а потом он увидел.
Некоторое время он внимательно разглядывал себя, не зная, верить отражению или нет, узнавать в нем себя, или... или отрицать очевидное. Он, должно быть, слишком долго смотрел на человеческие лица, и поэтому сейчас собственные черты казались ему какими-то... непривычными. Но это было еще не все.
Левая скула выглядела так, словно составляющие ее детали подержали в едкой кислоте, а потом поручили поставить их на место неисправному дроиду-мусорщику. От подбородка до визора лицевую пластину покрывала сеть тонких, уродливых сварных швов, грубых, кривых и щербатых. Металл вокруг них местами потемнел и окислился и теперь поблескивал синими и бордовыми разводами. Саундвейв и раньше, дотрагиваясь до лицевой пластины, чувствовал,  что там что-то не так, но и представить не мог, что его могли так изуродовать... Ремонт был проведен корректно - он мог бы даже без особых проблем трансформироваться со всеми этими швами... шрамами. Но исправить последствия этого ремонта было, пожалуй, труднее, чем ликвидировать само повреждение.
Только коснувшись шрамов пальцами, он смог поверить в то, что этот кошмар в отражении - он сам. Рука, и зеркало полетело вниз, перевернулось в полете, ехидно сверкнув. И разбилось вдребезги.
Элеонора Уилсон ахнула. Саундвейв вдруг вспомнил о ее присутствии и закрыл поврежденную щеку ладонью, тут же осознав, насколько это глупо - она-то все время ЭТО видела, теперь уже поздно прятаться. Да и какая ему разница? У людей совсем другое понятие о красоте - он, наверное, даже если бы был здоров, казался бы им уродливым, жутким чудовищем. Но все же... Праймас...
Элеонора Уилсон, не обращая внимания на осколки, рассыпавшиеся по всему полу, словно разбрызганная ртуть, подалась к нему. Стекло захрустело под ее ногами. Саундвейв попытался отвернуться - просто на нее было больно смотреть. Она-то целая, куда ей понять...
- Ох, прости, - проговорила она, касаясь руки десептикона, которой он опирался о платформу. Лицо женщины было обеспокоенным, как никогда прежде, - зря я его принесла...
Элеонора Уилсон оглянулась на разбитое зеркало - в его кусках отражались равнодушные огоньки потолочных ламп. Саундвейв отшатнулся, чувствуя обиду и злость. Он-то еще радовался, что остался жив! Но теперь он настолько остро ощущал свою ущербность, что  по-настоящему жалел об этом. И дело не только в этих шрамах - просто собственное отражение, наконец, сдернуло пелену самообмана с оптики. Он - уродливый калека, беспомощный и бесполезный даже для себя самого. Уж лучше быть мертвым.
- Саундвейв, - позвала Элеонора Уилсон, вцепившись в броню на его запястье. Он резко обернулся, едва сдержавшись, чтобы не отшвырнуть землянку на другой конец комнаты - лишь бы она отстала. Лишь бы замолчала, прекратила смотреть на него вот так, с беспокойной, отвратительной жалостью. Не нужна ему ее жалость! Вообще ничья не нужна. Жалеют только слабых, а он никогда слабым не был. Его таким сделали - сначала тот, кто пытался его убить, а потом они, люди. И Элеонора Уилсон в том числе. Она - хуже всего. Она ослабила его изнутри, заставив забыть о том, что люди - враги, и что никогда не было иначе! Они специально все это затеяли, специально, специально... Ярость и горькая злость жгли его изнутри, едва не разрывая Искру на части.
- Саундвейв, пожалуйста успокойся, - Элеонора Уилсон залезла на платформу и протянула руку к его лицу. Если бы Саундвейв не был так подавлен, он бы убил ее только за это. Но прикосновение теплой руки к подбородку словно заставило его опомниться - и ярость и злость ушли, оставив после себя только отчаяние и боль, - ты не видел себя раньше. Мне жаль, но это - лучшее, что мы смогли сделать.
- Уйди, - коротко велел Саундвейв. - Прекрати это.
- Прекратить - что? - спросила Элеонора Уилсон с искренним недоумением в голосе.
Саундвейв двумя пальцами сжал ее запястье и отнял от своего лица. Элеонора Уилсон с тихим шипением втянула воздух сквозь сжатые зубы - ей было больно, но больше она не издала ни звука.
- Это, - объяснил Саундвейв, раздраженно отпуская ее руку. Ему вдруг стало до того мерзко, что захотелось хорошенько удариться головой о платформу - пусть уж лучше все вернется к изначальному состоянию. Она хотела ему помочь, а он сделал ей больно.  Но чего еще ждать от чудовища?
- Извини, - тихо пробормотала она, потирая запястье. На бледной коже расцветали алые пятна.
- Я убью тебя, если ты сейчас не уйдешь, - тихо пообещал Саундвейв.
Элеонора Уилсон досадливо мотнула головой, и спрыгнула с платформы, продолжая придерживать поврежденную руку.
- Не думала, что инопланетные роботы могут быть самовлюбленными болванами, - пробормотала она, бросив раздраженный взгляд на осколки зеркала и на свое искаженное, разбитое отражение. А потом достала из-под стола с монитором пластиковое ведро и, опустившись на корточки, тороплипо принялась собирать их левой рукой, поджав правую. Поврежденное запястье посинело и распухло, но она так ничего по этому поводу и не сказала.
Саундвейв наблюдал за ней, постепенно приходя в себя. Жалость к себе уступила место неприятному и незнакомому чувству вины. Элеонора Уилсон ни разу не назвала его чудовищем - хотя десептикон слышал, как другие иногда называли его так между собой. Ему стоило быть более сдержанным. Хотя, куда уж более - он был готов раздавить эту женщину от злости, но что-то его удержало. Может, он уже не такой сильный и совершенный, как раньше - но Элеонора Уилсон слабее его, и она-то была такой всегда. Маленькое белковое существо, хрупкое и безобидное. Как легко ее повредить! всего-то стоило посильнее сжать пальцы - и Саундвейв бы сломал ее нежные косточки. Косточки, тьфу, одно название - запястья у нее тонкие, Саундвейв даже почти не чувствовал, как сжимал ее руку. Как только такие, как она, вообще могут жить в этом мире - в мире, который даже его смог сломать?
- Твоя рука болит? - спросил Саундвейв, потому что молчание вдруг стало его тяготить. Не самая лучшая тема для разговора, но он хотел, чтобы она поняла, что он сожалеет о своем поступке.
Элеонора Уилсон вздрогнула - пальцы ее дернулись, и осколок, который она собиралась положить в ведро, вывернулся, как живой. Она тихо зашипела, зачем-то быстро приложив ладонь к губам - Саундвейв успел заметить, как несколько алых капель сорвались с ее руки. Так и держа руку у рта, женщина оглянулась, уставившись на десептикона недоуменно и подозрительно.
- Теперь обе болят, - ворчливо ответила Элеонора Уилсон, поглядев на свою левую руку. Ладонь пересекала жирная красная черта.
- У тебя кровь, - удивленно произнес Саундвейв. Он знал, что у людей внутри вместо приличных физиологических жидкостей течет эта красная органическая дрянь, которую нельзя даже слить - она сворачивается и гниет, а от ее запаха нормального меха вообще может вывернуть наизнанку. Он даже помнил, что видел кровь раньше, и откуда-то знал, что у нее металлический привкус. Ну хоть что-то привычное есть в этих белковых. Но все же, сейчас вид крови его озадачил.
- Да ты гений, - фыркнула Элеонора Уилсон, доставая из кармана халата кусок белой материи и вытирая ладонь. На ткани расползлись бурые пятна. - Конечно, у нас будет течь кровь, если мы порежемся.
В ее словах звучал явный укор. Саундвейв помотал головой.
- В этом моей вины нет.
- Да уж, - она встала, раздраженно посмотрев на пол. Осколков осталось немного, большая часть цже была собрана. - Плохо, что ты разбил зеркало. Мне надо было повесить его на место.
- Твоя рука, - напомнил Саундвейв, пропустив это обвинение мимо аудиосенсоров. К квинтам это зеркало - от него, как видно, одни неприятности, даже хорошо, что оно разбилось. - Я не нанес тебе серьезных повреждений?
- Ерунда, - отмахнулась Элеонора Уилсон, демонстративно пошевелив пальцами правой руки, и тут же поморщилась от боли, - Будет пара больших синяков. Кость ты мне, кажется, не сломал. А ладонь заживет через пару дней.
- Ты дашь мне посмотреть?
Она вскинула брови, наклонив голову набок. Уголки губ чуть приподнялись в ироничной усмешке.
- Ты что же, обрел дар целительства, пока тут лежал?
Саундвейв раздраженно фыркнул.
- Я не сказал - лечить. Я просил  посмотреть. Ты, Элли, видела мои повреждения. Я хочу посмотреть на твои.
Она рассмеялась, замотав головой.
- Это еще зачем? Такого в условиях нашего договора не было.
- Я хочу посмотреть, - настаивал Саундвейв. - И оценить их тяжесть самостоятельно. Чтобы в будущем быть осторожнее с тобой. Я не хочу случайно убить тебя.
- О, это ты здорово придумал, - Элеонора Уилсон пожала плечами, - мне бы тоже этого не хотелось. Тогда, я думаю, это можно. Ну, смотри?
Она подошла ближе и вытянула вперед обе руки. Саундвейв, скрючившись в неудобной позе, подставил два пальца под ее правое запястье.
- Твоя рука посинела, - задумчиво проговорил он, - почему? Это опасно?
- Нет, - чуть поморщившись, ответила Элеонора Уилсон. - Это синяк. Эээ... подкожная гематома. Ты слишком сильно сдавил мне руку и повредил мягкие ткани. Оттуда высочилось немного крови и она свернулась - через кожу кровь кажется такого света. Это пройдет само собой через несколько дней - ничего страшного. Хотя и неприятно. Мне придется теперь носить что-то с длинными рукавами, чтобы никто не заметил.
Саундвейв покачал головой. Как странно они устроены. Жаль, что у него вмятины на броне не могут "пройти сами собой", но вообще звучало это отвратительно. Внутренняя утечка физиологической жидкости - хуже и не придумаешь.
Что ж, белковая лучше знает, опасно это или нет. Хотя выглядит довольно жутко. Саундвейв отпустил ее правую руку и взял левую, требовательно коснувшись когтем сжатых пальцев. Элеонора Уилсон расправила ладонь - тряпка, которую она прижимала к ране, выпала.  Вся рука у нее была перемазана в крови - вязкая и липкая жидкость пачкала обшивку, но Саундвейв не обратил на это внимания.
Кровь начинала сворачиваться - она набилась в рану неровными, маслянисто-поблескивающими черными сгустками. Не самое приятное зрелище, но мех заставил себя терпеть. Удерживая ее ладонь, он провел пальцем другой руки над царапиной, но заметил нечто странное - что-то мелкое блеснуло в ране. Особо не задумываясь, Саундвейв подцепил частицу когтем.
- Что ты... У-у-у... - пискнула Элеонора Уилсон, попытавшись отдернуть руку, но Саундвейв крепко ее держал. Видимо, побоявшись заработать еще один синяк, Элеонора Уилсон успокоилась и закусила губу. Зрачки ее расширились, а лицо побледнело - Саундвейву показалось, что она вот-вот отключится.
Кончик когтя, к счастью, был достаточно тонким и острым, и у Саундвейва получилось извлечь постороннюю частицу из раны - то был маленький и узкий, длиной едва с ноготь Элеоноры Уилсон, осколок стекла, отколовшийся в виде крохотной иголочки. Элеонора Уилсон пошатнулась, и Саундвейв торопливо убрал пальцы. Она машинально взмахнула рукой в поисках опоры, и мех охотно ее поддержал. Броня еще больше измазалась в человеческой крови, но Саундвейв почему-то чувствовал себя очень довольным. Было в этом что-то приятное - вдруг осознать, что можешь не только разрушать и вредить. Хотя Элеонора Уилсон, кажется, была не в восторге.
- Какого черта? - недовольно воскликнула она, смахивая с ладони злополучный осколок. - Я сама могла это сделать.
- Тебе было больно?
- Ты мне туда грязи занес, - она уставилась на свою ладонь, словно ожидая увидеть там черные разводы от отработанного масла или еще что-нибудь в этом духе. - Черт, теперь она нагноится.
- Что значит - нагноится? - спросил Саунлвейв, неожиданно заинтересовавшись человеческой физиологией.
- Значит - распухнет, покраснеет и будет болеть, если я немедленно ее не промою, - проворчала в ответ Элеонора Уилсон.
-   Тогда тебе не следует с этим медлить, - серьезно посоветовал он. - Если ты будешь нефункциональна, ты не сможешь разобраться с блокировкой.
- Шел бы ты со своей функциональностью, - чуть слышно бросила она.
Но Элеонора Уилсон довольно быстро успокоилась. Саундвейв молча смотрел, как она достает из белого, с красным крестом, ящичка не стене какие-то непонятные предметы и промывает рану. Сначала белковая щедро плеснула на ладонь прозрачной жидкостью из большого флакона - кровь запузырилась, превращаясь в белую пену; потом, промочив маленький клочок ткани из этого же пузырька, окончательно очистила ладонь и смазала края раны красно-коричневой жидкостью. А потом аккуратно замотала руку длинной полоской тонкой белоснежной ткани. Правую руку тоже обработала и туго перевязала. Саундвейв наблюдал за этим с искренним интересом, ему прежде не доводилось видеть, как ремонтируются белковые. Он знал, что у них регенерация идет быстрее, но как-то не задумывался, что они еще и могут предпринимать какие-то действия, чтобы ее ускорить.
Но, все же, он был искренне рад, что не родился человеком.
 
Элли закрыла за собой дверь, и, не включая свет и даже не снимая заляпанного  кровью халата, повалилась на застеленную койку. Местные кровати всегда казались ей неким изощренным орудием пыток - жесткие, узкие, а белье накрахмалено так, что кажется, будто в прачечной порошковый крахмал перепутали с цементом. Но сейчас постель показалась ей заманчиво-мягкой. Почти как дома.
Да, день выдался тяжелый. Элли улыбнулась, вспоминая, как ей пришлось объяснять Престону, почему у нее забинтованы обе руки и весь халат в кровавых пятнах. Она наплела ему какой-то чепухи о разбитой тарелке в кафетерии - и он вроде бы успокоился, но маленькая параноидальная иголочка, засевшая во внутренностях, все же, кольнула ее, намекнув, что для пущей безопасности неплохо бы действительно разбить тарелку - вдруг кто будет проверять...
Она помотала головой, отбрасывая эти нелепые мысли. Вот Хант, тот проверил бы, но, к счастью, сегодня она его не встретила.
Кстати, о Ханте...
Элли сунула руку в карман, нащупав там уже порядком замусоленный бумажный конверт. Он так там и лежал с того дня, как полковник его вручил, тогда она слишком устала, потом было не до этого, а потом... А потом она поняла, что не хочет на это смотреть. Она вспоминала лицо полковника, когда они встретились в коридоре, и ей становилось противно. Не надо было просматривать диск, чтобы понять, что там записана какая-то гадость. Но сегодня...
Она достала диск из кармана и с сомнением повертела его в руках - внешне ничего интересного, обычная болванка в обычном белом бумажном конверте для дисков. Конверт не запечатан, защитная полоска на клеевой ленте все еще на месте. Почему-то эта простота оформления делала этот "подарок" особенно зловещим. Плохие вещи всегда выглядят неприметно, неброско. Обыденно. И это - самое страшное, что в них есть, Из-за этого кажется, что зло творится легко и беспрепятственно - везде, каждый день, постоянно...
Элли вздохнула, положив диск себе на живот и уставившись в потолок. Она до сих пор нервно вздрагивала, вспоминая злобно пылающую алую оптику и спокойный, обычный голос десептикона. Саундвейв вообще всегда говорил без интонаций - возможно, он просто не способен был их выражать, но... Слова "я убью тебя" произнесенные таким спокойным тоном, наполняли Элли невыразимой жутью. Агрессия в ответ на проявление сострадания - да знает ли он вообще, что такое сострадание? Ему действительно ничего не стоит ее убить. Он, если захочет, просто раздавит ее, как таракана. Это было страшно. К сожалению, Элли поняла это только сегодня.
Ее мучили неприятные, тревожные сомнения. Поначалу ей было действительно жаль Саундвейва, он казался беспомощным и жалким — как можно было его ненавидеть? Но с каждым днем он становится сильнее. Нет — это она делает его сильнее. Сама, своими руками.
Но... нет, Хант не может быть прав. Она-то, как это ни парадоксально, знала десептикона лучше аналитиков из Пентагона. Ну напугал он ее один раз, но потом почти что извинился, хотя Элли в принципе не могла бы представить десептикона извиняющимся. И она упорно не желала верить в то, что Саундвейв - такое уж мерзкое чудовище, как о нем говорили. Правда, сегодняшний день это изменил.
Но, впрочем, эти ребята не зря прилетели завоевывать Землю - какие бы цели они не преследовали, нельзя ожидать, что при этом они окажутся милыми и добрыми созданиями. Элли печально усмехнулась, она-то в это почти поверила. Десептикон казался ей даже забавным, и, уж конечно, до чертиков любопытным, а любопытство было ее самым страшным пороком. Никогда оно не доводит до добра. Элли увлеклась частностями и забыла о главном - как говорила ее мать, за деревьями не увидела леса. В раненом и покинутом существе не разглядела врага.
Нет, это неправильно... хотя, кто знает, что правильно? Когда-то Элли задавала себе вопрос: «кому она собирается помогать?», но так и не нашла ответа. Кажется, ответ сейчас лежал совсем рядом - в простом белом конверте.
Но она еще не готова его узнать.
Она не хотела верить, что ошиблась.

- Твоя рука уже восстановилась? - спросил Саундвейв, приподнимаясь на локте и разглядывая Элеонору Уилсон. Сегодня она не стала выводить его из оффлайна, он застал ее за пультом, когда очнулся. Ее лицо выглядело бледным и беспокойным.
- Какая из них? - насмешливо переспросила Элли, чуть улыбнувшись, но тревога так и не исчезла из ее глаз. - Прошло слишком мало времени. Я не восстанавливаюсь так быстро, к сожалению.
- Не хватает энергии? - спросил Саундвейв, глядя на ее все еще забинтованные руки. У него самого регенерация отнимала много сил - может, у них также? Может, поэтому она так бледна?
- Энергии? - она, наконец, отвернулась от монитора и удивленно посмотрела на него, - а, ну конечно... нет, с энергией все в порядке. Просто это довольно длительный процесс.
Саундвейв неопределенно хмыкнул, не зная, что на это ответить. Опираясь руками о платформу, он неуклюже сел, машинально коснулся пальцами собственного колена, но  ничего не почувствовал. Ноги, пожалуй, пострадали меньше всего, по крайней мере, с виду. И было особенно обидно, что как раз к ним ни чувствительность, ни способность двигаться, еще не вернулись. Провода от регистраторов  торчали из-под гладкой, все еще сохранившей почти идеальную полировку, брони на бедрах и голенях, точно сотни тонких щупалец. Саундвейв знал, что они безобидны, но никак не мог отделаться от ощущения, что эти провода высасывают из него силы.
- Когда ты уберешь это? - спросил он, брезгливо поправляя кабели, чтобы случайно не порвать их.
- Не сегодня, - Элли щелкнула какой-то клавишей на пульте и поднялась со стула. - Сначала надо тебя заправить, а потом я уже не буду долго церемониться с блокировкой. Но пока это невозможно, так как помещению, где хранится энергон, у меня нет допуска.
Она быстро пожала плечами, как бы извиняясь, и Саундвейв коротко кивнул.
- Но ты найдешь способ.
- Попробую, - Элеонора Уилсон вздохнула, - но на всякий случай надо подумать об альтернативном топливе.
- Нет, - возразил Саундвейв. - Мне нужен энергон. Чем чище, тем лучше.
- Ну, извини, я ничего не могу гарантировать, - проворчала она в ответ. - У нас тут не кибертронский супермаркет, знаешь ли.
Он промолчал, понимая, что возразить тут нечего. Элеонора Уилсон, кажется, хотела сказать что-то еще, по крайней мере, она все еще стояла перед ним, кусая губы и нервно теребя цепочку на шее. Золотая подвеска мелькала между бледных пальцев, поблескивая в свете ламп. Саундвейв заинтересовался, пытаясь разглядеть этот предмет, но Элеонора Уилсон не выпускала его из ладони. Он давно обратил внимание на эту вещицу, и ему всегда было интересно, для чего она нужна, но спросить он не решался.
- Хорошо, - произнес он, - какой угодно. Но медлить нельзя.
Она фыркнула, выпустив цепочку, и недовольно скрестила руки на груди. Саундвейв машинально проводил блеснувшую подвеску взглядом - на миг на отполированном металле тонкие тени очертили смутно-знакомый силуэт.
- Спасибо за ценный совет, - едко заметила она, - Сама бы я, конечно, до этого не додумалась.
Саундвейв пропустил ее колкое замечание мимо аудиосенсоров. Они могли бы продолжать этот спор до конца ее смены без особых результатов, но конкретно сейчас Саундвейв готов был забыть об этом, потому что вдруг наткнулся на что-то более важное.
- Что это? - он, наклонившись, подцепил когтем цепочку с подвеской, поднося ее чуть ближе к глазам. Элеонора Уилсон машинально отшатнулась, но осталась на месте. Ее рука дернулась к шее, но в последний момент она словно передумала его останавливать, только вздохнув, как ему показалось, с облегчением.
Маленький и плоский кружок из бледно-желтого металла выглядел старым - кое-где острые грани на краях стерлись, сгладились, а сам он был покрыт мелкими царапинками, из-за которых солнечный блеск золота казался тусклым. На нем было отчеканено изображение: несколько концентрических кругов с одной стороны и что-то мелкое и корявое с другой. Сфокусировав оптику, Саундвейв разглядел очертания какого-то существа - плоского, с множеством маленьких ножек и длинным, чуть расширяющимся на конце хвостом...
«Скорпонок?»
Имя всплыло в памяти само собой. Саундвейв сдавил кружок пальцами, словно таким образом мог заставить его заговорить. Но золото ничего не знало о Скорпоноке, кроме того, как тот выглядел. Кто он был такой, и откуда его знал Саундвейв, оно, конечно, рассказать не могло.
Элеонора Уилсон, справедливо опасаясь за целостность своей собственности, отобрала у него подвеску и зажала в кулаке.
- Это талисман, - сказала она, нахмурив брови. - Не надо его ломать, пожалуйста.
- Талисман? - переспросил он, нехотя убирая руку. Сидеть в таком положении, низко наклонившись к человеку, было неудобно, но Саундвейв не мог отвести взгляд от этой штуки на ее шее. - Какое-то устройство?
Она покачала головой, на миг закатив глаза, и Саундвейв понял, что в очередной раз задал глупый вопрос. Его подруга при всех своих достоинствах, не отличалась особым терпением и не слишком контролировала эмоции. Не очень тактично с ее стороны.
- Нет, - она взяла "талисман" двумя пальцами и чуть приподняла, словно дразнясь. Саундвейв не сводил оптики с изображения длиннохвостого существа, чье имя он вдруг вспомнил. - Просто... предмет, который приносит удачу. Вы ведь верите в удачу?
- Маловероятное стечение обстоятельств, приводящее к благоприятному исходу при неблагоприятных условиях, - кивнул, подтверждая, Саундвейв. - Это случается.
- Да. Вот мы, люди, верим, что всякие такие штуки, вроде четырехлистного клевера или там кроличьей лапки, хм, увеличивают вероятность этого стечения обстоятельств.
- Это правда? - он посмотрел на талисман с куда большим уважением - такое устройство казалось почти невероятным, но полезным. - Как оно работает?
Элеонора Уилсон поджала губы, пытаясь сдержать смех и вернуть лицу серьезное выражение, но веселые искорки в глазах выдавали ее.
- Никак. Это просто суеверие. Это... вроде того, что если веришь во что-то, то оно произойдет - только потому, что ты себя в этом убедил. Ну, как-то так. На самом деле это всего лишь украшение с некоторым смыслом - такие носят не потому, что они красивые, а потому, что что-то значат. Ну, или мы верим, что значат. Ерунда, в общем. Мне его подарила мама, поэтому я его ношу.
Мама... Да, верно, они называют своих создателей разными словами, в зависимости от пола.
- Изображение. Почему на нем Скорпонок?
- Скорпион, - сказала она, словно поправляя. - Это мой знак Зодиака. Я родилась в ноябре, когда солнце было в созвездии Скорпиона. Ну, это на самом деле тоже чепуха, тебе не стоит забивать этим процессор.
Саундвейв разочарованно фыркнул. Действительно... Он мало что понял из того, что сказала Элеонора Уилсон, ничего такого он раньше никогда не слышал, это точно. Причем тут их звезда и другие созвездия? И какого квинта они дают созвездиям своего сектора такие странные имена? Нет, чтобы, как нормальные разумные существа, сделать рациональную астро-номенклатуру и цифровой реестр на основании приблизительных расстояний, а не кажущихся сочетаний звезд. И как они с такой системой космогации* собрались покорять Вселенную? Так сразу заблудишься к квинтам, едва выйдешь за пределы родной системы...
Но, главное, что к тому, кого он якобы узнал, этот "талисман", кажется, не имел никакого отношения.
- А что это за слово - Скорпонок? - вдруг спросила Элеонора Уилсон. - У вас... тоже есть похожие существа?
- Не знаю, - он мотнул головой. - Я помню кого-то похожего. Он был такой один. Скорпонок - его имя.
- Хм. - Элеонора Уилсон отвела взгляд и снова нахмурилась. - Память возвращается к тебе?
- Частично. Есть программы резервного восстановления. То, что было в уничтоженных блоках — не вернется никогда.
Элеонора Уилсон задумчиво закусила губу, но ничего не сказала. Отвернувшись, она присела на край платформы у его ног, положив руки на колени. Казалось, говорить она больше не намерена, и это огорчало - даже такой дурацкий разговор существенно облегчал тоску его заточения. Но, впрочем, вернуться к пульту Элеонора тоже не спешила.
- Саундвейв, - вдруг произнесла она неожиданно серьезным тоном. Он насторожился, даже чуть наклонился к ней, опершись рукой о край платформы. - Скажи, ведь если ты утратил память, то это значит, что утратил и часть своей личности? Ты... уже не такой, и никогда не будешь таким, как до своего ранения?
Он удивленно склонил голову набок, пытаясь заглянуть в ее лицо. Вопрос казался странным, да и голос Элеоноры Уилсон звучал непривычно - слишком низко и глухо.
- Нет, - немного поколебавшись, ответил Саундвейв. - Личность не является сопокупностью воспоминаний. Ты должна это знать.
- Да, верно, - она опустила голову, будто собираясь кивнуть, но так и уставилась куда-то в пол, - но ведь... у нас личность, эмм, записана на некоторых участках головного мозга. Если у вас так же, ты должен был... ну, измениться?
Уловив вопросительные нотки в ее голосе, Саундвейв снова задумался.
- Нет. Личность - это Искра. Она не была задета. Если и есть какие-то изменения, они не связаны с... моей смертью. Напрямую - не связаны.
- А с чем связаны? - Элеонора Уилсон резко обернулась, вцепившись взглядом в его лицевую пластину. - Искра... я думала, что это что-то вроде источника жизненной силы.
- Не только. Искра это... - Он запнулся, подбирая нужное слово. Кажется, у них тоже было какое-то похожее понятие, но не связанное ни с чем конкретным... а, точно! - Это душа. Она дает жизнь и является ею. Я - это Искра, а не процессор.
Элеонора Уилсон, усмехнувшись, покачала головой.
- Душа, - фыркнула она. - То есть, ты...  все еще ты?
Саундвейв выпрямился, чувствуя себя неуютно под ее требовательным взглядом.
- Да. Зачем ты спрашиваешь, Элли?
Вместо ответа она запустила руку в карман халата и достала оттуда что-то - белый квадрат из бумаги, замусоленный и порядком помятый. Она помахала им, словно само наличие этого предмета должно было все объяснить, но Саундвейв решительно ничего не понимал.
- Мне... дали вот это, - сказала она, протягивая ему бумагу. Саундвейв осторожно принял ее и почувствовал, что бумага - это только оболочка, внутри же ощущалось что-то твердое и тонкое. - Тут записаны какие-то сведения о тебе. Не очень... приятные, судя по всему.
От удивления Саундвейв едва не выронил этот странный предмет. Сведения? Его память? Но как?..
- Что там? - с жадным любопытством спросил он, вертя в пальцах то, что она дала. Что-то в этом было знакомое - люди, кажется, так хранят свои носители информации. Но Саундвейв не был уверен, что его универсальная система считывания в порядке.
- Понятия не имею, - вздохнула Элеонора. - Я не хотела это смотреть. Испугалась. Я... понимаешь, я пока что более-менее в ладах со своей совестью, до тех пор, пока не узнаю, что там записано. А записано там что-то очень плохое о тебе. Если я это увижу, я, боюсь, уже не смогу... выполнять условия нашего договора.
- Плохое? Что привело к этому выводу?
- Тот, кто дал это мне, ненавидит тебя. Он хочет уничтожить тебя. И этот человек думает, что если я узнаю, каким ты был, то я ему в этом помогу.
Вот как?..
Саундвейв осторожно положил белый бумажный чехол для носителя на платформу и подтолкнул его пальцем. Элеонора придавила его ладонью, но брать не стала,  тут же отдернула руку, словно обжегшись. Саундвейв не знал, что теперь думать и как это понимать - она говорила об этом так, словно сознавалась в какой-то провинности. Элеонора Уилсон почему-то чувствовала себя виноватой. Но почему? И перед кем? Перед тем, кому она отказалась (а ведь это именно так - в случае согласия она бы не стала колебаться) помочь или... перед ним? Что, квинт подери, творится у них в головах?
Элеонора Уилсон все еще смотрела на него, нелепо поджав правую забинтованную руку, совсем как тогда, когда Саундвейв ее повредил. И до него наконец дошло.
О, она не злилась на него за это повреждение. Она перепугалась до полусмерти. Саундвейв так боялся нанести ей вред и даже не подумал о том, что может ее испугать. То есть подумал, но явно недостаточно. Идиот. Ущербный кретин... Странно, но он сам не боялся, что Элеонора могла его деактивировать, больше его почему-то это не заботило.
- Ты боишься меня? - осторожно спросил он. Сама эта мысль казалась какой-то несуразной, но Саундвейв вдруг понял, что сегодня женщина ни разу до него не дотронулась. Это было тревожным знаком - прикосновение было знаком доверия, а теперь...
Элеонора коротко пожала плечами, на миг опустив взгляд, и стукнув пальцем по бумаге.
- Я не знаю. Может быть. Да и не в этом дело... Просто мне казалось, что, помогая тебе, я поступаю правильно. Не только из-за открытия и нашего договора - а... ну, по-человечески правильно. Я ничего о тебе не знала и толком не знаю до сих пор, но ты был в затруднительном положении, мне кажется, я должна была тебе помочь... Это посчитали бы предательством, но тут, как ни крути, кого-то мне пришлось бы предать.   Я думала, что выбрала меньшее из двух зол - хотя бы спасла твою жизнь, а теперь...  не знаю. Не могу знать...
- Из-за недостатка информации, - кивнув, закончил за нее Саундвейв. - Эта информация у тебя есть. Ты можешь просмотреть ее и принять решение.
Она подняла брови, едва заметно вздрогнув.
- Эта, с позволения сказать, информация... - Элеонора с отвращением посмотрела на носитель и мотнула головой, - не отражает действительность. Она не ответит мне на вопрос, который меня мучает. Она лишь скажет, что ты делал, но не о причинах твоих поступков.
Саундвейв снова кивнул, признавая ее правоту. Он догадался, кто дал ей этот носитель,  только один человек мог ненавидеть его достаточно сильно. То, что Опасный пытался использовать ее, было неприятно и даже больно. Если бы ему это удалось... Саундвейв дернулся - эта вероятность казалась отвратительной. Если Элеонора Уилсон предаст, то у него вообще никого не останется.
- Я могу ответить на этот вопрос?
Элеонора прикусила нижнюю губу и прищурилась.
- Это только ты можешь судить. Я не уверена, что ты сам знаешь ответ.
- Спрашивай, Элли.
Она глубоко вздохнула, глядя в его оптику. Если бы ее лицо не было таким серьезным и одновременно растерянным, это было бы даже забавно - Элеонора всегда смотрела ему в один оптосенсор. Кстати, в тот, что был с неповрежденной стороны лицевой пластины.
- Ты... плохой?
Саундвейв озадаченно нахмурился. Он - плохой?.. Он поврежден, изуродован, ни квинта о себе не помнит. Того, кто сказал бы, что это хорошо, он деактивировал бы голыми руками, удавил бы на щупах. Но Элеонора Уилсон, конечно же, имела в виду другое. Ее вопрос был слишком прост и наивен, чтобы легко найти на него ответ.
Люди иногда примитивно делили всё на плохое и хорошее — это Саундвейв помнил и отчасти понимал. Такая оценка весьма субъективна, потому что основана не столько на логических доводах, сколько на морально-этических установках. Возможно, на некоем кодексе чести. Но понятия о чести слишком разняться: одни у автоботов, совсем другие у десептиконов, и вообще квинт знает что - у людей.
- Я - проигравший, - наконец, ответил Саундвейв. Это казалось наиболее близким к истине ответом, если вообще существует понятие истины в таких ситуациях. С его точки зрения, это было плохо. Он был создан воином, а главная цель воина - это победа. Во имя какой-то цели, но он не помнил, за что сражался. Но то, что проиграл - очевидно.
- Я вижу, - насмешливо заметила Элеонора Уилсон. - И понимаю. Историю пишут победители и все такое... но если забыть об этом, то - кто ты?
- Не знаю, - честно ответил Саундвейв. О, его и самого мучил этот вопрос. Тут она права - ответ ему неизвестен, - не могу вспомнить. Воспоминания утеряны. Но ты не должна бояться. Не хочу причинить тебе вред. Было плохо - хотел. Теперь - нет.
Элеонора нервно улыбнулась, но вроде бы ее поза стала чуть менее напряженной. Это хороший знак.
- Это из-за нашего договора, да? Кто еще тебе поможет, если ты меня убьешь?
Тон ее был ироничен, но за насмешкой крылось что-то еще. Сожаление? Саундвейв не был в этом уверен. Но он-то сам понимал, что причина не только в договоре. Причина была изначально, это из-за нее он предложил землянке эту сделку. Но вот только как ей это объяснить, если и себе так трудно?
- Нет, - уверенно ответил он, и Элеонора Уилсон вздрогнула, как будто испугавшись его голоса, - Ты - отличаешься от остальных.
- Отличаюсь?
- Ты - не ненавидишь, - объяснил Саундвейв. Это, пожалуй, было главным. У него, наверное, не хватило бы сил, чтобы вернуться из дезактива, если бы все вокруг его ненавидели. Иные могут жить назло, и он когда-то это умел, но теперь - разучился. Один раз узнав, что-то хорошее, уже не хочешь возвращаться к прошлому. В его Искре было много ненависти, но эта ненависть привела его к смерти. И он был рад, воскреснув, столкнуться с чем-то, кроме нее.
Элеонора внимательно смотрела на него, видимо, не находя слов от удивления. Саундвейв каким-то образом понимал ее - это так странно, когда ты радуешься, что тебя просто не ненавидят. Непривычный критерий для выбора союзников. Или не союзников... друзей.
- Не боишься, - продолжил он, потому что Элеонора все еще молчала, - Смогла меня найти. Смогла... - Саундвейв запнулся, не в силах выговорить чуждое слово, значение которого вдруг приобрело совершенно иной смысл, - проявить сострадание. Это... приятно.
Праймас, как же много теперь стало таких непривычных слов! Подумать только, он за всю свою жизнь никому ничего такого не говорил!
- Ты добрая. Никогда бы не узнал, что это значит. Мне это недоступно.
Вот теперь на ее лице отразился настоящий ужас. Но Элеонора не отшатнулась от протянутой руки, не вскочила, чтобы убежать, не закричала - вообще не издала ни звука, только плотно сжала зубы. Саундвейв видел, как напряглись мышцы на ее скулах.
- Почему? - глухим, дрожащим голосом, спросила она.
Саундвейв пожал плечами.  
- Суть программы, - произнес он, - была война. Тому, что есть ты - нет места на войне. Но это нужно. Так... лучше.
- Но теперь война закончилась, - чуть слышно сказала Элеонора, - ты... ведь можешь изменить свою программу?
- Быть как ты - не смогу, - коротко ответил он. - Уже поздно. Но тебя я не трону. Не причиню вреда.
Элеонора несмело протянула ему руку, и Саундвейв легонько сжал ее пальцы, словно закрепляя все только что сказанное, утверждая союз, основанный не на выгоде, не на страхе, а на доверии... наверное, впервые в своей жизни. Прикосновение, ощущение живого человеческого тепла в руке, скрепляло этот союз прочнее стали. Элеонора, все еще держа его за руку, поднялась на ноги, пола белого халата задела чехол с носителем, и он упал с платформы, с тихим шлепком приземлившись на полу. О нем уже никто не помнил.
- Больше не сомневаешься, - произнес Саундвейв, сам не зная, вопрос это или утверждение.
Элеонора ничего не ответила, но привстала на цыпочки и потянулась к нему, пропав из поля зрения. Саундвейв ощутил легкое и очень мягкое прикосновение к изуродованной щеке, когда он понял, ЧТО она сделала, то невольно дернулся всем телом, и тут же почувствовал, как вздрогнула и она, как будто приняла переданный импульс, или будто обоих ударило током. Элеонора выпрямилась, все еще касаясь рукой его щеки, и улыбнулась, как-то по-особому, как никогда раньше не улыбалась: губы изогнулись, на щеках появились ямочки, но в глазах не было и тени радости. Взгляд ее был теплым, ласковым, и... жег, как раскаленная плазма.
Саундвейв поднял руку, касаясь места, до которого она дотронулась губами, не особо заботясь о том, чтобы не порвать провода регистраторов, и случайно задел пальцами ее ладонь. И замер.
- Ты это сделала, зачем?
Элеонора Уилсон дернула плечом. Ее ладонь выскользнула из-под его пальцев, и она убрала руку в карман, словно спрятала.
- Выражение симпатии, - ответила она. Уголки ее губ задрожали, улыбка стала чуть шире. - Тоже, в общем-то, чепуха...
Сказав это, она отступила и снова присела на край платформы, отвернувшись. Саундвейв не знал, что на это ответить, во-первых, такого выражения симпатии он еще на себе не испытывал, а, во-вторых, он в принципе не ожидал, что может показаться кому-то... симпатичным. Тем более, белковым. Тем более, после всего, что случилось. И это привело его в замешательство.
- Впрочем, если тебе будет удобнее, - проговорила Элеонора, не оборачиваясь, - считай, что это - научный эксперимент.
 
Хант хотел поговорить с Уилсон, но, похоже, опоздал на ее смену. Однако то, что в лаборатории он ее не застал, нисколько не расстроило полковника. В конце концов, его дело не такое уж серьезное и может потерпеть, он сможет найти Уилсон и позже, в более подходящий момент. Но и зря терять время полковник не хотел, и, раз уж спустился на этот уровень, решил все-таки зайти в лабораторию. Он не особо жаждал еще раз увидеть десептикона, или то, что от него осталось, но в некоторой степени считал своим долгом присматривать за тем, что с ним творят инженеры Престона.
Как он и полагал, за пультом сидел Джонни. Парень заметно вздрогнул, когда увидел, кто решил его навестить, и Хант, не удержавшись, довольно улыбнулся. Трепетный страх этого мальчишки его забавлял. Черт его знает, что этот сопляк себе надумал, но боялся он Ханта до икоты.
- Добрый день, полковник, - робко улыбнулся инженер, широко распахнутыми глазами ловя каждое движение Ханта. - Вы... что-то хотели?
- Я искал мисс Элли, - мирно ответил Хант.
- Ее смена закончилась, - отозвался Джонни. - Она ушла совсем недавно. Вы не столкнулись с ней в коридоре?
- Нет, - с разочарованием ответил Хант. - Ладно. Как ваши дела, мистер Джон?
- Хреново, - честно признался инженер, разводя руками. - И с каждым днем все хуже. Мне кажется, эта железяка скоро совсем перестанет функционировать.
- Да? - заинтересованный, полковник шагнул вперед, вглядываясь в показания датчиков, высвеченные на мониторе. Правда, в этой чепухе он все равно ни черта не понимал, но, чтобы подстегнуть инженера, придал себе серьезный и заинтригованный вид, - почему же?
- Никак не могу понять, - уныло протянул Джонни, - Сигнал какой-то странный. Раньше он усиливался, а теперь вдруг все показания замерли. Как будто регистраторы не работают, но они работают - я проверял.
- Интересно, - цокнул языком Хант.
Он невольно оглянулся на безжизненное тело десептикона. Мертвая оптика, казалось, с любопытством следила за каждым движением человека, изуродованное, с позволения сказать, лицо, навеки застыло в зловещей и жуткой ухмылке, как будто эта тварь над ним издевалась. Ну ничего. Скоро и с тобой разберутся.
Хант, вопреки расхожему мнению, отнюдь не был воинствующим параноиком. Он сам, напротив, считал себя очень мирным человеком. Да, определенно - он ненавидел войну, несмотря на то, что именно война в свое время помогла ему сделать карьеру. Но он уже достаточно насмотрелся в глаза это кровожадной суке, и не хотел заглядывать в них вновь.
Война, как говорят, заканчивается только тогда, когда похоронен последний погибший на ней солдат. Хант не то, чтобы хотел поскорее воздать почести дохлому десептикону, но ему было бы гораздо спокойнее, если бы этот "монстр Франкенштейна" отправился в плавильню вслед за своими приятелями. И как можно скорее. Незачем держать у себя под боком вражескую ракету с ядерным зарядом, и, тем более, незачем ковыряться в ее начинке...
Но если этот сопляк-инженер говорит правду... Что ж, это очень, очень хорошо. Престон сам говорил, что им нужна работающая нейросеть, а если внутри этой железной башки что-то действительно сломалось...
Значит, скоро и все остальное станет для них бесполезным.
И последний будет похоронен. И можно будет забыть об этой войне.
Хант хотел подойти ближе, как будто мог заметить какую-то деталь, которая убедила бы его в правоте инженера, но вдруг что-то заставило его остановиться и посмотреть вниз. Хант даже вздрогнул от удивления: на бетонном полу, у носков его армейских ботинок, темнело едва заметное пятно.
Полковник оглянулся на Джонни, тот снова погрузился в свои расчеты и команды, словно забыв о посетителе, и присел на корточки, чтобы рассмотреть получше.
Пятно было небольшим, едва заметным, его явно пытались оттереть, и другой человек, наверное даже не обратил бы на него внимания. Но не Хант, уж он-то этого дерьма навидался на своем веку, и безо всяких анализов мог сказать, от чего этот след.
Это кровь.
Конечно, не похоже, чтобы тут кого-то убили, на пол попало всего лишь несколько капель, но полковник сразу вспомнил забинтованную руку Уилсон. Она-то, видно, думала, что Хант не заметит, как она прячет левую ладонь в карман, но как раз такие движения и привлекали к себе внимание. Он слышал, как Престон говорил что-то о тарелке в кафетерии, мол, его инженерочка пала жертвой куска фаянса. Но кровь-то здесь...
Хант поднялся, смущенно поджав губы. Он не мог быть уверенным в том, что это ее кровь, но вывод напрашивался сам собой. Все это, конечно, было крайне подозрительно, но, с другой стороны, ему не хотелось бы вляпаться в чьи-то личные проблемы. Кто его знает, может, кто-то просто порезался, когда работал, у этих ребят половина инструментов сойдет за орудие убийства...  
Он наклонился, внимательно разглядывая пол. Конечно, не стоит рассчитывать, что где-то тут есть пятно и побольше, но... Но кое-то тут все-таки есть!
Под платформой что-то тускло блеснуло, и Хант, совсем забыв, что он в помещении не один, поддавшись охотничьему азарту, полез, чтобы проверить.
- Полковник? - удивленно воскликнул Джонни, вскакивая со стула. - Что вы делаете?
Вместо ответа Хант разогнулся и разжал кулак, демонстрируя свою находку. Сам он толком не разглядел, что там было, слишком мало света.
- Не вы потеряли? - со смесью удивления и торжества спросил он у инженера, но Джонни, казалось, был поражен не меньше него.
На ладони Ханта лежал неровный осколок стекла. Зеркала.
Лицо мальчишки озадаченно вытянулось, и он отрицательно затряс головой. Хант стиснул осколок в ладони, не обращая внимания на то, что острые края впились в кожу. По его лицу расползалась блаженная улыбка, наверное, даже человек, отыскавший древний клад, не улыбался бы столь же счастливо, как сейчас улыбался он. Полковник пока не понимал, что это может значить, но он не сомневался: эта находка еще подарит ему немало захватывающих открытий.
 
 
 

 
Лорейн Хадсон была настоящей легендой. Элли с самого начала немного побаивалась ее - эта женщина, несмотря на миниатюрный рост и весьма субтильное телосложение, усугубленное старческой хрупкостью, невольно вызывала уважение и благоговейный страх. И былые заслуги не причем: Лорейн не раз публично посыпала голову пеплом, иронизируя над ними. Просто такой она была сама по себе - властной, жесткой, не по годам энергичной и подвижной, немного ироничной. И чудовищно умной.  Она умела схватывать суть, и ничто, никакая мелочь, не укрывалась от нее.
На миг, застыв в нерешительности перед дверью ее кабинета, Элли ощутила, как маленькая беспокойная иголочка внутри ее живота превращается в обоюдоострый клинок, пронзающий внутренности ледяным ужасом. Напрасно она приказывала себе успокоиться  и пыталась унять дрожь в коленках, это было просто бесполезно. Раз уж Лорейн сама захотела ее видеть, значит, они с Саундвейвом уже обречены... Элли только теперь поняла, насколько глупой была ее попытка обмануть Лорейн. Это просто бесполезно, так же, как и маневрировать вблизи черной дыры, пытаясь вырваться за горизонт событий. Эту битву она проиграла, как только решила в нее вступить.
Но, тем не менее, ее страх казался каким-то далеким, приглушенным. Неизбежным, но не таким уж и сильным, как движение по инерции, терять-то уже и нечего. Наверное, исключительно поэтому, Элли всё-таки смогла собрать остатки воли и, коротко постучав, перешагнуть порог кабинета Лорейн.
Элли бывала в этом комнате бесчисленное количество раз. "Логово генерала Хадсон", как шутили инженеры, было не слишком просторным, но светлым, и полностью отражало характер хозяйки, то есть представляло собой тонкую смесь порядка и необузданного первозданного хаоса. Строгая мебель, стройные ряды книг на длинных полках, на корешках не найдешь и пылинки; аккуратно, словно по линеечке, развешанные на стене черно-белые фотографии, которые являются единственными украшениями в комнате.  И огромный, широкий письменный стол, заваленный бумагами, чертежами, книгами, полуразобранными  опытными приборами и коробками с деталями. Впрочем, "заваленный" было не совсем верное слово: если присмотреться, можно заметить, что все это разложено в определенном порядке, просто вещей на ее столе было так много, что никакое упорядочивание уже не помогало. В целом это напоминало некую современную инсталляцию, иллюстрирующую идеальный, но хрупкий балланс - вроде бы все на своем месте, но, стоит только переложить что-то, изменить какую-то мелочь, и вся система рухнет...
Лорейн ждала ее. Едва Элли открыла дверь, она оторвалась от экрана ноутбука и торопливо закрыла крышку, встречая гостью дружелюбной улыбкой.
- Привет, Элли, - произнесла она, кивая на стул напротив собственного кресла, - садись.
- Спасибо, - пробормотала Элли, покорно опускаясь на стул. - Вы сказали, что у вас какое-то срочное дело. Что-то не так с отчетами?
Лорейн на миг задержала взгляд на ее лице и только чуть шире улыбнулась.
- Нет, - ответила она, - с отчетами всё в порядке. Я по другому поводу. Ты, конечно же, уже слышала, что наши друзья из Пентагона нами недовольны.
- Да, - нервно ответила Элли.
- Они ждут результатов, - серьезно сказала Лорейн, - эти ребята жутко нервничают из-за нашего Франкенштейна, знаешь ли, - фыркнула она, - как будто он вот-вот воскреснет, очухается и пойдет драть им задницы.
Элли удивленно подняла брови, про себя иронично усмехнувшись. Знала бы Лорейн, как они правы!..  
- Да, я полностью с тобой согласна, - усмехнулась Лорейн, видимо, списав веселое выражение лица Элли насчет ребят из Пентагона и их "заблуждения", - но они-то вряд ли согласятся... В общем, они там всерьез подумывают о том, чтобы поскорее объявить наш проект проваленным и закрыть его.
- Но вы же не считаете, что мы провалились? - с сомнением и надеждой спросила Элли.
Закрыть... Сейчас, когда все уже почти сделано?.. Если бы речь об этом зашла всего пару месяцев назад, Элли было бы легче это пережить. Это, конечно, ударило бы по ее карьере - непросто найти новую работу, когда за плечами официально признанный провал, но сегодня она уже почти не думала об этом. Там, в лаборатории находилось живое существо, мыслящее, чувствующее... чихать хотевшее на их страхи и надежды. И Элли это знает. Для него закрытие проекта - это нечто большее, чем строчка в резюме. Для него это смерть.
- Конечно, нет, - успокаивающе произнесла Лорейн, - уж в этом ты не должна сомневаться. Я, как и вы все, прекрасно понимаю, что этот парень в лаборатории - наш уникальный шанс сделать огромный шаг вперед, и что второго такого шанса не представится. И что его надо использовать, сколько бы времени и средств это не отняло. Я держусь, и буду держаться за жизнь Франкенштейна. Так же, как и ты.
Элли вопросительно посмотрела на нее. Ей показалось, что веко Лорейн дернулось, как если бы она хотела подмигнуть, но это, конечно, было немыслимо. Лицо генерала Хадсон было серьезным. До жути.
- Но вы не стали бы говорить мне об этом, если бы все было в порядке, верно? - немного помолчав, словно пытаясь переварить только что услышанное, спросила Элли.
Лорейн молча кивнула. Элли показалось, что ее сердце пропустило удар.
- Нет, все не так страшно, - торопливо заверила Лорейн, заметив, как побледнело лицо ее собеседницы. - Пока нас ждет только проверка. Несколько крупных шишек из Пентагона и, хм, "независимый специалист". Якобы непредвзятый эксперт.
- Кто? - тут же насторожилась Элли. Экспертов, настоящих, понимающих суть вопроса, в этом деле было немного. Собственно, бОльшая их часть собралась здесь, в "Зет-51". Если не считать Мэгги Мэдсон с ее группой, но Мэгги Мэдсон с самого начала заявила, что и на пушечный выстрел не подойдет к "Франкенштейну", причем в таких выражениях, что сомневаться в твердости ее решения не приходилось.
- Не знаю, - призналась, вздохнув, Лорейн. - У меня есть кое-какие подозрения, но пока это не важно. Важно то, что для нас эта проверка решает все. По ее окончании будет принято решение. И каким оно будет, зависит от нас, от того, что мы им покажем и расскажем. Так что хорошенько подготовься, Элли. Их надо впечатлить.
Элли рассеянно кивнула, облегченно выдохнув. Проверка... всего лишь проверка. Она сейчас даже не подумала о том, что эта самая проверка может обнаружить кое-какие очень любопытные результаты ее "личного проекта", она не сомневалась, что успеет в случае чего спрятать хвосты. Может, даже подключить регистраторы заново... надо предупредить Саундвейва... Придется подождать с разблокировкой и ремонтом... Они потеряют много времени, но это неважно, главное, что это время у них есть. И что будет еще...
- Когда? - коротко спросила она.
- Через три дня.
- Так скоро? -  удивилась Элли.
- Я говорила - они нервничают, - ответила Лорейн. - Я пыталась отсрочить это хотя бы на неделю, но они не согласились. Так что у вас очень мало времени, чтобы привести все в порядок, но я вам помогу. Или, по крайней мере, сделаю так, чтобы в течение этих трех дней вам никто не мешал.
Лорейн многозначительно усмехнулась, и Элли тоже не смогла сдержать ответной благодарной улыбки. Конечно же, она поняла, кого имеет в виду генерал Хадсон.
- Спасибо, - смущенно сказала Элли.
- Не за что, - насмешливо фыркнула Лорейн. - Разве я не должна о вас заботиться?
Элли кивнула, одновременно пожав плечами. Лорейн с довольным видом откинулась на спинку кресла, как будто предстоящая ревизия вдруг перестала ее беспокоить.  
Разговор вроде бы был окончен, но Элли не решалась встать и уйти без разрешения, а Лорейн не спешила ее отпускать. Она продолжала улыбаться, но что-то в ее взгляде снова заставило тревожную иголочку Элли зашевелиться. Пауза, впрочем, не затянулась настолько, чтобы стать неудобной. Ее прервал телефонный звонок.
Элли вздрогнула, слишком неожиданным был этот звук в повисшей на несколько секунд тишине. Лорейн, чертыхнувшись, поднялась со стола и подошла к тумбе, немного раздраженно схватившись за трубку. Странно, но вот как раз телефон она предпочитала на стол не ставить. Видимо, чтобы не потерялся.
- Алло? - строго вопросила трубку генерал Хадсон, и, выслушав ответ, отодвинула ее от уха, прикрыв ладонью микрофон. - Черт. Это надолго. Извини, Элли, договорим потом. Возьми у меня со стола синюю папку - это для тебя, там кое-какие замечания по поводу того, что лучше исправить до проверки.
Она снова прижала трубку к уху, все больше хмурясь. Элли кивнула ей, Лорейн махнула в ответ рукой и отвернулась.
Ей пришлось обойти стол, чтобы взять указанную папку, судя по ее толщине, замечаний у Лорейн накопилось столько, что на устранение причин уйдет как минимум месяц... Элли, пытаясь совладать со своим беспокойством, осторожно подняла ее обеими руками, чтобы, не дай бог, ничего не задеть и не уронить, и вдруг замерла. Из-под исписанного короткими заметками листа бумаги выглядывал край зеленой пластиковой карточки.
Быстро оглянувшись на Лорейн (та все еще разговаривала, отвернувшись от стола), Элли зажала папку под мышкой и отодвинула листок в сторону. Под ним лежала пропускная карточка Лорейн.
От волнения в горле у Элли моментально пересохло. Мысли понеслись с бешеной скоростью. Карточка. Допуск. Лорейн обладала наивысшей степенью допуска. Этот кусок пластика здесь все равно, что ключи от рая. Ключи от всех дверей... и от той, за которой хранится в титановых бочках, облепленных пломбами, слитый у десептиконов энергон. Элли уже готова была рвать на себе волосы, она никак не могла до него добраться, даже зайти на этот склад не могла, не то, что вывезти оттуда необходимое топливо. А Лорейн могла бы. Только у нее-то не было такой необходимости. А у Элли необходимость была...
Но притронуться к карточке она не посмела. Надо совершенно съехать с катушек, чтобы догадаться украсть пропуск Лорейн. Даже если он лежит на ее столе в куче барахла - может, Лорейн и не заметила бы (что вряд ли), но сама мысль об этом была недопустимой.
Но Элли понимала, что другого шанса у нее не будет. Да и этот стремительно ускользает от нее, еще пара секунд, и Лорейн оглянется, спросит, почему Элли так долго не уходит... и тогда будет уже поздно.
Зажмурившись от ужаса, она взяла карточку и крепко сжала ее в кулаке, и не открывала глаз, пока не убрала добычу в карман. Ей тут же захотелось провалиться на месте из-за того, что она сделала. Не из-за страха быть разоблаченной, за последние недели она так к этому привыкла, что принимала практически как часть своего "я". Но сам факт, того, что она оказалась способна на это... и ради чего? ради кого?.. После всего, что Лорейн сделала для нее...
Элли отскочила от стола, и заставила себя не ускорять шаг, пока не дошла до двери. Коснувшись дверной ручки, она снова обернулась, Лорейн даже не посмотрела в ее сторону, увлеченная спором с телефонной трубкой.
- До свиданья, - тихо сказала Элли.
Лорейн торопливо махнула ей рукой. Элли вышла и закрыла дверь, чувствуя себя так, словно только что забила последний гвоздь в крышку собственного гроба.
 
Элли крепко пожалела о своем поступке уже через две минуты. Она жалела о нем еще до того, как он был совершен, но по сравнению с нынешними муками совести, то сожаление казалось каким-то несерьезным. Едва добравшись до лифта, Элли достигла такой степени раскаяния, что еле удержалась, чтобы не вернуться и не сознаться во всем, заливаясь слезами. Но все-таки удержалась.
О том, что будет, если пропажу обнаружат, Элли старалась не думать. Как и о том, что проделывать все это буквально накануне проверки крайне глупо и чревато неприятными последствиями. Но Элли была готова рискнуть. Может, даже не ради десептикона, а просто потому, что ей страстно хотелось поскорее с этим закончить.  Ибо это было уже слишком. Неважно, кем там был Саундвейв в своей прошлой жизни, но, если сама Элли не прекратит затеянную ради него игру, она сама рискует превратиться в нечто... десептиконское.
Но на размышления о собственных метаморфозах у нее не было времени. Единственная возможность завершить задуманное - проделать все быстро. Элли и не надеялась, что ее маленькая операция останется вообще незамеченной, но сделать так, чтобы это хотя бы это не бросалось в глаза, ей было вполне по силам.
Энергон, по мнению Элли, логично было бы хранить на складе химических реактивов, снаружи, на поверхности, но почему-то его решили оставить на внутреннем складе, не то из соображений секретности, не то просто из желания собрать все снятые с десептиконов и не задействованные в исследованиях запчасти в одном месте. Это отнюдь не облегчало ей задачу, все это хранилось в специальном боксе, который берегли куда надежнее, чем склад с образцами химического оружия, и, даже при наличии пропуска Лорейн, вынести оттуда бочку с энергоном было непросто. Впрочем, об этом Элли уже успела подумать, хотя все равно, большая часть ее плана была вдохновенной импровизацией.
Приготовления, несмотря на спешку, заняли почти час. Слишком долго, но управиться быстрее просто невозможно. Элли даже начинала жалеть, что у нее нет пары-тройки сообщников, но отказалась от мысли заводить их сейчас. Только она здесь достаточно безумна, чтобы на такое пойти. Больше никто не решится.                                        
Через час Элли спустилась на технический уровень на грузовом лифте вместе со своей неизменной тележкой, загруженной коробками со всяким хламом. Часть этого барахла действительно надо было убрать из лаборатории, так что его исчезновение ни у кого не вызовет вопросов. Вахтер, в обязанности которого входило и ведение учета всего, что было привезено или увезено, страдальчески поморщился, оценив объем предстоящей работы.
- Вы там что, проводили генеральную уборку? - кисло поинтересовался он. - Вместо того, чтобы все выкинуть, решили спихнуть к нам?
Элли жизнерадостно улыбнулась, надеясь за улыбкой скрыть свое волнение.
- Выкинуть? Это неплохо бы сохранить для потомства, - она похлопала рукой по одному из контейнеров, так, что он даже закачался, и в ответ внутри что-то согласно загромыхало. Вахтер состроил скептическую мину.
- Я могу вас заставить саму это оформлять.
- Да без проблем, - фыркнула Элли. - Мне даже лучше, а то вы опять что-нибудь напутаете, а мне потом доказывать, что я нигде ничего не потеряла.
- Сами напросились. - усмехнулся он, шлепнув пухлый учетный журнал на крышку контейнера. - Только поживее, а то моя смена скоро заканчивается.
- И все? - удивленно воскликнула Элли. - Даже не поможешь это все разгрузить?
Вахтер ехидно улыбнулся.
- В следующий раз будете думать, прежде чем тащить сюда столько хлама.
Элли не стала возражать.
Когда внешняя дверь закрылась за ее спиной, Элли ускорила шаг, толкая тяжелую тележку с максимально возможной скоростью. Колеса натужно скрипели, и этот звук действовал на нервы, но он не мог заглушить тиканье воображаемых часов у нее в голове. Что, интересно, сейчас делает Лорейн?..
Элли прошла к дальним от двери стеллажам, и, затолкав тележку между ними, сама села на пол рядом, чтобы не особо светиться перед объективами камер, бесстрастно и неумолимо наблюдавшими за ней с потолка. Минут десять ушло на то, чтобы переписать в журнал весь хлам, который она привезла, наугад отметив номера стеллажей и позиции. Если будет время, потом можно будет расставить все в указанном порядке, хотя, на самом деле, это не так важно. Никому, по большому счету, нет дела до того, что "компактного преобразователя частот, артикул Р-320" нет на указанном в журнале месте "С-27", а "стабилизатор напряжения трехфазный, артикул В-345"  собирает пыль вовсе не в ячейке "А-25".
Закончив с этим, она быстро сгрузила все контейнеры, и, вытащив из одного из них свой компьютер и передатчик, быстро затолкала все барахло под первый попавшийся стеллаж.
Передатчик она поставила на крыше кабины одного из ричтракеров, он почти сливался с ней по цвету, и на экране видеонаблюдения его, если не искать нарочно, заметить будет трудно. Забравшись в кабину, она раскрыла ноутбук и запустила ту же программу, с помощью которой обманула камеры в лаборатории. На этот раз у нее не было времени, чтобы проделать все также чисто и гладко, но, с другой стороны, ей это и не было нужно. Чтобы исчезнуть с экранов СБ на такое короткое время, достаточно небольшого сбоя в работе камер.
Оставив компьютер в кабине, Элли вернулась к тележке. Она знала, где находится то, что ей нужно, и без задержек добралась до нужного стеллажа.
Полипропиленовые баки для хранения электролитов сами по себе были довольно тяжелыми, и Элли пришлось повозиться, чтобы вытащить и погрузить на тележку четыре штуки вместе с крышками. Не самая удобная тара, но вывезти энергон в них будет гораздо проще, если наполнить бак примерно до половины, то Элли еще сможет отвезти на тележке обратно к стеллажу, а вот целую двухсотлитровую бочку - вряд ли. Не говоря уже о том, что, разгуливая с этой бочкой по коридорам, она будет, мягко говоря, вызывать некоторые подозрения.
Теперь осталось самое сложное.
Элли отвезла баки к закрытой секции и остановилась шагах в десяти перед широкими раздвижными дверями. Жаль, у нее нет еще одного передатчика, хотя вряд ли здесь он был бы полезен... Придется действовать вручную.
С сигнализацией она разобралась довольно быстро, а вот с самими камерами пришлось повозиться, но, в конце концов, она, хоть и потеряла почти двадцать минут, пытаясь разобраться с контактами, смогла "заклинить" систему видеонаблюдения. По идее, теперь камеры должны показывать статическую картинку - пустую площадку перед входом в секцию. Последний раз, обругав себя за то, что ввязалась в это, Элли подошла к дверям.
Как она и ожидала, система охотно приняла код Лорейн и пустила ее внутрь. Внутреннюю сигнализацию, следившую за открытием дверей, Элли просто отключила с помощью карточки Лорейн, после чего заклинила двери и вернулась за тележкой. Каждую секунду она ждала, что вот-вот раздастся вой сирен, но пока на складе царила та же мертвая тишина, нарушаемая лишь скрипом тележки.
Закрытая секция практически ничем не отличалась от общего склада, разве что камер тут было больше. Их Элли не боялась, последствия ее манипуляций теоретически должны были коснуться всей местной системы видеонаблюдения, но все равно, она буквально физически ощущала на себе чужой взгляд. От этого делалось не по себе, но на фоне общего волнения это раздражение как-то терялось.
Бочек всего было шесть. К счастью, пломбы на них были самые обычные, без сигнализирующих датчиков. Срезать их и потом приделать обратно - пара пустяков, особенно по сравнению с тем, что уже было сделано.
Элли торопилась. Оставив на тележке только один контейнер, она вскрыла первую бочку и начала наполнять его. Энергон оказался вязким, густым, и имел такой вид, что Элли не могла отделаться от ощущения, что он чем-то неуловимо похож на спекшуюся кровь. Того и гляди, попадется сгусток, который забьет единственный принесенный с собой кусок шланга, и придется как-то его прочищать...
Наполнив первый контейнер, она закрыла и его, и бочку, вернула на место пломбу. Не помешала бы вторая тележка, но идти за ней не было времени. Чтобы не терять его, Элли вскрыла следующую бочку, и поставила второй контейнер, а тот, первый, вывезла обратно на склад.
Работа была трудной. Элли обломала все ногти и насквозь промокла от пота, погружая на тележку и перевозя тяжеленные контейнеры, но чувство утекающего времени придало ей сил. Когда все было закончено, она еще раз проверила, плотно ли сидят пломбы и не разлила ли она второпях ценное топливо, но самая большая ее оплошность ограничилась тем, что, вскрывая бочки, она оставила следы ладоней на покрывавшем их тонком слое беловатой пыли. Пришлось протереть их полами халата.
Выкатив последний контейнер, она снова подключила сигнализацию, закрыла дверь и снова привела в чувство камеры. На все это у нее ушло почти полтора часа. Довольно долго,  но это не должно вызвать подозрений у дежурного, если бы она действительно честно оформила бы все, что привезла на склад, времени бы ушло даже больше.
В последнюю очередь она вернула контейнеры с энергоном на стеллаж, затолкала на нижнюю полку к остальным, сперва слегка поцарапав их крышки ножом, которым срезала пломбы. Сегодня вечером она сделает запрос, а завтра, перед началом своей смены, заберет просто четыре контейнера для электролитов - вполне официально. Вряд ли кому-нибудь придет в голову проверить, пустые они или полные, а она заберет их сама, и сама затащит на погрузчик, а пока они уже никуда не денутся. Потом она попробует удаленно добраться до компьютера СБ и стереть запись о том, чья карточка была использована и когда это произошло.
А сейчас она вернется в кабинет Лорейн, прихватив ее синюю папку и задаст пару глупых вопросов. Подложить карточку на место будет гораздо проще, чем ее украсть.  По крайней мере, Элли очень надеялась на это.
 
Хант, хмурясь, вглядывался в тусклый экран маленького монитора. Его уже тошнило от этого занятия, глаза полковника опухли и саднили от долгого просмотра записей с камер наблюдения и попыток разглядеть на довольно дерьмовой картинке что-то полезное. Казалось, что теперь даже во сне он будет видеть эти треклятые записи...
Просмотрев то, что было записано в последнюю неделю, он так ничего и не нашел. По крайней мере, ничего такого, что однозначно бы подтвердило зародившиеся подозрения. Он и не знал толком, что ему искать, и в чем и кого он подозревает, но что-то в этой истории с разбитым зеркалом не давало ему покоя. Он выяснил, что одно из зеркал в женском туалете на пятом уровне действительно пропало. Кастеллян решил, что его просто разбили и убрали осколки, а куда они делись, он не знал. Странно, что никто даже не почесался, чтобы проверить, куда они делись. Хотя, с другой стороны, зеркало - далеко не самое ценное, что здесь есть. Вот если бы пропало что-то с закрытого склада или из какой-нибудь лаборатории, шум поднялся бы грандиозный.
Но больше всего полковника озадачило то, что на записи с камер в "аппартаментах монстра Франкенштейна" зеркало тоже не появилось. После того, как он нашел осколок и пятна крови, логично было бы предположить, что разбилось оно именно там, и там же Уилсон и порезала руку. Но ничего такого он не увидел, и начал уже сомневаться в своей теории. В конце концов, зачем ей там понадобилось зеркало? Она даже не красится, да и для этих целей женщины вроде бы пользуются карманным вариантом этого прибора...
Но все же, что-то было не так. Хант никак не мог понять, что его так смущает в этих записях. Он проверил и перепроверил все три раза - даты, время, маркировки. Все совпадало идеально, и, если с записью что-то и сделали, он сам этого определить не мог. Нести ее к экспертам пока было рано, для этого ему нужна хоть какая-то зацепка, иначе его просто подымут на смех. Слава мнительного параноика не всегда играет на руку.
Но ведь все-таки... Хант обладал почти безошибочным чутьем на такие вещи, и сейчас это чутье подсказывало ему, что он не зря потратил столько времени, пялясь в монитор. То есть пока зря, но бросать это дело не стоит, потому что ответ, улика, которую он ищет, обязательно найдется там.
Он уже почти начал действительно сходить с ума от просмотра однообразных картинок, но неожиданно его от этого занятия отвлек писк зуммера на факсе. Хант, нехотя оторвавшись от монитора и нажав на паузу, протянул руку и нажал на кнопку, другой рукой нащупывая ручку кружки с давно остывшим кофе.
Факс выплюнул одинокий листок, и полковник, подцепив его пальцами, покачал головой. Приказ из Вашингтона. Явиться срочно для внеочередного доклада. Имя подписавшего его генерала было Ханту незнакомо, но формулировка выглядела довольно грозно. Хант слышал кое-что о предстоящей проверке и поэтому не удивился - естественно, проверить захотят и его, но... все же это чертовски не вовремя.
Скривившись, Хант снова нажал на кнопку, затыкая настырный зуммер, и факс послушно зашелестел листами, выплевывая, один за одним, распечатки сопроводительных документов с все той же незнакомой подписью. Полковник отвернулся, отхлебывая кофе, и собрался уже снова поставить запись на воспроизведение, чтобы, пока время еще есть, предпринять очередную попытку найти то, что не давало ему покоя.
Но, едва он взглянул на экран, его словно ударило током. Рука дрогнула, и он только чудом не разлил кофе на форменные брюки. Застывшая картинка стала как будто четче, и он увидел почти сразу...
Это была запись дежурства Уилсон, сделанная три дня назад, если верить дате. С ракурса этой камеры хорошо был виден стол и пульт управляющего компьютера. Уилсон была за ним, она чуть привстала со стула, пытаясь дотянуться до какого-то рычага левой рукой.
На которой не было повязки.
Забыв про работающий факс, Хант промотал запись назад, внимательно следя за ее руками. Не было видно, есть ли на ее ладони порез, но совершенно точно, что бинтов-то на руке нет. А Хант хорошо помнил, что ладонь у нее все еще замотана - он только сегодня мельком видел ее в коридоре и специально обратил на это внимание.
Свернув окно, он вызвал другую запись, на пару дней раньше - тогда, по его расчетам, она и порезалась.
Бинтов на руке не было. Уилсон почти всегда, в отличие от второго инженера или от самого Престона, работала в основном, вопреки инструкции, без перчаток, и Хант смог даже разглядеть, что и ладонь у нее была чистой. Но он сам видел повязку, и слышал даже, что в тот день у нее весь халат был залит кровью, да и видел эту кровь на полу...
Он ошарашено уставился в монитор, не веря собственному разуму. Повязка - не такая уж важная деталь, но и ее хватило, чтобы он вдруг понял, в чем тут дело.
Вся запись - подделка. Очень качественная, но все же — подделка. Уилсон или даже вся группа Престона внаглую дурят собственную СБ.
И только он, Хант, смог это обнаружить. Полковник, довольный собой, криво улыбнулся. Как кстати этот приказ из Вашингтона...
Как много всего любопытного он сможет им рассказать...

- Не думаю, что это была хорошая идея, - пробормотала Элли, с сомнением глядя на последний пустой контейнер. Надо было как-то поставить его на тележку, поверх остальных трех, но она так устала, что сомневалась, что это ей будет по силам. Емкости, даже пустые, были чертовски тяжелыми. - Не стоило делать этого до завтрашнего вечера. Что, если они захотят проверить твои баки? Что я тогда скажу?
- Все правильно, - бесцветным (впрочем, как и всегда) тоном отозвался десептикон, зачем-то разглядывая свой кулак. Элли показалось, что его движения стали более плавными, но она не была уверена, что дело тут в энергоне.
Она покачала головой, в который раз жалея, что поддалась на его уговоры не тянуть с заправкой. Хотя с другой стороны, теперь она сможет вернуть показатели расхода энергии через кабель до первоначальных значений, и снять с него жучок-обманку, искажающий поступающие в компьютер данные.
Уговорить десептикона на время проверки снова подвергнуться блокировке и позволить подключить обратно регистраторы, получилось на удивление легко. Он охотно согласился снова притвориться мертвым - лишь бы действительно таковым не стать. Увы, это означало еще и то, что сегодня ночью у нее самой будет чертовски много нудной и неприятной работы. Пришлось даже уговорить Престона немного удлинить ее дежурство, ссылаясь на серию незаконченных опытов.
- Конечно, правильно, - фыркнула она, спрыгивая с платформы, - только очень глупо. Я вполне могла бы продержать эти баки на складе еще пару дней, и успела бы залить в тебя твой энергон даже если бы... что-то не получилось.
- Ты могла бы отпустить меня сегодня, - заметил Саундвейв, как ей показалось, с некоторым укором в голосе. Вот, до чего она дошла - теперь ей мерещится какая-то интонация в безличных модуляциях вокодера.
- Чтобы ты свернул себе шею, не удержав равновесие? - парировала Элли, пытаясь поднять контейнер за неудобные ручки. - Не помнишь, что было со второй твоей рукой?
- Оба моих манипулятора теперь в порядке.
Элли, сосредоточенная на том, чтобы не уронить чертов бак. Вдруг она ощутила, что он как-то резко полегчал, и, даже более того, потянул ее за собой вверх. Вовремя сообразив, в чем дело, она спешно отпустила ручки и отскочила подальше, но Саундвейв даже не задел ее. Поставив контейнер сверху, десептикон вытянул ладонь, словно показывая, что с ним действительно теперь все нормально. Элли, усмехнувшись, замотала головой.
- Нет, мне, конечно, не сложно, - произнесла она. - И в чем-то будет даже лучше, если ты уйдешь сейчас. Но я, представь себе, привыкла доделывать работу до конца. Если я не устраню неисправность в твоем колене, нога у тебя не будет нормально разгибаться. Среди вас, кибертронцев, много хромых, а?
- Много мертвых, - мрачно ответил десептикон. - Не хочу быть мертвым. Мне не понравилось.
- Ну еще бы, - отозвалась Элли, расправляя кусок черной полиэтиленовой пленки, чтобы накрыть ею тележку с контейнерами. Их еще надо будет вымыть и либо вынести из лаборатории, либо снова наполнить какой-нибудь не вызывающей подозрений жидкостью. - Тогда потерпи. Все это скоро закончится.
Напрасно она объясняла, что, пока эта суматоха с комиссией не закончится, она не сможет расчистить ему путь к свободе. Лорейн подошла к этому делу со всей серьезностью, выдав СБ "особые указания", не иначе как для того, чтобы угодить проверяющим. И теперь "Зет-51" превратилась в настоящую крепость. Или в тюрьму, смотря как на нее смотреть: изнутри или снаружи. Элли еще повезло, что она так быстро разобралась с энергоном - реши она помедлить, и доставить его в лабораторию незаметно было бы невозможно. Она прекрасно понимала тактику Лорейн, намеревавшуюся продемонстрировать лояльность и прилежание всеми возможными способами, но, с другой стороны, это связывало им руки. И манипуляторы.
Но десептикон на этот раз не стал возражать. Элли, надеясь, что он больше не станет возвращаться к этому разговору, снова занялась контейнерами, пытаясь заправить болтающиеся концы пленки так, чтобы при движении она не сползала.
- Мне будет тебя не хватать, - неожиданно заявил Саундвейв.
Элли оглянулась через плечо, вопросительно приподняв брови.
- Естественно, тебе будет меня не хватать, - усмехнулась она. - Кроме меня никто не станет помогать тебе, ремонтировать тебя, красть для тебя энергон... Но ты вроде бы достаточно большой мальчик, чтобы самостоятельно о себе позаботиться, верно?..
Десептикон мотнул головой.
- Если энергона достаточно, система со временем восстановится сама. До определенной степени.
Элли удивленно моргнула. Не то чтобы она не поняла его. Просто поверить в это было... трудно. Это понимание, будучи принятым, порождало странное ощущение нереальности происходящего. Ну, не совсем странное или незнакомое - в последнее время почти все происходящее казалось нереальным.
- Ты... хочешь сказать, что будешь скучать?.. - спросила она, повернувшись спиной к тележке. - Ну, в смысле, по мне?
Саундвейв кивнул. Элли трудно было определить, о чем он думает, по выражению лица, но сейчас он казался серьезным. Хотя, к черту - он всегда был серьезным.
- Там я останусь один.
- Ты этого не знаешь, - возразила Элли. - Я видела отчеты - ваших было много, и вряд ли девяти автоботам удалось убить всех. Ты сможешь их найти, и...
Она замолчала, глубоко вздохнув. Нет, не сможет. Его системы связи не работают - их во время ремонта не трогали, а часть вообще удалили. Да и кого он сможет позвать, если ничего не помнит?..
Да и должно ли это ее волновать? Что там с ним будет - ее ли это дело? Элли грустно улыбнулась. Кажется, да. Но все равно, за пределами "Зет-51" она ничем не сможет ему помочь. Да Саундвейв в этом и не нуждается. Наверное...
- Мне жаль, - сказала она. - Похоже, ты прав.
Саундвейв согнулся, застыв в неудобной позе, так, чтобы его изуродованное лицо было примерно на уровне глаз Элли.
- Я мог бы взять тебя с собой, - медленно проговорил десептикон. - Если тебя так беспокоит незаконченный ремонт, ты могла бы завершить его в полевых условиях.
Элли покачала головой, опустив глаза. Она давно уже подозревала, что рано или поздно десептикон предложит ей что-то такое, но и давно для себя решила, что откажется. Это просто невозможно. Конечно, опыт был бы довольно увлекательным, и она даже несколько раз думала о том, что было бы, если бы они так же продолжали существовать вместе - просто как вариант. Элли уже привыкла к нему, и, в общем-то, готова была признать, что тоже будет скучать... Эта корявая железяка, кажется, сделала ее адреналиновым наркоманом. Да и какой материал для исследований у нее появился бы!..
Но тогда у нее уже не будет шанса вернуться. Открытие, исследование, какой в этом смысл, если люди признают ее предательницей? Со своей-то совестью она как-нибудь разберется, но перспектива на всю жизнь оказаться оторванной от собственного племени не казалась ей приятной. Элли даже в чем-то завидовала Саундвейву - у него ничего нет, и ему нечего терять. А вот о себе она такого сказать не могла.
А если она притвориться, что десептикон забрал ее в качестве заложницы, будет еще хуже. Тогда-то уж люди точно землю будут носом рыть, лишь бы его найти. Они, правда, в любом случае будут, но этих армейских ищеек ни что на свете так не злит, как гражданские заложники...
- Я вряд ли смогу принять это предложение, - ответила она. - Только не подумай, что это из-за тебя. Ты мне друг и все такое, но есть... другие причины.
"Мне просто не хватит на это смелости".
- Я понимаю, - ответил Саундвейв, - Но... ты сказала "друг"?
- Только не проси объяснять, что это значит, - вздохнула Элли, отворачиваясь. В этот момент она себя ненавидела.
- Я знаю, что это значит, - пробормотал Саундвейв. - Но не уверен, что раньше у меня были... друзья.
- Значит, ничего, по сути, и не изменится, - Элли вымученно улыбнулась.
В ответ Саундвейв оскалился, показав клыки. Любопытно, кстати, зачем они ему нужны... Вроде бы кибертронцы, как она видела в материалах из архива, прекрасно рвут друг друга на части и руками, или вообще предпочитают делать это дистанционно. Да и твердую пищу вроде бы не употребляют. И, уж конечно, не пьют друг у друга кровь. Хотя, нельзя не признать - для устрашения эти штуки вполне годятся. Но, наверное, на самом деле десептикон пытался улыбнуться.
Элли покачала головой.
- Я тоже буду по тебе скучать, - проговорила она, заправляя уголок черной пленки в щель между контейнерами, хотя он ничуть не мешался. - Ну, это чтоб ты знал.
- Но ты еще можешь передумать, - заметил Саундвейв. - обещай, что подумаешь.
- Конечно, - Элли поджала губы. - От того, что о чем-то думаешь, ничего плохого ведь не произойдет, да?
- Точно, - сказал десептикон. Элли показалось, что его оскал стал более... непринужденным, что ли. Как будто он беззвучно смеялся.

- Нервничаешь? - спросил Джон, на миг оторвав взгляд от вертолетной площадки, чтобы посмотреть на свою коллегу. Элли выглядела неважно. Джон догадывался, что она, должно быть, совсем не спала сегодня, до утра провозившись в лаборатории. Ее веки опухли и покраснели, черты хищно заострились, а кожа стала бледной, как у покойницы. Даже ярко-рыжие волосы, небрежно заколотые на затылке, казалось, утратили свой блеск. Живыми казались только тревожно блестящие глаза.
- Нет, - спокойным голосом ответила Элли, сосредоточенно наблюдая за приземлением большого черного вертолета. Они стояли довольно далеко от площадки, но потоки воздуха, встревоженные мощным винтом, долетали и сюда, шевеля выбившиеся из-под заколки пряди на ее висках.
- И правильно, - добавила Лорейн. - Прекрати трястись, Джонни. Нас же не расстреливать приехали, в конце-то концов.
Элли как-то странно поглядела на нее, но ничего не сказала. Вертолет сел, пилот отключил двигатели, но прежде, чем винты прекратили вращение, дверь пассажирского отсека отодвинулась в сторону, и на площадку спрыгнул человек в длинном сером плаще. Пригнувшись, он подал руку, помогая покинуть борт стройной женщине в строгом зеленом костюме. За ними последовали и остальные, всего человек шесть. Трое в военной форме, высокие чины, судя по пестревшим на мундирах нашивках. Еще трое - женщина, человек в сером плаще и еще один совсем молодой парень - гражданские. Джон узнал только женщину, ее-то не узнать было трудно, хотя он ни разу не встречался с ней лично. Это была Шарлотта Миринг.
Последним из вертолета выскочил еще один человек в военной и почему-то парадной форме. Джон, с любопытством разглядывающий Миринг, как-то упустил его из внимания, но зато Элли, едва его увидев, заметно вздрогнула, и, как показалось, даже пошатнулась.
- Что такое? - Джон недоуменно обернулся. Элли, казалось, побледнела еще сильнее, острый взгляд прямо-таки впился в последнего, отставшего пассажира.
- Это Хант, - прошипела она.
- Хант? - не понял Джон. Он снова повернул голову к площадке, и внутри у него похолодело - Элли была права. И как он сразу его не узнал? Хотя, это и неудивительно - парадная форма преобразила полковника чудеснейшим образом, он даже перестал сутулиться, был, наконец, гладко выбрит и будто бы даже стал на пару дюймов повыше...
- Вот дерьмо, - с чувством выдохнула Лорейн.
- Что это значит? - сквозь зубы процедил доктор Престон. Он все еще старался приветливо улыбаться гостям, но в глазах его отражалась глубокая растерянность.
Лорейн вздохнула, собираясь что-то сказать, но Элли опередила ее.
- Нам крышка, - лаконично заявила она.
- Тише, - шепотом велела Лорейн. - Быстро взяли себя в руки. Мы еще не проиграли.
Первой к ним подошла Миринг. Они с Лорейн тепло поздоровались, пожав друг другу руки, и гостья представила своих спутников. Джон не слушал, ему было не до того. Он, словно загипнотизированный, не мог оторвать глаз от Ханта, которого уж точно никак не ожидал увидеть среди проверяющих. Что бы там ни говорила Лорейн - это провал. Что, интересно, он сделал, чтобы его взяли? Продал душу? С него станется...
Хант же только равнодушно скользнул по нему взглядом, но, встретившись глазами с Элли, расплылся в широкой улыбке. Глаза его горели торжеством победителя, можно было подумать, что он только что задушил своего злейшего врага своими руками. Джон подозревал, что это не очень далеко от истины.
Тем временем Лорейн представила их. Джон только рассеянно кивнул, когда назвали его имя и пробормотал невнятное приветствие.
- Не хотите ли сначала выпить кофе? - услышал он голос Лорейн. Она говорила это Миринг, голос ее был спокоен и учтив, но он заметил, как тревожно бегают ее глаза за толстыми стеклами очков.
Миринг переглянулась с человеком в плаще, и тот покачал головой.
- Мы хотели бы начать побыстрее, - мрачно ответил он.
Лорейн поджала губы, видимо, сдерживая готовое сорваться с языка ехидное замечание. Джон был уверен, что если бы не некая торжественность момента, она бы сказанула бы им сейчас что-нибудь в своем стиле. Уж больно серьезным было лицо этого серого субъекта, таким серьезным, что хотелось смеяться. Впрочем, Джон не был уверен, что это не из-за начинающейся истерики.
- Хорошо, - сказала Лорейн. - Мои ребята вас проводят и все покажут.
- Нет, - сказал человек в плаще, заглянув Лорейн в глаза. - Нас проводит полковник Хант. Вашим людям пока лучше заняться чем-нибудь еще.
- Но... - удивленно начала Лорейн, возмущенно взмахнув руками, но Миринг, поймав ее взгляд, многозначительно покачала головой.
- Мы сами разберемся, - довольно грубо произнес гражданский. - Ваши люди уже больше года вешают нам лапшу на уши. Пусть... отдохнут.
Он кивнул Лорейн, и знаком подозвал к себе Ханта. Тот возник рядом с его плечом, как будто выскочив из-под земли - Джон готов был поклясться, что только что полковник стоял в самом хвосте процессии. Его лицо буквально сияло.
Застывшее каменной маской лицо Лорейн сделалось почти такого же цвета, как и ее китель. Престон удивленно моргал, а Элли... внешне она оставалась спокойной, но Джону почему-то казалось, что она вот-вот заплачет.
Комиссия, во главе с Хантом, направилась к главному корпусу, только Миринг немного задержалась, чтобы перебросится парой фраз с Лорейн. Когда и она ушла следом за своими коллегами, генерал Хадсон подошла к своим подопечным, и, привстав на цыпочки, положила руку на плечо Элли.
- Спокойно, я иду с ними, - сказала она, окинув их троих строгим взглядом - мол, и не думайте мне тут раскисать! - Присмотрю за Хантом. Престон, ты срочно звони Дэйлу, как мы договаривались. Пусть объяснит, какого черта они притащили с собой этого клоуна. Элли, Джон - на всякий случай еще раз проверьте все отчеты, документы, и свои записи. Ждите в нашем конференц-зале, я позвоню вам, когда...
Она не договорила, махнула рукой и, развернувшись на каблуках, быстрым, но уверенным шагом пошла вслед за проверяющими.
Джон уныло подумал о том, что зря бросил курить. Сейчас это не помешало бы.
Элли прижала ладонь к губам. Джон не был уверен, но кажется, она даже не дышала.

Где-то через два часа после начала проверки Элли, Джона и Престона выгнали из конференц-зала - комиссия расположилась там, чтобы просмотреть документы и обсудить свое решение. Элли попыталась возразить, но ничего не добилась.
С тех пор прошло еще три часа. Престон ушел к себе, а Элли и Джон сидели на лестничной клетке, ожидая, когда их позовут. Элли понимала, что, возможно, лучше бы ей было сейчас последовать примеру научного руководителя группы, все равно пока она ничего толкового делать не может, только нервно мерить шагами узкую площадку между пролетами. Но и уйти она не могла. Джон остался с ней за компанию, хотя по его виду Элли поняла, что он просто не в состоянии самостоятельно решить, что ему делать.
Лабораторию заперли. Это было самое неприятное. Дурной знак, хотя Миринг и уверяла, что это лишь на время проверки. Элли отчаянно хотелось увидеть Саундвейва. Если она едва не сходит с ума, то что же сейчас твориться с ним?
Зря она его не послушала. Зря...
Вторая пачка из блока, купленного в кафетерии, опустела, и Элли со злостью смяла ее в руке, сжимая зубами фильтр последней сигареты. Она не курила со старших классов, и теперь ее тошнило от сигаретного дыма, которым пропах халат и волосы, но ничего лучше она придумать не могла. Две таблетки успокоительного не особо помогли, а вот сигареты, как ни странно, немного отвлекали.
Приоткрытая дверь, ведущая в коридор, скрипнула. Джон, как ужаленный, вскочил на ноги, словно школьник, спрятав руку с недокуренной сигаретой за спину, Элли отшатнулась от перил, едва не потеряв равновесие, но это была всего лишь Лорейн. Поняв это, оба инженера бросились к ней как по команде, но опомнившись, неловко застыли.
- Все в порядке, - опережая поток вопросов, сказала она. Голос ее звучал усталым. - Шарлотта говорит, что они не закроют проект.
Элли шумно выдохнула, выронив изо рта сигарету, и закрыла глаза. Оставляют... Невидимая лапа, сжимавшая ее внутренности все эти пять с лишним часов, исчезла, и ей стало до боли легко. Не в силах унять дрожь в коленях, Элли опустилась на ступеньки, зарывшись лицом в пропахшие табаком ладони. Оставляют. Оставляют...
- Они позовут нас, чтобы объявить решение, - произнесла Лорейн, наклоняясь, чтобы взять пачку сигарет из блока. - Ох, на лицо Ханта стоило посмотреть!
- Значит, мы продолжим работу? - спросила Элли, слабо улыбаясь.
- Пока рано говорить, - Лорейн ловко вскрыла пачку и, вытащив сигарету, прикурила от протянутой Элли зажигалки. - Узнаем точно минут через двадцать. Джон, сбегай-ка, позови Престона - ему тоже надо присутствовать.
Инженер послушно кивнул и, выкинув бычок в позаимствованное из кладовки ведро, выскользнул в коридор. Лорейн прикрыла за ним дверь.
Элли так многое хотела спросить у нее, но не могла вымолвить ни слова. Только сейчас она поняла, как много сил вытянуло из нее напряженное ожидание. Ей просто хотелось, чтобы все это поскорее завершилось. Хотелось зайти в свою лабораторию, сесть на платформу и, прижавшись спиной к холодной броне, рассказать обо всем этом Саундвейву. Надо сказать ему, как можно скорее. Интересно, был ли он онлайн, когда они пришли на него смотреть? Слышал ли, о чем они говорили?..
- Лаборатория закрыта и опечатана до завтрашнего утра, - словно в ответ на ее мысли, произнесла Лорейн. - Комиссия улетает сегодня, но Хант останется здесь, чтобы проследить за всем.
"Зачем это?", хотела спросить Элли, но, посмотрев на озадаченное лицо Лорейн, поняла, что та сама не знает. Но, впрочем, у Элли был еще один вопрос, на который необходимо было получить ответ.
- Как он туда попал? - хрипло произнесла она, морщась от сигаретного дыма, который плотной завесой висел на лестничной площадке. Вообще-то в этих помещениях запрещено было курить, но они с Джоном отключили пожарную сигнализацию и датчики дыма. Правда, при этом не сообразили подняться хотя бы на пролет, чтобы не пахло в коридоре, но теперь это и не важно.
Оставляют...
- Не знаю, - нервно фыркнула Лорейн. - Я связалась со своим знакомым в Вашингтоне, чтобы его вызвали и убрали отсюда. Но он, видимо, сразу пошел к Стокингу и что-то ему наплел. Дейл даже не видел его.
Элли кивнула. Стокинг - глава комиссии, тот тип в сером плаще. Неприятная личность, но, говорят, он очень честен и справедлив. Элли надеялась, что Ханту не удалось запудрить ему мозги. А тот молодой парень с дурацким галстуком, наверное, их "эксперт". Элли вроде бы видела его где-то, но никак не могла вспомнить, где именно.
"Двадцать минут" превратились в сорок, но для Элли это время растянулось в бесконечные часы. Вернулся Джон и привел Престона. Они с Лорейн разговорились о каких-то пустяках, Джон тоже присоединился к беседе. Элли вяло следила за разговором, но не вмешивалась - у нее просто не было сил, чтобы говорить.
Наконец, за ними пришли. Элли даже не заметила, кто, и не запомнила, как она дошла до конференц-зала. Только что она сидела на грязной ступеньке, а теперь - на удобном мягком стуле, в просторном и светлом помещении. Лорейн села рядом, а Джон с Престоном - напротив. Больше никого Элли не видела, только слышала далекий-далекий гул голосов.
- Господа, - гулкий голос доктора Стокинга перекрыл этот негромкий гомон, - попрошу тишины.
Тишина воцарилась немедленно. Элли подняла голову, мрачно глядя на человека, стоявшего во главе стола. Свой серый плащ он снял, оставшись в таком же сером и унылом костюме. И сам он был какой-то серый, невзрачный. Элли только сейчас заметила ощутимо померкшего Ханта, сидевшего через два места от нее, и кисло улыбнулась.
- Я постараюсь быть кратким, - прогудел Стокинг, - говоря от лица всех членов комиссии, я заявляю, что мы остались довольны работой группы Престона и Хадсон. Несмотря на отсутствие явных результатов, видно, что работа налажена хорошо. Особенно нас впечатлил доклад генерала Хадсон о перспективах продолжения проекта. Я думаю, что все согласятся со мной, в том, что эти исследования имеют право на существование.
Зал согласно загудел. Удивительно, как много шума могут создавать всего лишь - Элли окинула взглядом присутствующих - одиннадцать человек.
- Однако, - снова заговорил Стокинг, - есть некоторые проблемы.
Элли насторожилась. Этот человек, кажется, как и Саундвейв, не знал о существовании интонаций, но сейчас его голос показался Элли очень строгим. Как голос судьи, выносящего приговор.
- Еще в Вашингтоне, выслушав доклад присутствующего здесь полковника Ханта, - Стокинг кивнул упомянутому, - подробности которого известны членам комиссии, я обдумал его выводы о целесообразности этого проекта. Тем не менее, здесь мы выяснили, что упомянутые полковником несоответствия и мелкие нарушения не так серьезны, чтобы полностью закрыть проект "Франкенштейн" Но, выслушав заключение нашего эксперта, я возвращаюсь к вопросу о рациональности методов группы Престона. На мой взгляд (и тут, надеюсь, мои коллеги опять со мной согласятся), эти методы не только не рациональны, но даже преступны, и никак не соответствуют заявленной цели. Поэтому я вынужден принять решение об отстранении от этих исследований доктора Престона и его людей. Объект будет передан другой группе, возглавить которую согласился присутствующий здесь Джейк Дотт.
В глазах у Элли потемнело. Она не знала, как на это реагировать, а, может, просто исчерпала запас эмоций на сегодня. Тяжесть, от которой она вроде бы избавилась, услышав о том, что проект не закроют, навалилась на нее, придавив к полу, стиснув ребра и мешая дышать.
- На этот раз, - уверенно и бойко заговорил Дотт - самый молодой из присутствующих (выглядел он, во всяком случае, моложе даже Джона), - мы не будем так зацикливаться на изучении всей нейросети кибертронских механоидов. Это процесс долгий, требующий больших затрат и уймы времени, но на данном этапе возможные результаты не найдут окупившего бы их применения. Поэтому я считаю, что разумнее будет сосредоточиться на цели, заявленной генералом Хадсон. Изучение процессора может открыть впечатляющие перспективы.
- Позвольте, - зазвенел возмущенный голос Лорейн. - Вы что же, собираетесь передать десептикона этому... сопляку?
Дотт открыл рот, как рыба, выброшенная на берег, тут же закрыл его и беспомощно оглянулся на Стокинга. Тот буравил Лорейн мрачным, не обещающим ничего хорошего, взглядом.
- Группа Престона работала над ним целый год, - продолжала Лорейн, - и они, как вы сами заметили раньше, досконально изучили его. Вы говорите о нерациональной трате времени? Выкинуть эту группу из проекта, заменив ее на неопытных и совершенно незнакомых с вопросом ребятишек - вот нерациональная трата времени!
- Но... ведь мы же будем опираться на ваши наработки, - вяло возразил Дотт.
- НАШИ наработки, - ехидно повторила Лорейн, - без них ваша группа и двух контактов спаять в нем не сможет. Вы же...
- Успокойтесь, - пророкотал, снова поднимаясь со стула, Стокинг. - Успокойтесь, Лорейн. Никто не собирается, как вы говорите, выкидывать вашу группу. Они занимались исследованием нейросети - так пусть продолжат этим заниматься.
- Совместно с группой Дотта? - робко поинтересовалась Элли.
Стокинг перевел на нее взгляд своих бесцветных серых глаз и едва заметно дернул головой.
- Нет. Дотт будет работать в другом центре, независимо от вас. Он заберет процессор, а вы получите все остальное.
Элли вздрогнула.
- Вы отрежете ему голову?
Стокинг переглянулся с Доттом, а потом мельком глянул на Шарлотту Миринг.
- Ему это уже не повредит, - усмехнувшись, ответил он.
"Нет, еще как повредит!" - едва не выпалила Элли, но прикусила язык, но все же, не сдержавшись, рывком поднялась со стула.
- Вы не можете этого сделать, - твердо заявила она.
- Почему? - живо поинтересовался Стокинг.
Элли в ответ только слабо растерянно помотала головой. "Потому, что он жив, черт тебя подери!" Но, разумеется, вслух этого сказать не осмелилась. Тогда его точно убьют. Она еще ни разу не чувствовала себя такой бесполезной и беспомощной, как сейчас. Возмущение и отчаяние переполняли ее, только вот дать им выхода Элли не могла. Она страстно хотела, чтобы этот бесцветный человек хотя бы на миг почувствовал то же самое - но он только равнодушно смотрел на нее, ожидая ответа. Объективных, рациональных причин. Которых, конечно же, не было.
- Да потому, что вы разобьете ей сердце, - вклинился в повисшую паузу знакомый насмешливый голос. Стокинг недоуменно повернул голову на его звук, и Хант охотно поднялся с места, - мисс Уилсон просто помешана на этом десептиконе. Она, можно сказать, считает его неким непогрешимым идеалом, и не хочет замечать очевидного. Я пытался ей это объяснить, да только она меня не послушала. Ее... увлечение... одержимость этим проектом так сильна, что, если бы эта туша не была бы такой уродливой, я бы сказал, что тут замешаны, кхм, личные симпатии.
Элли стиснула кулачки, впившись взглядом в ненавистное лицо. Хант гадко, отвратительно улыбался, сложив руки на груди.
- Ты, - в ярости прошипела она, - да как ты смеешь так говорить!
- А что, я неправ? - полковник оглядел присутствующих удивленным взглядом.
- Что ты им там наговорил? - заорала Элли, не чувствуя руки Лорейн, предупреждающе сжавшей ее плечо. Она уже вообще ничего не чувствовала, кроме ненависти к этому человеку. Конечно, это он во всем виноват. Он их подговорил. Он же всегда ненавидел Саундвейва, боялся его до колик, даже беспомощного, неподвижного и мертвого. Проклятый пар-р-раноик... - Ты, тупой чурбан, ничего не понимаешь! Какого черта ты суешь нос в нашу работу?! Или тебе просто хочется кого-нибудь грохнуть, а? На войне было мало? Не хватило для удовлетворения комплексов?
Элли замолчала, и отзвуки ее голоса потонули в мертвой тишине, воцарившейся в зале. Даже Стокинг не сразу нашел, что сказать. Она кожей чувствовала направленные на нее удивленные взгляды, но ей было уже все равно.
- Да что ты знаешь о войне? - прорычал Хант, наступая на нее, - ты видела, как эта тварь убивала? Видела? Может, это тебе понравилось? Хочешь занять место Дилана Голда? Я тебя разочарую - это у тебя не получится, потому что эта мразь сдохла. И туда ей и дорога!
- Вот и успокойтесь уже! - Элли скинула с себя чужие руки, тянувшие ее вниз, в спасительные объятия глубокого мягкого кресла, - или вам покоя не дает слава ребят из НЕСТ'а? Что, на большую битву не взяли, так надо хотя бы здесь себя показать вшивым героем? Пнуть лежачего - это же такая великая честь, черт вас дери!
Лицо Ханта неожиданно побагровело, на щеках выступили рябины от старых, давно заживших и сгладившихся шрамов. Элли, охнув, замолчала, только осознав, что еще никогда не видела полковника таким разъяренным. Хант, откинув в сторону стул и отпихнув Лорейн, подскочил к ней. Элли не успела увернуться или закрыться. Боли она не почувствовала. Поначалу.
Когда перед глазами перестали кружиться разноцветные искры, она обнаружила, что сидит на полу, и что чьи-то руки тянут ее вверх. С губы капало что-то теплое - Элли скорее слышала звук, с которым крупные капли падали на ее колено, чем чувствовала это. Половину ее лица словно приложили к раскаленной плите, утыканной иголками.
- Бешеная тварь, - прошипел Хант, стряхивая с себя руки Стокинга, который, оказывается, пытался его удержать.
- Извините, - промямлила Элли, глядя на председателя комиссии. Ей было невыносимо стыдно за эту вспышку неконтролируемой ненависти. О, хуже этого нельзя было и придумать. Саундвейв обречен, ее выгоняют из проекта, и, в довершении всего, она умудрилась устроить истерику на глазах у совершенно незнакомых ей людей. Замечательно. Красота... То, что Хант, не удержавший себя в руках, теперь выглядел гораздо хуже в глазах коллег, она как-то не сообразила.
- Ничего, - смущенно пробормотал Стокинг, протягивая ей руку. - Вы перенервничали. Эти исследования, наверное, очень много для вас значат.
Невольно всхлипнув, Элли кивнула.
"Ты, черт подери, даже не представляешь, как много".
- Не переживайте, - мягко сказал Стокинг. - Вы останетесь в проекте. Я поговорю с полковником.
- Пойдем отсюда, пойдем, - пробубнила на ухо Лорейн. - Я с ним разберусь еще. Пошли, тебе надо умыться. Приложить лед.
- Хорошо, - отозвалась Элли, позволяя Лорейн себя увести. По щекам текли горькие, обидные слезы.
Все кончено. Теперь - все.

Лорейн усадила Элли на собственное кресло и ушла, вернувшись минуты через две с контейнером, наполненным льдом. Пересыпав лед в пластиковый пакет, и завернув его в свой шарф, Лорейн приложила импровизированный холодный компресс к щеке Элли и, взяв ее за руку, заставила прижать к лицу. Сама Элли этого бы сделать не смогла. Теперь для нее все казалось бессмысленным, неважным. Лед этот, умывание в туалете, стаканчик с микстурой, заляпанные кровью джинсы - до этого ей не было дела. Его убьют, убьют - просто так, ни за что, только потому, что эти мерзавцы из комиссии посчитали, что их проект "слишком затратен".
Зло, думала Элли, рождается каждый день. Оно обыденно и повседневно, и те, кто его творит, вряд ли испытывают угрызения совести. И, на самом деле, очень хорошо, когда его несут инопланетные захватчики - с этим все просто и понятно. Но самое страшное зло - не то, которое расцветает на поле боя. Самое страшное - то, которое зарождается в светлых комнатах, за чистыми столами, в приятной, спокойной обстановке, сочась из уст уважаемых и хорошо одетых людей...
- Вот, так лучше, - говорила Лорейн, убирая волосы с лица Элли и поглаживая ее по макушке. Элли, временно утратившая связь с реальностью, вдруг подумала, к чему относится это "лучше", и не смогла этого понять. - Мне надо вернуться. Я попробую это уладить. Подожди меня здесь, я скоро...
Элли услышала, как за Лорейн закрылась дверь. Она осталась одна.
Потрясение было настолько сильным, что она не могла нормально соображать. Если бы у нее было немного времени, чтобы придти в себя, она бы поняла, что сдаваться еще рано. Но эта мысль не могла пробиться к ее сознанию. Элли остро понимала, что уже вряд ли что-нибудь сможет сделать. Лаборатория закрыта и опечатана - теперь, чтобы просто войти, ей не хватит собственного допуска, а Лорейн на этот раз забрала свою карточку с собой. Взламывать дверь не стоит даже пытаться, не пройдет и минуты, как прибежит охрана во главе с торжествующим Хантом. Утром, конечно, дверь откроют, но вряд ли Элли успеет что-то сделать. Скорее всего, она даже не сможет с ним попрощаться. Хотя, какое уж тут прощание... Она обещала ему, что все будет хорошо, и не смогла сдержать слова. Даже просить прощения за это казалось лицемерным. Разве сможет он понять? Разве сможет она объяснить?
Так, скрючившись и замкнувшись в собственных мыслях, ползущих медленно и замыкающихся в кольцо безысходности, Элли просидела довольно долго. Может, час, а, может, всего двадцать минут. Лед в пакете подтаял, и вода, высачиваясь, стекала по предплечью, капая на светло-серый ковролин. Когда вернулась Лорейн, на нем уже образовалось крупное темное пятно.
- Как ты? - спросила она, закрывая дверь. Зачем-то она повернула "собачку" на дверной ручке, запираясь изнутри.
- Скверно, - ответила Элли, не поднимая глаз. Она вдруг остро пожалела, что не ушла сразу - сейчас выслушивать от Лорейн последние новости или, не дайБбог, утешения, ей не хотелось. Все это не имеет никакого значения.
Но разговор повернул в совершенно неожиданное русло.
- Дотт вернется завтра днем, - мрачно сообщила Лорейн. - Но, я думаю, будет надежнее, если ты закончишь до рассвета.
Элли медленно подняла голову, машинально отнимая от лица промокший сверток.
- Что закончу? - спросила она.
Лорейн, тяжело вздохнув, села на стул напротив нее и устало откинулась на спинку. Сейчас ее трудно было узнать. Усталость и нервное напряжение состарили ее еще больше, лукавый блеск в глазах померк и обычно энергичные, даже резкие движения стали медленными, как будто старость, с которой эта женщина отважно сражалась, вдруг навалилась на нее всей тяжестью прожитых лет. Лорейн сняла свой китель и галстук, оставшись только в зеленой форменной блузке. Обычная, очень старая и уставшая женщина. Так и подмывает вообразить на ее плечах пеструю шаль, а в руках - какое-нибудь вязание.
- Спасение своего друга, естественно, - сказала Лорейн.
Элли выронила пакет. Лед рассыпался, вода плеснула в туфлю, но она этого даже не почувствовала.
- Что вы сказали? - переспросила она, не веря своим ушам. Да правильно ли она расслышала?..
Лорейн покачала головой, на миг закатив глаза.
- Элли, - она наклонила голову, заглянув своей гостье в глаза поверх очков, сползших на кончик носа, - не придуривайся. Я получила "генерала", когда мне было пятьдесят восемь лет. Так что не думай, что это звание мне досталось за красивые глазки. Может быть, Престон действительно такой идиот, каким ты его считаешь. Этот Дотт - уж точно не особо умный парень. И, конечно, в службе безопасности у нас сидят одни кретины. Но ты зря считаешь, что я отношусь к их числу.
- О чем вы? - пискнула Элли. Сердце ее провалилось в глубокую пропасть, вдруг образовавшуюся в груди.
- Девочка моя, я стояла у истоков наших компьютерных технологий, и вряд ли есть что-то, с чем я еще не сталкивалась. Ты думаешь, я не заметила твоего фокуса с камерами?
Элли обмерла. Вжавшись в спинку кресла и сжав подлокотники, она съежилась под спокойным, даже сочувственным взглядом Лорейн.
"Мне крышка".
- Вы обо всем знали, - одними губами произнесла Элли, не в силах справиться с собственным голосом. Конечно, знала. Эта очевидная мысль только сейчас дошла до ее сознания. Какая же она дура! Естественно, Лорейн знала. Она же говорила тогда, а Элли не поняла намека. И эта чертова карточка. Да как только Элли могло придти в голову, что Лорейн Хадсон, столько лет работавшая на армию, ЦРУ и черт знает еще какие организации, куратор легендарного "Зет-51" просто так оставит свой допуск в куче бумаг?!
- Конечно, - сказала Лорейн, хотя Элли и так это уже поняла. - Но не переживай - пока кроме нас с тобой это никому больше неизвестно. Ты сработала чисто. Ни Престон, ни Стокинг даже не догадываются.
Элли сникла. Последние слова Лорейн не утешили ее, наоборот, в них мерещился какой-то зловещий подтекст.
- И... что теперь? - бесцветным, почти механическим голосом спросила она.
Лорейн в ответ мягко улыбнулась.
- Теперь, - сказала она, громко и строго, словно оглашала вынесенный вердикт, - ты подберешь сопли, встанешь и доведешь свое "исследование" до конца. Утрешь нос и Ханту, и Дотту и этому напыщенному жлобу, Стокингу.
Элли вскинула голову, вытаращившись на Лорейн, как будто у той только что выросла вторая голова. Она-то думала, что сегодня уже ничто не сможет ее удивить!
- Вы говорите... - пролепетала она, но закончить фразу не смогла - мысли неслись слишком быстро, язык за ними не поспевал. И ужас, и вновь вспыхнувшая надежда, и какая-то дикая радость вскипели в ней, мгновенно высушив слезы. - Но... это же преступление. Почему? Вы же должны…
Лорейн засмеялась, искренне, весело... и весьма заразительно. Удивительно, но, если десять минут назад Лорейн казалась древней, как сама жизнь, то этот смех омолодил ее лет на двадцать. Генерал Хадсон, смеясь, морщила носик, как восьмилетняя девочка.
"По-моему, мы все здесь сошли с ума", как-то некстати подумала Элли. Но, в общем, это очень похоже на правду...
- А ты думаешь, я могу дать им так просто выкинуть меня, и отправить на пенсию пинком под зад? - Лорейн усмехнулась, сверкнув глазами. - Ну, нет! Я столько сил положила на то, чтобы добиться разрешения на эти исследования, что мне будет просто стыдно позволить их у меня отобрать! А ты... Ведь ты не просто так помогла "Франкенштейну", верно?
- Саундвейву, - машинально поправила Элли. - А... что?
- Я ни за что не поверю, что ты решила провернуть все это исключительно из альтруистических соображений.
Элли уныло кивнула. Да, поначалу это было действительно так. Но, когда она спорила с Хантом в конференц-зале, об обещанном десептиконом открытии она думала в последнюю очередь.
- Хорошо, - сказала Лорейн. - Очень хорошо. Если ты выторговала у него что-то интересное, я могу помочь тебе с этим. С лабораторией, с оборудованием, с публикациями. Как ты смотришь на это?
Элли задумалась, исподлобья взглянув на свою собеседницу. Вид у Лорейн был весьма... хищный. То, что она предлагала, было неприятным образом похоже на сделку, которую она предложила Саундвейву, или кто там кому предложил? А, неважно...
Но Элли это не нравилось. Очень не нравилось. Неужели Лорейн с самого начала предусмотрела и такое развитие событий? Может, именно поэтому она и не заложила свою подопечную - чтобы потом... предложить ей помощь?
- А что будет с доктором Престоном? - спросила Элли, ухватившись за этот вопрос, как за последнюю соломинку, которая не даст ей попасться в ловушку. - И с Джоном? Они же тоже потеряют работу...
- Это будет твой проект, - сказала Лорейн. - Ты вольна приглашать специалистов и набирать штат. Если захочешь, найдешь место и для них. Я же всего лишь хочу тебе помочь и, может, закончить карьеру на мажорной ноте, - она весело прищурилась, - или ты слишком долго общалась с десептиконом, чтобы во всем видеть подвох?
Элли несмело улыбнулась, кажется, впервые за этот день.
- Возможно, - произнесла она. - Только он не такой уж мерзавец, как о нем думают.
- Буду счастлива в этом убедиться, - сказала Лорейн. - Значит, вперед? Во благо науки?
Элли кивнула.
- Да. Но вот только,двери в лабораторию опечатаны... я не представляю, как мы сможем...
- Элли, - Лорейн снова сделалась очень серьезной, - ты не забыла? Ведь нас с тобой окружают одни идиоты. И один из них сегодня забыл опечатать грузовой лифт в лаборатории.
Элли расширила глаза.
Она сама почти забыла про грузовой лифт! Что, впрочем, неудивительно, им не пользовались с тех пор, как Саундвейва привезли сюда. Да и Лорейн почти наверняка приложила к этому руку.
- Спасибо... ему, - Элли осторожно кивнула.
- Отблагодаришь его после, - усмехнулась Лорейн. - Думаю, он не откажется от бутылки хорошего виски. Кстати, рекомендую спуститься с пятого уровня - так тебя никто не заметит. И, Элли.
- Да?
- Будь осторожна. Хант, к сожалению, тоже не такой идиот, каким его хотелось бы видеть.

Онлайн...
Рядом никого нет. Саундвейв понял это сразу, еще даже не включив оптику. За долгие циклы своего заточения он уже привык к присутствию людей, научился прислушиваться к звукам, которые они издают: дыханию, шорохам, тихому бормотанию или щелканью клавиш. Он даже немного научился различать их по этим звукам - мелкий, например, имел привычку что-то напевать себе под нос, Старик часто расхаживал по комнате, а Элеонора Уилсон... Ну, это - Элеонора Уилсон. Ее трудно не узнать.
Но сейчас он слышал только шум приборов, на который уже не обращал внимания. Верхнее освещение было отключено. Такого, насколько он помнил, тоже никогда не случалось.
Где они все? Почему никого нет рядом? Что случилось?
Саундвейв попытался пошевелиться, но импульс растворился в глухой завесе блокировки. Ах, да, конечно. Как он мог забыть. Сегодня это было особенно неприятно и раздражительно.
Так, в тишине и в темноте, прошло около двух человеческих часов. Саундвейву довольно быстро надоело наблюдать за перемигиванием разноцветных огоньков и вслушиваться в доносящиеся из коридора звуки. Звуков, впрочем, было немного, только один раз он услышал голоса и чьи-то шаги, но к двери в лабораторию никто даже не приблизился. А потом все стихло. Казалось, что вокруг на много миль не осталось ни одного живого человека. Как будто они все вдруг ушли, а его оставили здесь. Одного...
Но, неожиданно, монотонный гул приборов перекрыл какой-то новый, смутно-знакомый звук. Глухой удар, как будто металл ударил о металл, и тихий скрип, скрежет несмазанного, старого механизма. Саундвейв насторожился - источника этого звука он видеть не мог, и это ему очень не нравилось. Как будто что-то большое, неуклюжее, подкрадывалось к нему со спины, а он не мог даже пошевелить пальцем. Однако, когда все стихло, он услышал шаги... Быстрое, нервное цоканье каблучков. Элли!
Шаги ее вдруг замерли, Саундвейв услышал какую-то возню и тихое бормотание, а через несколько секунд она вдруг появилась перед ним - взъерошенная, раскрасневшаяся, с лихорадочно блестящими глазами. Туфли она держала в руке, неслышно ступая по полу босыми ногами. Еще что-то не так было с ее лицом, но она так быстро отвернулась, что Саундвейв не успел толком разглядеть.
- Ты в порядке? - обеспокоенно спросила Элеанора Уилсон, не глядя поставив туфли на стол, и одновременно с тревогой на лице присматриваясь к нему.
- Голова - в порядке, - мрачно сказал Саундвейв. - Остальное - не знаю. Подключишь?
Она облегченно выдохнула, устало проведя по лицу ладонью.
- Да. Для этого я и здесь. Тебе надо уходить. Сегодня же.
- Что произошло? - спросил Саундвейв.
- Долго объяснять, - она уже включила монитор, и, едва дождавшись, когда засветится экран, быстро начала набирать что-то на клавиатуре. - А времени в обрез. Надо торопиться... Сейчас... сейчас полежи спокойно - я сразу отключу и сниму "корону".
Она нырнула под стол, вытащив ящик с инструментами, а Саундвейву оставалось только недовольно наблюдать за ней. "Полежи спокойно!" Как будто он сейчас может делать еще что-то, кроме как лежать.
"Короной" люди называли те регистраторы, которые были укреплены у него на шлеме. Элеонора Уилсон торопилась, но все равно ковырялась с ними очень долго. Обычно, снимая какие-то детали или приборы, она аккуратно складывала их на платформу или в ящики, но сейчас просто кидала на пол, не особо заботясь об их целостности. Саундвейв чувствовал боль каждый раз, когда она отсоединяла очередной регистратор, но терпел.
- Останется пара дырок, - сообщила Элеонора Уилсон, - вот и все.
Саундвейв услышал, как что-то большое и металлическое упало на пол с характерным звоном. Элеонора Уилсон тут же выругалась. Кажется, она хотела избежать шума, но попросту не удержала деталь в трясущихся руках.
В глазах потемнело, и мир залило алым. Только когда взвыла сирена, Саундвейв сообразил, что причиной этому не его внутренняя неисправность, а сработавшие системы тревоги. Он почувствовал, как женщина вздрогнула.
- Это нехорошо, верно? - осторожно спросил он.
- Нет, - тихий смешок. - Это пожарная тревога. Сигнал об эвакуации. Лорейн отвлекает внимание!
Элеонора Уилсон спрыгнула на пол и снова метнулась к компьютеру, зажав подмышкой большой гаечный ключ.
- Остальные регистраторы тебе придется снять самому, - говорила она, не отрываясь от экрана. Он мигал, сменяя цвета - синий, красный, белый, зеленый. - Я их закрепила не очень прочно, проблем не будет...
- Ты объяснишь, что тут творится? - снова спросил Саундвейв, хотя уже и сам понял, что происходит нечто не очень хорошее.
- Мы облажались, - Элеонора Уилсон, поджав губы, бросила на него короткий взгляд, - завтра за тобой придут. Придут тебя убивать.
Саундвейв ехидно сощурил оптику.
- Я говорил тебе.
- Да, да, я помню, - сквозь зубы процедила Элеонора Уилсон, - не мог бы ты, пожалуйста, немного помолчать? Потом объяснишь мне, какая я дура.
Саундвейв благоразумно промолчал.
- Сейчас, приготовься, - сказала Элеонора Уилсон, - я отключаю систему. Будет больно.
- Я готов.
Она зачем-то кивнула, и, еще раз посмотрев на него, чтобы убедиться, что все в порядке, неуверенно положила ладонь на рычаг на приборной панели и надавила на него, опуская.
Саундвейв взвыл. К счастью, вопли сирены проглотили его крик. Процессор, перегруженный от внезапно нахлынувшего объема информации от анализаторов, дал сбой, лихорадочно выплюнув в нейросеть ответный поток сигналов. Мир дрогнул, на миг утратив четкость, пальцы судорожно сжались, впиваясь в стальные края платформы, сминая их, как простую бумагу.
Кажется, теперь он понял, почему она разблокировала его постепенно...
Боль ушла, он мог двигаться и чувствовать себя, но ощущения эти были не из приятных. Каждый контакт жгло, и, хотя энергона у него было достаточно, он чувствовал себя так, словно вот-вот израсходует последние капли. Вставать, и, тем более, куда-то идти, да и вообще, даже шевелиться, мягко говоря, не хотелось.
- Как ты? Порядок? - спросила Элеонора Уилсон, приближаясь к нему, на ходу торопливо выдергивая какие-то провода.
- Относительно, - сказал Саундвейв. Он поднял голову, оглядывая себя и не веря системе самодиагностики. Оптике он, впрочем, тоже не поверил, обнаружив себя вполне функциональным, не считая уже имевшихся повреждений. Его не покидало ощущение, что собственные сервоприводы, свихнувшись от перегрузки, вывернули его наизнанку. Это сложно было назвать болью, но все же, было крайне неприятно.
Собрав всю свою волю, он заставил себя подняться и сесть. Платформа жалобно скрипнула, и, кажется, прогнулась, но все же, устояла. Саундвейв удивленно посмотрел на свои руки... Свободен... Свободен! Наконец-то. Раздраженно проведя ладонью по запястью другой руки, он стряхнул с себя провода и регистраторы, как ненужную шелуху.
Элеонора Уилсон, криво улыбаясь, наблюдала за ним. Саундвейв вдруг вспомнил кое о чем и повернул к ней голову. Она выглядела довольной, почти счастливой, вот только ее лицо...
- Кто это сделал? - Возмущенно спросил Саундвейв. Он протянул к ней руку, осторожно приподняв подбородок. Элеонора Уилсон мотнула головой, но во второй раз уже не стала уворачиваться от его пальцев. Ее щека была повреждена. Как там она говорила это называется?.. Синяк? Темное пятно расползлось почти по всей щеке, разбитая губа немного распухла, на ней остались следы запекшейся крови. Не так страшно, по сравнению с его собственными шрамами, вот только видеть ее маленькое личико изуродованным было еще больнее, чем смотреть на свое уродство.
- Неважно, - ответила Элли, перехватывая его пальцы и отступая на шаг.
- Тебе пришлось сражаться? - изумленно спросил Саундвейв.
- Нет, - она коротко рассмеялась, чуть повернув голову, чтобы не было видно повреждения. Но смотрела все еще на него, и глаза ее странно блестели. В красном свете аварийных ламп они сами казались красными и горящими, и это делало ее какой-то... своей. У него ведь оптика такого же цвета...
Саундвейв хотел что-то ответить, но вдруг и сам забыл, что Элеонора Уилсон стояла спиной к двери и не видела, как та бесшумно отворилась, на этот раз без предупреждающего сигнала. Но он - видел.
Лица появившегося на пороге человека разглядеть было нельзя, но Саундвейв все равно его узнал. Плотная фигура, коротко остриженные волосы, делавшие его голову угловатой, почти квадратной, сутулые плечи... Он выглядел запыхавшимся, но, увидев десептикона, остановился, как вкопанный, и замер. Лицо, казавшееся черным из-за непривычного освещения, расколола кривая улыбка.
- Вот вы и попались.
Голос его был спокойным и уверенным, и от того пугающим - даже Саундвейв невольно поежился, услышав эти слова. Элеонора Уилсон тут же обернулась, коротко вскрикнув от испуга. Увидев Опасного, она замерла, но, быстро опомнившись, резко шагнула в сторону, вставая между ним и десептиконом.
- Стоять! - рявкнул Опасный, вскидывая руку, и Элли, неловко запнувшись замерла. Короткое черное дуло было нацелено ей в голову.
Оружие. Он посмел угрожать ей!
Саундвейв тихо зарычал, но не решился что-либо предпринять - Опасный держал Элеонору Уилсон на мушке, и десептикон был уверен - человек готов выстрелить. Только целился он не в того...
- Так-так, - сказал Опасный, скаля зубы. Свет упал на его искаженное гневом лицо, когда он шагнул вперед. - Вот значит как, мисс Элли. Я и не предполагал, что вы настолько испорчены, чтобы решиться на измену.
- Иди к черту, Хант, - в ответ прошипела Элеонора Уилсон, делая еще шаг в сторону, но не рискуя повернуться к незваному гостю боком.
- Подними руки! - велел Опасный, чуть дернув рукой с оружием. - Я ведь говорил Стокингу, что надо было аннулировать ваш допуск.
Элли подняла руку. Правда, только одну, зачем-то показав Опасному один палец. Этот жест, наверное, означал что-то обидное, потому как лицо человека тут же покраснело - и свет аварийных ламп был уже не причем.
- Это сделал он? - спокойно спросил Саундвейв, имея в виду ее лицо. Опасный подошел совсем близко, остановившись в двух шагах от Элеоноры Уилсон.
- Саундвейв, не надо, - торопливо сказала она, чуть обернувшись, как будто угадав его мысли, - тебе он ничего не сможет сделать. Теперь.
- Как это мило, - Опасный ухмыльнулся. - Только ты ошибаешься. Кабель-то ты еще не отключила.
- Думаешь, сможешь до него добраться? - насмешливо спросила Элеонора Уилсон. - Без моего допуска тебе не нажать на кнопку.
- Если мне придется снять твой чертов пропуск с трупа, то в этом я не вижу проблемы, - ответил Опасный, чуть подняв свою пушку. - Это называется "государственная измена", мисс Элли. Наказание вам известно...
В этот момент Саундвейв не выдержал. Он не мог позволить Опасному ей угрожать, а сейчас момент был самый подходящий... Десептикон протянул к человеку руку, но тот, видимо, этого ожидал, потому что резво отскочил в сторону, увернувшись, но на миг чисто машинально направив свое оружие на Саундвейва.
Элеонора Уилсон бросилась на противника, обеими руками схватившись за его запястье. Опасный попытался ее стряхнуть, но выронил оружие. Оба человека, сцепившись, покатились по полу. Опасный извернулся и подмял под себя Элли, и та неожиданно завизжала, только крик ее захлебнулся, когда противник сжал ее горло. Саундвейв дотянуться до них не мог.
Попытавшись слезть с платформы, он неожиданно обнаружил, что что-то ему мешает. Чертовы провода! Саундвейв, не глядя, сгреб их рукой и рванул, сдирая с себя вместе с регистраторами и кусками обшивки, но в результате смог только неуклюже свалиться с платформы.
А Опасный уже вскочил на ноги, с победным воплем сжимая в руке карточку Элеоноры Уилсон. Она попыталась удержать его, ухватив за лодыжку, но Опасный легко вырвался, в два прыжка оказавшись рядом с компьютером. Элеонора Уилсон тоже вскочила на ноги, но было уже поздно.
- Давно надо было это сделать! - крикнул Опасный, запихивая карточку в считыватель. Зеленые огоньки на панели мигнули и погасли.
- Не смей! - заорала Элеонора Уилсон, - Саундвейв, быстрее! не дай ему...
Опасный, не сводя с нее глаз, ударил кулаком по стеклянному колпаку на панели, разбив его вдребезги. Саундвейв так и не понял, что он сделал.
Свет мигнул. Трансформатор, от которого тянулся энергетический кабель, взвизгнул, защелкал предохранителями, рассыпая вокруг фонтаны искр. И тут же в живот ударила жгучая волна, наполнившая тело болью...
Саундвейв конвульсивно выгнулся. Руки вдруг ослабли, и он грохнулся на пол, задев плечом и окончательно смяв платформу. Тело скрутило судорогой, телеметрию забили отчеты о перегрузке нейросети, но Саундвейв уже не мог их воспринимать...
Праймас, как больно! Больно...
Собственные предохранители продержались секунды три, а потом их просто сожгло мощной волной неконтролируемой энергии. Свет погас и так и не зажегся, сирена захлебнулась, а Саундвейв почти ничего уже не видел и не слышал. Энергия текла и текла через него, не кончаясь, все нарастая. По грудной броне проползла змейка электрического разряда, а потом что-то внутри не выдержало, и все системы разом выдали сбой. Нейросеть отказала...
Он успел увидеть метнувшееся белое пятно. Элеонора Уилсон. Элли...
Нет. Нет...
Критическая ошибка главного процессора. Отказ аварийной системы. Принудительное отключение.
Оффлайн...

...вырубив трансформатор, Элли обессилено привалилась к стойке, все еще сжимая пальцы на рычаге. Этот рычаг сейчас был единственной ее опорой - Элли не чувствовала собственных ног. Гаечный ключ, которым она ударила Ханта, вдруг стал невероятно тяжелым, и выпал из дрожащей руки, глухо звякнув о бетон. Опустив глаза, Элли увидела, что он перемазан кровью.
Полковник лежал у пульта лицом вниз, нелепо раскинув руки. Кажется, он не дышал. Элли несколько секунд тупо таращилась на распростертое на полу тело.
"Господи. Я только что убила человека..."
Всхлипнув, она отшатнулась от стойки, и, сделав несколько неуверенных шагов, опустилась на колени рядом с мертвым десептиконом, тут же забыв о Ханте. Она понимала, что ничем уже не может ему помочь, но все равно не могла просто так оставить его здесь.
Алая оптика погасла, изуродованное лицо застыло, искаженное предсмертным оскалом. Элли неуверенно коснулась щеки Саундвейва. Металл был теплым. В лаборатории воняло горелой проводкой, воздух стал мутным от едкого дыма, раздражающего глаза. Хотя, возможно, слезились они не из-за этого.
Элли растянулась на полу, уткнувшись лбом в броню на горле. Она больше ничего не чувствовала, только неровные грани сварных швов на его щеке кололи ноющие от напряжения пальцы.
Все кончено.
А ведь у них почти получилось.
Почти...
- Прости меня, - тихо сказала она. - Прости. Я пыталась ему помешать.
Ответа, конечно же, не было.
Элли чувствовала себя... опустошенной. Ничего в ней больше не осталось - ни страха, ни тревоги, ни сожаления. Она как будто сама умерла. Хант убил ее друга прямо на ее глазах, и какая-то часть ее погибла вместе с ним. Она так боялась за него, а теперь, когда ее страхи сбылись, ее душа обратилась в пепел.
Снова заработали красные лампы аварийного освещения, сирена, поперхнувшись, снова начала монотонно завывать, но в голове Элли мертвым вакуумом царила пустая тишина. Ей пора уходить. Эвакуация давно закончилась, скоро сюда спустятся пожарные, и найдут ее, сидящую на полу, рядом с телами мертвого друга и мертвого врага. Но ей было все равно. Пусть находят, какое теперь ей дело?
Элли бессознательно водила пальцами по проводке на шее Саундвейва, как будто могла облегчить его последнюю боль. В ушах звенел голос матери - "давай поглажу, и все пройдет"... Только зря - это не проходит. Обнаженные контакты не почернели, не расплавились, но накалились, теперь обжигая кожу. Остывали они, впрочем, быстро. Или просто Элли начинала привыкать.
Это она во всем виновата. Она должна была предвидеть. Ведь Хант не должен был улетать с остальными. Уж конечно, на сработавшую пожарную сигнализацию не отреагировать он не мог. Догадывалась ли об этом Лорейн? Вряд ли. Но это уже неважно. Они проиграли. Все - проиграли, и она, и Лорейн, и Хант, хотя ему-то уже без разницы. Странно, но Саундвейв в этом оказался прав. Проигрывать плохо. Особенно если ставка высока.
Судорожно хватая ртом воздух, Элли уткнулась носом в проводку и тихо заплакала, прижимаясь больной щекой к теплому металлу. Уж конечно, ее слезы десептикону бы не понравились. Саундвейв бы сейчас наверняка взял бы ее за плечи и оторвал от себя - он ведь, кажется, не любил проявлений сострадания и жалости. Но Элли ничего не могла с собой поделать.
Она, поглощенная собственным горем, поначалу и не заметила, как что-то мягко дотронулось до ее спины. Она бы сейчас, наверное, и удара монтировкой по затылку не заметила бы. но знакомый бесцветный голос, прорвавшийся сквозь вой сирены, сразу привел ее в чувства.
- Элли. Это мокро.
Элли вздрогнула всем телом, отскочив от Саундвейва, как ошпаренная.
- Это... Этого не может быть, - пробормотала она.
Десептикон с трудом опустил подбородок, заглядывая в ее лицо тускло светящимися оптосенсорами.
- Ты... жив? - неуверенно спросила Элли. Вопрос, конечно глупый, но поверить в это было невозможно.
Элли сама видела расчеты, сама собирала эту чертову систему экстренной деактивации. Она сама проверяла цифры - его нейросеть не должна была выдержать этого разряда! Элли подумала, что сошла с ума. Это было бы неудивительно - после всего, что произошло сегодня, и она ни капли бы не удивилась, если бы кто-то сказал, что все это - галлюцинация. Или какой-то жуткий сон.
- Жив, - тихо подтвердил Саундвейв. - Предохранители сгорели. Система отключила процессор. Я был в оффлайне. Ты разбудила меня.
Элли замотала головой, открывая и закрывая рот, и не зная, что ей на это сказать.
- Ты... ты... Чертова корявая железяка!
Всхлипнув, она порывисто обхватила его шею руками. Плевать, что ему это не понравится. Ох, живучий сукин сын!..
Саундвейв, впрочем, возражать не стал - кажется, он сам был удивлен не меньше. Опустив голову на пол, десептикон неуверенно провел пальцами по ее плечам, словно сомневаясь, что ему делать дальше.
- Где Опасный? - спросил он через некоторое время, как будто дождавшись, пока Элли немного успокоиться. А ей и правда стало немного лучше, хотя, конечно, подозрение в собственном безумии никуда не исчезло.
- Хант? - дрожащим голосом произнесла она. - Он мертв. Я ударила его гаечным ключом.
- Хорошо, - произнес десептикон. От этого равнодушного "хорошо" у Элли по спине пробежали мурашки. - Сюда может придти кто-то еще?
Элли подняла голову, вдруг вспомнив и о надрывающейся сирене, и о тревоге и пожарных, и кивнула.
- Надо уходить, - сказал Саундвейв.
- А ты сможешь?
- Смогу, - он кивнул. - Если ты не замкнешь мне последние работающие контакты своими жидкостями.
Элли издала неуверенный смешок и, отстранившись, встала на ноги. Саундвейв, выдернув из себя предательский кабель, неловко перекатился на живот и поднялся, опершись на остатки платформы. Двигался он медленно и явно с трудом, но и это было уже хорошо.
- Через грузовой лифт, - поймав его вопросительный взгляд, Элли указала на дальнюю стену, к которой примыкала шахта. Руки все еще дрожали, но способность ясно соображать постепенно возвращалась к ней. - Только во время пожарной тревоги грузовые лифты отключены. Я могу покопаться в проводке и заставить его работать, но это займет время.
- Не надо, - сказал десептикон. - Долго спускаться?
- Подниматься. Мы под землей. Шесть уровней. Мы выберемся на разгрузочную площадку, а оттуда к ангару. Там есть выход на поверхность.
Саундвейв уверенно встал на ноги, расправив плечи, почти задевая головой высокий потолок.
- Это возможно, - сказал он. - Не будем терять времени. Возьми, что нужно, и пойдем.
Элли, пытаясь сообразить, нужно ли ей вообще что-нибудь еще, в последний раз оглядела лабораторию, и наткнулась взглядом на тело полковника. В груди у нее похолодело.
Убить человека. Никогда бы она не подумала, что сможет это сделать. Вот только что это было живым - ходило, дышало, думало, а теперь оно лежит на полу, мертвое, холодное... И это сделала она. Она, Элли, которая даже лабораторную крысу в свое время усыпить не смогла. Невероятно. Немыслимо. Но, тем не менее - правда. Элли зябко поежилась, обхватив себя руками. "С кем поведешься..." Странно, но в смерти лицо Ханта было таким спокойным, даже почти красивым. Неожиданно ей стало его жаль. Он был порядочным мерзавцем, но убивать его она не хотела.
Но сейчас, напомнила Элли самой себе, на это просто нет времени. Немного подумав, она подобрала гаечный ключ и свои туфли - орудие убийства вдруг показалось ей неправдоподобно тяжелым, но все же, оставлять его здесь было бы глупо. Элли не надеялась, что останется безнаказанной, но все равно решила забрать его с собой.
Саундвейв передвигался с трудом, но с дверьми лифта разделался быстро, проломив их несколькими ударами и расширив образовавшуюся дыру. С крышей лифта было еще проще - панели были закреплены непрочно, и десептикон просто выбил их кулаком. Когда он, схватившись за трос, вскарабкался на крышу, оставшаяся часть прогнулась под его весом, лифт дрогнул, но удержался.
- Долго он не выдержит, - заметила Элли, заглядывая внутрь.
- Тогда торопись, - отозвался Саундвейв, наклоняясь и протягивая ей руку. - покажешь дорогу.

Путь наверх был долгим и нелегким. Элеонора Уилсон сидела на его плече, крепко уцепившись за выступы брони, и время от времени Саундвейв, чувствуя, что она начинает сползать или теряет равновесие, останавливался, заодно давая телу отдохнуть. Суставы мерзко ныли от каждого движения, но близость желанной свободы придавала ему сил.
Чувствовал он себя неважно. Самодиагностику пришлось отключить, чтобы не забивала процессор постоянными отчетами о повреждениях. Опасный сильно навредил ему, попытавшись поджарить - теперь ему точно нужен качественный, даже капитальный ремонт. Но хорошо, что Элли уходит с ним. А ей теперь придется уйти, после того, что было внизу. Вряд ли люди смогут простить ей убийство Опасного. Саундвейв был доволен. Теперь он не будет один. Никогда.
Подниматься было не очень удобно. В шахте были установлены специальные приспособления, но рассчитанные на белковых, и десептикона выдержать не могли. Приходилось отыскивать пальцами выступы и щели, а, если их не было, пробивать когтями. Когда он вскарабкался почти до самого потолка, Элеонора Уилсон велела ему остановиться, и перебралась с его брони на узкий выступ на отвесной стене. Разбив гаечным ключом какую-то панель, она не глядя дернула провода, отключая двери. Саундвейв раздвинул их, и белковая выскользнула в образовавшуюся щель. Десептикон расширил отверстие и сам вылез из шахты.
Они оказались в просторном по человеческим меркам помещении. Даже Саудвейв вполне мог бы здесь пройти, не задевая плечами стен, а головой - потолка. Отсюда вел такой же широкий коридор, под уклоном уходящий вверх, и в конце его виднелось узкое пятно света.
- Там ангар, - сказала Элеонора Уилсон. - Если тревогу не отменили, там сейчас никого быть не должно, но в этом я не уверена. На всякий случай лучше проявить осторожность.
Саундвейв кивнул. Они медленно побрели вверх, Элеонора Уилсон шла пешком, едва поспевая за своим спутником, хотя Саундвейв старательно пытался идти как можно медленннее. Но светлое пятно тянуло его к себе, как магнит, несмотря на все свои повреждения и усталость, он готов был бежать к этой цели. Тем более, что-то подсказывало, что времени у них немного.
Когда до выхода оставалось футов тридцать, Элеонора Уилсон сделала ему знак остановится, и быстро пробежалась вперед, исчезнув за полуоткрытыми дверьми. Вернувшись, она махнула ему рукой - все чисто.
То ли аварийная ситуация уже миновала, то ли в ангаре всегда поддерживалось нормальное освещение, но никаких красных ламп тут не было. Помещение было огромным, сумрачным, с высоким потолком - Саундвейв даже в прыжке не мог бы до него дотянуться. Но места тут было не очень много, так как везде, куда не глянь, стояли земные машины - большие, маленькие, крылатые и колесные. Только по центру оставался широкий свободный проход, оканчивающийся подъемными воротами, через которые, при желании, можно было бы вывести половину всей имеющейся здесь техники одновременно. Сейчас ворота были опущены, но в узкую щель у самого пола пробивался маленький лучик света.
Саундвейв нерешительно остановился. От свободы его отделал всего один шаг, всего лишь одна тонкая перегородка, которую он легко мог сломать... Но он не спешил с этим. Так долго ожидая этого момента, он даже растерялся, когда, наконец, дождался. Он только сейчас понял, что совершенно не представляет, что его там ждет. Что не знает, куда ему идти и что делать.
Все, кого он знал раньше, теперь мертвы. Да и неважно - все равно он их почти не помнит. Образы и лица, чудом сохранившиеся в памяти, не в счет, этого слишком мало. Хотя... к квинтам все это. Он - свободен. Он будет жить, а как - разберется как-нибудь потом.
- Что там? - спросил он у Элеоноры Уилсон, которая уже возилась с управляющей панелью за его спиной.
- Утро, - ответила она, улыбнувшись. - Сейчас четыре утра, солнце должно уже показаться. Еще там пустыня, не очень приятное место, кстати. И небо. Больше ничего интересного.
Он усмехнулся, но не стал ей объяснять, что она ошибается. Небо... что может быть лучше? На этой планете оно голубое. Забавно - у Элли это небо было от рождения, она так привыкла к нему, что не понимает, как это, на самом деле прекрасно. Да и он сам раньше не понимал. Как жаль, что для того, чтобы научиться ценить такие вещи, необходимо умереть.
Саундвейв оглянулся, посмотрев на свою спутницу.
- Ты пойдешь со мной, - уверенно сказал он.
Элеонора Уилсон подняла голову, вопросительно приподняв брови. Она улыбалась. Точно так, как он когда-то хотел - открыто и приветливо, но почему-то очень грустно. Немного помолчав, она покачала головой.
- Ты дискредитирована, - не понимая, сказал Саундвейв. - Ты убила одного из своих. Они узнают. Ты будешь наказана. Я не хочу этого. Ты пойдешь со мной, я смогу тебя защитить.
Он протянул ей свою руку, как когда-то в лаборатории. Элеонора Уилсон поджала губы, посмотрев на раскрытую ладонь, и глубоко вздохнула.
- Элли. Пожалуйста.
- Лучше будет, если я останусь, - сказала она. - Поверь. Мне придется понести наказание, иначе меня просто совесть замучает, но я уверена, что оно не будет таким уж страшным. Вряд ли теперь кто-нибудь разберется, что на самом деле там произошло, так что тебе не следует за меня переживать. Я выпутаюсь. Я же смогла вытащить из этой передряги тебя - такого большого. И, уж конечно, смогу вытащить и себя. Я маленькая, мне легче будет ускользнуть. Так что давай прощаться... корявая железяка.
Саундвейв недоуменно наклонил голову. Он не очень в это верил. Но все-таки - это же Элли. Ей нельзя не верить - раньше, по крайней мере, она ему не врала.
- Я... не хочу прощаться, - с трудом выговорил Саундвейв.
- Это не навсегда, - она вложила-таки свою ладонь в его руку, успокаивающе сжав его палец. Саундвейв с трудом подавил желание схватить ее и унести - против ее воли. - Мы еще встретимся. Ты ведь должен мне мое открытие, не забыл?
Она усмехнулась, похлопав его по ладони, и убрала свои руки в карманы халата.
- Нет, - подтвердил Саундвейв. - Я найду тебя. Обещаю.
- Иди, - ласково сказала она. - У тебя очень мало времени.
Он кивнул. Элеонора Уилсон быстро набрала код на дистанционной панели. Ворота заскрежетали и начали медленно подниматься, и тогда Саундвейв отвернулся - уж лучше расстаться сразу. Она ведь не передумает, к сожалению. А он не найдет слов, чтобы ее уговорить и не посмеет сделать что-то против ее желания. Квинт подери. Это что-то новенькое. Такого уж точно не было раньше.
Огромная створка с утробным рокотом ползла вверх, и под ней открывалось море слепящего света. Оно стремительно разрасталось, заливая мрачный и пустой ангар. Свет скользил по полу, отражаясь в стеклах дремлющих машин, выхватывая их из сонного полумрака.
Саундвейв все же не выдержал и посмотрел назад. Элеонора Уилсон стояла, засунув руки в карманы и улыбаясь ему; сияющее пятно солнечного света поднималось по ее фигурке, а, когда достигло лица, то показалось, будто ее улыбка вспыхнула, как взрыв сверхновой. Глаза человеческой женщины как-то неестественно ярко блестели. Сайндвейв теперь знал, что глаза у людей так блестят, когда они вот-вот заплачут. Странный, бесполезный процесс. Бессмысленная трата жидкости.
Завороженный, Саундвейв не сразу заметил движение в глубине ангара, там, куда еще не проник солнечный свет. А, когда заметил, осознание пронзило Искру острым клинком.
Он жив!
Саундвейв подался вперед, привычно и плавно перетекая в боевую стойку, машинально вскидывая руку, на которой должно было быть укреплено оружие. Элли поняла предупреждение за миг до крика "Берегись!". Саундвейв видел, как угасла ее улыбка. Она резко обернулась - волосы, взметнувшись, вспыхнули пламенем, словно эхом повторив короткую огненную вспышку.
Выстрел Саундвейв услышал лишь мгновение спустя.

Опасный, тяжело дыша и заметно пошатываясь, привалился к кабине небольшого грузовика. На его бледном лице, перечеркнутым штрихом размазанной крови, застыло мрачное и решительное выражение, только чуть расширенные глаза безумно блестели - и это, пожалуй, было единственным, что выдавало в нем живое существо. Только еще рука, сжимавшая оружие, слегка дрожала, как будто любимая пушка вдруг стала слишком тяжелой для него. Над дулом поднималась, постепенно растворяясь, сизая струйка дыма.
Только Саундвейв на человека не смотрел.
Опасного теперь просто не существовало. Сам он еще этого не понял, но для Саундвейва его уничтожение было уже свершившимся фактом.
Но пока что он видел только Элеонору Уилсон. Только ее. Молнце, небо за спиной, ангар и машины - все прочее исчезло. Мир ужался до крохотного пятачка, на котором, нелепо раскинув руки, лежала человеческая женщина. Ее медные волосы, ярко блестящие в свете утреннего солнца, разметались по грязному полу, а под ними медленно расползалась черная лужа крови.
Саундвейв шагнул к ней, опустившись на одно колено над телом. Осторожно повернул голову, уже зная, что увидит - выстрел он рассмотрел хорошо. Видел, куда ударила пуля. Но пока - не верил.
"Мы умираем"...
На лбу, чуть выше левой брови, осталась ранка - маленькая и аккуратная, немного обожженная по краям. Входное отверстие. Крови почти не было - она текла из затылка, оттуда, где пуля вышла. Лицо только немного побледнело, но на щеках сохранился стремительно таящий румянец. Кожа была еще теплой.
Саундвейв неуверенно провел пальцем по ее щеке. Нет, этот номер не сработает - так, как Элеонора Уилсон будила его, он сам ее разбудить не сможет. Никогда.
Он закрыл оптику ладонью, наивно надеясь, убрав руку, не увидеть этой шарковой ранки и крови на полу. Он прекрасно помнил, что если люди умирают - это навсегда. У них нет Искры, им негде сохранить себя, их невозможно починить.
"Мы умираем..."
Нет. Неправильно. Несправедливо. Если кто и должен был умереть, то точно - не она.
И не ради него...
Медленно подняв голову, Саундвейв отыскал взглядом Опасного. Тот все еще стоял на том же самом месте, не опуская оружия. Он никуда не целился - просто, похоже, от удара по голове что-то у него там заклинило, и человек еще не мог осознать случившегося. Иначе бы он бежал бы из этого ангара, не чуя ног.
Только когда десептикон шагнул к нему, Опасный, как будто очнувшись, дернул рукой, направляя на десептикона пушку. Кисть тряслась, но белковый смог второй раз нажать на курок. Пуля поцарапала шлем, со злобным визгом отскочив, и разбила стекло кабины одной из летающих машин. Вторая попала в грудь, но примерно с тем же эффектом.
Опасный до последнего момента сохранял хладнокровие - ни один мускул на его лице не дрогнул, пока его враг медленно шагал к нему, тяжело ступая по бетонному полу. Но когда тень Саундвейва накрыла человека, отрезав от солнечного света и от всего мира живых, в глазах его отразился ужас.
Опасный жал на курок, вздрагивая от отдачи, но последние два выстрела даже не достигли цели - он толком не мог прицелиться. Затвор заклинило, но белковый все еще пытался стрелять, пока до него, наконец, не дошло, что это никак не повредит десептикону. Человек отбросил оружие, как будто пытаясь отречься от него, и попятился назад, даже не подумав развернуться и побежать. Он все понял. В том числе и то, что ему не уйти - бесполезно.
Саундвейв поймал его без труда. Просто обхватил поперек груди и поднял, не особо заботясь о том, что может слишком сильно сдавить хрупкое тело в кулаке. Из горла Опасного вырвался испуганный визг, сменившийся тяжелым хрипом. Он запоздало попытался вырваться, пинал противника ногами, колотил кулаками по запястью, но тщетно.
Саундвейв посмотрел в его лицо. В последний раз. При других обстоятельствах он бы наслаждался страхом этого человека, но не теперь. Саундвейв навсегда запомнил это лицо - это воспоминание он теперь будет хранить так же, как и те захватывающие Искру своей красотой далекие звезды. Так же, как и улыбку Элеоноры Уилсон.
А потом он сжал кулак. Так сильно, как мог.
В руке мерзко чавкнуло, кровь брызнула на броню. Тело еще успело дернуться, из раздавленной груди успел с последним выдохом вырваться удивленный крик. А потом полковник Хант перестал существовать самым негероическим образом.
Коротко глянув на то, что осталось от человека, Саундвейв отвернулся, брезгливо стряхивая ошметки плоти с ладони. И медленно пошел по направлению к полностью открывшейся двери, за которой сияло бескрайнее рассветное небо над рыжей безжизненной пустыней. Он остановился лишь для того, чтобы забрать тело.

Солнце коснулось западного горизонта, окрасив небо в цвет человеческой крови. Самый длинный цикл в жизни Саундвейва подходил к концу.
Его даже не пытались преследовать, но он понимал, что это ненадолго. Ему пока повезло, но скоро люди опомнятся и начнут погоню. Возможно, не только люди. Но это, в принципе, не имеет значения - сможет он спрятаться или нет, сейчас его волновало совсем другое.
У Саундвейва не было много времени, чтобы выбрать место для могилы, но он все же не стал хоронить Элли в пустыне, она говорила, что это не очень приятная земля. Он добрался до гор - пришлось, не останавливаясь, идти весь день - и отыскал подходящее место там. Клочок зелени среди рыжих скал, рядом с крохотным, сочащимся между камней ручьем. Хороший ручей. Ей бы понравилось здесь. Наверняка.
Она теперь в другом, куда более надежном месте, но тело должно остаться здесь - тело принадлежит этой планете, этому миру. Так пусть этот мир заберет его назад. Себе Саундвейв оставил только ее цепочку, просто потому, что хотелось оставить что-то материальное, что-то еще, кроме воспоминаний. Какую-то частицу, хранящую прикосновение, которая тоже будет помнить вместе с ним. У золота, он знал, хорошая память. Очень долгая.
Сидя рядом с могилой на пыльных камнях, Саундвейв смотрел, как заходит солнце. Потоки горячего воздуха, поднимающиеся от измученной земли, порождали причудливые иллюзии - будто уходящая звезда тает, плавясь от собственного жара. Золотая подвеска на грубой ладони казалась крохотной капелькой этого расплавленного солнца. Его последние косые лучи сияли над черным хребтом горизонта, бликуя на гладкой поверхности желтого металла. Неестественно-яркая искорка вспыхнула и угасла вместе со скрывшейся звездой.
"Теперь ты навсегда со мной. Хочешь ты этого или нет".
Он сжал цепочку в ладони, прислушиваясь к самому себе. В груди, рядом с камерой искры, разлилось приятное тепло с легкой примесью боли. И перегрузка системы была, конечно же, не причем.
В журчании ручья ему слышался негромкий смех. Саундвейв мог бы проанализировать этот звук, разрушить иллюзию - но не стал.
"Ну конечно", хохоча, отвечал ручей, "куда же я теперь денусь, корявая ты железяка?".