– Хаунду явиться на мостик "Ковчега" для инструктажа. Хаунду явиться на...

– А, вот ты где, – произнес Джазз, приближаясь к Хаунду вплотную. – Слышал вызов? Оптимус хочет разузнать у тебя что-то об электронике. Он меня спрашивал, но я не смог ему подсказать. Что-то о внутренних каналах связи, которые не проводят какие-то частоты. О, и еще, мне кажется, он хочет свозить тебя на наш пикничок к Космическому мосту.

– Серьезно? Это же здорово! – ответил Хаунд, и вместе с Джаззом зашагал по сводчатому центральному коридору вдоль оси "Ковчега", оставив машинный отсек, где, по всей видимости, просматривал диагностические отчеты по ремонту систем подачи топлива. Джазз отметил для себя, что после нужно будет проглядеть и перепроверить эти отчеты.

– О, погоди, – сказал он, прикасаясь к уху, очевидно получив личное сообщение. – Мы на месте.

И пригласил Хаунда в боковой коридор, который привел обоих в главную техническую лабораторию "Ковчега". На этаже этой лаборатории также располагалось несколько отсеков поменьше, предназначенных для экспериментов или встреч. В одном из них Джазз и отыскал Оптимуса Прайма.

– Пришли, – сказал он. – Думаю, у Оптимуса заготовлен типа план, и еще он хочет показать нам какие-то новые штуки. Насколько мне известно, Сильверболт работал с джанкионами над чем-то, что точно поможет нам пройти через Космический мост. Может быть, это оно и есть?

– Хорошо, рад, что вы смогли подойти, – обратился Оптимус Прайм к вошедшим. – Джазз, давай закроем дверь. Если среди нас есть предатель, нам лучше убедиться, что встреча будет приватной.

– Понял, Оптимус, – кивнул Джазз.

Когда дверь закрылась, Прайм повернулся к Хаунду и похлопал его по плечу:

– Ты хорошо поработал, – сказал он.– Достаточно хорошо, чтобы я мог поручить тебе несколько ответственных заданий.

– Твоя вера в меня обнадеживает, – ответил Хаунд.

– Есть особая миссия, которой мы трое должны себя посвятить, – сказал Оптимус Прайм. – Для успеха автоботов она является основополагающей и включает, в том числе, переход через Космический мост. Этим мостом не пользовались уже очень давно. Так давно, что нельзя предугадать исход его новой активации.

– Я понял. И готов, – произнес Хаунд.

– Сильверболт, Сайдсвайп и группа инженеров разработали предохранители, – сказал Оптимус Прайм, поднимая три продолговатых агрегата, каждый из которых был снабжен жидким и светящимся темно-оранжевым дисплеем. – Если что-то с Космическим мостом пойдет не так, они вытянут нас обратно – в пространство Джанкиона.

– Как мы думаем, – пробормотал Джазз.

– Верно, мы так думаем, – подтвердил Оптимус Прайм, пристегивая один из элементов к левому запястью и передавая еще один такой же Джаззу. – Но это лучшее из того, что у нас есть.

– Особенно если учитывать, что нам придется беспокоиться о ловушке предателя у Космического моста. Эта штука может отследить любого, кто саботировал "Ковчег", – сказал Джазз, тоже пристегивая свой агрегат.

– Вот, оборотень, надевай, – сказал Оптимус Прайм, протягивая третий элемент Хаунду.

Хаунд, потянувшийся было вперед, вдруг застыл, осознав, как к нему обратились. А потом, добавив к этому последние слова Джазза о слежке за саботажником, отдернул руку так, будто бы ему совали бомбу. Агрегат упал на пол. А миг спустя Лжехаунд выпростал орудия и заполнил маленькое пространство пальбой из авторужья. Джазз кувыркнулся в одну сторону, Оптимус Прайм – в другую: даже в таком тесном помещении имело смысл рассредоточиться.

– Долго же вы думали! – заорал оборотень, перекрикивая грохот собственных орудий, когда Джазз внезапно прервал его выстрелом из фотонного ружья: заряд угодил десептикону прямо в корпус и отправил на колени.

Оптимус Прайм катапультировался из-за стола переговоров и нанес сокрушительный удар в висок оборотня. Тот развернулся на одном колене, попытался подняться и свалился на пол.

Однако, когда он достиг пола, что-то изменилось. И только потом, стоило ему начать подниматься, стало понятно, что именно.

Или, скорее, непонятно.

Его фигура потекла, черты смазались. Цвета пошли волнами одновременно с тем, как очертания корпуса принялись хаотично меняться. Меняться быстрее, чем было доступно оптике. Вероятно, он мог даже превратиться в одного из автоботов; и в какой-то момент Оптимусу Прайму почудилось, что он действительно узрел себя самого. Все эти метаморфозы сопровождались потоком невнятного шума: имитации голосов и подслушанных разговоров сливались в единую лавину звуков, которая уже начала перегружать аудиорецепторы Оптимуса Прайма.

Оптимус выступил вперед и прикоснулся к кнопке на панели управления рядом с дверным проемом.

– Стазис-поле, – произнес он.

Ни с Джаззом, ни с ним ничего не произошло, ибо оба были снабжены нужными устройствами, в точности такими же, как и то, что Оптимус Прайм подал оборотню – блокираторами стазис-поля, использовавшимися командами докеров для транспортировки грузов, которым такое поле было необходимо. А поскольку у оборотня блокиратора не было, он так и застыл единой карикатурой на дюжину ботов сразу, чьи перетекающие одна в другую черты теперь формировали его корпус и конечности. Одно только лицо по-прежнему принадлежало Хаунду.

– Этот образ больше нас не одурачит, – сказал Оптимус Прайм.

– Вас всё способно одурачить, – ответил оборотень. – Мегатрон был прав во многом, но особенно хорошо он знал тебя. Наивный, сказал он. Уязвимый, потому что продолжает верить, что добро можно найти в любом, даже если все указывает на обратное. Ты не понимаешь, Прайм, – на последнем слове он презрительно усмехнулся. – Ты не просто сражаешься с Мегатроном; ты сражаешься с законами природы. Убей или будешь убит. Используй или используют тебя. Сохранение энергии.

– Сохранение энергии актуально для молекул, – изрек Оптимус Прайм. – Прекрасный пример риторики Мегатрона, ведь он считает, что все десептиконы – расходные запчасти. Когда он говорит "мир придет путем тирании", ты думаешь, он имеет в виду, придет ко всем, кроме тебя? Кого ты обманываешь?

Замерев в стазис-поле, оборотень не мог пошевелиться или открыть рот. Единственная причина, по которой он все еще мог говорить, была в вокодере, способном передавать сигнал при полной неподвижности:

– Разница между автоботами и десептиконами в том, что через миллиард или через десять миллиардов циклов Мегатрон все еще будет функционировать. А ты и все твои автоботы – нет.

– Меня не волнует момент, который наступит через миллиард циклов, – произнес Оптимус. – Меня беспокоит настоящее: ты в стазис-поле и вопросы, которые я хочу тебе задать.

– И что бы ты ни сделал со мной, библиотекарь, я на них не отвечу.

Оптимус Прайм засмеялся. Библиотекарь? Мегатрон всегда любил эту кличку, которую сам дал Ориону Паксу в попытке унизить, и которую, по всей видимости, теперь подхватили и другие десептиконы.

– А я продолжу их задавать, пока ты не ответишь. А ты ответишь. В этом я не сомневаюсь.

– Тогда подумай еще раз, – сказал оборотень. – Мои способности делают меня очень устойчивым к боли.

– Но, как я погляжу, не к мелодраматичности, – ответил Оптимус Прайм. – Пытки – не метод автоботов. Ты слишком долго пробыл в компании десептиконов. Кстати, если ты беспокоишься о пытках, можешь считать, тебе повезло избежать лабораторий Шоквейва. Он бы пошел на все что угодно, чтобы выяснить, откуда у тебя такие способности.

Прайм позволил Лжехаунду уверится в том, что это была угроза, и теперь смотрел, как осознание этого постепенно растекается по лицу пленника. Стазис-поле забренчало, и радужные полосы потекли по всей его поверхности – очевидно, так проявлялся гасящий эффект на способности оборотня.

– Ты об этом никогда не думал, не так ли? – продолжил Оптимус Прайм. – Когда речь заходит о пытках и тирании, тебе нужно беспокоиться совсем не об автоботах.

Оборотень не ответил. А Оптимус Прайм провел пальцем по границе стазис-поля, ощущая, как оно сопротивляется, прогибаясь, но снова распрямляется, стоит ему убрать руку.

– Так зачем Мегатрон послал тебя? – спросил он. – У него достаточно десептиконов, но именно тебя он решил отправить на смертельно опасное задание с кучкой обреченных автоботов на корабле, который до сих пор чудом не развалился. Не похоже, что он тебя особенно ценит.

– Да какая нам разница, зачем он его послал? – вмешался Джазз. – Он это сделал. Это все, что нам нужно знать.

– Нет. Нам еще многое следует выяснить, – ответил Оптимус Прайм.

В этот момент в отсек вошли Праул и Айронхайд. И молча остановились, наблюдая.

– Какое у тебя было поручение? – спросил Оптимус. – Тебе приказали провести диверсию или уничтожить нас?

Оборотень хранил молчание.

– Сказал ли Мегатрон, что появится сам и найдет тебя там, где ты застрянешь, когда мы будем уничтожены? Или ты просто ждал, пока он нас догонит? – по-прежнему молчание. – Если ты не ответишь, мне будет трудно вынести тебе приговор.

Допросы занимали время, и Оптимус Прайм это знал. За долгие циклы войны он научился быть терпеливым в течение этого процесса, но сейчас у него просто не было на это времени. Если оборотень станет сопротивляться, Оптимусу придется отказаться от допроса и вернуться к тому, с чего начал, но только с дополнительным, усложняющим жизнь бременем в виде заключенного. Оборотня-заключенного, который проник к автоботам и разузнал многое об их судне и привычках большинства пассажиров и команды.

Это было неприемлемо. Хотя, размышлял Оптимус Прайм, такое, как ни крути, может произойти.

– Оборотень, – сказал он, – знаешь ли ты, откуда ведешь свой род?

– Оттуда же, откуда все остальные.

– Вероятно. Но все остальные не могут делать того, что можешь ты. Может, твое происхождение уникально? И может, тебе не стоит разрешать бывшему гладиатору помыкать собой и растрачивать такие уникальные способности на миссии, подобные этой?

– Если ты собираешься грузить в меня какую-то метафизику о моей инаковости, от которой замкнет процессор, – ответил оборотень, – пожалуйста, лучше запытай до смерти сразу.

– Привлек ли ты кого-нибудь из велоситронцев на сторону десептиконов? – спросил Оптимус Прайм.

Опять тишина.

– Похоже, нам придется отдать его джанкионам, – сказал Праул. – Это их юрисдикция, в конце концов. Я имею в виду убийство Ширболта.

Рэк-Гар, без сомнений, разберет оборотня до базовых составляющих, подумалось Оптимусу Прайму, а значит, автоботы выдать его не могут. Временами этический кодекс и права личности очень невовремя оказывались поперек пути.

– Неплохая идея, – кивнул Джазз. – Даже законная.

– Что думаешь, Оптимус? – спросил Праул. – Суть в том, что Рэк-Гар лично заинтересован в деле Ширболта. Нам вообще не следует этим заниматься.

Оптимус Прайм поразмыслил над его словами и дал время поразмыслить оборотню. А затем начал повторять свой предыдущий вопрос:

– Привлек ли...

– Да, – резко ответил оборотень. – Я говорил с некоторыми из них о Мегатроне. Они знали меня под именем 777. Оно и было моим именем, когда я участвовал в гладиаторских боях на аренах Каона. Я знал Мегатрона дольше тебя, библиотекарь. Говори о нем, что пожелаешь, но ты никогда не поймешь его, если не побывал на тех аренах.

– Я уже провел слишком много времени в попытках постигнуть Мегатрона, – парировал Оптимус Прайм. – О каких велоситронцах ты говоришь?

– Ты сам был там и должен сообразить. А если еще вернешься, то найдешь ответ на свой вопрос.

– Сделал ли ты то же самое на Джанкионе?

– Да, – ответил оборотень, и в голове Оптимуса Прайма зазвучал тихий сигнал тревоги. Оборотень лгал. Но формулировка вопроса, понял Прайм, давала ему достаточно свободы для маневра – сказать правду и все равно увести допрашивающего по ложному пути. Впрочем, сейчас он решил не зацикливаться на этом и поразмышлять над другими вопросами, в особенности о фрагментах Звездного Меча... Что-то в их истории не давало ему покоя, причем сами попытки ухватить проблему за хвост затмевали возможное решение, которое, как ему казалось, маячит прямо перед ним. Если бы только у него был наноклик ясности, чтобы найти ответ.

Оборотень опять затих, но Оптимусу было достаточно и его молчания, чтобы перейти от вопросов к обвинениям:

– Ты стоял за попыткой уничтожить Ковчег. Ты предал идеалы автоботов и посеял семена бунта на Велоситроне. Твои действия причинили ущерб многим и нанесли вред борьбе за свободу Кибертрона. И, как показывает последний зов о помощи с Велоситрона, возможно, хуже всего то, что ты выдал наше местоположение Мегатрону.

– Мегатрон сам в состоянии найти вас, и ты понятия не имеешь о том, было это сообщение с ним связано или нет, – ответил оборотень.

Тот же тихий сигнал тревоги, который до этого подсказал Оптимусу Прайму, что оборотень лжет, теперь говорил ему, что пленный десептиконский шпион, вопреки всем ожиданиям, говорит правду. Так подсказывала Матрица.

– Даже если я поверю этим словам, – сказал Оптимус Прайм, – твои преступления по-прежнему многочисленны и тяжки. Властью Прайма я приговариваю тебя к заточению до тех пор, пока сам не сочту нужным освободить.

– Погоди, – сказал оборотень, – ты не можешь просто бросить меня в этом стазис-поле.

– Могу, – ответил Оптимус Прайм.

– Нет! – вот сейчас оборотень выглядел действительно испуганным. – Я не могу оставаться в одном и том же облике навечно! Это... ты не понимаешь... я... – выражение его лица изменилось, он явно что-то обдумывал. – Я готов на обмен. Тебя заинтересует кое-что из того, что знаю я. И я обменяю это знание на свободу.

Оптимус Прайм обдумал его предложение.

– Не надо, – вставил Праул.

– Я готов тебя выслушать, – сказал Оптимус Прайм.

– Прайм, мы не знаем, на что он способен, – запротестовал Праул.

– Ничего не обещаю, – сказал Оптимус Прайм. – Но скажу тебе так: если ты не признаешься, что утаил, я совершенно точно оставлю тебя здесь.

Оборотень попытался дернуться: стазис-поле пошло волнами, но корпус трансформера не шелохнулся.

– Хорошо! – выкрикнул он. – Те кусочки металла, которые ты ищешь, те, что с крючком на конце...

– И что с ними? – вопросил Оптимус Прайм.

Последовавшая пауза, видимо, отражала внутреннюю борьбу, а потом оборотень сдался:

– У Аксера есть один такой, – произнес он. – И он знает, что он тебе нужен. И он придерживает его на тот случай, если его поймают и...

Он увидел, как Оптимус Прайм и Праул переглянулись:

– Оптимус, пожалуйста, – продолжил оборотень. – Это поле убьет меня.

"Тогда у меня будут четыре фрагмента, если все это правда... или пять, если истории не лгут и Матрица Лидерства – тоже часть Меча", – выражение лица Оптимуса Прайма оставалось непроницаемым, он не собирался потакать желаниям оборотня.

– Наконец хоть что-то, – сказал он. – У Аксера есть такой фрагмент? Ты его видел?

– Да! Выпусти меня!

Настало время для вопроса, который не давал покоя Оптимусу Прайму с тех самых пор, как они узнали о существовании оборотня.

– Что ты сделал с Хаундом?

Оборотень закричал в панике:

– Не убивал я его! Он в порядке!

– Я не спросил тебя о том, чего ты не делал, – прервал его Оптимус Прайм. – Я спросил, о том, что ты сделал.

– Перед самой эвакуацией он был в карауле, и я поймал его, – быстро заговорил оборотень. – Просто прыгнул на него и утащил в ремонтную шахту, которая вела из Колодца. Это правда. Я не убивал его. Я не убийца.

– Ширболту расскажи, – сказал Праул.

Оборотень замолчал. А Оптимус Прайм задумался, функционирует ли еще Хаунд. И правда ли оборотень не тронул его? И выжил ли тот в бесконечной войне? Оптимус Прайм помнил те последние, наполненные хаосом мгновения перед стартом "Ковчега" с Кибертрона. Он думал, что видел Хаунда, ведущего к кораблю последнюю группу отставших. История оборотня была похожа на правду, но это не значит, что она была правдой.

– Ты останешься в стазис-поле, пока мы не сможем подтвердить, что твоя история о Хаунде правдива, – сказал Оптимус Прайм.

– Нет! – закричал оборотень. – Оно убьет меня, Прайм, ты не можешь...

– Вот сейчас ты его Праймом называешь, – прокомментировал Джазз. – Любопытно.

Оптимус Прайм вышел из комнаты вместе с Праулом и Джаззом дожидаться Рэк-Гара, который был готов к тому, чтобы забрать весь аппарат со стазис-полем и оборотня внутри туда, что более ли менее напоминало тюрьму. Ею служил (и все автоботы могли оценить юмор ситуации) старый топливный бак древнего космолета, в пять раз превышавший размерами бак "Ковчега" и снабженный только одним люком. В него-то джанкионы и запихнули оборотня, а после – заварили вход.

– Куда мы засунем этот мусор? – спросил Рэк-Гар. – Я бы в космос выбросил! Или разломал!

– Нет, этого мы делать не будем, – сказал Оптимус Прайм. – Оставьте его здесь и выключите стазис-поле, как только закончите.

– Прайм, ты серьезно? – поразился Праул.

– Это будет только справедливо, – ответил Оптимус Прйм. – Рэк-Гар, окажи мне услугу. Не выбрасывай этот бак в плавильню и не теряй в мусоре. Я вернусь за ним, как только смогу.

– По рукам! – заревел Рэк-Гар и затопал наружу, выкрикивая приказы, в то время как джанкионы запихивали бак туда, где, видимо, раньше Рэк-Гар организовал какой-то проект по утилизации отходов, заключавшийся в использовании галогена (однажды расходовавшегося на внутреннее освещение пассажирских салонов). Джакион буквально целиком состоял из таких остатков и обломков, и творческая и энергичная личность типа Рэк-Гара, даже застряв на искусственном планетоиде на отшибе галактики, могла найти им достойное применение. Оптимус Прайм восхищался им.

Бак с оборотнем оставили в дальнем углу огромного карьера, позади группы больших кабелей, которые шли от главного источника энергии Джанкиона. В недрах планеты, по ту сторону карьера (если считать от скважины, в которую спускался Оптимус Прайм) и под шахтами, частично обнаженными обвалом, спровоцированным падением "Ковчега", Рэк-Гар поместил огромный кластер надерганных из разномастных судов энергоновых резервуаров. Остатки энергии в них и питали неисчислимые печи, плавильни и механические живодерни.

– Ты же понимаешь, что эта тюрьма не будет удерживать его вечно? – вопросил Джазз несколько циклов спустя, когда автоботское командование вновь собралось у "Ковчега", чтобы отточить свой план уже с учетом последних событий.

Оптимус Прайм кивнул.

– Она и не должна. Но если она продержит достаточно, чтобы мы успели вернуться и сразиться с Мегатроном, этого хватит.

Джазз, явно не разделяющий этой уверенности, покачал головой.

– Посмотрим, – сказал он. – Но сначала скажи-ка нам, куда Матрица велит тебе идти на этот раз?

– Да, – поддержал Сильверболт.

– Недалеко, – ответил Оптимус Прайм, и глянул наверх, на четыре Космических моста, повисших в темном небе Джанкиона. – Рэк-Гар сказал, что правый работает, а поскольку у нас есть подходящий корабль, мы должны отправиться туда поскорее. До того, как нам придется объясняться с каждым ботом на "Ковчеге". Этот оборотень может оказаться не единственным предателем у нас на борту.

Ему было больно это говорить, но ответное молчание его ближайших и доверенных солдат ранило еще сильнее.

Оптимус отправился бы прямо сейчас и побыстрее. Ему ничего так не хотелось, как покончить с этой случайной миссией, вновь подготовить "Ковчег" и всех ботов на нем, поблагодарить джанкионов за их скромное гостеприимство и снова посвятить себя основной задаче – возвращению ВсеИскры. Но срезать угол здесь не выходило. И до отъезда оставалось решить еще несколько проблем.

– Хорошо, – кивнул он. – Рэчет, Сайдсвайп, готовьтесь. И кто-нибудь, предупредите Бамблби. Ты тоже идешь, Джазз, теперь, когда нам больше не нужно искать оборотня. И если кто-то из вас не пожелает идти, вы не упадете в моих глазах. Потратьте какое-то время на размышления. Неизвестно, куда нас забросит, что может нас там ожидать, и сможем ли мы вернуться обратно. Джанкион – не рай, но есть места и похуже.

– Мы с тобой, Прайм, – сказал Джазз.

Оптимус Прайм был тронут. Из всех автоботов, с Джаззом ему было сложнее всего – слишком много трений. А иногда тот вовсе балансировал на грани неповиновения. Но когда настала пора пройти через Космический мост в неизведанное, Джазз оказался настолько же верен, насколько космос – черен.

– Хорошо. Мы скоро отправляемся. Но перед этим нам нужно снова переговорить с Аксером, – ответил Оптимус Прайм.



– Такое дело, Аксер, – говорил Праул, стоя по другую сторону решетчатой двери. – Мегатрон тебя убьет. Он не любит, когда его агенты попадаются. Ты же это знаешь? Как много кар Мегатрона тебе выпало счастье наблюдать?

Ответом было – "достаточно", но говорить подобное Праулу или любому другому автоботу, он не собирался.

– Я предлагаю сделку, – сказал Аксер. – Ты можешь получить свой кусок металла. Мне он не нужен. Это просто блестящая штуковина, которую я нашел на корабле. Но если вы хотите оповестить явившегося на Джанкион Мегатрона о том, что что-то не так – продолжайте в том же духе и держите меня здесь.

– Ты говорил с ним? – требовательно произнес Праул. – Ты это признаешь?

– Ничего я не признаю, – ответил Аксер. – Я просто сообщаю, что если меня не будет поблизости, когда прибудет Мегатрон, он это заметит и решит, что вы его поджидаете. Так что думай сам. Ты хочешь устроить ему сюрприз или нет?

Аксер вынул сияющий кованый отрезок древнего сплава.

– Вот он, Праул. Весь твой. А теперь оставь меня в покое, и мы забудем обо всем. Ты не хочешь оставлять Мегатрону подсказок. Поверь мне.

Праул принял фрагмент Звездного Меча из его рук.

– Я поговорю с Оптимусом Праймом, – заверил он.



– Нам следует отпустить его, – сказал Оптимус Прайм. – Он преследует какую-то цель, и если мы продолжим его удерживать – мы никогда не узнаем какую.

– Это все равно, что говорить: следует позволить взрывателю зажечь фитиль у бомбы, чтобы узнать, где она спрятана, – сказал Джазз, прикидываясь равнодушным, как случалось всегда, стоило ему ощутить серьезную неуверенность.

– У Аксера всего один-единственный девиз: защищать Аксера. Вот почему он выдал оборотня, – проговорил Праул.

– Но если ему так надо наружу, значит, ему там что-то понадобилось, – рассудил Сильверболт. – Но это не означает, что он сказал правду про Мегатрона.

Временами горькая правда может стоить врагу больше, чем успешная ложь, подумалось Оптимусу Прайму.

– Вот что мы сделаем, – сказал он. – Отпустите его. Но сначала поставьте на него маячок. И, Сильверболт, похоже, скоро нам пригодится твое летное искусство.