Автор лого - Belaya_ber
Ширина страницы: 100%| 3/4| Размер шрифта: 9 pt| 10 pt| 12 pt| 14 pt

Только зарегистрированные участники
могут голосовать
Глава четвертая





Когда Оптимус Прайм и остальные автоботы добрались до гоночного трека на окраине Дельты – самого крупного города Велоситрона – там, по сравнению с ревущими транспортными магистралями, было тихо.

Рэнсак уже ждал их:

– Тормоза, вы, ребята.

– Вообще тормоза, – бухнул кто-то из его свиты.

Оптимус предупреждающе поднял руку, предчувствуя колкость от Джазза.

– Вы профессионалы, сомнений нет, – сказал он. – Мы впечатлены. Как часто здесь проводятся гонки?

– Тут проводят состязания за титул чемпиона, – поправил Рэнсак. – По всей планете сейчас проходят отборочные соревнования. Лучшие приедут сюда. Самое интересное начнется, когда все районы пришлют своих победителей.

Рэнсак говорил и стремительно шагал вперед. Автоботам приходилось стараться изо всех сил, чтобы не отстать и ничего не упустить, следуя за ним через трибуны и колоссальный гараж в совсем уж исполинский ангар. В этот ангар влез бы "Ковчег" целиком, и еще хватило бы места для "Немезиды". Однако звездолетов в нем уже давно не держали. На Велоситроне все делалось ради скорости, и этот ангар не был исключением. В машинных отсеках одни боты трудились над другими, исправляя сотни мелких неполадок, что неизбежно возникают, когда заставляешь свою альт-форму работать на пределе. Одну из сторон целиком занимала аэродинамическая труба для замеров показателей сопротивления. Там же трансформирующиеся гоночные роботы жаловались на эти показатели своим помощникам.

Автоботы, привыкшие сталкиваться с гораздо более серьезными проблемами, только удивленно качали головами.

– Невероятно, они все свое время посвящают спорту, – сказал Персептор. Хотя сказал он это негромко, Оптимус все равно на него шикнул. Неизвестно, кто мог их услышать, а последнее, что им нужно, это настроить против себя хозяев.

Хотя в глубине души Прайм был согласен с Персептором. Кибертрон корчился в агонии войны, а тут все беспокоились только о том, как бы ехать быстрее. Зачем? Оптимус ощутил в себе желание встряхнуть кого-нибудь и закричать: "Что вы будете делать, когда появится "Немезида"? Чем тогда вам поможет ваша скорость? Готовьтесь!"

Но он справился с порывом: попридержал свой совет и просто прошел за Рэнсаком в один из углов ангара, где несколько роботов проводили техосмотр красно-белой и, естественно, гоночной альт–формы. Вооружение машины – двойные ракетницы – было столь искусно встроено, что не создавало помех при ускорении. Оптимус Прайм попробовал представить, каковы жители Велоситрона в бою. И, что еще более важно, как давно им приходилось испытывать себя в драке. Он был уверен: этот тест им придется пройти раньше, чем они думают.

Будто прочитав его мысли, красно-белая машина сменила форму и решительно зашагала в их сторону.

– Меня ищите? Я – Оверрайд, – сказала она. – Кто вы такие?

– Говорит, его зовут Оптимус Прайм, – ответил Рэнсак.

Оверрайд внимательно посмотрела на Оптимуса.

– Прайм? – повторила она с той же интонацией, что и до этого Рэнсак.

Культура и история Кибертрона действительно отличается от местной, подумалось Оптимусу. Это само по себе не было неожиданностью, но на практике оказалось совсем не таким, как представлялось в теории. Сколько жителей Кибертрона все еще верят в существование Велоситрона? Возможно, он когда-нибудь сможет вернуться и спросить у них лично.

– Прайм, – ответил он, позволяя Матрице обнаружить свое присутствие, однако не в такой нарочитой форме, как это было сделано для агрессивного Рэнсака. Он хотел показать ее только Оверрайд, а не всему ангару, просто как доказательство того, что он тот, за кого себя выдает – автобот, облеченный властью Праймов. Что бы слово "власть" ни значило на Велоситроне.

Некоторое время Оверрайд просто смотрела на него. Так долго, что Оптимусом овладело чувство неловкости. Он слышал как Бамблби и Джазз топчутся позади него, словно бы оглядываясь в ожидании драки.

А потом Оверрайд протянула руку и положила ему на плечо:

– Ты пришел вовремя, – сказала она.



Почитание их как спасителей было в самом конце списка всех возможных сценариев, которые представлял себе Оптимус Прайм, однако именно такой прием оказала им Оверрайд. Она собрала всех, кто был в ангаре, и провозгласила появление послов Кибертрона прежде, чем Оптимус успел ее предостеречь о необходимости перемолвиться словом с глазу на глаз до того, как делать публичные заявления.

– Наконец они пришли! – Ее слова встретили бурной радостью. Оптимусу и его команде рукоплескали, их хлопали по плечам, забрасывали вопросами и осыпали восторженными восклицаниями: "Мы так ждали! Мы почти не надеялись! Вы починили Космический мост? Почему вы так задержались?"

С трудом Оверрайд удалось угомонить собравшихся. Оптимус Прайм заметил, что толпа растет. Видимо, слух об их прибытии уже стал распространяться, чего, в общем, и следовало ожидать от трансформеров, ценивших скорость превыше всего.

– Я была бы рада предложить вам менее официальное приветствие, – сказала Оверрайд. – Но вы появились в трудные для нас времена.

Остро ощущая на себе чужие взгляды, Оптимус попытался увести внимание собравшихся в сторону от тех вопросов, что сначала должны быть обсуждены только с лидерами. Рядом с ним неловко терлись Персептор и Джазз. Даже находчивый Бамблби выглядел растерянным.

– Эти времена были трудными и для Кибертрона, – огласил он. – Но прямо сейчас мы можем отпраздновать будущее восстановление связей между нашими мирами. Космические мосты должны быть сведены вновь.

– Поскорее бы! – раздалось из толпы.

– Наши проблемы бессчетны, – сказала Оверрайд. – Ресурсы истощаются, меняется излучение нашей звезды. Вы еще не заметили этого, но скоро почувствуете. Солнечные бури портят и ломают наши средства связи, а на их восстановление мы тратим ценные ресурсы. Материалы, которые нужны для коммуникаций, редки, и возрастающая активность нашего солнца ведет нас к кризису. – Она помедлила, переводя взгляд с Оптимуса Прайма на Джазза, Бамблби и Сильверболта с таким видом, будто хотела убедиться, что они прониклись тяжестью положения.

– Вот почему я рада вашему появлению, – резюмировала она, не дождавшись ответа. – Мы очень долго ждали подмоги с Кибертрона.



В ожидании высадки на планету со вторым отрядом автоботов, Праул занимался тем, что слушал сообщения первой команды и рассматривал исчерченную линиями поверхность Велоситрона. Он думал, что был бы не прочь погонять с кем-нибудь из местных. На Кибертроне Праул считался одним из самых быстрых трансформеров и, бывало, тренировался на гоночных трассах Гидракса. Однако ему не потребовалось много времени, чтобы понять: скорость здесь возведена в ранг искусства. И, как любое другое искусство, эта скорость была бесполезна. Чем она им поможет? Праулу приходилось видеть, как в сражении гибли быстрые боты и выживали медленные. Сейчас он воспринимал все только через призму войны и редко доверял другим, после того как многие автоботы на его глазах превратились в десептиконов. С тех самых пор он все оценивал с точки зрения полезности в драке. И пока он глядел, как снуют туда-сюда по дорожным развязкам обитатели Велоситрона, у него крутилась только одна мысль: "Когда придет Мегатрон, это вас не спасет".

Зачем они гоняют? Что за трата времени! Они должны готовиться. Пусть они не знают о войне на Кибертроне, все равно, как можно сохранять наивную веру в безопасность вселенной? Пока они участвуют в гонках, смотрят гонки, тратят время на гонки, отовсюду может нагрянуть беда. История, которая не дает точного ответа почти ни на один вопрос, была однозначна, когда дело касалось войны. Война идет везде и от нее нельзя убежать.

Пока война не пришла на Кибертрон, он и сам думал по-другому. Он расследовал преступления и разыскивал нарушителей. Он верил в несокрушимость Кибертрона под охраной древней традиции каст, которая отвела ему долю служителя закона. Раньше он верил только в закон.

Началась война, и то, во что верил Праул, теперь стерто вместе с цивилизацией с лица Кибертрона, а сама планета изуродована. Все поставлено под сомнение, каждый идеал сокрушен, каждая искра добра погашена. Сейчас Праул был совсем другим. Типичная для любого полицейского недоверчивость обратилась в глубочайший цинизм, который он не отрицал, но и каяться не собирался. Вселенная была цинична. Войны велись не ради идеалов. Войны велись ради власти.

Но, несмотря ни на что, Праул был верен идеям автоботов. Даже в глубине своей циничной души он считал, что Оптимус Прайм справедливый лидер, а дело автоботов послужит Кибертрону. Но для воплощения даже самых светлых идеалов нужны совсем не добрые дела, и Праул был готов испачкать руки.

Ему не терпелось спуститься на планету и поближе познакомиться с ее обитателями. Не могли же все они быть такими легкомысленными. Он глядел вниз и видел цивилизацию, сознательно избегающую бросать вызов своим проблемам. Никакое общество не станет топить себя в пучине удовольствий, если оно не стремится к отрицанию глубоко укоренившейся проблемы, признать которую не хватает смелости. Он помнил довоенные годы, когда умножались гладиаторские арены, заведения типа "Шесть лазеров", гоночные треки наподобие Гидракса и другие фривольные места, призванные скрыть растущее недовольство закостенелой кастовой системой.

– Хаунд, – позвал он. – Когда мы спускаемся?

– Ждем команды Прайма, – ответил тот.

Двое других членов их команды – Сайдсвайп и Айронхайд – с головой ушли в техосмотр "Ковчега". Праул понимал, что они не спустятся на планету, пока осмотр не будет окончен, но все равно задал свой вопрос. Ему просто нужно было знать, не общаются ли Хаунд и Оптимус Прайм напрямую, исключив всех прочих из диалога. Это было частью полицейской психологии, которая выработалась с опытом; ему всегда хотелось знать, кто с кем говорил, и что они обсуждали, когда не хотели быть услышанными.

Это относилось к Оптимусу Прайму в той же мере, что и к любому другому автоботу. Праул считал, что ему отведена роль цербера, который предотвратит распри внутри группы и, если так случится, найдет и уничтожит любого шпиона десептиконов. Он не верил никому и счел бы себя опозоренным, если бы вдруг начал это делать.

– Странный мир, – произнес он.

Хаунд кивнул.

– Так и есть.

– Как думаешь, они действительно так поглощены своими гонками или...? – Праул не стал заканчивать фразу, давая Хаунду возможность ответить за него. Старая тактика допросов: пусть подозреваемый представит, что сам задал этот вопрос и выдаст то, что нужно следствию.

Он хотел опробовать эту тактику и на жителях Велоситрона. Что-то прогнило на этой планете, и он узнает, что именно.



Оптимус взвешивал каждое слово. История взаимоотношений Кибертрона и Велоситрона была такой древней, что ему не удавалось припомнить ни общей для них идеи, ни опыта. Хуже того, автоботы, которые сами недавно были беженцами, теперь странным образом обратились в спасителей, или что там представлялось Оверрайд. Ее реакция и публичное заявление поставило автоботов в трудное положение. А ее слова привлекли внимание Оптимуса к захламленности ангара: увешанным неподвижными машинами стенам и сваленным в кучу запчастям. У многих из присутствующих были явные технические проблемы, хотя нельзя сказать, что они были ранены или выведены из строя. Все ждали его ответа на речь Оверрайд, нервно трансформировались, рычали двигателями и напряженно переминались с ноги на ногу.

"Мы пришли в поисках временного пристанища, места, где можно восстановить силы, – думал он. – А нашли, если Оверрайд права, планету, которая почти в таком же бедственном положении, что и Кибертрон, пусть и без гражданской войны".

Бесполезно прятаться от правды, понял Оптимус, и нет причин замалчивать ее.

– Вам следует узнать кое-что о Кибертроне, – произнес он.

Все присутствующие замерли. Внезапное затишье выбило его из колеи, и Оптимус Прайм вдруг осознал, что между обитателями двух планет были мелкие, но отчетливые различия. Конечности и торс местных жителей были длиннее, тела обтекаемее, а орудия, казалось, служили больше для ускорения, чем для украшения или защиты. В целом, складывалось впечатление, что жители Велоситрона были созданы в первую очередь для скорости, и во вторую очередь для всего остального. Он опять попытался представить этих ботов в бою и оценить, не свело ли стремление к скорости на ноль их боевые качества. Но, может быть, им никогда и не придется это выяснять. Вид собрания наглядно демонстрировал разницу между обитателями двух миров и напоминал о зияющей временнóй пропасти между ними, которая не прошла незамеченной для обоих. Некоторые из местных были совершенно иной формы, лучше подходившей их родной планете. Оптимусу Прайму подумалось, что даже в отсутствие ВсеИскры жизнь продолжается.

Он чувствовал давление ожиданий этих странных, быстрых роботов и остро ощущал свою вину за то, что ему придется предать их надежды. В такие моменты он сожалел о том, что вообще покинул свои архивы и попал в эпицентр больших событий. Он был бы счастлив провести всю жизнь, собирая и упорядочивая записи. Но не этого ждали от него ВсеИскра и Матрица Лидерства. Они возложили на него другие обязанности, и он их исполнит.

И, если честно, так ли он был счастлив и удовлетворен? Почему тогда первая злая трансляция Мегатрона, взывающего из бездн Каона, подвигла Ориона Пакса на действия? Многого не знает о себе бот, думал Оптимус. Все мы шестеренки в машине истории.

И теперь Велоситрон тоже часть этой истории. Иначе Матрица не привела бы их сюда.

– На Кибертроне идет война, – сказал он. – Большая часть планеты лежит в руинах. ВсеИскра пропала. Я – предводитель фракции автоботов, которые противостоят врагам, что зовут себя десептиконами. Их ведет Мегатрон. Они уничтожили цивилизацию, которая существовала на Кибертроне миллиарды циклов со времен Века Гнева – вторжения Квинтессонов – сменившегося Золотым Веком, когда сеть Космических мостов соединила Кибертрон с окраинами галактики. Многое было утеряно с тех пор, сначала из-за пренебрежительного отношения, а потом сгинуло в войне. Враг – Мегатрон – не остановится до тех пор, пока не уничтожит всех автоботов и не приведет Кибертрон к тирании.

Единственным звуком в ангаре осталось тихое гудение моторов. Оптимус Прайм размышлял, что к этому добавить. Пока он не описал положение автоботов вслух, ему не приходило в голову представить, каково услышать все это в первый раз. Прожив так столько времени, он научился принимать существующий порядок вещей; но выражение лиц слушателей живо напомнило ему: новости были шокирующими.

– Мы ищем ВсеИскру, – сказал он. – И когда найдем ее, вернемся на Кибертрон и все исправим. На родине еще сохраняются очаги сопротивления. Десептиконы еще не победили.

– Тогда что ты делаешь здесь? – спросила Оверрайд.

"Хороший вопрос",– подумал Оптимус. И ответил на него честно:

– Матрица Лидерства привела меня сюда.

– Матрица Лидерства? – отозвалась Оверрайд. – Тебя ведут сказочные побрякушки? Видимо, все совсем плохо на Кибертроне.

Оптимус развел руки в стороны.

– Матрица – не сказка, – промолвил он, и лучи света вычертили ее контур сквозь его тело. Сияние заполнило ангар, вырывая потрясенные восклицания у собрания ботов. – Я несу ее на себе. Я – Прайм. Я призван вести автоботов и всех свободомыслящих существ, которые хотят видеть Кибертрон восстановленным в его вящей славе.

Из толпы вышел Рэнсак.

– Ты не наш лидер, – сказал он.

– Я – Прайм, – ответил Оптимус. – Выводы делай сам.

– Нам не нужны сказки, – рявкнул Рэнсак. – Нам нужны ресурсы.

"Как и нам", – подумал Оптимус Прайм.



Оптимус получил отчет от Сайдсвайпа, пилота корабля, в чьи прямые обязанности входила диагностика и ремонт "Ковчега". Звездолет был в приличном состоянии, лишь некоторые системы пострадали от взрыва последнего Космического моста Кибертрона. "Может ли он продолжать путь?" – спросил Оптимус. Ответ был положительным, но срок последующей службы их судна напрямую зависел от длительности ремонта и, в свете последних откровений Оверрайд, возможности достать для него материалы.

– Посмотрим, – ответил Оптимус. – А пока ты и твоя команда, можете спускаться. Рандеву на мои координаты.

– Понял, – проскрежетал голос Хаунда в приемнике. – Отправляемся с Сайдсвайпом, Праулом и Рэчетом.

"Сейчас передо мной стоит несколько задач, которые нужно решать одновременно", – размышлял Оптимус Прайм, разворачиваясь к делегации Велоситрона. Он должен сделать все возможное, чтобы "Ковчег" смог продолжить путь. Для этого надо заставить велоситронцев осознать ситуацию на Кибертроне, и самому понять, может ли он рассчитывать на их помощь. Наилучший вариант – это объединение усилий жителей обеих планет для ремонта Космического моста. Неизвестно, сколько прежних колоний Кибертрона лежит по другую его сторону. Оптимус начал осознавать, что частью его миссии по поиску и возвращению ВсеИскры станет восстановление связей с некогда обширной сетью колоний Кибертрона. Он позволил своему воображению немного уйти в сторону, представляя великую межзвездную конфедерацию, которая вновь получит ВсеИскру, что вознесет их на новые вершины прогресса, силы и влияния. Конечно, ничего этого не случится, если он не найдет саму ВсеИскру. И поэтому назад, к насущным вопросам.

Отдав приказание на высадку второй группе автоботов, Оптимус кивнул двум лидерам Велоситрона:

– Мы готовы предоставить любую посильную помощь, – сказал он. – Но, как вы слышали, нам самим тоже не помешает содействие.

Стоящие бок о бок Рэнсак и Оверрайд задумались о его предложении. Прочие трансформеры в ангаре вернулись к своим делам, выкинув пришельцев из головы, раз уж пищи для радости или волнения те им не дали.

"Наше появление ничего не изменило, – подумал Оптимус Прайм. – Мы принесли новости с Кибертрона, плохие новости. А наши плохие новости, это не новости для Велоситрона. Это просто пустой звук... пока не пришел Мегатрон".

Оптимус боялся, что обманутые надежды приведут велоситронцев к отчаянию, а отчаянье подготовит почву для Мегатрона. Последнее, что им или местным жителям было нужно, так это чтобы война охватила еще и другие планеты.

Взвизгнули тормоза, и перед ними возник Блурр.

– Так что, ты говоришь, что не спасешь нас?

– Мы для этого не в форме, – ответил Джазз. – Мы, возможно, и самих себя не спасем.

– А на Кибертроне война?

– Поэтому мы и отправились в путь, – ответил Оптимус Прайм. – Мы ищем ВсеИскру. И пока мы не найдем ее, Кибертрон не исцелится.

– Ну, что ж тут поделаешь, – сказал Блурр и пожал плечами, очевидно, пропустив всю речь мимо ушей. – Давайте лучше погоняем.



В определенный срок каждого звездного цикла* величайшие гонщики Велоситрона собирались на соревнования, известные как Спидия. Прибытие автоботов прервало приготовления к этому знаковому событию, но ненадолго. Большинство местных только мимоходом поглазело на этих странных ботов с планеты, которую они считали мифом (если вообще о ней знали), и вернулось к своей работе. Им нужно было заниматься подготовкой гонщиков, покрытием дорог и еще тысячей других дел. Спидия, без преувеличения, была важнейшей датой в их календаре. Зачастую переизбрание лидеров зависело от того, под каким номером они финишировали. И даже если чемпион Спидии не становился правителем планеты, недостатка в почитании у него не было. Оверрайд много раз побеждала в гонках, да и власть Рэнсака была из того же источника: во время гонок он осуществил величайший прорыв за всю историю соревнований, вырвавшись на последних пяти этапах в лидеры и только на бампер отстав от чемпиона. Он и его дружки, поведал им Блурр на пути в Дельту, частенько шептались о том, что Рэнсак на самом деле пришел первым.

– Но это неправда, – сказал Блурр. – Возьми хотя бы правила соревнований между двух– и четырехколесными. Рэнсака допустили только попробовать. И вообще, Оверрайд выиграла честь по чести. Я знаю, потому что я был третьим, прямо позади них. Но я тоже выигрывал потом. В этот раз я точно опять выиграю.

– Я не знал, что ты тоже гонщик, – сказал Джазз.

– Есть такое.

– Тогда почему мы здесь прогуливаемся вместо того, чтобы быть на треке, готовиться с остальными?

– Хочешь соревноваться? – поддел его Блурр. – Победи меня, а потом будешь учить, как готовиться к Спидии. Я все о ней знаю. Вот увидишь.

– Хорошо, – сказал Джазз. – Без обид.

Но реплика Блурра – "хочешь соревноваться?" – засела в голове у Оптимуса Прайма. И у него родилась идея. Он не был уверен, что это хорошая идея, но может статься, она окажется решением их проблемы. Чтобы разрядить обстановку, он позволил Блурру продолжать рассказ о гонках. Благодаря этому, когда Оптимус Прайм и прочие автоботы добрались до гоночного трека, они знали о Спидии больше, чем любой из ныне живущих обитателей Кибертрона. Блурр же оставил их, заспешив к своей команде для каких-то предстартовых проверок.

Хаунд с Рэчетом, Сайдсвайпом и Праулом появились, когда гонки уже готовы были начаться.

– Они говорят, что проводили гонки уже миллион раз, – сказал Джазз Рэчету. – Представляешь?

Рэчет пожал плечами.

– Почему бы и нет. Единственная задача для механиков – суметь их столько же раз пересобрать.

Типичный для Рэчета ответ, подумалось Оптимусу Прайму. Ему было интересно, как Спидия и вся инфраструктура более мелких районных гонок повлияла на дефицит ресурсов на Велоситроне. Если путь к спасению для велоситронцев будет связан с потерей самобытности, что они выберут?

– Печальная перспектива, – ответил Рэчет, когда Оптимус тихо, чтобы не услышали местные, посвятил группу в свои размышления. Прайм был согласен с этим утверждением, однако ответом на его вопрос это не было.

Послышался рев толпы и Оптимус, вместе со всеми Автоботами, заозирался, пытаясь понять, что происходит.

Центральный гоночный трек Дельты ("Один из двадцати восьми в этом городе", – с гордостью сообщил Блурр) располагался на огражденном стадионе овальной формы и представлял собой несколько прямых отрезков одинаковой длины, соединенных резкими, под сорок пять градусов, поворотами.

– Если разгонишься не вовремя, вылетишь с трассы, – пробормотал Праул.

Между дорожками на треке разместились спасатели, журналисты, ремонтные доки и пара рядов для важных зрителей и бывших чемпионов. Автоботам предложили эти места, но те предпочли общие трибуны вокруг стадиона, которые были в три раза выше второй по размерам постройки в столице. Оптимус Прайм хотел лучше понять настроения жителей Велоситрона, а не проводить все время с их лидерами, после чего обычные боты с ним откровенничать не станут. К сожалению, Оверрайд усложнила ему задачу, подсадив Рэнсака и его эскорт к автоботам для компании. Напряженные отношения между лидерами Велоситрона были очевидны. И Оптимус хотел бы знать, насколько прибытие автоботов усугубило ситуацию. Оба они, рассуждал он, постараются представить новости с Кибертрона в выгодном для себя свете. Ему нужно было быть осторожным и не поддаваться манипуляциям; давным-давно Мегатрон научил его всегда помнить о грязной политической игре.

Несмотря на все мысли, которые занимали его, Оптимус не мог не изумляться накалу страстей вокруг Спидии. Велоситрон не был густонаселен, и создавалось впечатление, что большая часть его жителей была сейчас или втиснута на трибуны, или кружила вокруг них, гоночной трассы и главного ангара, который, по-видимому, также играл роль центра политической жизни Велоситрона. Что угодно может происходить сейчас в отдаленных районах планеты, и никому не будет до этого дела, пока не кончатся гонки.

Десять альт-форм готовились к гонкам на линии старта. Они нервно ревели двигателями, катаясь туда-сюда, пока, наконец, сама Оверрайд не взошла на трибуну и не призвала всех к тишине, подняв руки.

– Величайшая традиция нашего мира, – загремел ее голос в громкоговорителях стадиона. – Спидия. Тест скорости и решимости. Эти десять гонщиков – лучшие из лучших. Они показали себя на гонках и на дорогах. Настала пора короновать нового чемпиона! – Толпа заревела, и Оверрайд сделала паузу, пережидая, пока восторги омоют ее и собравшихся внизу гонщиков.

– Лучшие из лучших – металлолом, – прорычал Рэнсак. – Я не участвую.

Оптимус Прайм счел за лучшее не напоминать, что в гонках не участвовала и Оверрайд. Очевидно, не всегда Спидия выбирала новых лидеров, иногда она просто проводилась для определения самого быстрого бота на планете и была скорее праздничным, нежели политическим событием. Рэнсак выглядел недовольным этим фактом, он прямо-таки ощутимо излучал раздражение. Оптимусу казалось, что лидер Велоситрона предпочел бы гонять сам, и, лучше всего, наперегонки с Оверрайд.

Никто из присутствующих, однако, этого не замечал... или не обращал внимания. Для них это были важнейшие гонки звездного цикла. Про политиков можно на денек и забыть. Оверрайд тем временем представила гонщиков, каждый из которых при звуке своего имени на мгновение выкатывался вперед, через стартовую линию. Последним был Блурр, который, если судить по реакции толпы, был самым популярным.

– А сейчас, – сказала Оверрайд. – На старт.

Трибуны разразились аплодисментами. Время пришло.



По сигналу Оверрайд гонщики сорвались с места. Они разогнались на прямом отрезке и вместе втиснулись в невероятный первый вираж. Оптимус Прайм видел гонки на Кибертроне, но это было нечто совершенно иное. Соревнования в Гидраксе были развлечением, здесь же они были кульминацией всей жизни Велоситрона. Гонки – жизнь; скорость – энергон. Перед ним сейчас действительно были лучшие из лучших. Оптимус обнаружил, что взволнован зрелищем.

Полный цикл составлял сто кругов по трассе. Расстояние, рассчитанное на испытание скорости и выносливости. Никаких остановок и никакого ремонта предусмотрено не было, и ничто не могло прервать процесс. Если случалась авария, оставшиеся гонщики должны были маневрировать между обломками на трассе.

Все десять гонщиков проехали первый круг вместе. Каждый старался оказаться в центре на поворотах, обогнать идущего впереди и толкнуть того, кто сзади. Первые двадцать кругов ушли у Оптимуса на то, чтобы разобраться в тактике, несмотря на поток комментариев от Рэнсака. На двадцать четвертом круге двое лидеров, прямо за которыми держался Блурр, столкнулись, выходя из поворота. Один из них, теряя контроль, закрутился и вынудил прочих гонщиков нарушить их сомкнутый строй. Вздох толпы сменился бурей возмущения, когда фанаты соперников стали обвинять разных участников в провоцировании аварии.

Следующие тридцать кругов прошли без происшествий, если не считать серию маневров и перетасовок в последней пятерке. Лидеры не менялись – они продолжали присматриваться друг к другу в преддверии второй половины гонки.

– Первые пятьдесят кругов, – сказал Рэнсак, – это практика. Следующие тридцать – это подготовка, а сама гонка случается на последних двадцати. К тому времени уже известно, кто на что годен.

Оптимус Прайм кивнул, но подумал, что такая характеристика гонок странно звучит из уст того, чья репутация зиждется на историческом прорыве в ходе последних кругов. Однако Рэнсак явно не ошибся, напряженность на треке продолжала нарастать. После экватора гонщики стали агрессивнее. На поворотах участились столкновения и соприкосновения, и несколько раз тот или иной бот вылетал из плотного строя и проталкивался обратно на следующих отрезках трассы. От ближайших соседей на Оптимуса изливался целый шквал комментариев, ругательств, радостных выкриков и иногда – исторических справок. Складывалось впечатление, что каждый житель Велоситрона был ходячей энциклопедией по истории Спидии, и все, что случалось на трассе, имело аналог в прошлом. Выяснилось, что бот в ряду прямо перед Оптимусом и прочими автоботами, был когда-то чемпионом Спидии. Его звали Хайтейл, и все вокруг, казалось, прислушивались к его мнению о гонке и ее истории. Оптимус решил, что после постарается потолковать с Хайтейлом наедине об отношениях между Рэнсаком и Оверрайд.

Он как раз размышлял о том, как это организовать, когда произошла авария: на заключительной стадии гонок бота внутри строя слишком сильно занесло на повороте, и он со всей силы врезался в ближайшего соседа. Попытавшись выровняться, виновник происшествия задел третьего гонщика, появившегося на внутренней стороне круга. Все трое потеряли управление: один врезался в бортик, а двое других закрутились и зрелищно перекувыркнулись через себя несколько раз. Радость толпы сменилась криками ужаса и воплями замешательства. Тот гонщик, что врезался в край арены, отскочил от него, вломился в строй машин, чудом не столкнувшись с другими участниками из-за того, что те вовремя бросились врассыпную, и, наконец, остановился вне трассы. Его перед был сильно смят и искрил, однако мотор продолжал реветь и силы в колесах хватило, чтобы увести бота подальше от дороги.

Двум другим гонщикам повезло меньше. Один из них лежал на внутреннем поле, оставив за собой дорожку из кусков исковерканного металла. Где-то в процессе он рефлекторно трансформировался, как это часто случается при серьезных ранениях. В какой-то момент он попытался встать, но не смог, и снова рухнул на утрамбованную землю. Последний пострадавший не укатился далеко – он врезался в стойку аудиосистемы стадиона. Стойка от удара задрожала и издала громкий звук, который перекрыл возбужденные крики толпы.

Ремонтная бригада, что стояла внутри поля, бросилась к гонщикам, достигнув обоих практически в тот же момент, когда они сами прекратили движение. Искры и дым почти полностью скрыли и стойку аудиосистемы и бота под ней, который тоже неосознанно трансформировался. Толпа ревела, и Оптимус не был уверен, радуются ли они аварии или тому, что никто не погиб. За свое короткое пребывание на Велоситроне он успел понять, что их культура сильно отличается от культуры доминиона.

Гонка, в которой теперь осталось только семь участников из десяти, продолжалась. Оптимус потерял счет тому, сколько кругов уже проделали двое ведущих гонщиков, по-видимому, где-то около девяноста. Они ехали колесо к колесу, иногда уступая лидерство друг другу на незначительную дистанцию, в то время как прочие участники продолжали маневры в группе позади них. Вопреки всему, Оптимус Прайм начал ощущать интерес. Спорт сам по себе не очень его интересовал, но когда внимание целой планеты приковано к какому-то событию, их энтузиазмом было трудно не заразиться.

Явилось непрошеное воспоминание: нелегальные гладиаторские бои, в которых Мегатрон впервые показал Ориону жестокий триумф битвы. Оптимус Прайм с ужасом осознал, что и тогда был захвачен происходящим не меньше... но, в то же время, он понимал разницу. Там на кону были жизни, искры, загубленные на варварскую потеху толпе, здесь же...

Он вновь посмотрел на центр поля, где пострадавшим гонщикам оказывали помощь. А была ли разница? Не изобрели ли местные жители гладиаторские арены на свой лад и с той же целью? Под угрозой истощения ресурсов, под нестабильным светилом они обратились к опасному спорту. Вместе с этим озарением Оптимус еще больше утвердился в мысли, что автоботы должны были появиться здесь. Матрица Лидерства не делала ничего зря, Велоситрону нужна помощь.

Зрители же, казалось, не подозревали о нависшем над ними роке, или же прямо сейчас он их не беспокоил. Напряжение на трибунах было почти невыносимым. Пол дрожал от рева и ритмичного топота. Над стадионом появилась надпись о том, что осталось три круга. Одним из лидеров сейчас был Блурр. Второй Оптимусу был неизвестен.

Рэнсак, посреди хаоса, склонился к Оптимусу, и, понизив голос, сказал:

– Видишь, в галактике нет ботов быстрее нас. Может быть Оверрайд и ждет, что ты спасешь нас. Но я не считаю, что нас нужно спасать. И уж точно не кучке беженцев, которые по дороге уничтожили свою планету. Ты нам не нужен.

Оптимус кивнул, позволяя Рэнсаку закончить. Одновременно с этим, он быстро выдал радиосообщение. Ему надоели оскорбления Рэнсака. Это следует пресечь в корне. Нужен только прецедент.

Сразу после того, как сообщение было отослано, с неба упал Сильверболт. Облитый ярким солнцем Велоситрона, он взмыл над лидерами гонки, вышедшими на финишную прямую. Оптимус Прайм наблюдал за ним со смешанным чувством удовлетворения и страха, зная, что на каждого ошеломленного этим шоу зрителя найдется еще один, оскорбленный в лучших чувствах. Он заранее отдал приказание Сильверболту быть наготове, намереваясь организовать этот пролет и показать тем самым, что автоботы подчинили себе силы, которые здесь не принимают в расчет. Даже если Оптимусу не удастся решить их проблему с умирающим солнцем и истощающимися ресурсами, он сможет уйти, поселив в жителях Велоситрона осознание того, что автоботы не просто беженцы. У жителей Кибертрона есть сила, воплощенная полетом Сильверболта, Матрицей Лидерства и титулом Оптимуса Прайма. Он сам давно понял, хороший лидер всегда постарается найти друзей, но иногда самый верный путь к прочному союзу лежит через демонстрацию силы. Когда поиск ВсеИскры уведет их прочь от Велоситрона (а случится это скоро), им нужно будет, чтобы их помнили долго. Особенно, если вслед за ними придет Мегатрон.

Сильверболт прошумел над финишной чертой одновременно с тем, как Блурр и его соперник завершили свой последний сотый круг. В центре поля загрохотали фейерверки, и несколько долгих мгновений никто не знал, кто стал победителем. Даже тем, чье внимание не было отвлечено выступлением Сильверболта, не удалось бы при всем желании назвать чемпиона – оба лидера шли так близко, что сам судья все еще продолжал советоваться с Оверрайд. Она выслушала его, что-то кратко сказала и забралась на подиум, который нависал над финишем со стороны поля. На трибунах нетерпение достигло апогея. Сильверболт, осыпаемый злобными выкриками, с акробатической точностью трансформировался в бота ровно перед тем, как его ноги с легким стуком коснулись земли.

– Да как ты посмел? – кричал Рэнсак на Оптимуса Прайма. – Проходимец!

– Да, посмел, – ответил Оптимус Прайм. – Я осмеливаюсь избавить тебя от твоей одержимости жалкими гонками, которые вы проводите под умирающим солнцем, и перед лицом опасности, которая придет по нашим следам. Ужаса, который вы никогда не встречали прежде.

Он обернулся, чтобы убедиться, что ближайшие к нему боты прислушиваются к его словам. Некоторые – из тех, что все еще были потрясены появлением Сильверболта в частности и его существованием вообще – слушали Оптимуса с гневом и замешательством на лицах. Нет способа сделать это безболезненно, думал он, но дело нужно довести до конца.

– Вы так увлечены Спидией потому, что сдались, – сказал он. – Вы думаете, что умрете, и давно оставили попытки предотвратить свою гибель. И мы, возможно, пришли не только за помощью.

Он помолчал.

– Мы пришли пробудить вас! Мегатрон найдет вас, и, когда это случится, он сокрушит вас, если вы не будете готовы. На твердой земле вы быстрее любого жителя Кибертрона. И я приветствую ваш прогресс. Но не позволяйте этой стороне вашей жизни поглотить вас, или война настигнет вас прямо в разгар гонок.

Последние слова он бросил в лицо Рэнсаку, и заметил, что Оверрайд смотрит на него с платформы для победителей.

– Может быть мы бродяги сейчас, но скоро то же случится и с вами. Если Мегатрон позволит вам прожить достаточно долго. Если мы хотим противостоять десептиконам и вашему гибнущему солнцу, мы должны объединиться.

Во взгляде Рэнсака была неприкрытая чистая ненависть. Его подхалимы и охранники уже подняли забрала. Но кроме этой враждебно настроенной группы, Оптимус Прайм видел, по крайней мере, нескольких зрителей, которых его слова заставили задуматься. Оставалось только выяснить, как отреагирует Оверрайд.

"Если у тебя есть враги, – подумал Оптимус Прайм, – то сейчас им самое время заявить о себе".

Он сожалел о тех неприятных чувствах, которые мог вызвать у рядовых ботов. Неприятно, когда маневры политиков отражаются на населении. Но как он мог поступить иначе? Ему нужно было, чтобы Рэнсак показал свое истинное лицо всем обитателям Велоситрона, а не только своим лакеям, которые и так прекрасно его знают, но, несмотря ни на что, остаются верны. Этой цели он достиг. Прочие последствия он будет ликвидировать по мере возникновения. Сама возможность того, что Велоситрон вступит в войну на стороне автоботов, напрямую зависела от того, сможет ли он выявить потенциальных сторонников десептиконов... тех, что переметнутся на сторону Мегатрона, как только он явится.

А это, Оптимус был уверен, случиться рано или поздно. У него не было доказательств, но и избавиться от этого предчувствия он не мог. Война за Кибертрон скоро станет войной за каждую планету, где живут как выходцы с самого Кибертрона, так и их отдаленные родственники. Оптимус Прайм и автоботы не могли допустить повторения ситуации, которая сложилась на их родной планете, когда они вынуждены были только защищаться.

Шум на стадионе усилился. Группа ботов с трибун повалила ограждение и высыпала на поле, окружая Сильверболта. Другие (менее заинтересованные в политике, решил Оптимус), окружили двух лидеров, которые уже сменили форму и проходили сейчас пост-гоночный медицинский осмотр. На другом конце поля чинили трех жертв произошедшей ранее аварии. Одна из них уже была на ногах.

Перекрывая весь гам, зазвучал голос Оверрайд.

– Жители Велоститрона, – провозгласила она. – В одном из самых тесных финишей в истории нашей планеты победил... Блурр!

Оптимус Прайм не думал, что это возможно, но шум и крики на поле стали еще громче. Гром оваций, казалось, обрушит трибуны. На секунду Оптимус даже усомнился в том, что бы прав, приказав Сильверболту совершить этот пролет. Он недооценил глубокую любовь местных жителей к своим гонкам; автоботам не пойдет на пользу, если их запомнят как выскочек, попытавшихся саботировать самое главное событие планеты, посеяв на нем хаос.

Блурр воздел руки к небу, запрокинул голову и издал триумфальный вопль. Окружившие его обожатели повторили этот жест. Даже некоторые из тех, что бросились поначалу к Сильверболту, на мгновение забыли об автоботе. Похоже, Блурр воистину был любим. Его побежденный соперник пожал ему руку и похлопал по плечу. На другом конце поля экипаж механиков и медиков сгрудился траурной группой. Оптимус услышал, что в толпе говорили про Сильверболта и почувствовал облегчение, поняв, что многие восприняли этот полет как дополнение к шоу, но звучали и нотки затаенного недовольства, которые ему не понравились. Хотя пока что только гонки занимали умы всех, и на это, собственно, Оптимус и рассчитывал.

Последовало вручение трофея чемпиону. В этот момент Сильверболт, равно как и остальные автоботы, был уже прочно забыт. Даже Рэнсак на мгновение оторвал взгляд от Оптимуса Прайма и посмотрел на помост, где Оверрайд только что извлекла трофей из ниши на платформе и подняла его вверх.

– СПИДИЯ! – хором взвыли собравшиеся.

– Этот трофей – древнейший из наших артефактов, – провозгласила Оверрайд. – Это символ нашей культуры и знак абсолютной скорости!

Она протянула его Блурру, и тот возложил на него руки. Пока они держали его вместе, а арена тонула в оглушающем реве толпы, Оптимус Прайм почувствовал необъяснимое желание пристальнее рассмотреть этот трофей. Хотя их и разделяло слишком большое расстояние, Оптимус видел составляющие его остов четыре стержня из металлического сплава, увенчанные пирамидой, по которой змеились похожие на молнии царапины.

Работник архива внутри Оптимуса Прайма хотел бы знать: кто создал этот трофей и когда. Однако очевидно было, что он единственный, кто проявил любопытство. Для всех жителей Велоситрона это был приз для победителя, который в этот раз, купаясь в лучах славы, держал над головой Блурр.

Оверрайд, наградив чемпиона, теперь медленно пробиралась через толпу. Море ботов колыхалось вокруг Блурра, хлопало его по спине и тянуло руки к трофею. Оптимус Прайм подождал, пока Оверрайд преодолеет расстояние между ними и заберется на зрительскую трибуну. Чем ближе она подходила, тем дальше отодвигался Рэнсак, шепчась о чем-то со своими приближенными. Поначалу Оптимусу казалось, что его собственные действия или даже само появление автоботов усугубило раскол между лидерами. Но чем дольше он наблюдал за происходящим, тем больше убеждался, что непрочное равновесие было нарушено не им. Оно исчезло гораздо раньше. И реакция Оверрайд только укрепила его в этом мнении.

Оверрайд указала на Блурра, одновременно делая знак Оптимусу следовать за ней на поле, где Сильверболт бубнил в свой радиоприемник:

– Что делать, если станет жарко, Прайм? – спрашивал он. – Тут рядом со мной несколько разозленных ботов.

– Улетай, если придется, – сказал Оптимус. – Но не вступай в сражение ни при каких обстоятельствах. Мне кажется, подмога уже в пути.

Он был прав. Оверрайд взяла Блурра за руку и, подняв ее вверх, повела победителя на поле к Сильверболту. Толпа, окружившая автобота, слилась с радостными болельщикам Блурра и с другими ботами, которые спустились на поле после сумасшедшего финиша.

Согласно традиции Велоситрона, после гонок всегда устраивали всепланетное празднество, в особенности, как узнал Оптимус, если в гонках не решалась судьба политиков. Судя по всему, на поле уже начали праздновать. У многих в руках появились банки с разнообразными опьяняющими напитками, и Сильверболт превратился просто в любопытный экспонат. Толпа зрителей, что оставалась на трибунах, начала тянуться к ангару, где должен был состояться главный праздник. Похоже, все закончится миром. Единственное, что вносило диссонанс – это исчезновение Рэнсака и толпы его прихлебателей.

Оптимус и другие автоботы воссоединились с Оверрайд, Сильверболтом и Блурром на поле, посреди послегоночного хаоса, и уже оттуда Оверрайд повела их в ангар, где Блурра тут же осадили его собственные диагносты. По окончании осмотра он отмахнулся от ремонтников и направился прямиком к Сильверболту.

– Я помню, ты сказал, что я быстрый, – сказал он. – Так и есть. Но быстрое колесо и быстрое крыло – это не одно и то же.

– Да, в воздухе куда меньше трения, это точно, – согласился Сильверболт.

– Я слышал о Сикерах, – продолжал Блурр. – Но ты первый, кого мы видим. Так ведь, Оверрайд?

Она кивнула.

– У нас Сикеры всегда считались лишь легендой. Не думаю, что они здесь вообще бывали. Мы боты колеса и дороги.

– Я не Сикер, – сказал Сильверболт. – Мегатрон и Старскрим сделали их всех десептиконами.

– Этих имен я не слыхала, – сказала Оверрайд.

Оптимус Прайм не хотел портить никому настроения, но все его мысли занимал Рэнсак.

– Скоро услышишь, – сказал он, но никто не обратил на него внимания.

Оптимусу было непривычно осознавать, что к нему не прислушиваются. В каком-то смысле он даже был этому рад. Его тяготило то, что любой бот, оказавшийся в зоне слышимости, начинал ловить каждое его слово. Здесь, посреди большой и шумной толпы, для которой Кибетрон и война были лишь сказкой, он получил возможность слиться с остальными и на время снять с себя груз ответственности.

Кто-то из болельщиков Блурра, что стоял в стороне от прочих, спросил:

– Эй, Сильверболт. Ты самый быстрый летун там у вас?

Сильверболт задумался.

– Не видел никого быстрее, – ответил он. – Но с другой стороны, у нас никогда не было соревнований.

– У Мейнспринга навязчивая идея. Он хочет знать, кто самый быстрый, лучший и большой. Ему нравится все измерять, – расхохотался Блурр.

– Ну, может быть у меня будет шанс погонять со Старскримом при следующей встрече, – решил продемонстрировать свою удаль Сильверболт.

Оптимус даже задумался, каков был бы исход у подобных состязаний в небоевой обстановке.

Имя Старскрима напомнило ему, что он не может больше игнорировать свои прямые обязанности, и что возможность оставаться анонимным больше не существует для Оптимуса Прайма. Слишком мало времени.

– Оверрайд, – сказал он. – Могу я поговорить с тобой?

Она кивнула, и они отделились от прочих, чтобы побеседовать в тихом углу ангара.

– Я должен извиниться, – сказал он.

– Да, должен, – сказала она. – Ты понятия не имеешь, что натворил.

– Нет, имею. Но кое-что я действительно не учел. Например, – сказал Оптимус, пристально наблюдая за Оверрайд, – желание Рэнсака прибрать к рукам весь Велоситрон.

Оверрайд помолчала.

– Я бы справилась с ним, если бы вы не явились сюда, – сказала она.

– Уверен, ты все еще можешь это сделать, – сказал Оптимус. – Мне кажется, ты сильнее его.

Глядя ему прямо в глаза, Оверрайд сказала:

– Ты думаешь, ты сильнее Мегатрона?

На это у Оптимуса не было ответа.

– Скоро мы должны будем улететь, чтобы продолжить поиск ВсеИскры, – продолжил Оптимус. – Если придет Мегатрон, вы будете сражаться с ним?

– Ты хочешь сказать, будет ли с ним сражаться Рэнсак? – поправила его Оверрайд, и Оптимус кивнул. – Тогда ответ такой же: я не знаю. Мы в отчаянии, Прайм. А в отчаянии боты обращаются к своим лидерам, путая тиранию с силой. Я уже давно боюсь, что дела здесь примут такой оборот. Гонки могут нас занять на какое-то количество циклов, но потом нам все равно придется признать, что без чьей-либо помощи нам не выжить на этой планете.

– Это одна из причин, по которым я хотел, чтобы на Велоситроне увидели силу автоботов. Ты можешь положиться на нас.

– До тех пор пока вы не уйдете, – ответила Оверрайд.

– До того как мы уйдем, я надеюсь, мы сможем заставить Космический мост вновь заработать, – сказал Оптимус Прайм.

Растерявшись, Оверрайд замолчала, словно бы проигрывая его слова в уме.

– А ты можешь?

– Я бы не хотел ничего обещать, но да. Я думаю, мы можем.

Оверрайд задумчиво кивнула, глядя на своих соотечественников, прогуливающихся по большому ангару.

– Если это так, то ты оставишь лучший след, чем надеялся, – сказала она. – И все же, я не могу предугадать, что повлечет за собой появление этого Мегатрона.

Зато Оптимус Прайм мог. Куда бы ни являлся Мегатрон, за ним следовало только одно.

Война.



Все последующие солнечные циклы они были заняты необходимым ремонтом "Ковчега" и, как и обещал Оптимус, решением проблемы Космического моста. Однако, кроме этого, у Прайма на Велоситроне была еще одна цель, о которой он никому не рассказывал. Матрица сообщила ему – на этой планете есть нечто, что он должен увидеть.

Оверрайд приставила к Оптимусу эскорт в лице бота Клокера, желая, чтобы гость сохранял осторожность и не настраивал против себя жителей планеты, вдобавок к тем, кто уже его недолюбливал. Импульсивный и порывистый Клокер напоминал Оптимусу велоситронскую копию Бамблби, и в качестве уступки Оверрайд, он позволил Клокеру сопровождать себя повсюду, кроме тех встреч, куда были допущены только Сильверболт, Рэчет и Джазз.

Оптимус Прайм не тяготился обществом Клокера, хоть тот и тараторил без умолку. Его болтовня напоминала Оптимусу о Бамблби в старые добрые времена, укрепляя тем самым решимость не допустить страданий этого народа от рук Мегатрона, как это произошло на их собственной планете. Клокер задавал кучу вопросов о Кибертроне и о войне, но Оптимус с неохотой отвечал на них, его больше интересовала история Велоситрона. Например, как-то раз на пути из ангара к баракам, где Оверрайд отвела автоботам место для стоянки, он стал расспрашивать Клокера, почему на Велоситроне все увлеклись скоростью.

Оптимус послал вторую команду под началом Хаунда создать карту планеты. Все материалы "Ковчега" уже мегациклы как устарели, и было бы неправильным оказаться на Велоситроне и не составить хорошей карты. Оверрайд предложила им свою, но здесь, как выяснилось, не очень-то интересовались картографией; то, что она им дала, было изумительно детальной матрицей дорог с центром в Дельте, но безо всякой информации о прочих объектах. Оптимус решил поступить как все прочие исследователи: послал команду и проследил за тем, чтобы ее сопровождали служебные боты Рэнсака и Оверрайд.

Размышляя о напряженности в отношениях между лидерами, Оптимус припомнил кое-что:

– Джазз, – сказал он. – Хочешь услышать шутку?

– Всегда.

– Когда-то я думал, что если я стану Праймом, то мы с Мегатроном сможем разделить эту власть и положить конец войне.

– Разделить власть? – сказал Джазз и стал смеяться, громко и долго. – Хорошая шутка.

Но это не было просто шуткой. Оглядываясь назад, Оптимус Прайм понимал, что был фатально наивен, даже в теории рассматривая эту вероятность. Посмотрев вокруг, он понял, что совместное правление Оверрайд и Рэнска было наполнено подковерной борьбой, которая рано или поздно приведет к открытому столкновению. И казалось ему, что скорее рано.

Когда дело касалось разведки, у Оптимуса Прайма был, по крайней мере, один бот, к которому он мог обратиться. Оптимус послал за Праулом.

– Возможно, тебя уже посещала эта мысль, – сказал он, когда Праул появился, и они отыскали сравнительно уединенное место для разговора: тупик, окруженный пустующими мастерскими и маленькими заводиками, в которых уже начала оседать вездесущая пыль. – Мне кажется, назревает серьезный раскол между Оверрайд и Рэнсаком.

– Ясное дело, – сказал Праул. – Это место вот-вот рванет.

При обычных обстоятельствах Оптимус счел бы это преувеличением. Гражданская война на Кибертроне довела врожденную подозрительность Праула практически до настоящей паранойи. Он видел заговоры и затевающиеся революции на каждом углу, где встречались три бота.

Но в этот раз Оптимус склонен был согласиться.

– Оглядись, – сказал он. – Интересно, что ты сможешь узнать о том, кто с кем в союзе, и к кому из лидеров больше склоняется население. Пока мы работаем над Космическим мостом, я бы хотел быть уверен, что Велоситрон не взорвется под нашими ногами.

Ему неприятно было говорить это и осознавать, что само прибытие автоботов крайне плохо отозвалось на Велоситроне. Теперь на Оптимуса была возложена двойная ответственность удержать этот эффект в узде... и убедиться, что лидеры Велоситрона поняли, каковы ставки в борьбе автоботов и десептиконов.

– Оптимус Прайм, – сказал Праул. – Я могу наблюдать, я могу сообщать. Но при каких условиях я уполномочен действовать?

– Только в условиях прямой угрозы, – ответил Оптимус Прайм.

– Для меня или для других?

После краткого размышления Оптимус сказал:

– В обоих случаях. Но Праул, постарайся избегать проблем. Собирай информацию. Пусть это будет твоей первоочередной задачей.

– Понял, – сказал Праул, и оба зашагали обратно к центральному ангару у трассы, поддерживая невинный разговор по пути специально для посторонних ушей.

Сейчас Велоситрон из гостеприимного оазиса превратился в место, кишащее опасностями. Ну, или, по крайней мере, думал Оптимус, предусмотрительность сейчас требовала такого настроя.

Последующие циклы не были богаты событиями. Праул наблюдал, а Оптимус Прайм консультировался с Оверрайд, и реже с Рэнсаком, о ситуации на Велоситроне, которая казалась в точности такой отчаянной, как и описала при их первой встрече Оверрайд. Персептор и прочие ученые на борту "Ковчега", что активно изучали светило Велоситрона и минеральные запасы планеты, обнаружили, что опасения были полностью оправданы. По галактическим масштабам Велоситрону почти вышел срок.

И они взялись за дело. Джазз собрал команду из местных под предводительством Мейнспринга (из команды Блурра), которые согласились приложить все свои инженерные знания для восстановления моста. Поскольку Спидия только что завершилась, у них не было неотложных дел, и как добавил один из велоситронцев: "Нудное это дело – все время заниматься только гонщиками". Рэчет, Джазз и эта команда проводили много времени у моста и в архивах "Ковчега" в поисках информации, и, судя по тому, что говорил Джазз, дела продвигались.

Слухи об их успехах распространились, и жители планеты стали понимать – автоботы не задержатся надолго. Вскоре после последнего отчета Джазза один из местных приблизился к Оптимусу и сказал нечто, чего тот совсем не ожидал:

– Я хочу уйти с вами, – сказал Мейнспринг. – Я, может быть, и не с Кибертрона, но мне никогда не было места и на этой планете.

– Спрашивал ли ты разрешения у Оверрайд?

Мейнспринг рассмеялся.

– Это не тюрьма. Я могу уйти, если захочу, и Оверрайд не будет до этого дела. Просто до твоего появления мне некуда было идти.

– Возможно это и сейчас так, – ответил ему Оптимус. – Если ты уйдешь с нами, ты можешь никогда не вернуться.

– Меня это устраивает, – сказал Мейнспринг. – Не знаю, заметил ли ты, но если боту нет дела до гонок, то больше тут нечем заняться.

– А чем бы ты хотел заняться? – вмешался Джазз.

Мейнспринг пожал плечами.

– Другими машинами. Разбирать их и собирать. Мне нравится все измерять. Особенно время. Мне нравится отсчитывать время.

– Я так понимаю, на "Ковчеге" у нас появится много часов, – хохотнул Джазз. Никто не рассмеялся.

– Ну и ладно, – сказал он. – Тогда я...

– Да, – сказал Оптимус Прайм. – Продолжай заниматься мостом.

– Что скажешь?

Оптимус Прайм постучал пальцами по груди, под которой Матрица Лидерства призывала его продолжать путь. Куда, он не знал, и зачем тоже, но Матрица откроет ему свой замысел в нужное время.

– Прежде чем мы уйдем, мне нужно сделать еще кое-что, – сказал он. – Мейнспринг, я поговорю с Оверрайд. И, Клокер, если у тебя сейчас нет других дел, мне бы пригодился гид.

– Пошли, – отозвался Клокер.

Оптимус Прайм кивнул ему и трансформировался. Клокер сделал то же самое, и вместе они покинули Дельту, направляясь на юг через просторы экваториальной пустыни Велоситрона.