I wanna be your driver,
I've never had the thrill of riding such a wonderful machine.
Chuck Berry
Было около трех пополудни, когда грузовик свернул с магистральной развязки на транспортную дамбу. В разгар рабочего дня поток машин пересыхал, как ручеек засушливым летом. Грузовик обогнал зеленый родстер, перестраиваясь в левую полосу, и дал длинный гудок. Брюнетка в родстере помахала в ответ рукой.
Скалы и скудная растительность остались позади. Сейчас мир состоял из небесного купола, накрывшего водную гладь залива, хайвея и солнечного света. Солнце окрашивало воду серебром, и при взгляде на нее глаза начинали слезиться. Белоснежные облака казались похожими на горы, отчеканенные на голубом фоне.
Кейд поначалу старался вести себя в кабине сдержанно: Прайм не располагал к фамильярности. Но к концу четвертого часа пути закинул ноги на приборную панель и постукивал по ней ботинком под «Girls of summer». Мышцы затекли и болела спина.
– Может, остановимся ненадолго? Мне надо размять ноги.
Когда показался первый съезд, Оптимус направился к каменистой насыпи, уходящей к безлюдной песчаной гряде. Удалившись от магистрали, он остановился, зарывшись передними колесами в песок.
Кейд с радостью подставил лицо ветру, приносившему запах моря. Пляж был засыпан галькой, у самого берега плавали водоросли.
Он поддал ногой камушек. Неприятные мысли, от которых ему пока успешно удавалось удирать со скоростью под 100 миль в час, догнали его здесь, у Мексиканского залива. Например, что делать, когда закончится наличка? Счет заблокирован. Правда, на нем было не так уж и много, но все-таки. Что делать, если на тебя объявлена охота, а на руках нет ствола; что делать, если путешествие не подразумевает возвращение домой, потому что дома больше нет? Что делать с Праймом, когда ему наконец надо будет заправиться? Подойдет ли инопланетному грузовику обычное топливо, и если да – во сколько влетят сотни литров. Это оказалось принципиальнее, чем просто накинуть клеммы на аккумулятор или снять решетку радиатора. Или заглянуть под кожух и понять, что двигатель обшарпанного тягача имеет мало общего со здешними. Оптимус обладал способностью к регенерации и не первый год на Земле. Но раньше он мог рассчитывать на поддержку властей, военных, высококлассных механиков и своего медика-автобота. Кейд понимал, что если ему по счастливой случайности удалось выдернуть Прайма из стазиса, дальше инопланетная технология может преподнести немало сюрпризов, в том числе неприятных. А он не КиЭсАй в конце концов. И ведь не так давно горстка счетов на столе казалась самой большой проблемой. Но главный вопрос – какой у них вообще план?
Все это следовало обсудить с Оптимусом, который в последнее время вел себя куда беззаботнее, чем хотелось Кейду.
Автобот наблюдал, как след далекого самолета белой нитью рассекает пополам мирное небо:
– Ваша планета умеет быть красивой, Кейд. Однажды я расскажу тебе про Кибертрон, каким помню его до войны. Он тоже был красив. Наши города похожи на ваши, когда на них опускается ночь и зажигаются огни. Думаешь, это объединяет разумные расы – то, как мы воспринимаем красоту? Или может то, как боимся смерти?
Кейду было не до лирики, его распирало беспокойство. И хотя высказанные вслух опасения прозвучали как названия глав в пособии для идиотов, Прайм ответил серьезно:
– У меня нет плана. Сначала нам нужно встретиться с оставшимися автоботами. Я не могу принимать решения без них. Подобное мне уже слишком дорого обошлось. Но мы вряд ли решим наши проблемы простым перечислением, ты согласен? Мне жаль, что так вышло. Я доставил тебе гораздо больше неприятностей, чем ты того заслуживаешь. И если ты решишь сдаться властям, чтобы вернуть все на круги своя, я тебя пойму.
Кейд уставился на грузовик:
– Ушам не верю! Избавиться от меня решил? После всего, что я для тебя сделал?!
Он со злостью пнул Оптимуса по колесу:
– После того, как я стал из-за тебя бездомным и безработным! Моя рожа теперь на доске «их разыскивает полиция»! Знаешь, моя жизнь и до этого не была подарком, но теперь это просто... дно! Или ты решил, что жрать консервы и жить в кабине – предел моих мечтаний?! Меня тошнит от постоянной тряски, черт тебя дери!
Он ударил автобота еще несколько раз, пока боль не отдалась в колене.
Грузовик дернулся и, забрав колесам песка, двинулся на заднем ходу к асфальтовому полотну съезда. Там развернулся по широкой дуге и заглушил двигатель, застыв на обочине. Тишину нарушали только стремительно проносящиеся по магистрали авто. Время шло, и Кейд в отчаянии махнул рукой.
Наконец раздался щелчок и дверца распахнулась:
– Если ты высказался – нам пора.
*
К ночи температура сильно опустилась, и небо из прозрачно-синего стало черным, подпоясанным малиново-желтой полосой у горизонта и украшенным россыпями звезд. Горные хребты поднимались с запада, превращаясь в каменистую пустыню, поросшую креозотовым кустом. Залив, город, а затем и двухполосное шоссе остались позади.
Костер горел, рассеивая тьму, но тепла не хватало, Кейд кутался в куртку. Куртка была добротная, с теплым воротником и не его. Кейд «позаимствовал» ее, как он пояснил Прайму, у недотепы в кафе. Кейду было стыдно, но он не попался, а куртка того стоила. Он отбросил опустевшую бутылку и привалился на руку Прайма, замершего рядом.
– Помнишь, ты собирался рассказать мне о своей планете?
Оптимус зашевелился, активировав оптосенсоры:
– Да.
Его голос звучал мягче, чем обычно:
– Кибертрон красивая планета. Был ею. На нем не существовало мест, которые не носили бы отпечаток совершенства, даже гиблое Ржавое море, где обшивка начинала окисляться через наноцикл. Наши города поднимаются с нижних уровней Кибертрона до небес и так пропитаны светом, что иногда приходилось приглушать оптику, глядя на башни Аякона. Наши трассы идут не только по земле, но высоко поднимаются над ней, приближая тебя к звездам. Они переплетаются, подстраиваются под колеса, куда бы ты ни держал путь. Мы ездим быстро, «плавим дорогу», пока не становимся едины с ней. Но знаем: рядом наши братья, и нам не нужно дополнительных правил, чтобы заботиться друг о друге. А теперь это не важно, потому что не осталось ничего.
Прайм опустил голову.
– У нас говорят... – он произнес несколько непонятных слов на родном языке, – «тот, кто придет в самый темный час и озарит его светом». И вот я перед тобой. В это сложно поверить, правда? Мне жаль, что я втянул тебя в свою войну.
– А мне не очень, – Кейд пропустил руку между пальцев Прайма. – Мы как Буч Кэссиди и Сандэнс Кид. Свободные парни с Дикого Запада, которые грабят поезда и вообще делают, что хотят.
Кейд сложил пальцы пистолетиком и «выстрелил» в небо:
– А знаешь, как называлась их банда? «Дыра в стене». Круто. И кстати, если мы остановимся завтра хотя бы в убогом мотеле, я не буду против. Убью кого-нибудь за постель и душ.
*
Стрелка спидометра балансировала на грани максимально разрешенной скорости и изо всех сил стремилась сдвинуться хотя бы на миллиметр, но так и не достигнув цели, разочарованно замирала. Кейду казалось, что это такая игра, в которую Оптимус играет на дороге сам с собой.
Небо над холмистыми грядами быстро темнело, и капли начали падать на ветровое стекло. О цивилизации напоминали потрепанные рекламные щиты и запущенные заправки. Вскоре ливень уже хлестал вовсю. Немногочисленные машины притормаживали, предпочитая пропускать несущееся мимо них многотонное чудовище: Прайм и не думал сбавлять скорость – и Кейду это нравилось, сердце стучало сильнее. Грузовик совершал маневры с удивительной для его габаритов легкостью, быстро оставляя позади другие авто с их обалдевшими водителями.
Кейда беспокоило, что он-то в отличие от Оптимуса вовсе не торопится на встречу с оставшимися автоботами. И когда он спрашивал себя – почему, выходило как-то нелепо.
Прайм молчал всю дорогу, только фыркал иногда, как большой зверь, поднимая колесами фонтаны дождевой воды.
Когда машин стало попадаться меньше, Кейд спросил:
– Знаешь, если светской беседы у нас не сложилось, может дашь порулить?
Автобот по обыкновению потянул паузу перед ответом:
– Это очень личная просьба.
– Я лазал тебе под капот. Я чистил тебя под крыльями. Я тебя хватал за все патрубки.
– Убедительные доводы.
– Так можно?
– Хорошо, – Прайм подсветил зеленым всю приборную панель и спустя какое-то время добавил: – Кстати, хотел предупредить: я уже отключил систему стабилизации.
Кейд вцепился обеими руками в руль, чтобы вернуть десяток тонн веса на асфальтовое полотно: грузовик потихоньку начал клониться вправо, приминая колесами мусор на обочине и чахлые придорожные кусты. От мысли, что такая масса какое-то время неслась бесконтрольно, у Кейда вспотели ладони:
– С ума сошел?! Решил обеспечить мне еще один артериальный инфаркт?
Оптимус развеселился:
– Ты смелый, Кейд Йегер. Решил взять Прайма под контроль прямо на дороге.
– Люблю родео, – Кейд почувствовал себя увереннее, ощущая ход педалей. – Храбрый ковбой укрощает строптивого мустанга. Это местный обычай.
– Ты укрощал мустангов?
– Нет, у настоящих ковбоев переломаны кости и немало трещин в позвоночнике.
– А что насчет мустангов?
– Особенно дерзких наверно съедают.
– Варварский обычай. Давай, Кейд, меньше слов – больше дела. Я отдам тебе в распоряжение основные узлы. Попробуй не сбавлять обороты. Я тебе доверяю.
Трасса шла прямо, и Кейд решил, что он в состоянии справиться со всеми чертями под капотом Прайма. Но дальше надо было сворачивать на гравийную дорогу, петлями уходящую через скалистый массив на юг. Удерживать тяжелый грузовик становилось сложнее. Кейду казалось, что Оптимус не сильно-то стремится облегчить ему задачу, даже наоборот. Он так и норовил уйти в занос, а на подъемах, казалось, хотел оторваться от земли, и Кейд молился, чтобы трасса оставалась пустой. Мелкие камни вылетали из-под колес, ветер бил в ветровое стекло, двигатель раздраженно гудел.
– Быстрее, – голос Прайма прозвучал глухо и требовательно.
Когда дорожный серпантин развернулся в прямой отрезок, Кейд рискнул добавить газу. Дорога будто бросилась на него. Черти хотели пожирать мили и тащили водителя прямо в ад.
На следующем повороте тягач на скорости пошел юзом, выворачивая колесами комья земли. Кейд выкрутил руль, снял ногу с педали и повторно вдавил тормоз, пытаясь войти в траекторию. Их какое-то время тащило со скрежетом, потом развернуло и наконец сильно тряхнуло – грузовик остановился. Прайм как будто вздохнул с сожалением. Кейду вспомнился старый фильм, где добропорядочного водителя пытался сбить маньяк за рулем бензовоза. Ну, а что делать, если маньяк – сам грузовик?
– Ты это нарочно, да? – пробормотал мужчина.
– Мустанг съел ковбоя.
– Я только разогревался.
– Отпусти руль, Кейд. Ты вцепился в него, как Мегатрон в остатки власти. Я контролирую свои узлы и системы.
Кейд откинулся на сидении и провел рукой по лбу. Дышалось тяжело.
– Ты хоть на секунду отключался от управления?
– Я же автобот.
*
Оптимус какое-то время переваливался через ухабы, удаляясь от дороги и любопытных глаз, и высадил Кейда у скалистой возвышенности. Затем трансформировался и стал разминать серво, расхаживая туда-сюда и кряхтя от удовольствия. Кейд сидел прямо на камнях в паршивом настроении:
- Обещай, что не дашь им добраться до тебя.
Прайм обернулся, в его глазах промелькнула искорка:
- Гораздо интереснее, что случится, когда я доберусь до них. Я назову немало тех, кто хотел бы отпраздновать мою гибель. И это не только люди и десептиконы. Мои враги не признаются в этом, но они боятся меня, боятся до смерти. Они знают: меня не остановить. Я сам определяю, что добро, а что зло, и на чьей стороне быть моей силе. И сделав это, я отбрасываю все сомнения, как и полагается воину. А затем сражаюсь до конца. Поэтому когда они решаются смотреть мне в лицо – то превращаются в пыль. Спроси, где они – никто не найдет их следов. Ты знаешь, что случилось с моим предшественником – Праймом, стоявшим во главе автоботов до меня? Он предал нас, и я убил его. Знаешь, что случилось с Мегатроном? Я убил его. Знаешь, что случилось с Падшим Праймом до того?
– Дай-ка догадаюсь...
– Я сорвал с него лицевые пластины и убил его. И если за мной придет еще кто-то, его я тоже уничтожу. Я не боюсь убивать, потому что всегда знаю, за что сражаюсь. И так случилось, что я буду сражаться за тебя, Кейд Йегер. Ты того стоишь.
Прайм присел, дотронулся до Кейда, и у того по коже побежали мурашки то ли от холода, то ли от голоса Оптимуса.
– Тебя не беспокоит то, что я рассказал?
– По здравому размышлению, мне следовало делать ноги, еще когда ты начал размахивать пушками в мастерской. А теперь поздно. Но знаешь, мне не нужно, чтобы ты убивал. Мне просто хочется иногда отдохнуть на твоих руках... – Голос Кейда сорвался, и мужчина отвернулся. Прайм не всегда успевал следить за сменой человеческих эмоций и на всякий случай протянул ему ладонь.
Кейд прижался к его руке, уткнувшись лбом в пластину предплечья:
– Просто не знаю, что с этим делать, – его голос звучал глухо, – когда я думаю, что с тобой может случиться или что ты однажды уедешь и не вернешься, у меня внутри все переворачивается.
Он схватил Оптимуса за шейные приводы, подтянул к себе, прижимаясь лицом к его щеке.
– Мне хочется ехать с тобой куда-нибудь, куда угодно, но мне не хочется никуда приезжать, понимаешь? Потому что тогда то, что у нас есть, закончится.
Кейду хотелось гораздо больше, чем просто уехать с Оптимусом. Ему хотелось обласкать каждый сегмент его губ по отдельности, каждый миллиметр лица, куда можно было дотянуться. Он забирался пальцами и языком в щели между лицевых пластин, целовал прямо в гладкую поверхность оптосенсоров, гладил его по губам. Кейда трясло.
– Эти местные обычаи... – Прайм моргнул.
– Прости. Я вообще не по этой части, чтоб ты знал... – Кейд отстранился.
Прайм подтолкнул его подбородком.
– Я знаю вот что: когда ты вжимаешься в сидение на скорости – это меня... плавит, – сообщил он совсем низким голосом Кейду прямо в ухо.
И прежде,чем тот успел ответить, поднялся:
– Нам пора.
Грузовик вернулся на опустевшую трассу. На исходе дня красный шар солнца клонился к земле, прячась в рваных облаках, и в остывающем воздухе горький запах цветущих трав становился ощутимее. Ветер гонял пыль над дорогой, стрелой уходящей за горизонт.
Только зарегистрированные участники
могут голосовать
