Голубая кровь
Танк-тонк, танк-тонк, клик, клик, клик.
Сон медленно покидает меня, или это я оставляю его царство. Без особой надежды бормочу: «Еще минуту, Френзи, пожалуйста. Еще минуточку…» – и в полудреме тяну на себя одеяло, чтобы спрятаться под ним с головой.
Но стоп. Это не мое одеяло. Это – грубый шерстяной плед. Я открываю глаза и встречаюсь с безжалостной реальностью: спальный мешок, бетонные стены и пол, одна стена – сплошное стекло. Моя камера, моя клетка, мой маленький ад.
Ни какой сегодня день, ни который сейчас час, я не имею представления, не знаю даже, сколько пробыла в забытье.
Пытаюсь встать – довольно неприятно: такое чувство, что каждую мышцу выкрутили, выжали, как мокрую тряпку. На мне все та же одежда, в которой я приехала в Лондон: синие джинсы, олимпийка на молнии, но нет ни носков, ни кроссовок, ни сумки. Ощупываю шею: медальон тоже пропал – и здесь окончательно просыпается память, а с нею и страх.
Боже, Праймус… Что же теперь со мной будет?..
Делаю несколько шагов по холодному шершавому полу – к ступням прилипает бетонная крошка, меня пробирает озноб. Аккуратно, медленно, держась за любую поверхность, обхожу свою клетку – изучаю: точно, три стены из бетона, одна – стеклянная, пол и потолок – черные, и ни намека на дверь… прижимаюсь носом к стеклу, упершись него ладонями, – ну совсем как морская свинка.
Впереди коридор. Просто пустой и темный коридор, заканчивающийся, по-видимому, дверью (а вот и она!), причем – судя по блеску – металлической. Над ней мигает зеленым квадратик со словом «EXIT».
Издевательство.
С минуту смотрю на недоступный выход – и все.
Вдруг вижу себя словно со стороны: как молочу кулаками по стеклу, кричу, плачу, отхожу в сторону и с разбега бросаюсь в эту аквариумную стену; снова кричу, плачу, бью кулаком в стекло, а оно не поддается – ни царапинки нет; и резко больно-больно-больно, и вдруг так страшно-страшно-страшно, но я все равно кричу… Или не я. Это она, Эбби Смит, кричит, а я стою у стены и гляжу на нее с жалостью.
Это она бьется, как птица в клетке, изо всех сил, не боясь обломать крылья. Что толку ей тогда, если клетка откроется? Ей все равно никуда не улететь – никогда, никогда, никогда! Какое страшное слово.
И мы кричим – обе. Кричим, пока не заканчивается в легких воздух. Мы бьем в это адово стекло, пока не сбиваем руки в кровь. Но что это? Почему кровь не алая? Еще недавно же была?..
Не алая, но небесно-голубая.
И мы падаем на пол, и мы катаемся по полу, и хохочем, хохочем – истерически, в голос. Особа голубых кровей! Ха-ха-ха! Мы – особа голубых кровей! Ха-ха-ха! Мы морская свинка! Ха-ха-ха! Мы королевская морская свинка!
Выпустите, кто-нибудь! А-ха-ха-ха-а!
Нечем дышать. Такая эйфория, такая легкость и свобода, что кажется, мы сейчас взлетим. Я сейчас взлечу.
Разряд приходит мгновенно, неожиданно. Тело пронзает нечеловеческой болью, точно раскаленное копье пробивает меня насквозь, и я, кажется, кричу, но не слышу собственного крика. Мой рот открывается так широко – как не разорвался?
И остается только боль. Белая боль, затмевающая сознание.
А потом – все. Сколько длилась эта пытка? Час? Минуту? Секунду?
Скрючившись, сжавшись в комок, я лежу на холодном бетоне, не смея открыть глаза, – боюсь, что ослепла.
Я лежу и слушаю голос, который раздается откуда-то сверху.
– Будь хорошей девочкой – и больно не будет. Пока. А будешь трепыхаться – получишь еще. Понятно?
Лицевые нервы, голосовые связки и язык – ничто мне не повинуется; не могу ни сплюнуть, ни сглотнуть слюну. Пальцем пошевелить не могу.
– Поняла меня? – повторяет бесплотный голос нетерпеливо, и снова приходит боль, поджаривая все нервные окончания, если они у меня еще остались.
Через силу я шепчу: «Да». Вместе с коротеньким словом из горла вырывается мерзкий хрип, хлюпанье. Пытаюсь вытереть губы – пальцы все в сверкающей голубоватой жидкости.
– Ну отдыхайте, ваше высочество. Сладких снов! – глумливо произносит кто-то, и в третий раз (на прощание, что ли?) меня накрывает волной обжигающей боли.
Когда я снова возвращаюсь в реальность, ничего будто бы не изменилось: темный коридор, аквариум и я в луже чего-то небесно-голубого.
Мозг судорожно анализирует ситуацию, тогда как тело силится пошевелиться. Не с первого раза, но мне все-таки удается встать на четвереньки и отползти в дальний угол, противоположный стеклянной стене.
Координация движений нарушена, но внешних повреждений нет. Зрение не пострадало, а костяшки пальцев девственно чисты – ни намека на то, что какое-то время назад я молотила ими в явно бронированное стекло.
Бесплотный голос, даже если и обитает где-то поблизости, не интересуется мной, и от этого становится как-то спокойней.
Я вспоминаю опекуна и один из уроков, который он дал мне когда-то, теперь кажется, что очень-очень давно: «Дитя, если ты попадешь в ситуацию, которую сочтешь патовой, найди, где спрятаться и пересидеть, и всё обдумай. Может быть, это просто паника, а ее допускать нельзя: зазря сгинешь».
Обнимаю колени (так теплее) и, благодаря Праймуса, что еще жива, начинаю вспоминать.
Дождь. Лондонский дождь – первое, что я увидела, сойдя с экспресса на столичном вокзале Кингс-Кросс.
Лондонский дождь, уже давно ставший клише, ничего не значащей фигурой речи, обесцененным символом Англии, действовал на меня освежающе.
Я стоически поборола желание поискать знаменитый памятник школьной тележке, застрявшей между платформами №9 и №10. «Еще вернусь!» – сказала я себе.
Сверившись с картой, я нашла вход в метро, возблагодарив проведение за то, что не дало мне промокнуть до нитки.
Транспортная карта Oyster Photo Card, благо меня научили, как ей пользоваться, пришлась весьма кстати, и я успела на последний поезд на нужной мне ветке. Повезло!
Никаких происшествий в вагоне. Вот старый алкоголик спит – ему снится утраченная жизнь. Вот девочки-готы едут на тусовку. Простые мысли, ненавязчивые: пиво, мейкап, уйти с парнем. Вот турчанка за сорок едет с вечерней смены, она уборщица. И вот я.
Всем все равно – это очень удобно.
Хочется есть. Когда я ела в последний раз? Вчера? Да, вроде, так. Сегодня вообще-то тоже уже закончилось, и наступает завтра…
«Во сколько открывается банк?» – мысль пронзила меня внезапно.
У всех учреждений, должно быть, достаточно строгие часы работы. Нельзя же вот так посреди ночи вломиться и затребовать доступ в депозитарий?..
«Ладно, – думала я, – будем решать проблемы по мере их поступления. Посмотрю хоть, где находится это заведение, а до открытия, глядишь, пережду где-нибудь в кафешке».
От метро до банка было примерно два квартала. Почти центр, конечно, но все равно непривычно и не очень приятно. Всё чужое. Кругом пусто. Редкий кэб проедет… Вот скорая промчалась – с мигалками, но без сирен. Вот легковая машина проползла лениво; водитель опустил стекло на предмет «не хочет ли девушка?..».
Нет, девушка ничего не хочет, кроме, разве что, чашки крепкого кофе и большого сэндвича. И чтоб все это уже закончилось, к чертовой матери! Но последнее из разряда ненаучной фантастики, так что опустим.
Ох…Олимпийка – насквозь, джинсы – хоть выживай, волосы промокли даже через капюшон. Полцарства за зонт! Отчего же эти осенние дожди так холодны?.. Не стучать зубами, только не стучать, а черт с ним! Кому какая разница!..
Вот он гад, опекун! Вот гад, лишь бы только был жив! По такому холоду меня тащиться заставил! Был бы только жив!.. Увижу ли еще?..
Какие-то такие мысли сопровождали меня, пока я топала, то и дело наступая в лужи, почти незаметные между пятнами света от фонарей.
Банк моих ожиданий не оправдал: никаких колонн, куполов и прочих архитектурных излишеств. «Ну, не Гринготтс, – подумала я, – да и сама я не Гарри Поттер». Меня встретила простая дверь с надписью «Ankh Afterlife Private Banking» и – о да, да, да! – значок «Открыто 24 часа».
Подойдя к двери, я в нерешительности остановилась, вдруг ощутив все бремя проделанного пути. Ради чего? Ради чего все это? Что там может быть такого ценного? Что опекун положил в ячейку депозитария завалящего заведения, снаружи напоминающего притон, чтобы меня нужно было тайно отправлять сюда через полстраны?
Может, ну его все? Пойти в ближайший участок и сказать, что потеряла память, – пусть разбираются. Или рассказать им о гигантском роботе-трансформере, Лорде Протекторе с планеты Кибертрон, спалившем мой дом? Пусть ищут! А я пока полежу в специализированном медицинском учреждении – в дурке то бишь. А что? Светло, тепло и мухи не кусают!
…С этими мыслями я толкнула дверь и чуть не подпрыгнула от страха: в тишине что-то резко звякнуло прямо у меня над головой.
Колокольчик? Да я такое только в черно-белых фильмах видела! Довольно экстравагантно для банка, тем более в XXI веке…
Так, переборов себя и переступив порог, я оказалась в тускло освещенном фойе.
Пара кожаных кресел, стеклянный столик с газетами, пальма в кадке в углу, стойка ресепшен прямо напротив входа и две неприметные двери по обеим сторонам от нее. Ни видеокамер, ни техники какой-либо…Странно.
От изучения интерьера меня отвлек легкий щелчок. Дверь слева от стойки открылась изнутри, и в проеме показался мужчина неопределенного возраста (ему можно было дать как двадцать пять, так и сорок), в строгом черном костюме с черным же галстуком. Он едва взглянул на меня – я уж приготовилось быть бесславно спроваженной (видок с дождя еще тот!), но клерк, как ни странно, ничем не выдал удивления. Едва шевеля губами, он прошелестел:
– Леди желает посетить свою ячейку?
Меня охватила паника. Я вдруг с ужасом поняла, что мне нечего ему предъявить: ни номера ячейки, ни пароля, ни ключа, ни даже имени прежнего владельца. Я промямлила:
– Эм-м-м-м…Сэр…Мой опекун прислал меня…эм…в депозитарий…ячейка…мне нужно…срочно…
– И вы пришли по адресу, мисс Смит. Следуйте, пожалуйста, за мной, – переходя к другой двери, проговорил сотрудник, и его губы снова почти не двигались.
Я поперхнулась, когда прозвучала моя фамилия, но отчего-то повиновалась. Клерк нажал на деревянную планку возле косяка, и раздался такой же щелчок, как я слышала раньше. На миг я ослепла: свет галогеновых ламп по обеим сторонам открывшегося мне коридора после полумрака фойе был чересчур ярок.
– Прошу, мисс Смит, – повторил мужчина. – Идемте.
Мне показалось, или он едва повел рукой – и свет вдруг стал мягче.
Коридор был удивительно безлик, но стены его тут и там прерывались сейфовыми дверями. Шли мы долго, минут семь, и я успела удивиться двум вещам: тому, как огромно должно быть здание, за неприметным фасадом которого скрывалось отделение банка; и тому, что моего проводника не окружают несказанные слова. Ни единого.
В конце коридора была еще одна дверь, но теперь немногословный клерк уже набирал код. Какой – я не успела заметить. Затем начался настоящий лабиринт: вправо-влево, вверх-вниз, назад и влево, вперед и вверх и наоборот. Я окончательно запуталась и пожалела даже, что решилась идти.
Наконец мы все-таки остановились перед простой офисной дверью с непрозрачным стеклом посередине.
– Прошу, мисс Смит, мы на месте. Сейчас вы сможете воспользоваться своей ячейкой. Не буду вам мешать. Если что-нибудь понадобится – на столе кнопка, вы сможете меня вызвать.
Ума у меня хватило только на один вопрос:
– Сэр, а откуда вы знаете, как меня зовут?
– Мисс Смит, – прошелестел клерк, – скажу без ложной скромности, наша компания славна тем, что вечность хранит секреты клиентов. Нас предупредили о вашем визите. Мы ожидали вас со дня на день. Мы также осведомлены, что вам может понадобиться полотенце и вы можете быть голодны. В депозитарии все необходимое подготовлено. Не спешите. Take your time.
Я уже взялась было за дверную ручку, чувствуя себя Алисой в Стране чудес, как в голову пришел еще один вопрос – но, когда я обернулась, мой провожатый уже исчез. Абсолютно бесшумно и бесследно. Может, вышел в одну из боковых дверей?..
Депозитарий поразил мое воображение. Это была круглая комната. То есть совсем круглая, кроме пола, конечно! И три четверти этой полусферы, включая даже то, что должно бы называться потолком, занимали дверцы стандартных банковских ячеек – без номеров и каких бы то ни было опознавательных знаков.
Посредине стоял – круглый же – стол, очень-очень старый на вид. Я пошла вокруг него, ведя рукой по шершавой каменной поверхности: стол был разделен на равные части, и в каждой было углубление, по виду…для меча! И везде руны, которые я при всем желании не смогла бы прочитать…А в центре стола – о Праймус! – высилась глыба, из которой торчал огромный меч с богато украшенной рукоятью.
О Боги…
Любой британец узнает этот стол и этот меч. И пусть люди любят говорить, что это сказки, всякий в глубине души надеется, что реликвии Камелота и короля Артура будут обретены вновь.
Кто бы что ни говорил, но мы мечтаем, что он, добрый и справедливый, не пал от руки Мордреда, а ушел далеко-далеко, чтобы однажды, когда будет в том нужда, вернуться.
Так писал когда-то Томас Мэлори, а вслед за ним и Теренс Уайт.
И не передать словами, что я испытала, глядя на эти реликвии и несмело касаясь кончиками пальцев ребра Круглого стола короля Артура…
Я смотрела во все глаза, упиваясь этим зрелищем, подтверждающим, что Король Былого и Грядущего не миф.
Вдруг я услышала свист. С другой стороны стола, скрытый тенью глыбы Эскалибура, притаился электрический чайник со свистком. Шнур от него уходил куда-то под Стол, но мне было все рано, ибо от чайника поднимался дымок; рядом с ним стояла кружка с надписью «Drink me» и лежал сэндвич с запиской «Eat me». Возле, дополняя сюрреалистическую картину, было аккуратно сложено большое пушистое полотенце.
С удовольствием вытерев мокрые волосы (полотенце казалось теплым, но это было явно мое воображение), я схватила одной рукой сэндвич, а другой – чайник (о вселенская жадность!) и чуть не выронила последний, когда он обратился ко мне тоненьким свистящим голоском:
– Милочка, не торопись! Чаепитие требует дзэна в душе, а ты – ходячий хаос! Погоди, я сам все налью. Поставь меня, будь душкой.
…И чайник, довершая безумие происходящего, продефилировал к чашке и наполнил ее, на первый взгляд, водой. Потом крутанулся на месте:
– Душенька, что будешь пить? Чай, кофе, водку, коньяк?
– А можно? – вырвалось у меня.
– Нет, детка, я шучу. До двадцати одного – только безалкогольные напитки.
– Будьте добры, кофе, – выдавила я сконфуженно.
– С радостью. Но в меню только черный, не обессудь. Молочник на повышении квалификации в «Ритце» до завтра. Так что извини.
– Ой, что вы. Черный – это очень хорошо, – сказала я, незаметно щипая себя за запястье.
Нет, я не спала.
Так я провела какое-то время, грея руки чашкой и жуя бутерброд.
Что мне было делать? Как найти в этом дурдоме нужную ячейку?
– Ну что, милочка, подкрепилась? – внезапно спросил чайник.
– Да, огромное спасибо.
– Не пора ли тогда перейти к делу? Время-то не резиновое…
Я старалась не очень задумываться над тем, что веду осмысленный диалог с разумным чайником. Чудесатее стать моя жизнь в любом случае уже не могла.
– Я б с радостью, но как? Как найти ячейку?
– Милочка, ты неверно ставишь вопрос. Вот скажи мне, что ты хочешь найти?
– Я не знаю…
– Не-е-е, ну так дело не пойдет! Эдак мы с тобой до завтра просидим! Скажи тогда, что в ячейке? Что-то твое?
– Должно быть, – неуверенно сказала я.
– Вот, уже хорошо! Вот, уже славно! А раз твое, то оно само тебя найдет. При условии, конечно, что ты это не потеряла. Не потеряла ведь?
– Кажется, нет, сэр…– ответила я, недоумевая еще больше.
– Вот и чудно, вот и хорошо! Это существенно облегчает нашу задачу! Потому что если потерял что-то свое, это найти ох как трудно! Силу применить надо!.. А если просто за своим пришел, то это значит, что оно давно ждет, к встрече готовое, стоит только поманить. Вытяни-ка ручку! – приказал чайник. – Вот умничка! Теперь пальчиком помани! Оп, молодец!
Бдыщ! Откуда-то из-под полукруглого потолка слетела крылатая банковская ячейка и нелепо плюхнулась прямо на Стол.
Я вдруг осознала, что сама давно сижу на артуровом Столе с ногами, завернувшись в полотенце…
Прямоугольная металлическая коробка двинулась мне навстречу вразвалочку, по-утиному, только что не крякнула. Стоило мне потянуться к ней, как с моих пальцев сорвался сноп голубых искр. Ничего… Не больно. А коробка, ячейка, или как там ее, точно живая, стала ластиться ко мне, подставляя остроугольные бока. Ее достаточно было погладить – она тут же открылась: крышка отъехала в сторону, обнажая содержимое.
Медальон. Медальон на цепочке.
Я протянула к нему руку, но в последний момент вдруг отдернула ее, напугав крылатую коробку: она отошла на шаг и странно скособочилась на своих коротких птичьих ногах, прижав крылья к металлическим бокам, точно делая дурацкий книксен.
Этот танец маленьких утят придал мне смелости – и я рискнула.
Я аккуратно извлекла странную вещь, чтобы рассмотреть поближе, а ячейка тем временем попятилась к краю стола и с видимым чувством исполненного долга взмыла обратно, куда-то под потолок.
Рассматривая цепочку, я обратила внимание на очень странный металл: не золото, не серебро, не алюминий. Блестит, как сталь, но как-то тяжелее и прочнее на вид. И плетение весьма необычное: ни одно звено на другое даже отдаленно не похоже, и все они вроде иероглифов, только я прочитать не смогу. Цепь слов на неведомом наречии. Сомневаюсь, что оно принадлежит какому-то из земных народов.
А медальон тоже был необычен: с одной стороны это был гладкий плоский диск того же металла, что и цепочка, с другой – имел углубление с поперечной резьбой, в которое явно можно было что-то вставить. Но что? Камень? Камею? Я представления не имела!
«И ради этого он послал меня в такую даль? Ради этого подверг меня опасности и сам…Сам…» – вырвалось у меня.
Этому должно быть какое-то объяснение. Это не может быть простой безделушкой. Он не мог так поступить со мной! Это же нечестно!
– Мисс Смит, – дверь в депозитарий бесшумно распахнулась, на пороге колыхалась черная фигура клерка. – Мисс Смит, вам нужно срочно уходить.
– Что такое, в чем дело? – недоумевала я, все еще сидя на артуровом Столе с зажатым в кулаке медальоном.
– Совсем нет времени. Они уже идут по вашему следу. Но наша компания предоставляет определенного рода услуги особо ценным клиентам – таким, как вы и ваш… дядюшка. Я вас выведу. Скорее!
– Кто? Кто идет за мной? Почему?
– Люди! Нет времени, дитя, идемте же! – шелестел банкир.
Я машинально надела цепочку на шею, спрыгнула со Стола, сбросив полотенце, и последовала за человеком-цаплей, как окрестила про себя странного сотрудника банка.
Когда я проходила мимо чайника, я на секунду замешкалась, чтобы еще раз взглянуть на это чудо природы. Менее всего я ожидала услышать вдогонку свистяще-пищащее «А ничего так выглядите, ваше высочество!».
Едва поспевая за клерком, я почти бежала по каким-то коридорам. Мы проходили комнаты, галереи, и думать или анализировать происходящее я не успевала – все силы уходили на то, чтобы не отстать. Ему же, казалось, все было нипочем: не меняя темпа, уверенно переставлял он длинные, какие-то действительно цаплины или аистовы ноги.
– Прошу вас, ваше высочество, поторапливайтесь, – произнес мой провожатый, доставая связку ключей и отпирая амбарный замок, висевший на цепи, которая пересекала массивную дубовую дверь.
Не придавая значения странному обращению, я только одну мысль крутила в голове: а дело-то плохо. У этого клерка, воплощенного самообладания, дрожали руки, он что-то шептал (слов я разобрать не могла), а замок все не поддавался. Наконец дверь открылась – человек-цапля протолкнул меня в коридор и сказал: «Бегите, бегите и не останавливайтесь, что бы вы ни услышали».
И я побежала.
В висках стучало: второй раз, второй чертов раз такая фигня! Второй раз!
Не помню, сколько прошло времени, но я уже успела трижды задохнуться, огромным усилием воли заставляя себя не останавливаться. Вот он, долгожданный выход. Просто свет… свет на другом конце коридора. Никогда не думала, что с такой радостью буду бежать к нему.
Но только разглядев источник света, я вспомнила слова Френзи: «Свет в конце тоннеля – всего лишь огни встречного поезда». Или автомобиля, что дела не меняет.
Вспомнила, да слишком поздно.
Мои руки уже были больно перехвачены за спиной, обзор закрывала какая-то тряпка, наброшенная на голову. После того как в предплечье вонзилась игла, я помню только одно – фразу, сказанную тем самым бесплотным голосом: «Добро пожаловать домой, Эбби Смит. Или мне называть тебя ваше высочество?».
И темнота.
Вот сейчас, забившись в угол и ожидая, пожалуй, смерти: я думаю…Что все-таки имел в виду опекун, говоря: «…если ты попадешь в ситуацию, которую сочтешь патовой, найди, где спрятаться и пересидеть, и всё обдумай. Может быть, это просто паника…»
