Кто вы, сэр?
– Что, набегалась? Мне нужно пересмотреть план твоих тренировок. Должен признать, что ты в отвратительной форме. Догнать тебя ничего не стоит. Даже для человеческого ребенка ты слаба, – в тоне моего опекуна звучала насмешка.
А я следила за модуляциями голоса этого странного человека (или?..) и медленно осознавала, что сейчас он впервые за всё время прикоснулся ко мне. И этот контакт, самое интересное, разрывать не хотелось: мне было спокойно, комфортно и уютно в этих руках.
Опекун все-таки отступил на шаг, и я внимательно снизу вверх посмотрела на его высокую фигуру: у него за спиной садилось солнце.
Мои теории рушились.
– Пойдем в дом, – сказал он спокойно. – Нам есть о чем поговорить.
…До сего момента я думала, что человек, который называл себя моим опекуном, не человек вовсе.
В моих рассуждениях есть логика! Есть! Ведь за всё время, проведенное здесь, я ни разу не видела, чтобы мой опекун ел или пил, хотя он, бесспорно, имеет представление о еде и о том, как ее готовить и хранить.
Кажется, на 128-й день, как я себя помню, он впервые сидел со мной за столом, с интересом наблюдая за тем, как ела я. Составить компанию наотрез отказался, причем, стоило мне предложить ему кусок пиццы, на лице его отразилось такое отвращение, что я мысленно зареклась так делать. Конечно, напоить его кофе, водой и чем бы то ни было еще тоже не удалось. Мой опекун реагировал на мои попытки так, будто я хочу его отравить. Но я же не совсем глупая! И не зря Френзи вбивал в меня бесконечные уроки этикета (из серии: как сложить на тарелке вилку и нож, когда подавать руку при знакомстве и со скольких до скольких можно желать доброго дня). Применить их ровным счетом негде, ибо у нас никто не бывает. Раз уж мой опекун составил программу моего добровольно-принудительного образования, пусть пожнет плоды и соберет, так сказать, все посеянные камни.
Короче говоря, дней сто назад, когда опекун снова черт знает откуда появился, я приготовила для нас традиционный пятичасовой чай. Ему не выкрутиться, наивно думала я: джентльмен не может не принять у дамы чашку чая.
Да, факт. Не принять не может – и он боязливо взял чашку, словно она была жива и хрупка до неприличия.
Пока он внимательно изучал ее, я мысленно ликовала. Да, да, да! Сейчас я все узнаю.
Как будто в сомнении, мой опекун медленно потянулся к сахарнице, приподнял крышку, подробнейшим образом изучил содержимое – какой педант! – и, держа щипцы кончиками пальцев, аккуратно опустил кусочек тростникового сахара в свою чашку. Помешал. Еще раз помешал. «Ну же, давай!» - мысленно кричала я, а он тем временем беззвучно опустил ложечку на блюдце и повернулся ко мне, начиная наш обычный, ничего не значащий разговор на тему «как я провела время».
Я ждала, когда он сделает хоть глоток. Ждала и смотрела на его пальцы – тонкие, длинные, аристократические. Красивые пальцы, если бы не ногти – даже на вид опасные, твёрдые, как когти хищной птицы, заострённые, загибающиеся книзу и какого-то странного, нечеловечески голубоватого оттенка, будто у моего опекуна хроническое заболевание сердца и лёгких.
Едва слышно звякнула поставленная на стол чашка. Из оцепенения меня вырвало резкое «Планета Земля! Как слышно?». Он даже голос повысил:
- Я, кажется, к тебе обращаюсь. Опять витаешь в облаках? Применить на практике то, чему ты научилась, - прекрасно. Но не забывай: радушная хозяйка хотя бы поддерживает разговор, а не замирает на полчаса с раскрытым ртом. Френзи не учил тебя, что это моветон? Я скажу ему. Продолжай обучение. Я навещу тебя на днях. Доброго вечера.
Итог моих размышлений и экспериментов: он не ест и не пьёт. Когти. Когти и глаза. Красивые миндалевидные глаза абсолютного рубинового оттенка. А теперь сложим два и два. Мой опекун не человек. И, готова спорить, не из мира живых вовсе. Остаётся в этом уравнении одно неизвестное: я. Почему я здесь? Почему до сих пор жива? Почему сама не стала обедом?
И да. Самое «приятное» (хотя за проведенные здесь 364 дня я успела привыкнуть): он появляется из ниоткуда. Просто «Пфф!» - и он тут. Всегда на верху лестницы – и ни скрипа половиц, ни хлопка двери или оконной рамы. Я не представляю, как он проникает в дом, потому что на втором этаже расположены пустующие гостевые спальни и ванные комнаты; там нет и не может быть дверей наружу.
Как он поддерживает связь с Френзи? Где он находится, когда не посещает нас? Как его имя?
Мой опекун – это тысяча вопросов. Не всегда я одинаково уверена, что желаю получить на них ответы, но любопытство, как известно, сгубило кошку, и, раз он считает, что нам есть о чем поговорить, я намерена принять живейшее участие в диалоге.
По крайней мере сейчас, пока мы не спеша подходим к дому и воспоминания всего лишь воспоминания. По крайней мере сейчас, когда я видела, как солнце играет за спиной моего опекуна малиновым, апельсиновым и алым, не обращая того в пепел. Может быть, не такой уж он не живой?..
