Каон был промышленный город. После войны подавляющее большинство бывших военных осела именно в нем, а после выказывания акта недоверия десептиконам и серии кадровых чисток в войсках – и вовсе без права выезда. Многие десептиконы трудились в шахтах и на перегонных заводах огромной промышленной резервации Каона. И это была отдельная тема для размышлений.
– Зачем вообще правительство придумал это разделение на два знака? Ты знаешь, Орион?
– Это не правительство придумало, – ответил я, – правительство только ввело названия по вполне очевидным политическим соображениям.
– Но откуда же началось наше различие?
– Каждый трансформер, созданный Вектором Сигмой, имеет преобладание одного из двух типов программ в Искре. Разница отражается, прежде всего, в цвете оптики. Но в каждом из нас имеются и ТЕ, и ДРУГИЕ программы. Это потом правительство назвало их созидательными и разрушительными, а изначально они назывались мирными и военными. Сама сфера Сигма Компьютера разделена на две полусферы, в которых в специальных ячейках заложены блоки тех или иных качеств. Пакет программ и проект корпуса загружаются из Сигма Конвертера, соответственно им из Колодца исходит Искра.
Исходила... Пока после Великого Падения портал не закрылся навсегда.
Они явно не понимали того, что я пытался донести им о единстве ДВУХ начал в нас. Они снова завороженно слушали меня, и я грустно улыбался, глядя на их широко распахнутые окуляры. Они верили мне, так же как я когда-то внимал каждому слову, сидя у ног своего учителя.
– Ни в ком из нас нет идеального баланса тех или других программ. Даже самые первые кибертронцы были созданы такими же, как и мы – звали их Альфа Кронос и Альфа Трион.
– Оптика Альфа Кроноса была алая, – сказал Дион, – я видел его изображения в сети. Он был родоначальников всех летных альтформ.
– Получается, он был величайшим из всех… десептиконов, – тихо сказал Грузохват и тут же добавил, – сложно называть его этим термином, ведь мы так чтим память того, кто ценой жизни остановил Великую Войну.
– Говорят, он не погиб, а пропал без вести.
– Разве можно выжить после схватки с самим Юникроном?
– Этого монстра нужно было уничтожить любой ценой!!!
Они снова принялись спорить.
– Как странно, – грустно сказал я, больше обращаясь к себе, чем к собеседникам, – что именно десептикон нарушил Великое Равновесие.
– А мы, Орион? – они запутались в своих рассуждениях, и я почти физически ощущал, как сотни вопросов теснятся в их процессорах.
– И в нас нет чистого набора программ, свойственных какой-либо стороне. Больший процент – возможно, но чистого – никогда. Но мы все принадлежим тому или иному знаку.
– В нас ДВА начала?
До них стало медленно доходить простая и такая очевидная истина.
– Более того, друзья, вас шокирует, что в активации каждой Искры нашего вида участвовало ДВА создателя.
Они долго молчали. В открытое окно проникала вечерняя прохлада. Скоро станет совсем холодно, теперь, когда наше солнце начало угасать, металлическая поверхность планеты быстро остывает. Но холод только подбадривал разгоряченных жителей мегаполиса. Крики на магистралях и музыка слышались все громче и громче. Столица готовилась к празднику. Юникрон исчез из нашей системы очень-очень давно…
– Выходит, десептиконы... – Флэшсторм не знал, как правильно сформулировать свою мысль.
– Юникроново отродье! – весьма грубо закончил ее Грузохват.
– Да, – ответил я, – но в этом нет ничего мистического или страшного. Они просто ВОЕННЫЕ механоиды! И именно ИМ мы обязаны окончательно победой, – как ни старался я скрыть горькую иронию в интонациях своего голоса – не получалось.
Сколько бы воинов не погибло на полях сражений, после капитуляции Квинтессы их вернулось домой слишком много. Доля армии по отношению к гражданскому населению составляла почти сорок процентов. Чем это грозило обществу? Ведь десептиконы ничего не умели, кроме как воевать, они были опасны, как сила, могущая в одночасье устроить переворот. Сенат своеобразно решил эту задачу, сослав бывших военных в промышленные резервации. Но мои друзья словно не понимали всей трагедии. Никто не понимал... Наше общество с каждым астроциклом раскалывалось на две половины все отчетливее и отчетливее. Со временем трещина стала напоминать пропасть. Я пытался поставить себя на место правительства в ранние послевоенные годы. И никогда мне не удавалось придумать нужное действие или форму правления, приводящую к идеальному равновесию в обществе. А память с завидным упорством возвращала меня к последним часам общения с моим учителем. Вернее, к одной из его великих фраз, сказанных в ту, самую странную ночь, после которой он отправился в добровольное вечное заточение:
«Зачем нам сорок пять фальшивых автоботских голосов в Сенате. Нашим обществом смогут управлять и ДВОЕ. Но это непременно должны быть автобот и десептикон!»
Это была неосуществимая задача. Автоботы и десептиконы теперь напоминали жителей разных планет. Так сильно различались их интересы, темперамент и методы достижения целей. Также я знал, что тяжелые условия жизни, в которые попали бывшие военные, не сделали ничего хорошего для их образа жизни. Высокозаряженный энергон, опасные стычки, сомнительные интерфейс-заведения и эти странные и жестокие игры. Девяносто процентов гладиаторов были десептиконами.
– Каон имеет очень дурную репутацию… – начал, было, я, но Блок прервал меня, снова развеселив всех своим неожиданным замечанием:
– Но мы же будем с тобой, Орион! Ты защитишь нас от зверья на дорогах, а мы проследим за твоей репутацией в этом ужасном рассаднике бандитов и развратников.
Все снова прыснули со смеху. Я не выдержал и ткнул Блока кулаком в желтый бок так сильно, что он охнул и выронил статуэтку.
– Ты же всегда был лоялен к десептиконам, – сказал Дион, – как и твой учитель Альфа-Трион.
– Да … – тихо отозвался я, – только эта лояльность принесла свои неприятные плоды. Моего учителя больше нет со мной. Он был объявлен политическим заключенным и бежал от правительства.
Их лица стали серьезными.
– Мы знаем, как ты тяжело переживаешь его уход, как стараешься выглядеть смирно перед спецслужбами, – сказал Дион, – но если в твоем образе жизни не найдется место хоть единственной слабости, ты действительно навлечешь на себя подозрения. Ты слишком идеален, Орион. Поверь, эта прогулка пойдет тебе на пользу. И у тебя, как у философа, будет великолепный шанс увидеть в реальности то общество, изучению которого ты уделяешь столько времени.
Я удивленно поднял надбровный щиток. Они всегда казались мне простачками и, тем не менее, отлично понимали направление моих мыслей.
– У нас у всех будет шанс увидеть это общество, – серьезно ответил я, – ведь вы тоже едете ТУДА впервые.
– Ура! Он согласен!
Грузохват в порыве восторга приподнял меня, обняв так крепко, что я пожалел тонкий металл своих боковых вентиляционных отверстий.