Уже стемнело, когда Гальватрон вышел из дома. Искусственное светило угасало за считанные клики, не давая сумеркам наполнить улицы Аякона. День и ночь наступали точно по графику, будто разграничивая сферы влияния света и тьмы.
Но не для всех ночь означала оффлайн. Всегда существовали те, кто свету предпочитал полутень, а то и непроглядный мрак, способный скрыть как их тёмные дела, так и не менее темные личности. Возрождающийся из послевоенного хаоса Кибертрон стараниями нового правительства был полон запретов и суровых законов, а усердием контрабандистов, подпольных химиков и торговцев живым металлом - соблазнов и ночной вседозволенности нижних уровней.
Гальватрон направился к ближайшей шахте-спуску. Скоростной лифт отсчитал несколько десятков уровней вниз и, словно нехотя, остановился, выпуская своего единственного пассажира в темное нутро планеты. Впрочем, слабое освещение в коридоре присутствовало: на небольшом расстоянии друг от друга призывно мерцали светящиеся кристаллы, приглашали пройти вперед, откликнуться на их зов. Гальватрон уверенным шагом проследовал вдоль подсветки и оказался в небольшом помещении полулегальной заправки. Барная стойка, десяток столиков, скрывающий фейсплейты полумрак и гул голосов – всё это было прекрасно знакомо главе сената. Процветает ли в мире или гибнет в плавильне войны планета, но такие места неистребимы. Они не для желающих взбодрить себя после трудового дня кубом высокозаряженного энергона, хотя с первого взгляда это и не очевидно. В такие места стекаются те, кто отрицает созидание, предпочитая медленное, на грани боли и удовольствия саморазрушение от дурманящих, перегружающих процессор присадок. Те, кто не захотел или не смог встроится в новый миропорядок, о ком не вспомнят и не пожалеют, если внезапно откажут измученные стимуляторами системы.
Гальватрон подошёл к стойке бара, и узнавший его барбот вежливо поклонился:
- Что для вас?
- Как обычно.
Из недр бара трансформер извлек маленький куб с ядовито-зеленым содержимым. Гальватрон посмотрел на куб, затем на полутемное чрево заправки, прислушался. Напряженный гул возбужденных голосов вызывал раздражение. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать.
- Ещё один, - бросил Гальватрон барботу.
У того на миг расширились окуляры: две порции «Системного стазиса» были способны нанести сокрушительный удар по процессору, да и по остальным системам. Название недвусмысленно намекало на опасность данного стимулятора. Обычному посетителю барбот отказал бы в таком заказе, ещё и сопроводил бы отказ мрачной шуткой вроде: «Твой дезактив тащить до плавильни здесь никто не нанимался», но с главой сената он спорить не решился. Гальватрон, не считая, положил стопку кредитов на стойку, убрал кубы в подпространственный карман и, не сказав больше ни слова, направился обратно на поверхность. Барбот проводил его задумчивым взглядом, надеясь, что жаждущий забвения трансформер хотя бы не употребит оба куба за раз.
Гальватрон полулежал в кресле и не шевелился. Несколько кликов назад он выпил первый куб и теперь наслаждался волной теплоты и удовольствия, зародившейся в топливной системе и теперь разливавшейся по всему корпусу. Но помалу тепло уходило, оставляя после себя зовущее воспоминание о всплеске безграничного наслаждения. Время будто замедлилось, а может быть, вовсе исчезло. Постепенно эйфория удовольствия сменялась чувством расслабления, удивительной легкости, ощущением гармонии мира и полной безопасности; все опасения, напряженность и беспокойство куда-то исчезли. Гнев и агрессия остались ничего не значащими словами в идеальном мире абсолютного спокойствия.
Некоторое время всё было замечательно, но вот в череде приятных видений и образов появился Прайм, появился даже не лично - мелькнуло лишь воспоминание о вечном сопернике, но пелена словно спала с процессора десолидера, вернулись злость и обида. Гримаса раздражения перекосила фейсплейт трансформера. Шлаков Прайм и шлаков синтетик. Из всего, что он перепробовал, только эта убойная для обычного трансформера смесь оказывала хоть какое-то приятное действие на процессор, позволяла расслабиться и на короткое время забыться. В который раз вспоминая недобрым словом Юникрона, подарившего своим созданиям удивительную устойчивость ко всем нездоровым видам топлива, Гальватрон достал второй куб. Ядовито-зелёная жидкость, даже отдаленно не похожая на энергон, радужно переливалась и поблескивала. Одним глотком Гальватрон осушил небольшой куб до последней капли. Окружающий мир перевернулся, закружился в разрушительном танце, гротескно исказился до неузнаваемости и исчез вовсе.
Сколько времени он провел в полубессознательном состоянии, Гальватрон не смог бы сказать, но в какой-то момент он ясно ощутил, что теперь в комнате находится не только он один. Чужое присутствие вызывало слабое, но тревожащее беспокойство. С огромным трудом сфокусировав окуляры, трансформер увидел в кресле напротив крылатый красно-белый силуэт. Не поверив системам, он запустил повторную фокусировку, но бывший заместитель никуда не исчез, он продолжал сидеть в кресле, положив ногу на ногу и прожигая десолидера возмущенным взглядом сверкающих красных линз.
- Старскрим?! – прохрипел Гальватрон и, вопреки всякой логике, в его голосе ясно слышалась радость.
- Конечно, это я. А ты чем-то удивлен, Гальватрон? Я пришёл тебе сказать, что ты трусливое ничтожество, недостойное быть повелителем десептиконов.
- Ты пришел… Но как? Ты ведь мёртв! Я уничтожил тебя!
- Конечно, уничтожил, - с обидой подтвердил Старскрим. – Даже два раза уничтожил. Между прочим, мне было о-о-очень больно.
- Да ты и понятия не имеешь о настоящей боли! Летающее недоразумение с невыносимым характером и раздутым самомнением… И как тебя только терпели окружающие? А теперь ты явился попрекать меня, несмотря на то, что ты давно мертв?!
- Ты никогда не ценил моих заслуг! – по привычке возмутился Старскрим, благополучно пропустив мимо слуховых сенсоров напоминание о своем уничтожении.
Давний упрек вызвал из блока памяти Гальватрона воспоминания прежней личности. На время он снова ощутил себя так и не сумевшим прекратить бесконечные стычки с заместителем Мегатроном. Будто лавина на него обрушились извлеченные из архивов чужой памяти воспоминания.
Оказывается, когда-то Мегатрон любил поразмышлять о нестандартной личности своего заместителя. Он прекрасно знал, что к своим подчиненным Старскрим относился с поразительной необъективностью. Но в то же время для себя сикер ожидал справедливого признания заслуг и искренне недоумевал и обижался, когда на него перекладывали вину за чужие неудачи. Мегатрона забавляли наивные ожидания заместителя и его двойные стандарты. Оскорблять его и бить красивый корпус было так приятно! Раз за разом низвергать заносчивую летучку с самопровозглашенных вершин в мрачную пропасть обиды, боли и унижения. Может, во всем этом и было что-то нездоровое, но Мегатрон не привык отказывать себе в удовольствиях. Мести заместителя он не боялся, считая того за ничтожество, неспособное на серьезный поступок; к тому же болтливый и непригодный к хранению тайн характер Старскрима был ему прекрасно известен. Как же давно это было. Будто в другой жизни…
- Ты всегда был плохим лидером, и даже сам Юникрон не смог тебе помочь стать настоящим вождем, ведущим к победе. Ты привел десептиконов к краху и капитуляции.
Упреки Старскрима вернули трансформера в реальность.
- Что тебе нужно от меня сейчас, Старскрим? – спокойно спросил он.
- Чтобы ты наконец признал очевидный всем факт, что ты - никудышный вождь десептиконов и что ты совершил огромную ошибку, когда отстранил от власти меня.
- Неужели это действительно очевидный всем факт? - усмехнулся Гальватрон.
- Конечно! Хотя бы у Циклона спроси, - произнес Старскрим, величавым жестом указывая на третье кресло в комнате.
Гальватрон мог бы поклясться самой жаркой плавильней, что ещё мгновение назад кроме него и Старскрима в комнате никого не было, но когда он повернул голову в указанном направлении, то увидел Циклона во всей красе. В отличие от Старскрима, вальяжно и непринужденно развалившегося в кресле, монументальный Циклон сидел неподвижно, в напряженной, неудобной позе, и выглядел крайне мрачно. Гальватрон отвел взгляд - он почувствовал себя совсем неуютно. Он слышал, что Циклон погиб в результате несчастного случая, на полной скорости врезавшись в астероид. Почти затухший голос совести говорил десолидеру, что заместитель просто не смог жить в новом мире и часть вины за его гибель лежит и на нем, Гальватроне, вычеркнувшем своего самого верного последователя из своей жизни.
А теперь Циклон снова здесь, в его гостиной. Убедившись, что второй заместитель не спешит поддержать обвинения Старскрима, Гальватрон наконец осмелился посмотреть на него. Да, Циклон не произнес ни слова, но его окуляры пылали такой яростью и злостью, что его прямой взгляд словно пригвоздил Гальватрона к креслу. И в этом взгляде Гальватрон прочитал свой приговор: «Виновен».
- Ну как ты мог поддаться на уговоры Прайма и прекратить войну? – не унимался Старскрим. – У настоящего вождя десептиконов должна быть только одна цель – полная победа! Покорение всех обитаемых миров и абсолютная власть! А чем занимаешься ты? Заседаешь в сенате. Позор! Ты, утверждавший, что Вселенная дрожит от ужаса при виде одной твоей тени, сдался на милость автоботов. Я, и только я - истинный вождь десептиконов! А ты – жалкое подобие никчемного Мегатрона.
Гальватрон сам удивлялся тому спокойствию, с которым он слушал визг Старскрима. Его претензии на власть вызывали приятную ностальгию и даже слегка умиляли. А вот молчание Циклона, продолжавшего сверлить Гальватрона мрачным взглядом, было неприятно. И Гальватрон решил перейти в атаку.
- Значит, по-вашему, я – плохой лидер. А из вас, Старскрим и Циклончик, вышли бы хорошие повелители десептиконов?
Заместители согласно закивали. Гальватрон злорадно рассмеялся.
- Да вы самые обыкновенные неудачники! Вы не сумели даже сами остаться в живых, что уж говорить о вашей способности привести десептиконов к победе. Выметайтесь из моей гостиной обратно к Юникрону, или где вы там сейчас обитаете, и не смейте больше показываться мне на оптику.
Призраки взвыли от обиды и злости, резко поднялись со своих мест и начали с двух сторон угрожающе надвигаться на Гальватрона. Он попытался встать, но конечности не слушались. Оставалось только вжиматься в спинку кресла. Четыре руки потянулись к беззащитному в данный момент корпусу, и металлические пальцы сомкнулись на шее. Леденящий искру крик разнесся по комнате.
Оптимус Прайм медленно поднимался на нужный этаж. Ему не хотелось сюда приходить, но Гальватрон больше недели не появлялся в сенате, срывая его работу, вызовы на коммлинк игнорировал, и жалобы законотворцев обрушились на Прайма.
Мысленно перебирая доводы, способные убедить Гальватрона продолжить работу, Прайм подошёл к его двери. И вдруг искрораздирающий крик, от которого застывал хладагент, оглушил Оптимуса. Недолго думая, автобот вышиб дверь и ворвался внутрь, где и обнаружил вжимающегося в спинку кресла, истошно вопящего Гальватрона. Оптимус удивленно огляделся – в комнате больше никого не было. Зато на столе стояли два маленьких опустошенных куба. Оптимус тронул трансформера за плечо:
- Гальватрон…
Но тот ни на что не реагировал, бессмысленно уставившись пустым, полным ужаса взглядом перед собой. Оптимус связался с городской больницей и вызвал бригаду скорой помощи
