***
Который раз ты… Мегатрон. Но эта, третья наша встреча, была особенной — ты не знал, что скрывается под маской твоего неожиданного соперника. Ты вообще был раздосадован появлением на поле боя столь крупного и вооруженного противника. Разозлен сопротивлением, столь умелым.
И, клянусь Матрицей, ты был заинтригован!
От нетерпения ты сделал еще один выстрел — плазменный разряд прошел над моей головой. Это послужило сигналом, пригнувшись, я бросился вперед, стреляя на поражение. Танки Блицвинга разрушили все подступы к Колодцу. Искусственно созданный склон из обломков недавно стоящего здесь крупного здания казался бесконечным. Твой двигатель взревел, форсируя подъем. Еще выстрел — и опять мимо. Ты не мог точно прицелиться — мешал угол наклона. Миг, и днище твоего корпуса зависло над гребнем. Гусеницы проворачивались от нетерпения. Этого мига мне было достаточно, чтобы прыжком преодолеть разделяющее нас расстояние, успеть вцепиться в твои траки и заклинить движение. Трансформировался ты уже в воздухе, стиснутый в моем захвате, яростно высвобождая из него сегмент за сегментом, ревя и сверкая оптикой. Мы катились по склону огромным металлическим комом, подминая под себя все, что попадалось на нашем пути. Упершись тебе в грудь коленом, я напрягся изо всех сил и выдрал одну из гусеничных лент. Целая система мелких двигательных приспособлений посыпалась следом. Ты даже не огрызнулся от боли, словно, гусеницы тебе не принадлежали и тут же ударил меня в лоб острым углом своего шлема. Удар был настолько сильным, что в моей оптике отразился целый каскад помех. Минимальная дистанция мешала тебе размахнуться, и ты сжал мои запястья, медленно разводя манипуляторы в стороны. Моторы сервоприподов взревели от предельной нагрузки, сочленения захрустели. Наши напряженные лицевые пластины застыли друг напротив друга, взгляды схлестнулись, топя обоих в ненависти.
— Кто ты?! — прохрипел ты. — Откуда ты взялся?!
— Я твой самый ужасный темный кошмар, Мегатрон!
Мне было не удержать ироничный смех, ощущая, как твое поле стремительно меняет свои характеристики. Холодная ненависть тебя покинула, и на ее место хлынула лавина разнообразных чувств: брезгливость, страх, злоба, приправленная любопытством и… растерянность. Мне удалось смутить тебя. Я не преминул этим воспользоваться, ударив тебя коленом в моторный отсек, а затем резко ослабил один манипулятор. Наш общий центр тяжести сместился, и я совершил бросок. Ты перелетел через меня, тяжело врезавшись в остатки бетонной колонны. След от твоего падения напоминал метеоритный кратер. Облако пыли взметнулось над развалинами. Но подбежать ты мне не дал — стремительно перевернулся на спину и выстрелил. На этот раз залп из твоей пушки пришелся в самый центр моей грудной брони, и мое падение в противоположную сторону образовало кратер не меньших размеров. Боль от попадания, слившись с болью от Матрицы, была неимоверной. Но я не имел права ее показывать, упав в окружение врагов. Я знал — тебе сейчас самое время отдать приказ меня добить. Пружина юникроновых инстинктов заставила меня вскочить, несмотря на тяжелые повреждения. Пробитый грудной отсек искрил. Я занял оборонительную позицию, но твои бойцы снова медлили…
— Не вмешиваться! — ты поднимался, отплевываясь от бетонной крошки. — Не трогать его, — скрежещущий, полный ярости голос резал аудиодатчики, — он — мой!
— Не вмешиваться! — как эхо повторил я на всех частотах, для своих и чужих.
С этого момента все окончательно перестало иметь какой-либо смысл. Обе наши армии растворились в ином измерении. Здесь же, на этих развалинах, раскинулся перекресток наших судеб. Только наших — твоей и моей. Мы принялись ходить друг вокруг друга, оценивая и выбирая, сверкая оптикой и, как звероконы, фырча воздушными компрессорами. Твой рот кривился в усмешке. Я знал, почему: впервые за долгое время ты наконец-то почуял РАВНОГО, не уступающего ни в чем. Это тебя заводило.
— Одному из нас не место в этой реальности, — я подлил катализатора в жерло страстей.
— И им станешь ты!
— Нет, Мегатрон, им будет тот, кто противопоставил старому порядку большую тиранию.
— Это говорит новая марионетка Сентинела?
— Нет.
— Тогда кто?
— Тот, кто взял на себя право вершить собственную справедливость.
Ты засмеялся и со щелчком опустил вниз левый манипулятор. Кисть и предплечье с гулом перестроились в плазматрон. С угрожающим треском вспыхнуло голубовато-белое острие плазменного клинка.
— И чем же ты собрался ее вершить, пафосными речами?!
Клинок описал дугу, и я с трудом выскользнул из-под его смертоносного жала. Уровень моего топлива был израсходован наполовину, теперь было опрометчивым надеяться лишь на крепость брони. Ты довольно оскалился, оценив мою ловкость, и тут же провел серию настолько стремительных выпадов, что в конце я невольно выставил, как щит, левый манипулятор. На это ты и рассчитывал — я тут же лишился кисти, удар прошелся точно по сочленению. Но полыхнуло болью почему-то снова в груди. Мой правый манипулятор задрожал.
Девяносто пять…
Я догадался, что сейчас произойдет — перестройка системы магнитных генераторов была мне знакома. Но вот оружие, в которое трансформировалась моя уцелевшая кисть, было очень далеко от того, чем когда-то владел Орион. Это была гигантская секира насыщенного оранжевого цвета, напоминающая раскаленную лаву. Я отбил твой очередной выпад ее широким лезвием и провел контратаку с такой силой, что ты едва устоял на ногах. Хриплый смех, заглушаемый гудением вентиляции, снова раздался над развалинами.
— Так-то лучше, автошлак!
Баланс на грани жизни и смерти стремительно вводил тебя в эйфорию. Это было понятно, иначе ты бы не стал лучшим гладиатором. Лучшим из лучших. ГЛАДИАТОРОМ, НИКОГДА НЕ ЗНАВШИМ ПОРАЖЕНИЙ!
— Я буду бороться, пока один из нас не уйдет в другой мир.
— Мой клинок погасил сотни Искр, ему не составит труда погасить и твою!
— Тогда ты, должно быть, знаешь, каково сражаться, когда у тебя нет выбора, Мегатрон.
Одарив меня странным взглядом и ничего не ответив, ты ринулся в бой с утроенной силой. Оранжевая и голубая плазма заплясали перед линзами, рассыпаясь искрами, загудели, с треском перекрещиваясь в стремительном танце. Мы катались среди развалин, круша все, что попадалось нам пути. Ты не жалел плазменных разрядов. Мне приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы уворачиваться от выстрелов. Сражаться с десептиконом в полном боекомплекте было сложнее, чем я предполагал. Даже наличие юникронова кластера не одарило меня встроенным тяжелым оружием. Моя винтовка оставалась за плечами. Но в фехтовании я не уступал тебе. Разница между нами была разве только в том, что я использовал как щит обрубок собственного манипулятора, в то время как ты в паузах между выстрелами прикрывался своей тяжелой пушкой. Тяжелые наручи не спасали, и твой меч постепенно превращал мой манипулятор в лохмотья. Но и моя секира раз за разом кромсала металл твоей пушки. После одного, наиболее сильного удара, из длинной пробоины оружия полетели искры и хлынул бесцветный охладитель, испускающий облака испарений. Ты взвыл, словно пушка имела собственные датчики чувствительности, соединенные с твоей нейросетью. Поле боя начал застилать едкий тяжелый пар, тут же осевший в глубоких рытвинах холодным туманом. Я не сбавлял натиск, ты — тоже. Удар, еще удар! Мы оба выбивались из сил, но не сдавались.
Мой совершенный корпус оптимизировал нагрузку. Но ресурс восстановления систем постепенно исчерпывал себя. Автоматика отключала модули, не сосредоточенные на конкретной боевой задаче. Последнее, что я отметил на внутренних навигационных мониторах, это сотни тепловых силуэтов, бегущих по улицам. Искра, измученная близостью смерти, отозвалась внезапным теплом — Айронхайд освободил пленников. Они заполняли подступы, окружая отряды Блицвинга. Пространство вокруг нас снова стало издавать звуки. Десептиконская артиллерия с неистовым гулом обрушила ракеты на наши позиции. Ей отвечали далекие выстрелы автоботских снайперов. В том, другом измерении, тоже кипел бой. Но он оставался за границами нашего с тобой личного ада. Я отключил контроль над периметром — ты не давал мне передышки. Малейшая оплошность могла быть фатальной. Бешеная скорость, с которой вращался твой клинок, заставляла меня считывать параметры своих движений и… копировать их. Это раздражало тебя - я видел - и почему-то давалось СЛИШКОМ легко. В мой процессор закралось одно смутное предположение, но сумасшедший темп поединка мешал мне довести логическую цепочку предположений до конца. Кластер загружал последние файлы. Я уже смирился с болью, сопровождающей его активацию. В конце концов, я сам сделал этот выбор.
Девяносто шесть, девяносто семь…
Твою лицевую пластину покинула улыбка, превратив ее в неподвижную сосредоточенную гримасу — с каждым кликом я становился все опаснее и опаснее. Я быстро учился, хотя это было непросто. Ошибок ты не прощал. Действия по упрощенной схеме прямого «отзеркаливания» твоих движений стоили мне полной потери левого манипулятора. Ты отсек его по самый плечевой шарнир и рассмеялся, когда фонтан энергона из плечевой магистрали брызнул тебе в лицо. Одновременно с этим твой кулак врезался в мою брюшную секцию, пробив радиатор. Ты по инерции упал на меня, вдавливая в крошево бетона. Я с трудом блокировал твой клинок лезвием секиры. Искры сыпались прямо в дыру в моем грудном отсеке, прожигая оголенные системы. Скрещенные плазменные дуги опускались все ниже и ниже, их гудение становилось нестерпимым. Второго манипулятора, чтобы равноценно сопротивляться, у меня не было. Ты же пробивал своей кистью дыру все глубже, разрушая мембраны энергетических контуров, стремясь отыскать в этом месиве главный топливопровод и разорвать его. Вид твоего перекошенного от злобы белого лица, которым я имел неосторожность когда-то восхищаться, оборвал во мне последние иллюзии. Все окончательно померкло, даже боль. А следом за этим наступило извращенное наслаждение…
Свободой!
Контроль Матрицы был сломлен. К вокалайзеру подступил клокочущий рык. Активировав неприкосновенные резервы, я нашел силы отшвырнуть тебя прочь и вскочить на ноги. Лезвие секиры потемнело, налилось синим, потом фиолетовым, и наконец — темно-лиловым. Я продолжал разогревать плазму, сжигая последние ресурсы. Локтевой шарнир уцелевшего манипулятора трансформировался в шаровое сочленение с бесконечными степенями свободы, после чего я принялся вращать секиру по восьмерке. Ревя, как разъяренный динобот, я ринулся в наступление. Лезвие раскачивалось смертоносным маятником, постепенно увеличивая скорость и амплитуду. Мой корпус тоже раскачивался в такт. Раскачивались небо, земля, строения. Только ты оставался неподвижен — белое пятно на сожженной земле. Моя цель. Смысл. Жизнь и смерть. Удар. Удар. Еще удар! Ты отчаянно сопротивлялся, отступая. И твое лицо — прекрасное в своей мрачной ауре воителя, такое же, каким я когда-то увидел его в Каоне, вызвало во мне лишь злобу. Ответную злобу, равную твоей…
Сто процентов!
Секира вгрызлась в твое бедро. Я усилил нажим, намеренно задержав лезвие в ране, ворочая им, расплавляя конечность почти до эндоскелета. Ты не выдержал и закричал, упав на одно колено. Я продолжал наступать, заставляя тебя отбивать мою атаку и не давая возможности подняться. Ты пропустил еще удар. Секира рассекла надплечье, глубоко проникнув в грудной отсек. Из повреждения хлынул энергон, залив десептиконскую инсигнию. Упав на второе колено, ты с трудом сдерживал мой натиск. Но в твоих линзах я читал упрямую непреклонность. И я бил и бил, не жалея силы, стремясь сломить это надменное упорство. Я хотел, чтобы ты прочитал в моих линзах тот же приговор, что вынесли твои десептиконы гражданскому населению Йакона. Чтобы почувствовал, КАКОЙ приговор я вынес теперь тебе. Увидел лик своей дезактивации. И в коем-то миге почувствовал настоящий страх!
Ты проигрывал, но не сдавался, отчаянно цепляясь за любую возможность. Твой клинок на мгновение погас, но лишь для того, чтобы твоё предплечье трансформировалось в цепь, окружённую ослепительно-фиолетовым ореолом. Кисть сжалась и преобразилась в фиолетовый шар, по которому пробегали сполохи протуберанцев. Твои оптограни расширились, словно ты только что вспомнил нечто важное. А затем манипулятор, на конце которого плясала конденсированная смерть, стремительно скользнул по дуге вперёд. Цепь опоясала меня, шар с треском вонзился в плохо защищенные сегменты спины. Теперь от боли уже кричал я. Кричал, но не останавливался. Мне казалось — в таком состоянии даже с потухшей Искрой я буду продолжать биться. Я падал, нанося тебе последние отчаянные удары, пока не опрокинул серебристый корпус на землю и с третьего раза не отсек твой ужасный кистень. Плазменный взрыв сотряс наши сплетенные корпуса, опалил датчики, на мгновение ослепив и оглушив тонкую электронику. Наш энергон смешался. Сенсорная сеть с тревожным воем сообщала о сотнях повреждений. Силы стремительно убывали. Я локтем прижал твою голову к земле. Навалился всей тяжестью. Пламя секиры гудело в непосредственной близости от твоего залитого энергоном лица. Тебе было сложно удерживать меня — мешала массивная и, теперь уже бесполезная, пушка.
— Сдавайся, Мегатрон!
Ты оскалился, сплюнул, пытаясь вырваться. Бесполезно. Тогда ты резким движением вцепился в мою маску и выдрал ее из креплений. Ветер пожара, охватившего ближние здания, коснулся моего разгоряченного лица. Ты замер, прекратив сопротивление. И тогда я тоже позволил себе усмехнуться, наблюдая, как меняется выражение твоей лицевой пластины.
— Ты?!
Твой рот приоткрылся, из угла тонкой струйкой потек энергон. Мой локоть придвинулся к твоей шее плотнее, предупредительно передавив магистрали. Твои разбитые губы обнажили в жуткой улыбке погнутые дентопластины.
— А знаешь… за свою долгую жизнь я ведь так и не подгрузил последние пять процентов, — усмехнулся ты. — Это произошло только сейчас…
Я отпрянул, убрав локоть. Догадка, осенившая меня на поле боя, приобрела свои очертания. Стали понятны и слова Альфа Триона, которым я поначалу не придал значения:
— Лишь ЭТО способно остановить Мегатрона — идентичный кластер идеального воина, идеального… убийцы ...
Вот почему мне так легко удавалось копировать твои движения. Все стало на свои места. В тебе находился такой же набор программ, как и во мне! И теперь понятно, почему тебе вообще удалось выжить, пройдя свой ужасный путь от простого гладиатора до лидера десептиконов. Ты был создан таким же шлаковым юникроновым совершенством! Как и я теперь… Твоя беда была в том, что ты был таким изначально.
— Что этот недоплавленный автошлак Альфа Трион сделал с тобой?
Твои пальцы коснулись закопченных краев ужасной дыры в моем грудном отсеке. Того места, где сквозь поврежденные системы пробивался голубой свет Матрицы.
— Не он, а ты, Мегатрон. В какой-то мере ТЫ создал меня.
— Тогда что же ты медлишь, поступи так же, как я с тобой!
Теперь энергон толчками выплескивался из твоего рта, мешая воздушной струе. Но ты продолжал надменно улыбаться. И я знал — эту улыбку не стереть с твоего лица даже под пытками. Я с трудом поднялся и деактивировал секиру. Боль в груди внезапно стихла, словно ее выключили.
— Нет. Пусть внутри меня живет чудовище, но я волен САМ выбирать, как мне поступить. Ни кластер, ни Матрица не смеют вмешиваться в мои решения.
— Блефуешь или замышляешь что-то?
— Не твое дело. Ты проиграл. Убирайся прочь из Тарна. Отзывай свою армию зализывать раны. И помни — без Йаконской Базы, которую я тебе не отдал, тебе не удержать ни эти заводы, ни Столицу.
Ты пристально посмотрел на меня, подумав о чем-то своем, а потом хрипло и издевательски засмеялся. Этот ужасный смех напоминал агонию, а твоя попытка встать — судороги. Корпус тебя не слушался. Ты хрипел, отплевываясь и страшно ругаясь. Сквозь порванные трубки изо рта тек охладитель, смешивался с энергоном и превращался в лиловую пену. Несколько твоих бойцов подхватили тебя и потащили к своим.
Все было кончено.
На изображениях, которые транслировали беспилотники Бластера, было видно, как наши отряды постепенно расходятся. Несмотря на выжженное пятно развалин, где произошло это сражение, основная часть строений Тарна осталась цела. Тусклые лучи солнца пробивались сквозь дым пожаров. Я пересчитывал своих, радуясь, что основной состав ударной группы жив. Более восьмиста автоботских инженеров и ученых было освобождено и присоединено к нам. В таком составе можно было рассчитывать на освобождение Йакона.
И вот, наконец, по общей внутренней связи я услышал твое хриплое:
— Десептиконы, отступаем!
А спустя клик на мой личный коммлинк пришло другое сообщение, нарушающее субординацию. Короткое и обидное. То, на что я не мог ничего возразить.
«Слабак…»
Это было сообщение от Айронхайда.
Только зарегистрированные участники
могут голосовать
