- Сегодня очень много мыслей в голове.
Слишком много.
Вообще, он мог бы поговорить с кем-то более разумным, раз уж такое дело.
Мог бы, но не хотел. Это было нормально.
- Знаешь, о чем я думаю?
Бастер склонила голову, высовывая розовый влажный язык.
Тандеркрекер покачал головой:
- Ты ничего не понимаешь.
Собака вывернулась из-под ладони и беспокойно закружила по его предплечью, приседая на лапы у стыков брони. И, вытянув шею, опускала и поднимала голову, покачиваясь и горбясь, словно одна из тех дешевых игрушек китайского производства. Тех самых кивающих собачек - пластиковые формы со свинцовым грузом в подвешенных головках. Вспомнил, потому что однажды видел такую на рабочем столе доктора Санджея Барвани. Не то чтобы ему было это интересно - просто еще один пример бесполезного использования маятника, ничего особенного. Потом она куда-то исчезла.
"Бастер-лоботряска" - отстраненно подумал Тандеркрекер, двумя пальцами обхватывая ее тельце, когда почувствовал, как та медленно скользит передними лапами вниз по его руке.
- Не бойся.
Оказавшись на полу, Бастер подняла голову и слабо завиляла опущенным хвостом.
Тандеркрекер склонился над ней, насколько позволяла конструкция. Не вглядываясь в тень, которую сам же отбросил, но по инфракрасному спектру чувствуя, как в этой тени ее организм продолжает выдавать свои стабильные 38 и 1.
- Я никогда тебя не раню.
Напоминание себе для начала, потом уже все остальное. Бастер впрочем понимала, что ей сейчас лучше уйти. Она умничка - думал Тандеркрекер, упираясь в колени локтями и пряча лицо в ладонях. В первый раз она тоже поняла все сама: лучше ей было не приближаться. Лучше было никому не приближаться к нему.
Пускай все и не было так плохо.
В Нью-Йорке вот - да. Он помнил, что почти круглосуточно смотрел телевизор, чтобы не думать. Пытался записывать историю войны, как помнил. И записывал. Много раз. Одно и то же, лишь бы не отвлекаться на навязчивый свербеж в голове. Таким его нашел Бамблби. Царствие Праймуса. Жалко было, конечно, впервые осознанно.
Еще несколько лет как с куста, вереница временных баз, каких-то коротких стычек со своими - Тандеркрекер делал все, лишь бы никогда их больше не видеть. Они не были виноваты. Просто каждый из них, автобот, десептикон - неважно, напоминал ему, кто он.
А он не хотел быть собой. Все было просто.
Наверное поэтому так хотелось податься к людям.
И недавно ему правда стало казаться, что все наконец хорошо. EDC, Фаэрборн, жизнь в целом. А потом все рухнуло.
То вторжение... Он понял, что ошибался.
Тандеркрекер пытался вспомнить. Агрессоры с Небулы. По своей сути - развившиеся растения. Рассекая пешком по улицам находящегося под атакой Вашингтона в одной белой маечке и с пистолетом-пулеметом, Файрборн ворковала про план. Он бы хотел вспомнить подробности того дня, но в конечном итоге просто оставался наедине с пониманием того, что в один момент и план, и Фаэрборн были отброшены. Единственное отчетливое ощущение оставило чувство, как что-то в его голове встало на место, потому что, кажется он кричал тогда. Давно такого не было. Не помнил кому. Даже не помнил что именно.
УМРИТЕ, сдохните все!!!
Четыре плазменных батареи с легкой подачи, под ноль, остановился - как выключили, краска шипела от жара.
Он всех их убил.
А потом ему оторвало руку.
Оно все еще живо, думал Тандеркрекер позже, понимая, что ничего в конечном итоге не помогает. Это чудовище. Сколько бы раз он не переписывал дословно весь ход войны, сходя с ума в разрушенном городе, брошенным в неравный бой один на один со своими сомнениями. Сколько бы не писал, не зачитывал вслух свой сценарий людям, или своим собратьям. Сколько бы не бежал и не прятался от себя, не пытался выбросить в текст свою структурированную тревогу и идиотскую мнительность мыслей, насильно погружая себя в когнитивный анабиоз, в котором нет ни решений, ни выбора, в котором не. надо. думать, - все это - лишь суррогат, понимал он, как энергон из земного топлива, которым он заботливо подкачивает себя, когда чувствует, что еще немного, и его беспокойный процессор окончательно подведет его к краю. Все это чтобы создать видимость: он делает, что хочет.
А что он хочет? Просто прожить свою жизнь. Это правда.
Что еще правда? То, что он говорил Прайму тогда, протягивая ладонь для рукопожатия, и чувствуя себя очень неловко. Он устал от войны.
Но живет он только будучи Сикером. Вот такой парадокс. И для него война остается единственным настоящим, естественным двигателем.
Он Сикер, да, как бы он не пытался отринуть это.
И он нравится себе, только будучи им.
Без сомнений.
Рыжеватый клубок около закрытых дверей ангара привлек ее внимание.
"Странно", подумала Марисса, подходя ближе.
- Что такое, малышка?
Не вставая, Бастер подняла голову, зевнув так широко, что ее висячие уши уехали на затылок. Потянулась, ворча, и выжидающе уставилась на нее, похлопывая хвостом по полу.
- Почему ты здесь лежишь? Что, наш грозный авиатор тебя обидел? Ну-ка, - Марисса протянула руки, присев, - пойдем поговорим с ним.
Но та в ответ положила голову обратно на передние лапы, не отводя от нее грустные темные глаза.
Марисса хмыкнула, и, ласково потрепав Бастер за загривок, поднялась.
В ангаре горела всего пара дальних ламп.
- Чего Бастер выгнал? - спросила Марисса, протискиваясь между дверями, щурясь и пытаясь привыкнуть к полутьме. - Эй, Тандеркрекер!
Сикер сидел на подзарядной платформе, прячась в тени стены. Сгорбившись и уронив голову на руки.
- Я задала вопрос.
Она всегда немного раздражалась из-за того, что ей приходится задирать голову, чтобы говорить с ним, хоть и не хотела признавать это.
- Сама ушла, - глухо ответил Тандеркрекер. - Давай и ты попытаешь меня вопросами в другой раз, Фаэрборн.
Марисса скрестила руки на груди, хмурясь.
- Я буду благодарен, если ты оставишь меня в покое, - продолжил он.
- Ну ты и хам.
Он мог бы хоть посмотреть на нее. Марисса небрежно отбросила волосы за спину.
И вдруг почувствовала.
Неужели она так сильно не любила, когда ее не хотели ставить в курс дела?
Угроза.
Она ощущала ее нутром, инстинктивно, и смотря вверх, в разгорающийся в темных провалах глазниц красный перелив, все усилия прилагала, чтобы не отступить.
- Я нормально попросил.
Тандеркрер смотрел в упор.
Не отводя взгляд, Марисса закусила губу, задавливая инстинкт "Черт, он сейчас считает мои показатели и поймет!" и наконец говоря:
- Хреновая у тебя норма, вот что.
- Я ненавижу, когда мне не дают побыть одному.
- Ты и так сам не свой последнее время, я просто пытаюсь понять. Помочь. Или может мне самое время узнать, что ты еще ненавидишь?
Не отводя взгляд, Тандеркрекер резко поднялся.
Скорее по привычке схватившись за пистолет, Марисса неслышно вздохнула, продолжая слегка подскакивать на полу, вздрагивающем от шагов. Сикер просто перешагнул через нее, сцепив руки на груди и отходя к дальней стене.
Она почти выкрикнула, потому что хотела, чтобы он ее слышал:
- Может это и нас касается?
Громовержец склонил голову:
- Не знаю.
- Не слышу!
- Не знаю, - он резко обернулся, разведя руки в стороны, - может я ненавижу людей!
Не дай бог она выдохнет слишком громко - Марисса приоткрыла рот, чувствуя, как подрагивает нижняя губа. Она не знала, что сказать, но понимала, что должна. Понимала даже не как военный. Как женщина. И видя, как опускаются его руки, чувствовала отчаяние. И не поймешь - чье.
Марисса неосознанно поднесла руку ко груди, позвала:
- Тандер.. - может не стоило неполным именем? Но она сама его разозлила. Дура. - Скажи, если мне стоит волноваться о том, что ты сейчас говоришь. Я серьезно. Мне стоит волноваться?
- Фаэрборн.
- Ну?
Тандеркрекер склонил голову, принимая ее попытку загладить вину:
- Я обещаю, - он опустился сперва на корточки, а потом сел на пол, вытягивая длинные ноги вперед и говоря тихо даже по меркам человека, - завтра все будет как прежде. Я буду улыбаться и читать сцену три вслух. Все будет как прежде.
Марисса поджала губы.
- Не скажу, что ты меня обнадежил. Ты не в себе.. - будь он человеком, ей было бы проще решиться подойти. - Но я тебе доверяю.
- Да, наверное.. Наверное ты права, - он покачал головой, вряд ли вообще говоря с ней. - Может быть я и правда не в себе. Но все будет хорошо. Обещаю.
