Извлечение из личного дела.
Статус: секретно.
Год извлечения: 2011.
Полное имя: Сэмюэль Арчибальд Уитвики.
Второе имя взято в честь предка, обнаружившего в начале ХХ века ИНП-1 на Северном полюсе.
Статус гражданский: студент, специальность ███████████.
Статус на базе: ███████████.
Оперативное прозвище: ███████████.
Официальная легенда прозвища: ███████████.
Истинная легенда: в честь усмирения некоего Трента де Марко aka «Трентон» и проявившихся при оном усмирении особенностей характера. Посвящены: ███████████. Согласие Уитвики получено.
В свою очередь, посвящён в некоторые нелицеприятные и тяжёлые моменты каждого из названных. Согласие ███████████ получено.
Взаимное доверие установлено.
В настоящее время параллельно занимается подготовкой к изданию сборника записей своего предка Арчибальда Уитвики. Рабочее название — «Записи пожилого человека».

Отец и сын целенаправленно ехали исполнять мечту и подпевали Алану Джексону. Его песня была о незадачливом посетителе придорожного кафе, влюбившемся в тамошнюю официантку, но не знающего даже её имени:

Без особого сожаления Уитвики, старший и младший, — а это были именно они — проехали салон «Порше» и добрались до обширной автостоянки, где вскорости их встретил «дядя Бобби Боливия, парень, почти как страна, только от меня нет поноса». Пока новоявленный «родственник» обрисовывал достоинства «тачек» потенциальным клиентам, никто из троих, занятых в этой сцене, не подозревал, что за ними наблюдают и их внимательно слушают.

Вортекс попал. На сей раз — по-крупному. Его сбили и, по-видимому, повредили несущие лопасти: он видел обломок одной из них, но не мог дотянуться, так как был надёжно принайтован к какой-то нелепой конструкции.
А всё из-за такого манящего чёрно-жёлтого корпуса…
Вертолёт уже почти унёс скаута, свою, как он полагал, законную добычу, как тут сработали автоботы. Вначале он получил от подразделений радиотехнических войск — так, во всяком случае, они именовались в оперативных сводках: уже беспорядочно, с каждым кликом всё быстрее и быстрее, кувыркаясь на пути к твёрдой поверхности, боевикон успел заметить токсикоманского вида вогнутую квинтовину, из которой ему, кажется, и прилетело по мозговому модулю, обеспечив дезориентацию и забив белым шумом каналы связи. А затем в дело вступили зенитные ракеты вражеской ПВО…
— Грёбаный автошлак! Только и умеете, что нападать скопом! Да вы!..
К нему уже применяли некоторые степени допроса. Автоботского тактика, Проула, впрочем, нисколько не волновали гневные тирады десептошлака: зёрна и крохи информации можно было найти даже в них, а остальное его не касалось. Все необходимые сведения, которые можно было получить, они получили, и потому…
「Он ваш.」
Даже если кто-то и считает, что Оптимус Прайм страдает (ну или наслаждается — это как посмотреть) всепрощением, то и у этого явления бывают границы. Как и сейчас.
И потому боевикон видит пока ещё активной оптикой, как постепенно собираются вокруг него старые недобрые знакомые. И среди них — так вожделеемый им чёрно-жёлтенький. Латанный-перелатанный, с незаполированными сварными швами, медленно, тяжело, но целеустремлённо продвигается всё ближе и ближе. «Фщщщщ», — шипит повреждённым голосовым модулем на очередной выхлоп вертолёта, затем подбирает обломок лопасти, поворачивает шлем, куда-то внимательно вглядывается пару кликов, возвращается взглядом к противнику и тут же незамедлительно вонзает острый кусок прямо в глотку Вортексу.
Импровизированное «лобное место» оглашает захлёбывающийся вопль…
…Запись казни затем была использована как в десептиконской, так и в автоботской пропаганде. Впрочем, многие провентилировали с облегчением: избавиться от отморозка, давно перешедшего всякие рамки и создававшего репутационные риски уже для самого десептиконского командования, было одним из лучших решений, когда-либо принимавшихся кибертронцами, ну или выглядело таковым.

Наконец-то искомый субъект вступает в прямой контакт. Проводит по рулю, стирает пыль со знака, что-то говорит восторженно и не хочет, очень не хочет уходить, когда объявленная цена оказывается на много единиц выше, чем есть у того наличности. Ну нет уж, зря, что ли, разведчик потратил столько времени? Пора проучить выскочку, по недоразумению оказавшегося хозяином этой автосва… автостоянки.
И окружающие поделия местного автопрома брызжут стеклянным крошевом.
Ибо нефиг.

Тогда
— Не смейте винить себя, доктор. Вы успели и сделали. Никто до сих пор не знал, как именно отобразится процесс Перехода на перестройке организма, восстановлении и выздоровлении. Мои сёстры благодарны Вам за то, что вы не постеснялись обратиться ко Второму Пространству и пересечься с нами.
Без Наоми — нет меня. Да, я ощущал отголоски Вашего негодования тогда, когда её доставили сюда еле живую, но был слишком слаб, чтобы проявить себя. Я далеко не ангел, но отщипывать от тех крох процентов выживаемости, что у неё были тогда, было бы даже для меня верхом свинства и кощунства.
И ещё, доктор. Мы ощутили, что во Втором Пространстве появился ещё кто-то. Не враждебный нам, он или она жадно кого-то ждёт, но пока не показывался нам. Навестите нас как-нибудь, ладно? Мы ощущаем, что это может быть важно для Вас.
А теперь мне пора.
…Светловолосый сероглазый парень в майке, шортах и нелепо смотрящейся на нём чёрной с «орлом» фуражке коснулся плеча чёрноволосой гетерохромной женщины и… погас.
Это была твёрдотельная голограмма.

Сейчас. POV Литы
Хромия называет данный вид трансформы холоформой. Я вызвалась участвовать в обеспечении подарка для Виолы, и потому пришлось опробовать, хотя никогда до этого не воспользовалась. Просто по-другому разместиться в нейрокапсуле — ну совсем никак, даже при всём моём желании.
И вот нейроинтерфейсные датчики аккуратно покидают свои места и, мягко шелестя, уезжают в предназначенные для них в боках нейрокапсулы пазы, стеклопласт открывается, и мне подаёт руку — спуститься — Лиз, длинноволосая зеленоглазая блондинка, соратница Виолы. Но почему же сама Виолетта не покидает свою капсулу?
Что-то случилось. Да, определённо, что-то случилось: гермодверь зала с капсулами открывается, и в помещение буквально влетает… Энджи? Вот уж не ожидала, что возлюбленный Йоко работает (или стажируется) здесь. Ошарашенная, даже не успеваю поздороваться. Он, меж тем, облачённый в серо-синий рабочий костюм безо всяких излишеств, набирает комбинацию на сенсорной панели, аккуратно извлекает доктора Коллайдер из нейрокапсулы и на руках, почти бегом, уносит её из зала.
Успеваю заметить, что Виолетта совершенно обессилела и не подаёт признаков сознания. Лицо покрыто испариной и залито слезами, под глазами залегли тёмные полукружья, а крупноватые полные губы искусаны до крови. Лиз что-то говорит, что-то о том, что Виолетта ещё хотела сделать в этот же день, её голос слегка дрожит от умело сдерживаемого бешенства, и я вполне разделяю её чувства:
— Никуда в таком виде я её не отпущу! — по-видимому, мы провели в капсулах несколько часов, потому как вместо голоса раздаётся что-то между сипом и шипением. Лиз глубоко выдыхает, и я буквально чувствую, как спадает её напряжение:
— Тебе тоже нужно восстановиться. Хотя бы ближайшие восемь часов.
Только и остаётся, что кивнуть. С ними поспоришь, как же. Маус вон как-то пробовал — вернулся сильно впечатлённый. Пришлось использовать тут же придуманный способ возвращения в реальность, и я рада, что ему понравилось. Он ведь выдернул меня тогда из раздрая, он и Хромия делали и делают меня той, какой я есть и становлюсь сейчас, и это меньшее, чем я могу его отблагодарить.
Возвращение обратно в свой корпус, вернее, тело, даёт интересные ощущения. На клик реальность гаснет, ещё клик — и ты воспринимаешь её по-другому. Дело не только и не столько в отдыхе — в «переваривании», переосмыслении поступившей информации, впечатлений, эмоций. Того, что дано было прочувствовать.

Тогда
В комнате Виолы на пороге нерешительно мялся рассвет. Сонные глаза ждали ту, кто войдёт и зажжёт в них свет.
— Тётя Багира, пора просыпаться, — воспитанница невесомо касается губами лица самого родного человека на этой планете. Щека тёти опять солёная. Плохо, но сегодня нэко сделает так, что будет чуть легче.
— С добрым утром, моя хорошая, — целует женщина в ответ самое дорогое существо в этой Вселенной.
— Ты вновь видела его сегодня? — обе знают, о ком разговор, и обе знают, что «видела» — лишь бледная тень ощущений, которые реальнее этой реальности.
— Да, — выдыхает Виола и поднимается, усаживаясь на кровати, но не полностью вылезая из-под одеяла: у неё есть ещё несколько минут понежиться не в ущерб основному времени.
— Арчибальд его тоже видел. И говорил с ним, — сообщает новость нэко, усаживаясь рядом с тётей на одеяло и прижимаясь к ней боком. Виола просыпается окончательно и выражает заинтересованность. Юми рассказывает всё, и под конец голос дрожит: — А ещё Мишель и сын просили передать тебе вот эти слова. Просили сделать это в точности. Вот они:

Сейчас

В зале собрались все, кто ей дорог.
— Виола, как ты знаешь, мы иногда используем специфические слова — «наши», как ты говоришь, пусть они и заимствованы. Imidiwan (имидиуан) — Внутренний Круг, свои, товарищи, соратники, те, кому можно всецело доверять и кто не предаст и всегда поддержит. Amidinin (амидинин) — представитель Внутреннего Круга, свой, товарищ, соратник, тот, кому можно всецело доверять и кто не предаст и всегда подержит.
Ты входишь во Внутренний Круг каждого из нас. Наш amidinin.
Мы желаем, чтобы твой Внутренний Круг ширился и укреплялся. И у нас есть для тебя подарок.

…Ну скажите, могла ли она отказаться?! Стоит ли говорить, какую бурю эмоций испытала, когда, сопровождаемая одной из сестёр Наоми — Келли МакКиннон — пришла к тем, кого не чаяла увидеть? Как задыхалась и не могла ими надышаться, как плавилась от прикосновений, как растворялась без остатка, возрождаясь снова… Человеческий язык иногда слишком блекл, чтобы описать, а есть вещи и явления, в которые не пускают никого постороннего.

…Лита тоже вызвалась страховать. Как ни странно, её не вырубило ни во время процесса, ни после. Выполняла задания, общалась вроде нормально, но задумчивая была очень.
А потом однажды выдала — хоть стой, хоть падай:
— Человечность — она в осознании, в ощущении себя человеком и не важно, как ты распорядился своим телом, как им распорядилась судьба. Ты — это тот, кто раз за разом находит себя в себе. [2]
Вот только послевкусие у этого знания горько-сладкое. [3] Но право, это такие мелочи по сравнению с тем, что Ви для них сделала! Пусть же и она будет счастлива. Пусть хотя бы так. Пусть хотя бы там.

Тогда

Корпус распределённых вычислений «Combine» Института общей биофизики Либертианской национальной академии наук — комплекса зданий в виде двойной спирали ДНК — ничем не отличался от других, утопая в пышной зелени, разве что огромные угловатые буквы — СМВ — спускались вертикально вниз по стене.
— Как она, профессор Касиба?
Хрупкая совсем молоденькая голубоглазая девушка-шатенка внимательно смотрела на до прозелени седого, но крепкого на вид и на ощущение бородатого мужчину с неожиданно молодыми синими глазами. Негромко кашлянув и тем самым прочистив горло, тот спросил, обращаясь к двоим:
— Помните ли вы, что говорила доктор Лиз перед тем, как начать готовить вас к участию в процедуре?
— Да, — кивнул мощный смуглый черноволосый кареглазый мужчина, рядом с которым, прислонившись к его боку, сидела девушка. — Она говорила, что мы, как люди наиболее близкие и дорогие для Наоми, будем теми, кто будет звать её во время процесса Перехода.
 — «Звать» — это значит думать о ней, о том, как она дорога нам и важна для нас. «Это всё равно как сигнальные огни родного космопорта для пилота, возвращающегося домой после долгой миссии», — слегка звенящим от нервного напряжения голосом добавила девушка. Мужчина легонько приобнял её левой рукой, и ей стало легче.
— Рад, что вы запомнили, — голос и взгляд седого стали мягче. — Мозг, а в особенности — кибермозг — вообще интересная штука, и любит в неподходящие моменты преподносить нам на блюдце с голубой каёмкой сюрпризы, которых мы не ожидаем. В том числе и неприятные. Йоко, как будущий аналитик, продолжишь мою мысль?
— Да, профессор, — и она продолжила. Иногда седой кивал, поддерживая её и получая искреннее удовольствие и почти физическое наслаждение от того, как раскручивается нить рассуждений, слагаются логические цепочки, как работает молодой и не загаженный предрассудками и шелухой разум, как она озвучивает его сомнения, опасения, в чём они оправдались и в чём — нет. Вот так вот общаясь с подобными людьми, он отдыхал всем своим существом, несмотря ни на какую усталость. А вот сейчас — ещё и успокаивался внутренне, решаясь сказать двум самым близким людям его подопечной то, в чём боялся до того признаться в себе. А пока он послушает выводы будущей сотрудницы аналитического отдела. — … Телу и разуму мамы нужно перестроиться. Говорят, в коме человек слышит, что говорят ему и рядом с ним, только что ответить не может. Я не медик, и не берусь утверждать истинность этих слов, но, в отличие от комы, здесь есть свет в конце тоннеля. А там… мы. … Первая стадия большей частью зависела от нас: мы помогли осознать ей, что путь — есть. Сейчас с нашей стороны, — девушка кивнула на отца, — остаётся верить в её силы и поддерживать её, верить в неё. «Жди меня — и я вернусь, всем смертям назло», — так говорится в классике.
Профессор Антоний Касиба впервые за время после случившегося улыбался.
Встал со стула и, глядя на отца девушки, чуть склонил голову:
— Достойная дочь своих родителей, — и тут же посерьёзнел, голос стал глуше. — Росс, Йоко. Я пойму, если после сказанного вы отвернётесь и прекратите общение со мной. — Отец девушки подобрался в ответ на такие слова, но весь его вид выражал недоумение. — Технология Перехода не была доработана полностью. Мы не знаем, что и как переживает пациент во время и после Перехода, до окончательного прихода в сознание. — У седого промелькнула малодушная мысль скосить взгляд, но он тут же уничтожил её и заставил себя смотреть в глаза мужчине и девушке. — Это не игры и сражения в киберпространстве, в чём дока, к примеру, Кусанаги-сан. Время, самая малая толика времени — и я уже вижу, что многого можно было бы избежать!.. Тот, кто проходит Переход, сталкивается с…
— Профессор, вы сделали главное: дали моей супруге, моей половинке, неразрывной части смысла моего существования Шанс с большой буквы, — мужчина во время тирады, которой разразился главный разработчик технологии, встал и подошёл к их спасителю. Росс осознавал, что очень редко подобные люди могут себе позволить подобные проявления эмоций. Иначе очень и очень быстро сгорят. Йоко поступила ещё проще: подошла и обняла левой рукой правую руку профессора, а правой — аккуратно вытерла платком испарину, выступившую у того на висках и лбу. Антоний Касиба запнулся, несколько ошеломлённый сделанным.
Отец и дочь поняли, что смущают человека своими действиями, отпустили его и отошли на шаг.
— Касиба-сан, знаете, что сказала мне когда-то мама? «Делай неожиданное, делай, как не бывает, делай, как не делает никто, и тогда — победишь, даже если ты слаб, как комар посреди бушующего моря». Вы — сделали.
Росс же молча протянул руку в знак признания и понимания.
Рукопожатие вышло крепким.
Затем профессор, который ощутил невероятное облегчение, ввёл последовательность символов, и на экране появилось изображение лица его подопечной.
Росс выдохнул облегчённо: это была не та жуткая безжизненная маска, которая ещё долго будет ему являться когда не надо. Та маска, когда… хм, нет, нет, это он вспомнит потом, не сейчас. Не здесь. Ведь его Наоми проявляла эмоции.
Армитаж… хмурилась.

Память важна. Неважно, на каком языке звучат слова этой песни: на тамашеке, как в оригинале; на английском, как в переводе; на кибертронском, как много-много ворнов спустя сделали, интереса ради и практической пользы для, совместно студенты Академии музыки и театра Баан’пен и Международного академического университета гуманитарных наук.
Песня ещё не родилась была; но смысл, в ней заключённый, уже витал в воздухе; засел в Искре жёлто-чёрного (или чёрно-жёлтого — это как посмотреть) разведчика, которого, заправив, с его молчаливо-заинтересованного согласия сейчас вели на новое место дислокации; заиграл новыми красками, когда перевод в исполнении новоизбранного ректора Академии музыки и театра Келли МакКиннон услышали сначала в узком кругу Наоми, Хромия, Лита, Ная, Юми, Виола, а затем и остальные.
Может быть, побуждениями, заложенными в пока не родившейся на свет песне, руководствовался и Сэм Уитвики, выкладывая заметку с вычитанной первой, вступительной частью записей сэра Арчибальда Уитвики, сопроводив её фото его окуляров, в «Майспейс» [5]. Теперь он знал что его читает та, которая ему небезразлична и которой он небезразличен.
В любом случае, дела были сделаны, даже уборка по дому и помощь во дворе и гараже — ничего архисложного. Даже мойка новоприобретенного авто. Краски бы приобрести несколько, подновить, но это уже не сегодня. Ржавчины нет, что удивительно, и то хлеб.
Есть смысл проветриться. Пожалуй, можно даже и не одному.
Рональд, отдыхая после работ в гараже и на дворе, исподтишка сделал коварный «тык» в бочок Джудит, сидевшей рядом с ним за столом на веранде и чёркавшей что-то в журнале. Та взвизгнула от неожиданности:
— Рон, напугал! Щекотно же!
— Смотри-смотри, — заговорщицки прошептал ей и указал кивком на сына отец. И действительно: Джуд увидела, как изменяется, светлеет лицо сына от лёгкой улыбки, когда тот говорил по мобильнику.
Естественно, согласие на автопрогулку сыном было получено, с обещанием как-нибудь познакомить.
Были высказаны два схожих пожелания: не торопиться, но и не тянуть бесконечно:
— Когда-нибудь я хочу увидеть внуков!
— Но сначала бы неплохо увидеть, конечно, невестку и… Ай! Джуд, зачем полотенцем! Беги, сын, я её задержу!
Смех.