Глава 3. АЛИСА

Морфеус: Я вижу, что ты чувствуешь себя как Алиса, падающая в кроличью нору?

Нео: Можно и так сказать.

Морфеус: У тебя взгляд человека, который принимает то, что он видит, потому что он готовиться проснуться. Как ни странно, это недалеко от правды.

Матрица

– Тебе надо быть осторожной. –

Эвилин вбила в калькулятор еще несколько чисел и нацарапала итоговую цифру в расходной книге. Нахмурившись, закопалась в старые банковские выписки.

– Я знаю, что ты не хочешь слушать, но это важно. Ты — Мы в опасности. –

Она вытащила очередную выписку и сравнила цифры с записями в книге. Вздохнув, вычеркнула одну строчку и снова потянулась к калькулятору.

– От этих ребят жди беды. Да, я многого не помню, но я помню их. Ты должна меня послушать! –

Эвилин оторвалась от своих вычислений. Я это знала.

– Что? –

Сейчас ты заставишь меня сделать что-нибудь странное, к примеру, укусить себя или выпрыгнуть в окно или принести новорожденных котят в жертву «Великим Древним», я права?

– …принести что в жертву кому?–

Знаешь, может быть, я не сумасшедшая. Эвилин задумчиво погрызла карандашный ластик. Может, ты моя муза, или один из тех странных голосов, что бывают у писателей. Мне нужно написать книгу. Не думаю, что кто-нибудь еще писал книги про одержимые машины.

Ей смутно показалось, что если бы у голоса были глаза, то он обязательно бы их закатил.

– Я просто скажу «А я тебя предупреждал» сейчас, чтобы не надоедать тебе потом. Сойдет? –

Какой ты заботливый.

Она уже наполовину пересчитала цифры в итоговой колонке, когда свет, мигнув, погас; умиротворяющий гул домашней техники запнулся и затих.

— Черт.

– Я не планировал использовать это так вот сразу, участливо сказал голос, но, пожалуй, «А я тебя предупреждал» тут как раз к месту. –

* * *

Новости день ото дня звучали все тоскливее. Самые разные представители общественности порицали местные энергокомпании за то, что они не могут решить проблему с постоянными аварийными отключениями. Местные больницы закупались дополнительными аварийными генераторами, чтобы хоть как-то приспособиться к перебоям с электричеством. Сообщали и о мерах, предпринимаемых после взрыва газопровода по дороге в промышленный район.

– Вы, люди, самые тупые создания, каких я встречал, кисло проныл голос. Неудивительно, что вы не додумались до путешествия на свехрсветовых скоростях. –

Эвилин закатила глаза. Мы изобрели шоколад. Мы непобедимы.

– Внезапная эпидемия отключений и взрывов распространяется по твоему городу, и тебе не кажется, что это слегка странно? –

Я смотрю телевизор — против воли, хочу заметить — вместе с плодом моего воображения, который думает, что он дух машины, которая практически отправила меня на тот свет. Что именно я должна считать «странным»?

– Что бы ты там ни думала о своей психике, я дело говорю. –

Твое нахальство просто изумительно. Ты ноешь круглыми сутками семь дней в неделю, и мне уже почти хочется выпить лишнюю таблетку чтобы это прекратилось.

– Как будто ты раньше мне так не угрожала. Голос фыркнул. Да пожалуйста. Таблетки нифига тебе не помогают, ты только перестаешь от них соображать. И тебя начинает мутить. И если уж на то пошло, я тоже начинаю тормозить и меня тоже тянет блевать... что никогда не случалось со мной до всей этой неразберихи, спасибо тебе большое.

Главное, ты затыкаешься. Она потерла глава и взглянула на часы на панели видеомагнитофона — без десяти минут одиннадцать. Так, на сегодня хватит. Она достала телевизионный пульт с бокового столик. Пора идти спать.

На экране появилась репортерша, стоящая где-то в промышленном районе Мэйсон-сити, за ее спиной была видна развороченная улица, усеянная металлическими деталями и осколками стекла; на заднем плане суетились полицейские.

— ...место происшествия, обнаруженное сегодня утром недалеко от перерабатывающего завода в Бомонте...

Камера начала показывать панораму места, и Эвилин выключила телевизор. Экран моргнул и погас.

Голос рявкнул:

– Включи обратно! –

Эвилин задохнулась от боли, прострелившей виски и уронила пульт на пол, схватившись за голову, упершись взглядом в темно-бежевый ковер.

— ... что?

– Сейчас же! –

Покалывание начало растекаться от головы вниз по шее, по плечу, и ее рука задвигалась, подхватив с пола пульт и включив телевизор обратно. То же покалывание обожгло шею, и она обнаружила, что тупо смотрит в экран.

Секундой позже голос задумчиво пробормотал:

– ... значит, их теперь трое. –

На экране появилось изображение черной спортивной машины, буквально разодранной в клочья. Серебристые внутренности были смяты до неузнаваемости и разбросаны по всей улице, целые куски обшивки отсутствовали. Лужи жидкости растекались от остова, смешиваясь с пожарной пеной. От шин остались одни лохмотья, а одной вообще не было. Те куски, что все еще оставались прикрепленными к машине, были помяты, изломаны и вообще невосстановимо испорчены. На разорванном надвое капоте были такие же странные вмятины, что она видела на прошлой неделе в школьной автомастерской.

Половина знакомого фиолетового знака ясно виднелась на покореженном металле.

– Праймус, произнес голос с восхищением. Кое-кто очень, очень недоволен. –

Покалывание отступило, и Эвилин грузно осела на диван, тяжело дыша. Моргнула, безмолвно уставившись на собственную руку. Подвигала ею туда-сюда и, дрожа, закрыла глаза.

– Эй... –

Нерешительно. Заинтересованно. Обеспокоенно.

Эвилин яростно тряхнула головой и встала, швырнув пульт на пол. Оставив за спиной включенный телевизор, она кинулась в ванную.

– Эй. Эй-эй-эй! Ты чего? –

Дверца шкафчика с медикаментами протестующе скрипнула, распахнувшись. Аккуратные ряды бутылок с аспирином, противоаллергическими препаратами, антацидами, витаминами и травяными сборами с громким стуком полетели в раковину и на пол, когда она сдвинула их в сторону, потянувшись за невзрачной маленькой ярко-оранжевой с белой крышкой баночкой с наклеенным рецептом, что стояла в глубине. Дрожащими руками она вытащила ее на свет.

В дозировке было указано — одна таблетка каждые шесть часов. Она взяла две.

– Эй! Голос встревожился. Успокойся! Я извиняюсь, хорошо? –

Она ухватилась за столешницу, чтобы устоять на ногах. Желудок скрутило, сердце билось, словно птица в клетке. Горло сдавило спазмом, дыхание рывками вырывалось из груди, в глазах стояла резь. В зеркале перед ней отражалась бледная, словно призрак, женщина.

– Я же не знал... –

Оставив в ванной беспорядок, она, не потрудившись раздеться, залезла в постель. Одеяло были холодным, и она натянула до подбородка еще и теплый плед, а потом и совсем укрылась с головой, сворачиваясь калачиком.

– Я не знал, что могу делать... так... –

Желудок запекло, когда лекарство начало рассасываться, и все предметы перед глазами поплыли по краям, размываясь в мягкой неясной бесформенности. Дрожь перетекла в легкий озноб и вскоре сменилась оцепенением. Что-то горячее скользнуло по лицу на подушку, но беспокоиться об этом сил не осталось.

– Извини... –

* * *

Кому: Эвилин М. Хьюз, четверг, 10 сентября 2009 года, 15:41:55-0400

Тема письма: Я же вам говорил!

От кого: Мигель Альварес

Professora,

Поглядите, я же говорил вам, что были фотографии!

М

P.S. Вы все еще не в курсе, когда возвращаетесь? Ричардсон продолжает путать фонемы и аллофоны, чем сводит нас с ума. o.O;

Вложение – Файлы:

(1.9MB)

Проверить и сохранить

Письмо было трехдневной давности.

Эвилин разглядывала прикрепленную к письму ссылку. Курсор переместился на нее, и появилась маленькая белая рука. Зажмурившись, она нажала тач-пад.

Глубоко вдохнув, она загрузила файл и отправила его на распаковку. В новом файле оказалось восемь фотографий, она открыла их в слайд-шоу и прокрутила вниз.

Фотографии были разного размера и качества и явно были взяты из разных источников. У некоторых, сделанных с высокого ракурса, в углу была проставлена дата — похоже, снимки с камер на светофорах. Остальные были сделаны с улицы, на всех, кроме одной, было что-то на переднем плане, и лишь мельком захвачена машина.

Все они выглядели просто отлично. И все были черными. Все с тонированными стеклами. И у всех капот был украшен тем самым фиолетовым знаком.

Она внимательно рассмотрела фотографии. Она мало что понимала в машинах, но и то могла сказать, что на картинках всего было пять моделей... и одна совпадала с машиной, что она повстречала у школы.

Хотя, если исключить тот капот из школьной автомастерской и ту кучу мусора из телевизионного репортажа, то получается, что их теперь только... три...

Ей припомнилось, что сказал голос: «...значит, их теперь трое.»

Она откинулась в кресле и выключила свой лэптоп.

Я проваливаюсь в кроличью нору, подумала она и тихо хихикнула.

* * *

— Синичка, ты грустная, словно бобер в брекетах. Что стряслось?

Стакан с янтарной жидкостью появился у нее перед носом. Эвилин встрепенулась, и моргнув, посмотрела на женщину напротив.

— Что?

Ее собеседница ухмыльнулась.

— Когда человек так грустит, ему просто необходимо как следует выпить.

Эвилин посмотрела на выпивку и отодвинула ее в сторону.

— Мне нельзя, Джейми. Врач запретил.

— Врач? — озадаченно посмотрела вторая женщина. — Какой врач?

— Я принимаю лекарства. Ничего особенного, — заверила она. — Последствия аварии.

— Ага. Как скажешь, Синичка.

Бар был практически пуст. Пара человек сидела у барной стойки, и еще несколько в углу играли в бильярд. Музыкальный автомат наигрывал какую-то мягкую и неторопливую песню в стиле кантри, которая, очевидно, больше всего подходила по настроению к обстановке. Эвилин с подругой выбрали место рядом с большим окном, открывающим вид на улицы центрального Мэйсона, расцвеченные красно-оранжевым вечерним солнцем.

— Спасибо за ужин, Джейми, — наконец сказала Эвилин. — Я в последнее время вроде как отдалилась от всех, верно?

— Еще чуток дальше, и ты оказалась бы в Китае. Что тебя гложет? Две недели назад ты была в порядке.

Что меня гложет? Я словно попала в Матрицу, вот что.

— Я просто устала от безделья. Нельзя же вечно быть в отпуске.

Собеседница заломила бровь.

— Давай ты подменишь меня в школе, а я на неделю-другую смотаюсь в отпуск.

— Ты даже не представляешь, как это заманчиво, — Эвилин снова уставилась в свой стакан. Уже почти седьмой час, и я могла бы уехать вместе с Джейми... Желудок скрутило, и она хмуро отвернулась от соблазнительного алкоголя. Ну и ладно.

— У тебя что-то со слухом, Синичка?

Эвилин замерла, поняв, что опять трет уши, и промычала что-то вроде «нет, ничего», и, старательно избегая обеспокоенного взгляда подруги, выглянула в окно.

Снаружи была припаркована черная машина, не более чем в паре метров от того места, где они сидели, и с капота на нее жадно скалилось фиолетовое лицо.

— ...ви? Эви? Что на тебя нашло?

— Как долго эта машина тут стоит?

— Что? Дьявол, а мне-то откуда знать? Черт подери, у тебя проблемы?

— Н-н-нет, никаких проблем, — Эвилин решительно потянулась к выпивке.

* * *

Когда они вышли из бара, черная машина уже исчезла.

— Где ты припарковалась? — спросила Джейми, оглядывая ночную улицу с осмотрительностью бывалого горожанина. — Могу подкинуть, моя машина чуть дальше по улице.

Эвилин улыбнулась.

— Все в порядке. Я выпила всего один бокал.

— Я заметила, мисс Мне-Доктор-Запретил, — женщина закатила глаза. — Выразить не могу, как меня успокаивает тот факт, что ты решила поступать не в медицинский колледж, а туда, где не надо отвечать за чужие жизни.

— Рада, что угодила.

— Хм, — Джейми вытащила из сумки внушительный узел из ключей, цепочек-брелоков, мини-карт и зажимов, и, наконец, зазвенела ключами от машины. Эвилин в ужасе вытаращилась.

— Ты что, копишь этот хлам еще со школы?

— Синичка, никогда не знаешь, что может пригодится.

— Я могу открыть дверь в квартиру как ключом, так и тараном, но предпочту то, что полегче.

— Смешная какая, — Джейми обняла ее и чмокнула в щеку. — Уверена, что тебя не надо подвезти?

— Все будет нормально, моя машина всего в квартале отсюда.

* * *

Надо было пойти с Джейми.

Моргающий свет уличных фонарей раскрашивал тротуар оранжевыми и черными кляксами, посверкивая на разбитых бутылках и металлическом мусоре. Холодные сквозняки гуляли по переулкам, шурша мусорными мешками и старыми газетами и гоняя их по бетонному покрытию. Улица была пустынна, не видно было даже крадущихся в тени бродячих кошек.

Эвилин поплотнее запахнула пальто и согнулась под напором ветра, споткнувшись, когда тот запутал ей юбку. Волосы лезли в глаза, и она безуспешно попыталась сдуть их обратно, не желая вынимать руки из теплых карманов.

Она завернула за последний угол на пути к не такой уж и близкой парковке и опасливо остановилась, увидев, что все фонари, кроме самого дальнего, не работают.

Под ним одиноко стояла ее машина. Вытащив из кармана ключи, она шагнула вперед. Волоски на шее встали дыбом.

В ушах снова зазвенело.

Из густой тени в дальнем углу парковки раздалось басовитое урчание мощного мотора, и слабый оранжевый отблеск мелькнул на сверкающей черной поверхности, когда машина плавно выкатилась из своего укрытия, прокралась через парковку и остановилась между Эвилин и ее автомобилем. Даже густая тень не могла скрыть знакомый знак на капоте.

Эвилин судорожно сглотнула ком в горле.

... Думаю, теперь понятно, куда она подевалась...

Зажав в трясущихся руках позвякивающие ключи так, что побелели костяшки, она шагнула вперед, обходя машину сзади. Машина плавно откатилась назад и снова остановилась на ее пути.

Желудок в животе скатился на пару дюймов ниже, а сердце подскочило к самому горлу. Звон в ушах стал громче, чем когда-либо, и Эвилин рефлекторно отступила на пару шагов назад, прижав к груди сумку, словно щит.

Машина повернула и покатилась следом, гладкая и блестящая, урчание мотора превратилось в хищный рык. С капота на нее щерилось лицо.

Этого не может быть. Это просто ребята из какой-нибудь банды. Одержимых машин не бывает...

Пятясь от машины, она запнулась о неровность на бетонке, оступилась и упала назад с громким вскриком. Машина подкралась ближе, неуклонно надвигаясь бампером до тех пор, пока Эвилин, неуклюже отползая и обдирая руки о тротуар, не начала чувствовать тепло от мотора.

О, боже. Боже, боже, боже, боже. Это сон. Пожалуйста, пусть это будет сон. Я в больнице, я в психушке, я потеряла сознание где-то, где-то, только не тут...

А потом... потом машина начала искажаться.

Эвилин в замешательстве смотрела, как все передвигается и складывается; панели переворачивались, сдвигались детали, скрежетал металл и трещали соединения, и все перекрывал электронный скрип, от которого волосы вставали дыбом.

У машины были глаза, красные глаза, свирепо уставившиеся на нее, и это больше была не машина: над ней, в тусклом свете городских фонарей, склонилось бесформенное что-то.

А потом это что-то заговорило рокочущим и скрежещущим, как наждак, голосом, таким громким, что в ушах зазвенело еще сильнее.

— Где Ключ?

Кто-нибудь...

...помогите...

Голос впервые за несколько дней шевельнулся на задворках разума, и он был в бешенстве.

– Вот это, произнес он, я и имел в виду, когда говорил, что «А я тебя предупреждал».