Она позволила себе проваляться в постели до полудня. Каких-то особенных срочных дел не было, и лучше, как она решила, было бы действительно хорошенько отдохнуть. Роджер мог бы простить ей ошибки на выступлении в ресторане или в клубе – кому они, в конечном итоге, нужны, эти выступления? Но если она будет лажать на записи, он ее точно убьет.
Мечтой всей жизни Роджера было записать альбом. Насколько Леоне было известно, это была уже не первая его попытка, но только с «Ночными Странниками», его нынешней группой, эта затея более-менее продвинулась в своем исполнении. Леона относилась к этому весьма скептически. Она считала, что это вряд ли принесет «Странникам» известность – здесь, в Штатах, мало кто слушает такую музыку. В смысле, их настоящую музыку, а не мелодии из подобранного к тому или иному поводу репертуара. Скорее всего, им так и придется зарабатывать на жизнь, играя в клубах и на свадьбах. Если, конечно, кому-нибудь из них не повезет найти что-нибудь более стоящее.
Сама же Леона никогда бы не подумала, что кормить ее будет скрипка. Но после того, как она вылетела из колледжа, когда не смогла оплатить очередной семестр, вариантов было немного. Эта работа, по крайней мере, если и не была ей по душе, то хотя бы не вызывала отвращения.
Когда она вылезла из кровати, солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы его лучи смогли попасть в окна ее квартиры. Наскоро позавтракав, Леона убралась на столе и наконец разобрала сумку. Ее черный костюм («Ночные Странники» всегда выступали в строгих костюмах – таков был «стиль группы») неплохо было бы постирать – ткань пропахла сигаретным дымом и потом. Поморщившись от мысли, что сегодня все-таки придется выходить из дома, Леона запихала его в целлофановый пакет. Прачечная, благо, не так уж и далеко – долго ходить не придется.
Засунув пустую сумку на нижнюю полку в шкафу, Леона с сомнением поглядела на футляр. Она не собиралась играть сегодня, но вдруг ей пришла в голову мысль, что в свободный день неплохо бы потренироваться и, может даже, разобраться со своими ошибками. И лучше сделать это сейчас, пока соседей (возможно) нет дома. Леона вздохнула и перенесла футляр на кухню.
Минут двадцать ушло на то, чтобы наканифолить смычок и настроить инструмент – в этот раз Леона делала это особенно тщательно, максимально сосредоточившись на процессе. Проблем со звучанием у нее не было никогда. Леона владела прекрасным инструментом (собственно, поэтому и была вынуждена жить в этой дыре – после покупки новой скрипки она окончательно увязла в долгах) и содержала его в идеальном состоянии. Но сейчас ей хотелось самой настроиться на игру.
Для начала она взяла несколько нот, насладившись звучанием инструмента, потом проиграла простенькую мелодию по памяти, и только потом, убедившись, что голос инструмента безупречен, достала ноты со своей партией для завтрашней записи.
Первая часть далась легко – скрипка пела будто бы сама по себе, и Леоне не приходилось прилагать никаких усилий. Но, едва дойдя до припева, она сбилась, позорно перепутав ноты. Досадливо мотнув головой, снова положила инструмент на плечо и заиграла сначала.
На этот раз она проиграла почти всю партию без проблем, хотя и далеко от собственного идеала. С третьего раза она сбилась в самом начале. А, ошибившись на четвертом круге, не выдержала.
Положив скрипку ни стол, грифом к себе, Леона с укором посмотрела на смычок. Потом, положив его на стол рядом со скрипкой – на свои руки. Пальцы не дрожали и не болели, но все-таки Леона чувствовала какое-то… неудобство. Скованность. Будто в суставы ей закачали клея.
Она размяла руки и попробовала проиграть партию снова, но на этот раз не получилось с самого начала. Что же это такое?.. В этом не было ничего сложного, собственно, эту мелодию мог бы блестяще сыграть и ребенок, едва освоивший инструмент, а уж для ученицы одной из лучших музыкальных школ это вообще не должно было составить труда. Леона никогда не считала себя гениальной скрипачкой, но уж так откровенно и обидно спотыкаться было как-то совсем недостойно. Впрочем, вероятно, она просто потеряла настрой. Слишком торопилась или была чересчур сильно раздражена. Леона снова отложила скрипку и отошла от стола, встав спиной к окну.
Иногда, чтобы вернуть должное расположение духа, ей хватало нескольких минут тишины. Обхватив себя руками, Леона закрыла глаза, стараясь дышать тише и реже.
Вслушиваясь в звуки, пытаясь понять, что ей так мешает.
Негромко и как-то задумчиво тикали настенные часы. Шумела вода в трубах, будто кто-то из соседей включил кран. С улицы доносились звуки шагов редких прохожих, шелест шин по асфальту. Вот коротко взвизгнули тормоза – кто-то лихо припарковался перед домом.
Леона мысленно отсекла все эти звуки и сосредоточилась на этой условной тишине. В голове не должно быть ничего – только музыка, мелодия, которую ей надо сыграть. Чисто. Без ошибок. Идеально.
Она прошлась по первой части песни, разобрала припев, и… открыла глаза. Шум улицы, тиканье часов и другие посторонние, не нужные звуки нахлынули на нее, как приливная волна, показавшись нестерпимо громкими.
Ей просто… не хотелось играть это. Именно это.
Она обругала себя и попробовала еще раз, с тем же результатом. И еще раз. И еще. Но все сводилось к тому, что ее партия неумолимо скатывалась к чему-то еще, к какой-то совсем другой мелодии.
Проклятые письма.
Обругав себя и не забыв помянуть недобрым словом того идиота, который присылает ей музыку, упорно не отвечая на ее письма с требованием объяснить, какого, собственно, черта он это делает, Леона с каким-то несвойственным для себя остервенением достала из ящика компьютер и включила его, едва не продавив кнопку пальцем. Пока ноутбук неторопливо загружался, она нервно прохаживалась по маленькой кухне, а когда, наконец, на экране появилась фотография лесной дороги, стоявшая на ее рабочем столе, открыла проигрыватель и, выстукивая ритм по крышке стола, включила вчерашнюю балладу. Немного подумав, вывела громкость на максимум. И взяла в руки скрипку.
Она вступила почти сразу, с ходу. Это была чистой воды импровизация – нот для этой песни она не знала, но импровизировать она всегда умела хорошо. И это было… идеально.
Нежный голос скрипки вплелся в звучание так, словно он и должен был быть там, словно эта партия исполнялась не рассерженной женщиной, стоящей в пижаме и босиком в центре обшарпанной кухни в самом скверном районе большого города, а была специально написана, записана в студии и сведена с остальными элементами композиции. Леона прижималась щекой к подбороднику почти со страстью, пальцы словно сами двигались, скользя по струнам…
Когда стихла музыка, Леона еще некоторое время стояла в тишине, не снимая скрипку с плеча. Давно, ох как давно она не играла с таким… удовольствием? Нет, вряд ли. Скорее со жгучим желанием именно сыграть, выкинуть навязчивую мелодию из своей головы. Но хотя… удовольствие тоже присутствовало.
Удовлетворенно усмехнувшись, она поднесла смычок к струнам и заиграла свою партию. По памяти.
