Выступление в «Мустанге» прошло ужасно. Леона, к своему ужасу, опять перепутала ноты. Вовремя спохватившись, она сумела скрыть свой промах за удачной импровизацией, так что вряд ли кто-нибудь из завсегдатаев клуба заметил это, но, когда они отыграли и на сцене их сменила другая группа, Роджер наорал на нее прямо за кулисами, не стесняясь ни коллег, ни владельца клуба, ни даже того, что его голос, возможно, было слышно и в зале. Хорошо, что Дэйв за нее вступился, иначе, она не сомневалась, ее контракт со «Странниками» был бы разорван.
Домой она вернулась совершенно разбитая и злая. Швырнув сумку на пол, она едва сдержалась, чтобы так же раздраженно не стукнуть футляр, и, дрожащими руками опустив скрипку на пол, сорвалась и заплакала.
Роджер часто срывал злость на участниках группы. Его могла привести в бешенство любая мелочь, и все более-менее привыкли к этому. Но еще никогда – никогда! – он так ее не оскорблял. Если бы он не заплатил ей или накричал в гримерке или в коридоре, как делал обычно, она бы даже не обратила бы на это внимания. Пробормотала бы обычное «извини» и все бы забылось. Но быть облаянной перед незнакомыми людьми – это совсем другое.
Немного успокоившись, она подняла футляр и прошла на кухню. Включила чайник и, по привычке – компьютер, хотя о письмах даже не подумала. Впрочем, и чаю сейчас ей хотелось меньше всего. Леона умылась, только еще больше размазав по лицу тушь, и, сняв с крючка полотенце, заглянула в зеркало.
«Жалкое зрелище».
Все еще всхлипывая, она достала из упаковки ватный диск, вылила на него немного молочка и тщательно стерла с лица последствия своей истерики. Лучше оно выглядеть, однако, не стало. Зато хоть перестало щипать в глазах – и то хорошо.
Она вернулась на кухню, машинально сняла с мойки кружку, бросила в нее горсть заварки, рассыпав половину по столу, и залила кипятком.
Чувствовала себя она прескверно. Руки дрожали, в горле щипало от слез, нос забился, и дышать стало тяжело. Кое-как уговорив себя не устраивать истерики – после драки кулаками не машут – она расстегнула футляр и достала скрипку.
Леона задумчиво погладила инструмент кончиками пальцев. Она никогда не играла по ночам, опасаясь разозлить соседей, но сейчас ей почему-то нестерпимо захотелось услышать песню своей скрипки.
В голове была пустая, глухая тишина. Никаких звуков, никаких мелодий. А сейчас они были ох как нужны. Настроив инструмент, Леона положила скрипку на плечо, и легонько коснулась смычком безмолвных струн. Получившийся звук заставил ее поморщиться.
«Ну, что сыграем? Как насчет Паганини или, может, Брамса?»
Но она не смогла вспомнить ни того, ни другого. И вообще хоть чего-нибудь.
- Значит, импровизация, - грустно пробормотала она, невольно всхлипнув.
Последним проигранным файлом была «Не бойся темноты». Леона запустила ее и начала играть.
Получалось неплохо. Почти сразу потолок отозвался мрачным аккомпанементом – как бы хорошо она ни играла, не все ее невольные слушатели были настроены на восприятие прекрасного в два часа ночи. Леона зажмурилась, сосредотачиваясь на мелодии, на голосе исполнителя, на собственной игре. «Извините. У меня сеанс терапии».
Как ни странно, ей вроде бы становилось легче… пока она вдруг не поняла, что музыка играет как-то слишком уж громко. И не оттуда. Леона остановилась и отложила скрипку. Из слабеньких колонок ноутбука все еще доносились негромкие аккорды, и синхронно с ними, такт в такт, «Не бойся темноты» гремела с улицы.
Леона положила скрипку в футляр, и подбежала к окну. То, что она там увидела, заставило ее издать тихий вопль торжества и гнева – он был там. Серебристый «Понтиак».
«Я так и думала».
Она открыла окно и высунулась наружу, пытаясь разглядеть водителя, но тщетно.
- Ах ты, мерзавец! Ну держись! – крикнула она, пригрозив машине кулаком.
- Да чтоб вам провалиться, сволочи! Два часа ночи!.. – ответил откуда-то снизу недовольный женский голос.
Леона отскочила от окна и кинулась к выходу. Хлопнула дверью, не то что не подумав ее запереть – даже не убедившись, что она хотя бы закрылась. По лестнице она летела, перепрыгивая через несколько ступенек, хотя сама потом вообще не помнила, касались ли ее ноги земли в эту минуту. Это было последней каплей. Слишком много событий для одного вечера.
…но она опоздала. Когда она выскочила на улицу, разбудив консьержку, обежала дом и оказалась под окном собственной кухни, никакой машины там уже не было. Леона закрутила головой, прикидывая, не слишком ли поздно бежать следом, чтобы хотя бы попробовать рассмотреть номера, но вдруг поняла, что это бесполезно. Ибо она много раз видела этот «Понтиак». И знала, что, по крайней мере, задний номер у него скручен.
Пробормотав что-то себе под нос, она медленно поплелась домой. Ну, хотя бы теперь она точно знает, кто подслушивает под ее окнами. Или, по крайней мере, какая у него машина. А это уже что-то.
