В бриге было очень темно. Лишь изредка, под самым потолком, тусклый свет прожекторов лениво перемещался из конца в конец, как на каком-нибудь очередном нелепом выступлении незначительного политика. Равномерный гул энергоновых решеток едва нарушался лязгом чьих-то шагов или не очень ловким передвижением на узких пяточках тюремных платформ.
Заключённых в бриге было всего четверо, они изредка перебранивались между собой короткими оскорбительными репликами. Этот «свист» и «скрежет» звучал на смеси космогона* и старого кибертронского наречия и, может быть, именно поэтому, для чьего-нибудь неискушенного слухового анализатора могло показаться, что узники постоянно бранятся. Фиолетовые люминесцентные инсигнии ярко выделялись на фоне исцарапанной и не очень яркой брони узников, словно подчеркивали неизвестный статус и опасность каждого из заключённых. Было немыслимо предположить, что кучка автоботов смогла пленить столь грозные и мощные боевые машины, а тем более долгое время удерживать их в столь примитивных условиях. Ополченцы не выглядели теми меха, которые способны обладать, хоть какими-то, преимуществами перед профессиональными военными или наёмниками…
Несколько пар алых линз хищно и заинтересованно устремились к внезапно распахнувшимся центральным воротам. Ожидание какого-то особенного действа оправдалось: десептиконы увидели на пороге конвой из семи мрачно шествующих по коридору охранников. Никто из узников не спешил внешне проявлять какое-то особенное нетерпение или любопытство. Пары молчаливых и выразительных кивков вполне хватало, чтобы каждый из пленников ощутил незаурядность происходящего в бриге. Когда в центр тюрьмы отволокли монохромного меха с алым знаком на броне, десептиконы с презрением и недоверием оглядели нового узника. Поначалу у заключенных были основания для предубеждения на счет увиденного – это мог быть и, скорее всего, был очередной трюк с подосланным автоботом-перевертышем. Но потом, когда сканеры позитронных частот стали боязливо прощупывать новичка, лежавшего на полу, чтобы идентифицировать его, все четверо военных решили сохранять непроницаемость и спокойствие. Частоты со сканеров шли смешанным потоком, прерывались и вспыхивали сине-фиолетовой волной, но чёткий и слишком сильный след, отличающийся от автоботского, для каждого из десептиконов был лучшим объяснением.
Только после этой ритуальной «идеологической» проверки интерес к появлению столь многочисленных охранников и их жертве стал более оживленным. Десептиконы прильнули к энергоновым прутьям в надежде рассмотреть нового сокамерника получше. Не обнаружив ничего выдающегося в гоночном молдинге монохромного юнца, они недоуменно переглянулись между собой. И только после этого один из узников решил вставить едкое словцо:
- Так вот каково оно - хвалёное автоботское правосудие? Я вижу, что среди ваших лизокубов ещё есть отчаянные головы! Но вы только посмотрите, сколько чести для одной незначительной гоночной машинки. Что в этом парне такого особенного, что, вас алозначных, тут собрался целый вооруженный ансамбль?
Проул, замыкавший шествие охранников, холодно и строго глянул в сторону, откуда донеслась десептиконская реплика. Этого было достаточно, чтобы заключенный оборвал свою браваду на высокой ноте, отступив от решетки на шаг назад. Битва взглядов длилась не долго – никто из воинов фиолетового знака до конца не знал, как именно автоботы расправляются со своими военнопленными, а жить отчаянно хотелось всем...
Остальные десептиконы решили проявлять большую осторожность – их в данный момент мало интересовала патетика бесстрашного последователя Мегатрона. Даже среди военных отчаянным фанатикам всегда находилось место, но в данной ситуации не стоило злить конвоиров – план побега ещё не был детально проработан, а неожиданности были худшими спутниками любого стратега. Алые линзы сокамерников воззрились на смельчака, даже, с какой-то долей раздражения и осуждения, и фанатик мгновенно ретировался вглубь камеры.
- Лучше бы ты заткнулся, Резеркло, - толкнул в плечо собрата один из заключенных.
Все остальные после этого короткого инцидента решили просто понаблюдать за происходящим – не каждый цикл автоботы бросают в бриг своих же. Или, всё же, не своих?
Айронхайд приподнял корпус Джаза, чтобы осторожно переместить его в камеру-одиночку, стараясь не делать слишком резких движений и случайно не активировать буйного меха. Оружейнику почему-то, до сих пор казалось, что обезумевший молодой лейтенант может невзначай очнуться и завершить начатое. На броню алого кибертронца, действительно, нельзя было смотреть без содрогания: глубокие косые полосы на обшивке, пара порванных магистралей и выдернутый из грудины контактный шлейф. Рэтчету будет чем заняться в ближайшую ротацию, а то и две. Однако, храбрый автобот делал вид, что не заметил своих повреждений, игнорируя вздохи негодования и частое рэтчетовское: «Осторожнее!». Сейчас Айронхайд больше всего беспокоился за младшего лейтенанта.
Военврач шел за красным меха, сосредоточенно фокусируясь на сканере активности систем Джаза. От цепкого взора не ускользал ни один пиксель на диаграмме, хотя тревожные чувства в кои-то веки противоречили неоспоримым фактам – медик не раз убеждался на горьком опыте, что такие мехи, как Джаз, способны на любые неожиданные сюрпризы. Если вдруг обнаружится, что саботажник стал марионеткой десептиконов, то придётся обратиться к мнемохирургии и полностью стереть все личностные файлы Джаза. И этот способ сохранения жизни едва ли был лучше истинной смерти, так как новые личностные параметры могли полностью уничтожить добродушного гонщика-меломана. А, если и этот способ не даст положительной динамики, то ему, Рэтчету, придётся провести самую жуткую операцию в своём функционировании – вызвать искусственное затухание Искры…
Нет.
Этот путь – крайность, на которою медик никогда не пойдёт. Он не для того шёл в ополчение, чтобы стать палачом, тем более, для своих же товарищей! Однако, законы военного времени редко основывались на гуманизме… Здесь работал принцип наименьшего зла и, если из-за одного потенциального предателя мог погибнуть целый отряд, то ничто в мире не сможет уберечь меха от рационального решения командования. Но противоречие ситуации создавалось ещё и тем, что если Джаз погибнет, то автоботы рискуют потерять не одного, а двух меха разом. Не факт, что в этот раз Проул сможет цинично и без последствий пережить разрыв напарнического союза…
К сожалению, надежды медбота не оправдались - узы с Проулом не помогли решить проблему Джаза раз и навсегда. Значит, проблема таилась глубже, чем изначально предполагали Рэтчет и Уиллджек.
Сложный и опасный ритуал объединения разумов не смог ментально оградить напарников и, если советник Прайма ещё держался молодцом, то с лейтенантом дела обстояли намного хуже. Причина такого результата с вероятностью в девяносто процентов скрывалась в том страшном эксперименте, которому подвергся Джаз на Джамайе, находясь в плену у десептиконов. И если бы только Рэтчет мог предположить, насколько далеко зашёл в своих опытах Саундвейв, то, может быть, у него бы получилось минимизировать ужасные последствия. Теперь военному врачу пришлось признать, что тайна напарнического союза известна десептиконам и нет никакой уверенности в том, что это знание не будет использовано против самих автоботов. Но для чего Мегатрону подобные эксперименты, если связь между автоботом и десептиконом вредит одному из напарников?
Психическое восприятие реальности Проула и Джаза опасно граничило с впадением в полное безумие. Связь с десептиконом была прочнее, сильнее, более влиятельнее, чем с автоботом, и Рэтчет рассматривал любые негативные прогнозы, как новый вид угрозы для всех ополченцев. Все алозначные были наслышаны историй о Саундвейве, но никто никогда не подозревал, насколько этот меха был действительно опасен. Сейчас один из лучших медиков автоботского воинства должен был составить судьбоносное заключение, из которого бы следовало, что Джаз с каждым кликом теряет свою светлую, мудрую часть, подчиняясь безумию и жажде могущества.
Рэтчет корил себя за то, что не смог с точностью определить период настолько необъяснимой и опасной рассинхронизации, предугадать последствия и, возможно, успеть как-то помочь Джазу. Врач пытался найти причину по которой старая насильственная связь с десептиконом оставалась мощнее и значимее для Джаза, чем это можно было бы вообразить. Медик так же не исключал, что диверсант сохраняет и поддерживает эту связь нарочно, чтобы однажды иметь возможность найти своего мучителя и совершить возмездие. Но сами помыслы и желание этого возмездия уводили молодого лейтенанта туда, откуда не каждый находит выход…
В любом случае, ни одно из объяснений не убедит Проула дать такому недолгому союзу хотя бы шанс на восстановление. Тактик всё поймёт, если уже не понял, и он не станет подвергать риску всех автоботов. Ментальный плен одного из офицеров считался не просто тактическим преимуществом, а, фактически, сильнейшим ударом по всем позициями гражданского сопротивления. Связь было необходимо незамедлительно разорвать, а двух бывших союзников оградить друг от друга на неопределённый срок.
Проул не хуже врача понимал, какие действия от них обоих понадобятся для устранения нависшей над всеми опасности…
Мельком взглянув на советника Прайма, Рэтчет с сожалением и тоской отметил, что на тактике не было лица: мрачные лицевые пластины, очерченные зловещими тенями брига, потухший, но, в то же время, сосредоточенный взгляд – точь-в-точь, как тогда, когда погиб Фрейм.
Наверное, Проул старался не думать о том, что произошло, и меньше всего он старался думать о том, что эта вспышка ненависти была отражением его собственных мыслей и чувств. Как правило, один из напарников всегда слишком остро переживал какие-то неблагоприятные для себя моменты, связанные с единением разумов. Если помножить всё это на закрытость и немногословность тактика, не трудно догадаться, что творится теперь в его внутреннем мире. Тактик, действительно, воспринял произошедшее, как акт своего неумения сдерживать накопившуюся агрессию. Глубокий холодный колодец, куда долгое время откладывались все не выраженные эмоции Проула, внезапным потайным ключом пробился через их тонкую сакральную связь. Уязвимый интуит Джаз, вероятно, пропустил весь этот взбесившийся поток через себя.
«Зачем он это сделал? В чем причина такого поступка? Что он хотел мне этим доказать?»
Вопросы бомбардировали логический блок, хотя Проул понимал, что логика здесь бессильна, а тонким психологом заместитель Прайма никогда особо и не был. Он попытался прислушаться к ощущениям внутри себя – боль и гнев не утихали. Казалось, будто по всем инфополям прошёлся агрессивный цифровой смерч. Хотелось выместить всё это на ком-то, кто вызывал раздражение. Проул снова метнул неприязненный взгляд на заключенных десептиконов и особенно отчетливо этот взгляд остановился на Резеркло. Внешнее спокойствие и невозмутимость бывшего полицейского с каждым кликом давали трещину всё больше и больше. Рэтчет, уже не без тревоги, отмечал происходящие с Проулом изменения. На всякий случай, если Проул всё же сорвётся, медик решил набрать в пневмошприц дополнительную дозу седативного анальгетика. Но советник стоял, словно скала, до конца оставаясь верным своим убеждениям, борясь с неимоверными и губительными для себя эмоциями.
«Потеря напарника, задушенное желание мести, горе, отчаяние и одиночество вполне могли сместить грань самых опасных желаний. Желаний, блокирующихся протоколами каждого истинного автобота. Это проявление не простых обычных спецификаций, обладающих техническими свойствами, а скорее самой воли любого кибертронца… Ну, конечно же! Как я раньше не догадался! - внезапно понял тактик. – В плену ему каким-то образом стёрли протокол запрета на аннигиляцию противника! Это значит, что он действовал, как десептикон – согласно их протоколам! Выходит, что сбой возник из-за этого... дефекта. В таком случае, где-то неподалёку сидит невидимый кукловод, который умело манипулирует Джазом. Ведь, не мог же он по собственной воле напасть на меня без особых причин? Тогда, логично предположить, что тот взлом не был взломом... это была связь. Такая же, как... наша? Но, как десептиконы поняли? Как смогли повторить технологию этой связи?».
Советник Прайма прикрыл лицевую пластину ладонью – в процессоре немного помутилось, что вызвало легкие помехи в системах ориентирования в пространстве.
- Проул?
Рэтчет осторожно коснулся плеча товарища, когда последние приготовления были завершены – Джаз был уже скован и осторожно усажен на невысокий выступ возле стены. Тюремные кресла не отличались особой комфортностью, но почему-то сейчас создавалось впечатление, что новому пленнику в его обездвиженной позе так будет гораздо безопаснее, чем на платформе.
- Проул, я так и не услышал твоего согласия по поводу наручников, - мягко и настойчиво повторил военврач. Айронхайд, услышав слова Рэтчета, угрюмо зыркнул в его сторону.
- Наручников? - рассеяно пробормотал полицейский. - Да-да, нельзя их снимать, пока ты не получишь первые результаты диагностики. Нам не стоит рисковать.
Концентрация тактика куда-то медленно уплывала, похоже, что он только сейчас начал ощущать всю многомерность последствий чужого гнева. Искра Проула переживала яростную бурю и всё в ней было чуждо, пока знакомые образы прошлого не обрели новую силу и форму воздействия на сознание.
Айронхайд и остальные удалились под издевательские смешки со стороны заключённых. Пленники, словно органические хищники, почуяли неловкость происходящего и чужую боль. Они ни за что не хотели упускать возможность опошлить трагичность момента.
Тактик и военврач ещё долго стояли возле обездвиженного корпуса своего товарища, не в силах что-либо предпринять. Тишина настолько затянулась, что даже десептиконам показалось на миг, будто черно-белый гонщик, находившийся в камере одиночке, был обречён на смерть, если уже не отдал Искру на милость Праймаса. Заключённые опасливо умолкли, словно суеверно не желали перенимать на себя фатальность чужой судьбы.
Несмотря на множество возникавших вопросов, Рэтчет не хотел нарушать внезапно воцарившуюся шаткую и отчуждённую тишину – не в этом месте и, видимо, не сейчас…
Проул с тоской смотрел на молодого лейтенанта, жалея, что не успел почувствовать резкой перемены в нём, минимизировать последствия для него и себя. Как старший в союзе, как тот, кто неоднократно видел гибель своих самых близких друзей и напарников, он должен был обезопасить Джаза. Он обязан был предвидеть такой исход – в этом была ответственность напарников друг перед другом.
- Тебе стоит сходить в лазарет, друг мой, - осторожно напомнил ему Рэтчет.
- Я не понимаю, почему ты скрыл от меня все подробности этого случая, Рэтчет. Теперь мне будет сложно доверять тебе или Прайму. Я всё понял, кроме одного - ваши с Оптимусом мотивы для меня до сих пор остаются загадкой. Вы хотели решить проблему, не подумав о том, что так она может быть приумножена во стократ. Логика подсказывает мне, что я должен делать, но…
Проул, совершенно внезапно, переменился в лице – всё сожаление и тоска мгновенно исчезли, сменившись на что-то, что ему было более свойственно и привычно в подобных ситуациях. Голос стал бесцветным, чеканным, как шаги уходящих к воротам конвоиров брига. Будто он больше не напарник, а судья… и словно он зачитывал приговор очередному взятому в плен десептикону. Этого требовали правила, этого требовала дисциплина и тот опыт, который дался Проулу слишком высокой ценой. Никто не должен больше пострадать.
- Минимизировать общение с остальными автоботами. Обо всём происходящем и о результатах диагностики докладывать мне лично. Заключенный определяется под стражу, как особо опасный. Контакты с внешними источниками и миром - заблокировать. Чин и звание упразднить. Никто не должен знать о том, что произошло. Вы меня поняли, старший военный врач Рэтчет? Я подам прошение о военном трибунале и... его дезактивации.
- Ты в своём…?! – беспомощный крик Рэтчета отразился от стен брига и оборвался, наткнувшись на какаю-то невидимую преграду. Устав военного времени, цитируемый голосом советника Прайма, подтверждал самые худшие догадки врача. Значит, всё кончено.
- Есть, - сухо ответил бело-красный меха, тяжелыми шагами отмеряя расстояние от Проула до центральных врат брига. Ослушаться приказа и поступить так, как того желала бы Искра, не мог никто. Слишком дорого на войне обходится солдатам их жалость…
Когда автоботы покинули бриг, один из заключенных десептиконов хрипло и негромко провозгласил:
- Когда будем выбираться отсюда, захватим этого недомерка с собой. Слишком уж знакомой мне кажется его энергоподпись.
***
- Быстрее, - несмотря на то, что Саундвейв теперь мог вербализировать своё общение с внешним миром, в некотором плане его голосовой модулятор всё так же отображался с привычной бесстрастной интонацией.
Наносить удары по верткому противнику было не так сложно – Джаз поначалу очень плохо уклонялся от атак двух смертоносных мечей, пока связист не стал предупреждать об этом вслух всякими не очень лестными репликами. Неповоротливость Лидера не казалась наигранной, ведь теперь бывшему диверсанту приходилось мириться со своим новым обликом по всем параметрам.
- Болван. Сейчас пропустишь, - едва заметно улыбался десептикон, видя, с каким раздражением и легкой злобой противник пытается уйти с линии молниеносной атаки.
Саундвейв наслаждался поединком, с каждым разом делая удары всё более ощутимыми и болезненными. И хотя учебный бой не мог серьёзно навредить обоим, многое из того чтобы происходило на арене не казалось простым учебным спаррингом.
Бывший саботажник никогда не был хорошим мечником, отдавая большее предпочтение коротким клинкам и квантовым ножам. Это была идея Саундвейва – научить молодого Лидера обращению с холодным оружием. По его словам, сражение на мечах было не столько частью кодекса чести или предпочтения в бою, сколько данью славному прошлому Золотого века Кибертрона. Только в битве один на один можно было понять, чего ты стоишь как воин и как Лидер. Так всегда говорил Мегатрон…
Джаз тяжело гонял атмосферу по фильтрам, визор изредка переливался оттенками оранжевого – ярость. Это очень забавило Саундвейва, и он постоянно переспрашивал своего напарника, не устал ли он, не желает ли сдаться и передохнуть. Джаз упрямо мотал шлемом и передавал по короткой частоте какие-то колкости, которые не обязательно было слышать сторонним наблюдателям. Поединок был не в пользу Лидера и, даже Рэд Алерт, наблюдавший за ходом боя, осуждающе покачивал шлемом. Джаз пока что не внушал никому уверенности в своей победе.
Спайк и Бамблби выпросили разрешение понаблюдать за ходом тренировки и Рэд Алерт согласился пустить посторонних наблюдателей только тогда, когда посол Земли привёл несколько логичных доводов в пользу их с Би обязательного присутствия. Безопасник пытался возразить, но, наткнувшись на полный решимости и упрямства взгляд человека, согласился.
Жёлтый минибот угрюмо взирал с трибуны на тренировочную площадку, словно ждал от Лорда Протектора какого-то зловещего действия. Было видно, что разведчик сочувствует Джазу, беспокоится за него. Спайк просительно-тактично коснулся локтевого сустава кибертронца:
- Что-то не так?
Бамблби утвердительно качнул шлемом, не сводя оптики с молодого Лидера.
- Да. Он что-то задумал…
- Саундвейв? – уточнил человек, пытаясь разглядеть в движениях десептикона какой-нибудь опасный или смертоносный маневр.
- Нет. Джаз, – разведчик задумчиво сцепил пальцы в замок. – Я видел его на поле боя сотни раз, и ещё никогда он не позволял противнику наносить столько атакующих ударов. При его манере сражаться это была бы непозволительная роскошь.
- То есть, он нарочно делает вид, что проигрывает? – удивился посол Земли.
- Не то, чтобы нарочно, - уклончиво ответил Бамблби. – Я просто не могу понять, почему он позволяет Саундвейву атаковать себя, словно нарочно. Даже не знаю, как это объяснить… Понимаешь, Спайк, Джаз и Саунд – это как огонь и вода. Они не могут существовать вместе и постоянно находятся в противоборстве друг с другом. Но здесь видно, что наш новый Лидер словно ищет повод разозлиться. Он провоцирует Саундвейва атаковать себя, и тем самым… Как бы это не довело до беды.
Спайк недовольно сложил руки на груди, и откинулся на сидение.
- Почему у меня складывается такое ощущение, что ты чего-то не договариваешь? То есть ты хочешь сказать, что Джаз выжидает какого-то особенного момента, чтобы навалять нашему слишком адекватному Лорду Протектору? Это как-то глупо что ли.
Бамблби ничего на это не ответил. Он напряженно следил за выпадами десептикона и точно так же старался уловить тайную стратегию Джаза. Конечно, корпус бывшего специалиста по диверсиям был теперь намного тяжелее, массивнее. Было видно, что монохромный кибертронец ещё не очень к нему привык, по этой причине все его движения выглядели какими-то угловатыми и незавершенными. Саундвейв же, наоборот, двигался с исключительной грацией крупного хищника, который оценивает каждый свой удар, рассчитывает инерцию и скорость на возврат мечей.
- Парные мечи - это не просто тренировочный бой, - внезапно стал пояснять происходящее желтый разведчик. – Это символ напарнического союза. Сейчас на твоих глазах происходит, практически, исторический момент – синхронизация между двумя бывшими врагами. Джаз не мечник, более того, Проул никогда не отрабатывал с ним бой парными предметами. В основу их союза, насколько я помню, входил только ближний бой и управление кинетикой корпуса. Они ведь у нас были в одной весовой категории, не то что тут.
Спайк строго свёл брови к переносице:
- Я сейчас мало что понял из твоих объяснений, кроме одного – Саундвейв не может стать напарником Джаза, что бы тот не задумал. Да это и не обязательно. Мегатрон ведь никогда не был напарником Оптимуса. Я не совсем понимаю природу этой связи, но догадываюсь, что она значит для вас нечто, на что не каждый готов пойти. А раз это несёт какую-то опасность, то зачем Джаз объявил об этом на весь Кибертрон? Чего он добивался? Народ вашей плане в кои-то веки стал жить в мире, зачем же тогда изображать из себя жертву союза с тем, кого ненавидишь?
Бамблби серьёзно посмотрел на своего друга, понимая, что некоторые вещи никогда не удасться долго скрывать. Тем более что Спайк уже не тот мальчишка, который задавал подобные вопросы только лишь из любопытства. Разведчик не хотел подозревать человека в наигранном простодушии, но сейчас, когда люди научились убивать кибертронцев, любое знание могло обратиться против них. Представители двух разных миров связанные чувством дружбы и долга перед своими планетами в любой момент могли оказаться врагами. Бамблби был сентиментальным по отношению к Спайку, но он никогда не был настолько глуп, чтобы не предвидеть возможных последствий за свою откровенность.
- Ты задаёшь правильные вопросы, но, если я на них отвечу сейчас, то, возможно, эта информация сыграет очень плохую шутку с нашей дружбой. Я не хочу, чтобы у тебя появились причины не доверять Джазу. Он мой товарищ и друг, однажды мы уже поплатились за то, что не поверили ему.
Спайк помрачнел:
- Значит я был прав, и есть какие-то вещи, в которых кибертронцы не признаются. Бамблби, неужели ты мог подумать, что я буду одним из тех, кто использует что-то против вас? Моя семья и моя планета во многом обязана вам. Я просто беспокоюсь тем, что не понимаю нашего нового Лидера Объединенной нации Кибертрона. Он рискует всем, вероятно и нами, но что является его истинной целью? Что поставлено на карту? Меня интересует только это, и не из праздного любопытства.
Желтый минибот как-то тяжело пропустил атмосферу по фильтрам, что почти было похоже на вздох сожаления. Внезапно что-то стало происходить на арене, и Спайк ликующе прокричал:
- Мне кажется, что Джаз сейчас старается прощупать стиль своего противника. Вот! Смотри!
Бамблби устремился почти всем своим корпусом к арене, чтобы уловить смену тактики Лидера. Джаз, действительно, просто забавлялся, подставляясь под удары Саунвейва некоторое время. После того, как он понял и просчитал все возможные варианты атаки, случилось что-то невероятное. Лидер перешел в контратаку, и теперь уже Лорду Протектору приходилось очень туго – бывший диверсант теснил Саундвейва к мосткам арены. На губах десептикона виднелась улыбка опьяненного битвой, ему внезапно понравилось то, чего он не ожидал отведать от оппонента.
Подсечка, круговое вращение – один из мечей вылетает из цепких синих пальцев. Удар, удар - и вот десептикон лежит на спине, а в его носовой конус смотрит серебристо-белое остриё меча.
- Я подозревал, что ты будешь использовать грязные приёмы, но не думал, что они будут настолько эффективными, - улыбался Саундвейв, с неожиданным восторгом смотря на своего противника. – Однако, я рекомендовал бы тебе более тщательно следить за некоторыми деталями в бою.
Джаз ответно улыбнулся, как хищник, который упоённо взирал на свою загнанную в угол добычу. Но, как только меч Саундвейва незаметно упёрся в грудь молодого Лидера, улыбка мгновенно сменилась удивлением. Холодок прошёлся по контактам даже у наблюдавшего за поединком Рэд Алерта, который был готов трубить тревогу и как-то принудительно завершить бой.
- Неплохо, но этого не достаточно, - прокомментировал свой ловкий маневр Лорд Протектор. – Если и дальше будешь жертвовать собой, то не сможешь спасти тех, кто тебе дорог. Не стоит использовать себя как приманку, если не уверен в победе.
Джаз застыл на месте, словно от этих слов его прошибло незримой электромагнитной волной. Шутка или издевательство?
Спайк и Бамблби ждали, как минимум, предсказуемой трагической развязки, но вместо этого они увидели нечто иное. Лидер протягивал руку своему противнику, чтобы помочь тому подняться с земли. Это был жест без тени желания отмостить, словно Саундвейв был хорошо знаком Джазу и не был для него старым врагом.
- С тех пор я успел позабыть твои уроки. Ты ведь знаешь, что я не люблю мечи.
- Ты никогда их не любил. Но ты ведь знаешь, что среди десептиконов владение мечом ценится куда больше, чем обыкновенным бластером?
- Знаю, - утвердительно качнул шлемом Джаз. – Я так же знаю, что десептиконы редко используют честные приёмы, даже когда объявляют битву сражением за честь.
- Ты, ведь понимаешь, что честных десептиконов осталось не так много? – колкий смешок, словно копьё, вонзившееся в прошлое.
- Ты, например? – ответный укол. Ловкий, легкий, парирующий.
Спайк беспокойно заёрзал на своём месте, совершенно не улавливая суть разговора между двумя кибертронцами. И это было не мудрено, так как оба меха разговаривали между собой на каонском диалекте. Бамблби же посуровел, крепко сжав черные пальцы в кулаки.
- Что происходит? О чём они говорят? – спросил посол Земли, интуитивно ощущая какую-то опасность или подвох в происходящем.
- Парируют, – коротко ответил Бамблби. – Знаешь, никто из нас долгое время не мог принять Джаза. Это давняя и очень долгая история. Многие из нас лишились доверия к этому меха, и только Проул сумел доказать его невиновность. Мы тогда были такими... недалёкими. Даже Прайм почти поверил, что... Для Джаза это было большим ударом, но он знал, на что шёл. В своём деле наш Джаз был лучшим. И лучшим он стал во многом благодаря Саундвейву. Но это всё, что я могу тебе рассказать на сегодня. Пойдём, Спайк.
В это время оппоненты уже успели разойтись в разные стороны и покинуть тренировочный отсек. Рэд Алерт жестом через защитное стекло смотровой комнаты показывал, что тренировка закончена, и зрители могут покинуть зал.
Посол Земли, проживший столько времени среди автоботов никак не мог взять в толк, почему он не обращал на Джаза внимания, как на потенциального и возможного предателя. С какой стороны ни взгляни, меньше всего на свете можно было подумать, что беспечный и всегда веселый диверсант мог быть опасным преступником, перебежчиком или хуже того – десептиконом. Всегда открытый и честный, отзывчивый, как все автоботы…
Друзья дошли до комнаты посла и Бамблби разблокировал кодовый замок двери.
- Би, - издалека начал Спайк. – Ты ведь понимаешь, что я должен знать о вас чуть больше, чем вы мне рассказываете? Как я смогу отстоять вас перед жителями Земли, если даже тебе удаётся срывать от меня какие-то... ммм... важные моменты.
Разведчик пропустил человека в комнату только после того, как помещение было тщательно им проверено на возможность диверсии.
- Понимаю Спайк. Но я не знаю точно, существуют ли психокардикальные зонды для людей.
- Связь разумов? Я думал, что Рэтчет меня с этим уже ознакомил, - провел ладонью по затылку человек, мягко улыбаясь своему другу. – Или ты забыл?
- Да, но... Ладно. Это было давно.
Разведчик не очень охотно стал приоткрывать все подробности оорн минувших, но, в чем-то Спайк был, бесспорно, прав. В той давней истории даже Бамблби сыграл свою нехорошую роль, за которую до сих пор испытывал некоторый стыд.
- Нельзя сказать, что наш Джаз безгрешен, некоторые меха до сих пор его опасаются. После того, что с ним приключилось, не многие из нас были готовы его принять обратно. Ты ведь понимаешь, о чем я? Во время гражданской оккупации, он был на нашей стороне, потом, насколько мне известно он служил в одной из колоний, а потом… Потом Проул просил не распространяться о том, что все мы пережили. Мало кто из автоботов понимал тогда всю важность и опасность его работы. Одно дело определить меха по принципу «свой-чужой», и совсем другое, когда этот самый чужой воспринимается тобой на ментальном уровне. Он был для нас своим чужим, если так можно выразиться. Когда Джаз вернулся из военного ремонтного госпиталя, Проула попросили заключить с ним напарнический союз. Как говорит док, тогда Джаз был подавлен и совершенно потерян. Ему нужна была поддержка опытного офицера и товарища. Проул не сразу согласился, но после парочки заварушек пошел навстречу. А потом я видел лишь то, что не хотел бы видеть больше никогда…
Бамблби присел в специально отведенное для него в покоях посла Земли кресло. В оптике друга читалась горечь. Спайк подошёл к столу, на котором стояло фото жены Карли и маленького сынишки Дэнни.
- Ты видел, как он стал десептиконом? – догадался человек.
Кибертронец опустил голову.
- Если это можно так назвать… Я видел, как он уходил с ними. К ним. Надолго. Мы его искали, даже в розыск объявили. Проул... он тогда был, словно, сам не свой. Наш диверсант жил и учился среди них – среди десептиконов.
- Уж не хочешь ли ты сказать, Бамблби, что Саундвейв имеет к этому какое-то непосредственное отношение?
- Имеет. Это он обучил Джаза, и это он сделал из него настоящего десептикона…
Только зарегистрированные участники
могут голосовать
