Автор лого - Belaya_ber
Ширина страницы: 100%| 3/4| Размер шрифта: 9 pt| 10 pt| 12 pt| 14 pt

Только зарегистрированные участники
могут голосовать
Примечания к фанфику:
Интерфейс - совокупность средств, методов и правил взаимодействия (управления, контроля и т.д.) между элементами системы. Это не то, что вы подумали)

Warning - автор понятия не имеет, как работает нейросеть и процессор кибертронцев, так что вы уж простите его за некоторые вольности. (Автор будет рад, если кто-нибудь его просветит)
Иллюстрации к фанфику by Mooncat (пока не все, ибо спойлеры):
http://moonpanthera.deviantart.com/art/quot-Mirror-quot-261307623?q=gallery%3Amoonpanthera%2F29065190&qo=27
http://moonpanthera.deviantart.com/art/You-main-d-262024488?q=gallery%3Amoonpanthera%2F29065190&qo=26
http://moonpanthera.deviantart.com/art/Fanf-by-Alice-267582194?q=gallery%3Amoonpanthera%2F29065190&qo=11
Он следил за ее руками, порхающими над клавиатурой. Крошечные кисти, длинные изящные пальцы, заканчивающиеся маленькими острыми коготками, выкрашенными в красивый синий цвет. Этот цвет ему нравился, но он никак не мог вспомнить, почему.
Он смутно ощущал, что помещение, в котором он находится, огромно, но не мог понять, как он это определил. Он не мог пошевелиться, не мог даже повернуть головы или изменить угол обзора - если ему удавалось активировать оптику, то он видел только ее стол и какие-то приборы рядом, опутанные разноцветными проводами, мигающие созвездиями алых и зеленых огоньков. Если же она отходила, то он терял ее из виду, и ничего не мог с этим поделать. Это очень раздражало.
Иногда он видел и других. Высокого седого старика или человека в странно-знакомом облачении, которое смутно напоминало ему о какой-то опасности. Еще была маленькая пожилая женщина с неприятным лицом, которая будто бы представляла собой компромисс между теми двумя - это самое опасное облачение у нее тоже было, но она пыталась спрятать его под белым халатом, как у старика.
Но чаще всего он видел двоих - ее, ту, с маленькими красивыми руками, и юнца, который никогда не снимал перчаток. Он видел их почти каждый раз, когда обретал способность видеть - они всегда были за этим столом. Или он, или она, очень редко - вместе.
Он не понимал, чем они тут занимаются и какое он имеет к этому отношение. Иногда ему казалось, что он вот-вот сможет это осмыслить, но между его сознанием и ответом все время будто стояла непробиваемая стена. Иногда его посещали нехорошие подозрения, что он - всего лишь камера наблюдения, в результате какого-то сбоя программы обретшая способность мыслить и ощущать себя живой. Это почему-то его пугало. Он не знал, кто он, но был уверен, что он не камера. Он что-то большее. Что-то более сложное...
Наблюдать за ней было приятно. Лишенный возможности двигаться, он любил смотреть, как двигается она - не медленно и не быстро, но очень ладно, словно подчиняясь неуловимому четкому ритму. Он был уверен, что если бы смог включить аудиосенсоры, то услышал бы музыку, под которую она танцует. Она напоминала ему хорошо отлаженный механизм, который не совершает ни одного лишнего движения, ни одного ненужного такта. В ее действиях угадывалась завораживающая сложность, и, гладя на нее, он почти забывал, что невозможность осознать смысл происходящего причиняет ему страдания. Этого не надо было понимать, достаточно было просто смотреть. Движения других были не такими - суетными, неуклюжими, неправильными...
На ее лице играли разноцветные отсветы от маленького монитора над клавиатурой. Цвета сменяли друг друга, то плавно, то резко: красный, оранжевый, белый, зеленый... Синий. Синий - это хорошо. Это очень правильный цвет, очень родной. Красный или лиловый - тоже неплохо, но синий... В нем было что-то очень важное, что-то, что почти помогало ему вспомнить... что-то. И она и этот цвет - это было приятно. Он не мог объяснить, почему.
Вот, она поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. Она смотрит долго, пристально, и ее лицо обретает странное задумчивое выражение. Это почему-то пугает. Она никогда не улыбается, когда смотрит в его сторону, но, бывает, ее лицо кажется расстроенным. Если ее глаза закрыты визором, как сейчас, то на нем отражаются красные искорки-галочки, и она становится похожей на кого-то, кого он когда-то знал... Но видение расплывается - она резко отворачивается, оглядывается через плечо. Уголки губ ползут вверх - кто-то еще пришел. Она всегда улыбается тем, кто приходит. В этом есть что-то обидное. Почему она улыбается им, а ему - никогда? Что с ним не так?
А, этот щенок... Из кармана халата торчит пара перчаток, как будто он спрятал туда запасные руки. В руках у него два маленьких открытых контейнера, над ними поднимается пар. Знакомые штуки. Если включить тепловизор, что удается далеко не всегда, то можно увидеть, что контейнеры горячие. Какое-то топливо.
Юнец ставит один контейнер на стол, Она благодарно кивает. Улыбается. Юнец подносит свой контейнер ко рту, а Она шевелит губами - что-то ему говорит... спрашивает. Щенок мотает головой. Смеются. Она манит его рукой, показывает на экран.
Разговаривают. Контейнер теперь в ее руках. Видно только руки - Щенок наклонился к экрану и почти ее загородил. Он все мотает головой, как будто ничего не понимает. Какое же глупое у него лицо.
Вот, выпрямляется. Она кивает ему, а палец левой руки скользит по краю контейнера, и хорошо виден цвет, который у нее на ногтях. Щенок уходит. Она встает со стула, чтобы его проводить. Плохо. Она делает шаг в сторону, уходит из зоны резкости, и ее фигурка расплывается.
Сфокусировать взгляд - рефлекторная реакция. Не хочется терять ее. Ну же. Давай. Это очень просто... Что-то мешает.
Сосредоточиться. Когда-нибудь же должно получиться. Он столько раз пытался, и столько раз терпел неудачу. Просто сфокусировать взгляд. Даже глупая камера наблюдения это может...
Собрать всю волю. Нет, не получается. Что-то пробивается к нему, какая-то мысль, забытая, но очень нужная сейчас. Ну же!
Калибровка? Что-то знакомое. Ах, да - так система проверяет, исправна ли оптика. Надо посмотреть на что-то знакомое и вызвать из памяти образ предмета, и, если есть искажения, система самодиагностики даст сигнал тревоги. Обычно это делается автоматически - даже не замечаешь. Иногда помогает прицелиться, если есть проблемы с фокусировкой. Как удачно он вспомнил!
Калибровка. Запрос. Проверка...
Экран вспыхнул красным, датчики на приборах тоже, все как один, покраснели. Два белых пятна метнулись к столу, только теперь оба они были смазаны и расплывались все больше и больше. Оптика отказывает. Нет. Нет, нет, нет, остановить, остановить!
Вспышка. Темнота. Оффлайн.

Онлайн. Все мутное. Перед глазами плавают белые пятна - одно из них движется, два других неподвижно застыли. Хронометр сбоит. Запрос диагностики. Отказано. Плохо. Очень плохо.
Они двигаются - то приближаются, то отдаляются. Одно из пятен время от времени пропадает. Мигают расплывающиеся огни. Красный, оранжевый, белый... Синий. Ага, наконец-то, хоть что-то хорошее.

Онлайн. Что-то изменилось. Вид все тот же - стол, клавиатура, монитор, россыпь зеленых и алых огоньков. Стул пуст, но кто-то наверняка есть рядом - он знал, что его никогда не оставляли одного. Это очень благородно с их стороны - если бы он понял, что он здесь один, он бы точно сдвинулся и сжег бы свой процессор.
Вид тот же, но что-то не так. Система самодиагностики все равно не работает, но все же, изменения кажутся приятными. Как будто в его мире стало чуть-чуть больше места. Как будто его самого стало чуть-чуть больше.
Он смутно ощущал себя как нечто огромное, тяжелое, во много раз больше этого стола. Странно, раньше этого не было. Мир будто бы стал сложнее... Нет. Он сам стал сложнее. Мир остался таким же.
Движение. Кто-то приближается. О. Это она. Как хорошо. Отлично.
Ее фигурка слегка расплывается, но на сей раз исправить это легче - калибровка оптики запускается автоматически, как и положено.
Она поднимает голову, отрывая взгляд от папки. Ее движение очень резкое, кисть руки дрожит. Из-под зажима папки выскальзывает клочок бумаги и плавно оседает на пол. Она как будто испугана или очень удивлена.
Взгляд, задумчивый и пристальный. Испуганный? Она мотает головой и опускает глаза. Приседает, и пропадает из поля зрения, но теперь...
Теперь он может следить за ней взглядом!
Она резко вскидывает голову. Они оба удивлены этим его маленьким достижением, и вряд ли можно сказать, чье изумление больше. Ее рука застыла, коснувшись бумаги, но она теперь будто и не помнит о ней. Она смотрит на него. Взгляды соприкасаются, и это... Очень хорошо. Еще лучше было бы сказать ей что-нибудь - он ужасно устал от молчания. Но это, кажется, плохая идея. Он все равно не может говорить.
Она подбирает листок, кладет его в папку. В ее движениях снова эта уверенность и четкость, утраченная мгновение назад. Но она не сводит с него взгляда. Это чудесно. Ему всегда нравилось ловить ее взгляд, а теперь это стало гораздо легче. Как будто какая-то неисправность, которая в нем была, теперь устранена - и эта утомительная неподвижность уже не так мучительна. Теперь он шире. Он не понимал, почему так произошло, но почти не удивился. Так и должно быть. Просто раньше он был сломан, а теперь - нет. Это очень обрадовало его, даже немного больше, чем ее взгляд. А взгляд - это почти единственная радость, которая у него была. Это - контакт, хоть какая-то обратная связь.
Она поднимается и уходит, но быстро возвращается. Теперь она не одна - с ней седой старик.
Этот - очень неприятный тип. Хорошо, что он приходит так редко. У него ужасные руки - крупные, узловатые, все в пестринах, словно покрыты ржавчиной. Есть в нем что-то еще, что-то отвратительное, вроде как в том типе, от которого исходит опасность. Этот тоже опасный, но по-другому.
Старик зачем-то машет своей рукой. Поворачивается к Ней, что-то говорит. Она мотает головой, отвечая, и тогда Старик достает из нагрудного кармана какой-то тонкий цилиндр и направляет прямо в него.
На миг - слепящая вспышка, но автоматика визуальных анализаторов теперь работает отлично - светочувствительность падает, и вспышка, залившая все вокруг, ужимается до маленького огонька фонарика. Старик водит им туда-сюда и качает головой. Она говорит ему что-то, спорит. Старик кивает на монитор, а она только разводит руками.
Он отходит, быстро нажимает что-то на клавиатуре, и монитор начинает мигать. Цвета быстро сменяют друг друга - оранжевый, белый, синий, зеленый, красный. А она так и осталась стоять напротив. Она все еще смотрит. Странно, но теперь ее фигура стала четче. Как-то осмысленнее. Раньше мелкие детали были вроде бы неважны. Ему нравился синий цвет на ее руках, и все, но теперь он видел и другое, то, на что раньше не обратил бы внимания. Стилос за ухом, желтоватый блеск металлического кружка на тонком шнурке на шее, какой-то прибор на запястье, кажется, хронометр. А на халате, на груди, прицеплена какая-то штука. Если приглядеться к ней, то можно увидеть какие-то символы, только непонятно, что они значат, и зачем нужны. Еще там изображение ее лица, но очень маленькое и нечеткое.
Старик отрывается от монитора и отрицательно качает головой. Она оглядывается, что-то говорит, но он не слушает ее. Снова подходит ближе. Теперь видно - у него на груди есть такая же штука, маленькая карточка с символами и изображением. Что это может значить? Идентификация?
Старик уходит. Она выглядит расстроенной. И удивленной.
Усталость. Слишком много информации. Слишком много...

Онлайн. За столом - Щенок. Как всегда, руки у него в перчатках. А халат грязный. Странно, раньше это не было заметно.
И снова необычное ощущение. Как будто он смог догнать время. Это тоже приятно, но с непривычки несколько ошеломительно.
Взгляд обводит комнату. Теперь можно видеть потолок с блеклыми прямоугольными лампами, стену, по которой тянутся какие-то трубы. Приборы, очень много разных приборов - некоторые с огоньками или мониторами, другие без, но от них тянутся провода - все в одном направлении, но к чему - не видно. Еще можно разглядеть край стола внизу. С него тоже ныряют вниз провода, целый поток разноцветных тонких кабелей.
Щенок не оборачивается. Это забавно. Та, с синими коготками, сразу заметила, что что-то изменилось. Будто почувствовала на себе его взгляд. Это воспоминание вызвало в нем неожиданно-приятное чувство, как будто он очень долго искал что-то и, наконец, нашел.
Смотреть не на что. За Щенком наблюдать неинтересно, к тому же, информации опять, кажется, слишком много. Что-то подсказывает, что в следующий раз будет еще больше.
Ему нужно больше энергии. Или, скорее, больше времени. Мир становится все шире и шире, а он сам - глубже. Но к этому надо привыкнуть. Хорошо, что это происходит не так быстро, иначе он бы не справился.
Надо отдыхать. Оффлайн.

Онлайн. Сколько циклов прошло? девять? десять? Он несколько раз приходил онлайн, и с каждым разом появлялось что-то новое. Он уже мог ощущать себя. Нет, он ничего не чувствовал - ни боли, ни давления, ни холода, ни тепла, но теперь он знал, что у него есть форма. Что он конечен и ограничен, что он очень велик - гораздо больше тех, кого он здесь видел. Теперь он каким-то образом понимал, что они другие. Они - люди, а он - нет. Кто или что - непонятно, но точно - не видеокамера.
В прошлый раз пришли звуки. Это поначалу было очень неприятно - они впивались в сознание бессмысленной какофонией, но он заставил себя терпеть. Он теперь слышал гул аппаратуры, резкое попискивание датчиков, слышал голоса людей, звук шагов. Слов он не понимал. Казалось, что вот-вот сможет понять, но от этого его все еще отделяла та пресловутая неосязаемая стена, которая отрезала его от всего мира совсем недавно. Она теперь раздражала его все больше. Раньше он воспринимал ее как нечто привычное, само собой разумеющееся, но теперь понял, что ее на самом деле быть не должно.
Старик больше не приходил, зато один раз появлялся Опасный. Он говорил с Щенком и ушел довольный, но его появление вызвало приступ тревоги, куда более сильный, чем визит Старика. Ее он видел четыре раза. Голос у нее, к великому разочарованию, оказался очень неприятный - высокий и резкий, но он все равно рад был Ее видеть. Она теперь смотрела на него чаще, как будто наконец поняла, что он тоже на нее смотрит. Это было очень, очень хорошо, он был доволен. Она знает, что он живой. Хорошо, что хоть кто-то знает, но особенно хорошо, что это знает именно она. Жаль, но она, похоже, не разделяла его радости. Почему-то казалось, что Она боится его. Он теперь понимал, что с ним не так - просто он сильно от нее отличается. Но Она, между прочим, могла бы и порадоваться вместе с ним, ведь это очень хорошо, когда ты живой и когда мир растет, когда каждое пробуждение приносит что-то новое.
Она и теперь была перед ним - как всегда, сидела за столом и записывала что-то, тихонько бормоча себе под нос. Когда он подключился, она остановилась и подняла голову.
"Ты знаешь, что я смотрю на тебя".
Осознание этого факта, как всегда, принесло удовлетворение. Не жгучее удовольствие и восторг, как в самом начале - он уже начинал к этому привыкать. Но все же это хорошо.
Она сказала что-то, громко и четко. На этот раз ее голос не показался таким мучительно-резким, но слов он все равно понять не мог, ее речь казалась набором ничего не значащих звуков. Он нарочно никак не отреагировал - знал, что это ее раздражает. Другие-то ничего не заметили, и она сама себе не верит. Ей кажется, что ей кажется. Забавно.
Она встала и прошлась вдоль стола, опасливо поглядывая на него. Он не следил за ней, и Она немного успокоилась, вернулась к монитору, снова заговорила, повернувшись к нему лицом. Пользуясь случаем, он снова уставился на табличку на ее груди - теперь он понимал, что там записано ее имя. Он уже наизусть выучил набор этих символов (по крайней мере, смог бы узнать их, если бы увидел где-то еще), и уже мог отличить те, которые были нанесены с помощью текстового процессора, и которые были написаны от руки. Имя было написано от руки. Но он все равно ничего не понимал.
Она смотрела на него долго, но больше ничего не говорила. Он ощутил сожаление - когда она говорила, было приятно. Потому что казалось, будто она говорит с ним - а это все же неплохо, даже если он и не мог ответить. Другие вообще очень редко на него смотрели, и, тем более, не разговаривали. Как будто он был мертв... или не-жив. Как будто для них он не отличался от тех же приборов, или, скажем, от стола, на котором лежал.
Когда она вернулась за стол, он снова позволил себе перевести взгляд, но она больше не обращала на него внимания, надев на голову какой-то ободок с маленькими динамиками. От них тоже исходил звук - тихий и хриплый, но очень странный. Не гул приборов, не звук шагов - вообще не похожий ни на что, что он до этого слышал. Он не мог решить, приятный этот звук или нет, но ей, похоже, нравилось.
Так прошло некоторое время, пока не пришел Щенок. Они поменялись - Щенок сел за стол, а она, улыбнувшись на прощанье и бросив в его сторону еще один подозрительный взгляд, ушла. Он проследил за ней, насколько мог, а когда она скрылась, отключился.

Онлайн. Какое-то замыкание в системе. Шаркова система диагностики - когда же она, наконец, будет работать?
Впрочем, это не похоже на неисправность. Это, скорее, похоже на тот день, когда он впервые смог сфокусировать взгляд - так же удивительно и радостно.
Он вспомнил символы на карточке. Они теперь не казались непонятными - даже больше, он удивился, что раньше не мог их прочесть. Видимо, подключился еще один блок. Он теперь понял, что это постепенное расширение мира и его самого связано с устранением неисправностей в процессоре, а ощущение неосязаемой стены возникало тогда, когда он обращался к отключенным или заблокированным секторам памяти. Но теперь все постепенно восстанавливалось, приходило в норму.
Символы. Печатный текст "Зет-51. Личный пропуск. Старший инженер"
Текст, написанный от руки: "Элеонора Уилсон".
Элеонора Уилсон. Ее зовут Элеонора Уилсон.

Онлайн.
Знакомые голоса. Не активировать оптику - один из них принадлежит ей, Элеоноре Уилсон. Она почувствует его взгляд и замолчит, а ему хотелось послушать, о чем она скажет. Он понимал слова. Теперь - понимал. Он знал, на каком языке она говорит, и знал, что это - не его язык, но смысл ее слов он понимал. Элеонора Уилсон говорила о нем.
- ...не знаю, Джон. Это мне не нравится. Ты видел, как изменились показания приборов, а это уже не просто беспочвенные подозрения. Это факт.
- Но они всегда менялись, - возразил голос Щенка. - Мы же проводим эксперимент, не забыла? В этом-то и смысл. Да, ты права, активность растет, но мы ведь этого и хотим, верно?
Он услышал, как она вздохнула. Ему показалось, что она сейчас смотрит на него. Почти наверняка.
- Все равно мне как-то не по себе, когда он рядом. Знаешь, я все никак не могу отделаться от ощущения, что он на меня смотрит.
- Это потому, что у него подсветка оптики постоянно подключена. Ерунда, Элли.
- Ты разве сам этого не замечал? Не замечал, как он изменился?
А вот теперь смотрят оба.
- Ну, нет, - ответил Щенок. - Слушай, ты же видела, каким его привезли. Ему выстрелом полбашки снесло, все схемы перегорели. А у них процессор - почти как мозг у людей. Если перегорит, то потом хоть подключай, хоть не подключай - объект останется овощем.
- Ты думаешь, он овощ? - Элеонора Уилсон усмехнулась.
- Да, я уверен. Может, он действительно на нас смотрит - оптика-то у него теперь работает, но вряд ли видит, так что я не разделяю твоих подозрений. Может, его процессор и может выполнять какой-то набор простейших команд, ну, ты знаешь, вроде бульбарных рефлексов. Но он не живой. Просто куча металлолома, и все. Овощ. Большой железный кабачок.
Снова смешок и вздох, шорох бумаги.
- Ох, что-то я в этом не уверена. Помнишь тот день, когда полетел краниальный предохранитель? Мне с тех пор жутковато с ним находиться. Мне и раньше казалось, что он на меня смотрел, но теперь он как будто... переводит взгляд.
- И как же ты это поняла? - насмешливо спросил Щенок, - по движению глаз?
- Не смешно, Джон. Посмотри сам. Обрати внимание. Что-то с ним не так, уж поверь мне. Я же никогда в таких вещах не ошибалась, и теперь знаю, что права. Его взгляд сложно не почувствовать - у меня как мороз по коже каждый раз. Может, у него и сгорел процессор, но ты ведь помнишь, что Датч говорил про Искру? Помнишь доклад Симмонса? Если это правда, то все сходится - Искра могла быть не повреждена...
- И ты туда же? Элли, пойми ты, Симмонс - одержимый психопат. Он настоящий параноик! Видела ты эту Искру, когда мы его латали?
- Зря мы это сделали. Надо было так и оставить, - недовольно пробормотала она - очень тихо, почти на пределе слышимости. О, да, она действительно знает... действительно верит в него. Ее слова огорчили, но все равно, если бы он мог, он бы усмехнулся.
- Ага, я тоже думаю, что надо было отпилить голову и взять только ее. Нам бы тогда не пришлось выбивать такую большую лабораторию... Но ты зря беспокоишься. Он мертвый. Его процессор работает, потому что мы его подключили, но это теперь всего лишь большой компьютер, только и всего. Ты просто заработалась, перенапряглась, и теперь тебе мерещатся всякие странные вещи - у меня у самого так было. Помнишь, когда мы работали с Райнером?
Элеонора Уилсон негромко засмеялась.
- Ты ведь тогда ушел из проекта. Может, мне тоже стоит последовать твоему примеру?
- Не говори глупостей! - фыркнул Щенок. - Я ушел, потому что проект Райнера - фигня, а тут есть перспектива. Сколько у тебя уже публикаций по этой работе? Четыре, кажется?
- Шесть. В соавторстве, Джон.
- Ну и что? Хочешь бросить все на полпути? Из-за какой-то ерунды?
- Это не ерунда. Поговори с Престоном - мы должны провести тестирование по методике Мэдсон. И тогда вы увидите, что я права.
- Нет, это ты поговори с Престоном - пусть даст тебе отпуск. Сгоняешь в свой Мэн, отдохнешь, развеешься, и тебе перестанет мерещиться всякая чушь.
- А если не перестанет? Если я все-таки права?
- Ну, он все равно парализован, - весело отозвался Щенок. - К тому же, мы в любой момент можем нажать на красную кнопку и сжечь его схемы к чертям. А уж когда закончим наши исследования, его вообще распилят на куски. Расслабься, Элли. Передохни и не загоняй себя. Ты ведь нам правда очень нужна. Где еще мы найдем такого специалиста? Разве что Мэгги Мэдсон согласится с нами работать, да и то вряд ли.
- Мэгги Мэдсон, кстати, поддержала бы меня, - ворчливо сказала Элеонора Уилсон.
- Возьми отпуск, Элли. И успокойся, ради бога.
Он услышал звук отодвигаемого стула и шаги - тяжелые, громкие. Это Щенок, он, кажется, уходит. Вот и хорошо.
Подслушанный разговор был для него неприятен. Это довольно мерзко - узнать, что тебя вернули к жизни только для того, чтобы потом распилить на куски, но он не почувствовал ни злости, ни страха, узнав об этом. Им что-то нужно, что-то они хотят получить... а это кое-что, да значит.
Дождавшись, пока шаги человека стихнут, он активировал оптику. Элеонора Уилсон сидела за столом, глядя в ту сторону, куда ушел Щенок, потирая шею одной рукой - движение, которое говорило о том, что она устала. Но она и сейчас почувствовала его взгляд. Вздрогнув, она повернула голову и пристально посмотрела на него.
- Я ведь права, верно? - задумчиво проговорила Элеонора Уилсон. - Ты же следишь за нами, корявая ты железяка.
Он, конечно же, не мог этого подтвердить, но, если бы мог, то оскалился бы в ответ.