Опасный, тяжело дыша и заметно пошатываясь, привалился к кабине небольшого грузовика. На его бледном лице, перечеркнутым штрихом размазанной крови, застыло мрачное и решительное выражение, только чуть расширенные глаза безумно блестели - и это, пожалуй, было единственным, что выдавало в нем живое существо. Только еще рука, сжимавшая оружие, слегка дрожала, как будто любимая пушка вдруг стала слишком тяжелой для него. Над дулом поднималась, постепенно растворяясь, сизая струйка дыма.
Только Саундвейв на человека не смотрел.
Опасного теперь просто не существовало. Сам он еще этого не понял, но для Саундвейва его уничтожение было уже свершившимся фактом.
Но пока что он видел только Элеонору Уилсон. Только ее. Молнце, небо за спиной, ангар и машины - все прочее исчезло. Мир ужался до крохотного пятачка, на котором, нелепо раскинув руки, лежала человеческая женщина. Ее медные волосы, ярко блестящие в свете утреннего солнца, разметались по грязному полу, а под ними медленно расползалась черная лужа крови.
Саундвейв шагнул к ней, опустившись на одно колено над телом. Осторожно повернул голову, уже зная, что увидит - выстрел он рассмотрел хорошо. Видел, куда ударила пуля. Но пока - не верил.
"Мы умираем"...
На лбу, чуть выше левой брови, осталась ранка - маленькая и аккуратная, немного обожженная по краям. Входное отверстие. Крови почти не было - она текла из затылка, оттуда, где пуля вышла. Лицо только немного побледнело, но на щеках сохранился стремительно таящий румянец. Кожа была еще теплой.
Саундвейв неуверенно провел пальцем по ее щеке. Нет, этот номер не сработает - так, как Элеонора Уилсон будила его, он сам ее разбудить не сможет. Никогда.
Он закрыл оптику ладонью, наивно надеясь, убрав руку, не увидеть этой шарковой ранки и крови на полу. Он прекрасно помнил, что если люди умирают - это навсегда. У них нет Искры, им негде сохранить себя, их невозможно починить.
"Мы умираем..."
Нет. Неправильно. Несправедливо. Если кто и должен был умереть, то точно - не она.
И не ради него...
Медленно подняв голову, Саундвейв отыскал взглядом Опасного. Тот все еще стоял на том же самом месте, не опуская оружия. Он никуда не целился - просто, похоже, от удара по голове что-то у него там заклинило, и человек еще не мог осознать случившегося. Иначе бы он бежал бы из этого ангара, не чуя ног.
Только когда десептикон шагнул к нему, Опасный, как будто очнувшись, дернул рукой, направляя на десептикона пушку. Кисть тряслась, но белковый смог второй раз нажать на курок. Пуля поцарапала шлем, со злобным визгом отскочив, и разбила стекло кабины одной из летающих машин. Вторая попала в грудь, но примерно с тем же эффектом.
Опасный до последнего момента сохранял хладнокровие - ни один мускул на его лице не дрогнул, пока его враг медленно шагал к нему, тяжело ступая по бетонному полу. Но когда тень Саундвейва накрыла человека, отрезав от солнечного света и от всего мира живых, в глазах его отразился ужас.
Опасный жал на курок, вздрагивая от отдачи, но последние два выстрела даже не достигли цели - он толком не мог прицелиться. Затвор заклинило, но белковый все еще пытался стрелять, пока до него, наконец, не дошло, что это никак не повредит десептикону. Человек отбросил оружие, как будто пытаясь отречься от него, и попятился назад, даже не подумав развернуться и побежать. Он все понял. В том числе и то, что ему не уйти - бесполезно.
Саундвейв поймал его без труда. Просто обхватил поперек груди и поднял, не особо заботясь о том, что может слишком сильно сдавить хрупкое тело в кулаке. Из горла Опасного вырвался испуганный визг, сменившийся тяжелым хрипом. Он запоздало попытался вырваться, пинал противника ногами, колотил кулаками по запястью, но тщетно.
Саундвейв посмотрел в его лицо. В последний раз. При других обстоятельствах он бы наслаждался страхом этого человека, но не теперь. Саундвейв навсегда запомнил это лицо - это воспоминание он теперь будет хранить так же, как и те захватывающие Искру своей красотой далекие звезды. Так же, как и улыбку Элеоноры Уилсон.
А потом он сжал кулак. Так сильно, как мог.
В руке мерзко чавкнуло, кровь брызнула на броню. Тело еще успело дернуться, из раздавленной груди успел с последним выдохом вырваться удивленный крик. А потом полковник Хант перестал существовать самым негероическим образом.
Коротко глянув на то, что осталось от человека, Саундвейв отвернулся, брезгливо стряхивая ошметки плоти с ладони. И медленно пошел по направлению к полностью открывшейся двери, за которой сияло бескрайнее рассветное небо над рыжей безжизненной пустыней. Он остановился лишь для того, чтобы забрать тело.
Солнце коснулось западного горизонта, окрасив небо в цвет человеческой крови. Самый длинный цикл в жизни Саундвейва подходил к концу.
Его даже не пытались преследовать, но он понимал, что это ненадолго. Ему пока повезло, но скоро люди опомнятся и начнут погоню. Возможно, не только люди. Но это, в принципе, не имеет значения - сможет он спрятаться или нет, сейчас его волновало совсем другое.
У Саундвейва не было много времени, чтобы выбрать место для могилы, но он все же не стал хоронить Элли в пустыне, она говорила, что это не очень приятная земля. Он добрался до гор - пришлось, не останавливаясь, идти весь день - и отыскал подходящее место там. Клочок зелени среди рыжих скал, рядом с крохотным, сочащимся между камней ручьем. Хороший ручей. Ей бы понравилось здесь. Наверняка.
Она теперь в другом, куда более надежном месте, но тело должно остаться здесь - тело принадлежит этой планете, этому миру. Так пусть этот мир заберет его назад. Себе Саундвейв оставил только ее цепочку, просто потому, что хотелось оставить что-то материальное, что-то еще, кроме воспоминаний. Какую-то частицу, хранящую прикосновение, которая тоже будет помнить вместе с ним. У золота, он знал, хорошая память. Очень долгая.
Сидя рядом с могилой на пыльных камнях, Саундвейв смотрел, как заходит солнце. Потоки горячего воздуха, поднимающиеся от измученной земли, порождали причудливые иллюзии - будто уходящая звезда тает, плавясь от собственного жара. Золотая подвеска на грубой ладони казалась крохотной капелькой этого расплавленного солнца. Его последние косые лучи сияли над черным хребтом горизонта, бликуя на гладкой поверхности желтого металла. Неестественно-яркая искорка вспыхнула и угасла вместе со скрывшейся звездой.
"Теперь ты навсегда со мной. Хочешь ты этого или нет".
Он сжал цепочку в ладони, прислушиваясь к самому себе. В груди, рядом с камерой искры, разлилось приятное тепло с легкой примесью боли. И перегрузка системы была, конечно же, не причем.
В журчании ручья ему слышался негромкий смех. Саундвейв мог бы проанализировать этот звук, разрушить иллюзию - но не стал.
"Ну конечно", хохоча, отвечал ручей, "куда же я теперь денусь, корявая ты железяка?".
Только зарегистрированные участники
могут голосовать
