Элли устало потерла лоб и опустила глаза, тупо всматриваясь в кипу бумаг на столе. Вот она - военная история в чистом виде. Отчеты, записи переговоров, снимки, карты... снова отчеты, копии письменных приказов, выдержанные и не очень оценки экспертов. Наверное, какой-нибудь гипотетический историк, который будет жить лет через пятьдесят, готов будет душу продать за эти материалы - почти на каждом документе гриф строжайшей секретности. А, может, и нет - может, через пятьдесят лет все изменится, и каждый документ из этой папки будет оцифрован и выложен в интернет, и любой школьник сможет прочесть его вместе с комментариями каких-нибудь жутко компетентных специалистов. Но сейчас едва ли наберется дюжина человек, которые могут просматривать эти документы, включая президента, министра обороны и директора ЦРУ. Она получила этот доступ, как только начала работать над текущим проектом - Престон смог убедить Лорейн в том, что "его ребята должны знать, кого они исследуют". Понимание их природы, говорил он, облегчит им задачу.
Только вот как понять их природу по этим скудным данным? Нет, конечно, любой военный эксперт счел бы это исчерпывающей информацией по данному вопросу. Данные о вооружении, о скорости перемещения и тактике противника, оценка боеспособности собственных частей против "инопланетной угрозы" - и прочая чушь, до которой Элли сейчас совсем не было дела. Личные мнения некоторых участников событий тут тоже были, но... Историю пишут победители. Вывод о том, что же там было на самом деле, можно сделать, только услышав мнения обоих сторон.
Такой возможности у Элли не было. Саундвейв - последний десептикон на Земле, а его воспоминания об этом почти наверняка сгорели в плазменном огне вместе с блоками памяти. Физические блоки памяти были заменены - но потерянную информацию теперь восстановить невозможно. А она была нужнее всего этого - для Элли, наверное, даже больше, чем для самого Саундвейва.
О чем он думал? Чего хотел? Боялся ли? Ненавидел всем своим существом или просто выполнял приказы? Об этом не пишут ни в учебниках истории, ни, тем более, в отчетах... Элли устало потерла виски. Она должна как-то это узнать - прежде, чем ответит на его предложение... Она должна знать, с кем имеет дело. Кого она готова выпустить на свободу? Монстра, чудовище, убийцу? Или просто того, кому не повезло сражаться на стороне победителей? Можно ли вообще сделать правильный выбор в такой ситуации?
Ей, конечно, было жаль его, но не настолько, чтобы радостно согласиться поставить на карту всю свою жизнь ради его спасения.
Она настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как кто-то вошел. В кабинете было темно - горела только настольная лампа - и она невольно вздрогнула, когда из темноты в круг света ступил невысокий человек в военной форме. Освещенное под непривычным углом, его лицо на миг приобрело почти демонические очертания.
- О, боже, - Элли откинулась на спинку стула, облегченно переводя дыхание, - полковник, вы меня напугали.
Хант, по своему обыкновению, обошелся без приветствий, только иронично приподнял бровь, заглянув в ее лицо. Потом опустил глаза, и, узнав бумаги, усмехнулся.
- Занимательное чтение, мисс Уилсон?
Неприятная ирония буквально сочилась из его голоса. Элли скрестила руки на груди, наблюдая, как он разглядывает лежавшие сверху стопки фотографии - снимки с дорожных камер в Чикаго.
- Я имею к ним допуск, - на всякий случай сообщила она.
- Я знаю, - улыбнулся полковник. - Только никак не могу понять, зачем это вам, мисс Уилсон? Мне казалось, что это никак не связано с вашими непосредственными обязанностями.
- Я - ученый, - парировала Элли, - мое дело - изучить объект как можно подробнее.
- Ваше дело - нажимать на кнопки в лаборатории, - агрессивно ответил Хант.
- Что есть мое дело - это не ваше дело, - раздраженно отозвалась Элли, - вы здесь только для того, чтобы наблюдать. Не суйте нос туда, где ни черта не понимаете!
Сказав это, она испуганно захлопнула рот - даже зубы стукнули. Разговаривать в таком тоне с Хантом не следовало. Реакция последовала незамедлительно - даже при таком скудном освещении было заметно, как покраснело от гнева его лицо.
- Это вы - не лезьте в то, чего не понимаете! - прорычал он, хлопнув ладонью по папке с документами. Элли невольно вздрогнула. - Военные операции точно уж не в вашей компетенции. Зачем вам эти бумаги?
- Вам-то какая разница? - огрызнулась Элли, - я изучаю его. Я хочу знать, кем он был. Хочу знать, чувствовал ли он боль - это поможет нам понять, как работала его сенсорная система. Хочу знать, чувствовал ли он страх или радость - чтобы разобраться в эмоциональном балансе. А не просто тыкать амперметром в живые контакты! Для этого не нужен специалист моего уровня!
- Это - самая бессмысленная чушь, которую я слышал, - Хант, криво оскалившись, наклонился над столом, и Элли, не выдержав, вскочила - просто чтобы быть как можно дальше от него. Ей хотелось стукнуть его папкой по голове. - Ваши исследования - дерьмо собачье, мисс Уилсон. Вы занимаетесь ерундой. Вы исследуете кусок железа - у него нет и не было никаких эмоций. Железо не чувствует боли. Вас тут всех держат только потому, что Престон и Лорейн навешали кому надо лапши на уши, наплели им про этот ваш чудо-компьютер. Так и исследуйте компьютер, а не разводите эту гуманистическую фигню.
- Вы не можете указывать, что мне делать, - с трудом удерживая себя в руках, сказала Элли.
- До поры, - мягко улыбнулся Хант. - Скоро я смогу убедить комитет в том, что вы все здесь только зря проедаете бюджетные денежки. И тогда этого вашего Франкенштейна переплавят на лопатки для мороженого, как должны были сделать много месяцев назад.
Он дернул головой - не то кивнул на прощанье, не то просто в нервном тике - и, развернувшись на каблуках, снова шагнул в темноту. Выходя из кабинета, он хлопнул дверью так, что стены дрогнули.
Элли, судорожно вздохнув, снова опустилась на стул. А потом, в таком же нервном порыве, сгребла все бумаги, неаккуратно запихнув бесценные исторические улики в папку, отшвырнула ее на дальний край стола, словно ей вдруг стало противно к этому прикасаться.
Она уже приняла решение.
- Элеонора Уилсон. Что ты делаешь?
Она сидела на полу у стола, поджав под себя ноги. Одна туфля соскочила и лежала теперь чуть в стороне, но она не обратила на это внимания, уткнувшись в монитор маленького переносного компьютера. От него тянулся тонкий проводок, соединенный с каким-то еще устройством - его она тоже принесла с собой. Это устройство - серый ящичек с антенной - видимо, было собрано или переделано из чего-то еще на скорую руку, потому что выглядело громоздким и неаккуратным. Саундвейв знал, что все, что создает Элеонора Уилсон - красивое и аккуратное, но иногда, когда она спешила, она могла не придавать значения внешнему виду.
Услышав его голос, она подняла голову и хитро улыбнулась.
- Пытаюсь нас спрятать. Раз уж я решила тебе помогать, надо быть осторожной. Не то все закончится раньше, чем хотелось бы.
- Спрятать, - повторил он. Было много способов спрятать что-то от чужих глаз, но он не представлял себе, как она может скрыть что-то большое, как он, с помощью коробочки и маленького серого ящичка.
- Не от живых людей, - она снова наклонила голову к монитору. - Здесь установлены камеры слежения - в каждой лаборатории, в коридорах - везде. Здесь есть специальные люди, которые следят за тем, что показывают эти камеры. Безопасность, и все такое... И, если я начну делать что-то странное, они это заметят. Пока я могу оправдать свои действия, но когда ты начнешь двигаться, это будет немножечко сложно.
Он мысленно улыбнулся. Не "если", а "когда". Ее слова - как музыка для аудиосенсоров.
Конечно, Саундвейв в ней не сомневался. Элеонора Уилсон действительно была умницей - она подумала обо всем.
- Я не могу добраться до самих камер или до поста охраны, с которым они связаны, не вызвав подозрений, - продолжала она. - Но к ним можно подключиться по беспроводной сети и перехватить сигнал. Если я пойму, каким извращенным способом он зашифрован, то смогу и изменить этот сигнал - чтобы камеры показывали не то, что есть на самом деле.
- Ты сидишь на полу, - сказал он, - это необходимо?
- Да, здесь мертвая зона - сейчас меня не видит ни одна из этих камер. Ух, - она вздохнула, откинув голову и закатив глаза, - я чувствую себя настоящей преступницей. Или шпионкой какой-нибудь...
Саундвейв не ответил. Опровергать это утверждение было глупо, соглашаться - не тактично. Он должен был бы быть рад тому, что она согласилась помочь - остальное неважно, главное, что согласилась. Но почему-то то, что она чувствовала себя не очень комфортно из-за всего этого, причиняло беспокойство и ему. Он опасался, что, столкнувшись с трудностями, она испугается и передумает - такой вариант все еще возможен.
- Вот, кажется, получилось. Все тут не так сложно, как я думала, - пробормотала она, развернув компьютер так, чтобы он мог видеть экран. - Посмотри. Это ты.
Он сфокусировал взгляд на мониторе и увидел шесть прямоугольных ячеек - и в каждой из них маленькое монохромное изображение. Он узнал эту комнату. Вот, на трех из шести картинок виден до замыкания знакомый стол с компьютером: на двух по центру, на третей - чуть сбоку. Элеоноры Уилсон действительно не заметно - с двух сторон ее загораживал стол и приборы, а с одной - что-то большое и угловатое, очень знакомое...
Саундвейв с удивлением узнал в этом "чем-то" собственный корпус. На него смотрели четыре из шести камер, и он мог рассмотреть себя самого со всех сторон. Странное это было ощущение, но в чем-то приятное, и, одновременно, пугающее. Жаль, изображения были не очень хорошего качества, но можно было разглядеть, что его тело, по крайней мере, цело. Он и так это чувствовал, но убедиться всегда полезно.
Он был огромен - его ноги даже не умещались на платформе, хотя рядом с ней стол казался просто крошечным. Лодыжки, голени и бедра опутывали многочисленные провода - словно его таким образом пытались связать. Он думал, что люди пристегнули его к платформе, но оказалось, что нет - только плечи и голова были зафиксированы для удобства. Провода тянулись и от рук, от живота и груди, даже будто бы от спины, хотя этого и не было видно. Часть брони была сдвинута или убрана совсем - он хорошо помнил, где она должна была быть. Он – его корпус - лежал на спине, но голова была повернута набок, потому как к затылку тоже уходили какие-то кабели. Он казался себе каким-то жалким... мертвым. И, что хуже всего - они сняли с него все оружие.
- Да, выглядишь скверно, - вздохнула Элеонора Уилсон, и снова развернула компьютер экраном к себе. - Ладно. Теперь я тоже буду записывать картинку, а через несколько дней обработаю ее и попробую транслировать как исходящий сигнал от камер. Придется запускать этот процесс каждый раз в начале смены, но это лучшее, что я могу придумать.
- Я понял, - отозвался Саундвейв. Ему было не очень интересно слушать про эти камеры - если бы его системы связи работали, он бы легко разобрался с ними. Но он не мог даже почувствовать их - видимо, люди убрали все эти блоки, как и оружие. И еще он не хотел, чтобы Элеонора Уилсон молчала - было очень приятно слушать, как она с ним разговаривает. Но Саундвейв не знал, не разозлиться ли она, если он попросит ее говорить больше или будет задавать вопросы. Вопросов у него было много, но даже больше, чем получить ответы, ему хотелось просто говорить с ней - неважно, о чем. Можно даже о камерах - кажется, она была довольна тем, как решила эту проблему, и рассказывала об этом даже с некоторой самодовольной гордостью.
- Ну, вот, дальше дело техники, - сказала она, отставив компьютер в сторону, и, нашарив рукой слетевшую туфлю, надела ее на ногу. После чего осторожно поднялась и села на стул. - Эмм... Ты... Могу я задать тебе один вопрос?
- Да, - сказал он, но немного удивился. Обычно она спрашивала, не требуя разрешения, и неуверенность в ее голосе насторожила.
- Ты... Не подумай, ничего личного. Это для моих исследований, - быстро проговорила она.
- Спрашивай, Элеонора Уилсон, - его немного задевало то, что она все время говорила про эти исследования.
- Черт, - она мотнула головой, - ты не мог бы не называть меня "Элеонорой Уилсон"? Ты таким тоном это говоришь, что я чувствую себя... Как-то неуютно. Меня все зовут Элли.
- Это - и есть вопрос?
Она усмехнулась.
- Нет. Просто меня это раздражает. Я - Элли, хорошо? Можешь сделать одолжение?
- Элли, - повторил он, подтверждая. Он и раньше слышал, что так ее называли другие люди, но это казалось ему неправильным - как будто они, обрезая ее имя, пытались уменьшить ее саму. Но, если она сама просит - то он будет называть ее так, как ей нравится. - Твой вопрос?
Элеонора Уилсон ("Элли", поправил он сам себя) внимательно посмотрела в его лицо, закусив губу.
- Скажи... ты чувствуешь боль? Ну, то есть, ты мог ее чувствовать, до того, как тебя...
- Почему это важно? - Саундвейв напрягся. Странный вопрос. Зачем кому-то знать, чувствуешь ты боль или нет?
- Просто... один человек, который... в общем, он имел с вами дело в несколько иной обстановке. И он сказал, что железо не чувствует боли. Мы, вообще-то, собирались выяснить, так ли это, но чтобы разобраться в твоей сенсорной сети, требуется очень много времени. И, раз уж я имею возможность спросить... Ты - чувствуешь? Тебе бывает больно?
- Да, - нехотя ответил Саундвейв. - Для индикации повреждений сенсоры посылают сигнал, который интерпретируется, как физическая боль.
Элли прищурилась.
- Физическая? Есть и другая?
Саундвейв ответил не сразу, задумавшись. Он подозревал, что никогда прежде ни с кем не говорил о таких вещах. Он понятия не имел, чувствовал ли он что-то похожее раньше, но сейчас, определенно, чувствовал. И дернуло его сказать "физическая" - если бы он не стремился быть точным, сейчас ему бы не пришлось подбирать ответ.
- Для исследований - важно? - наконец, спросил он, но уже знал, что она скажет.
- Предположительно, в твоем процессоре есть сектора, отвечающее за... эмоции. Это мы тоже хотели проверить. Но, так как ты был мертв, это было... трудно.
- Есть, - подтвердил он, но не стал пускаться в подробности. О, он мог бы многое рассказать ей об этой боли. Она, безусловно, слушала бы внимательно и чутко, и, может, даже поняла бы. Может быть, это облегчило бы его состояние, но Саундвейв даже под страхом смерти не стал бы все это ей рассказывать. Она может решить, что он слаб. Он и так слаб и беспомощен - но пусть она думает, что хотя бы его дух им не удалось изуродовать и уничтожить. Если она будет думать, что он слаб... Это будет плохо.
- О, - произнесла она и поджала губы. - Ясно.
Элеонора Уилсон, кажется, хотела еще что-то спросить, но почему-то передумала и отвернулась.
Только зарегистрированные участники
могут голосовать
