- Твоя рука уже восстановилась? - спросил Саундвейв, приподнимаясь на локте и разглядывая Элеонору Уилсон. Сегодня она не стала выводить его из оффлайна, он застал ее за пультом, когда очнулся. Ее лицо выглядело бледным и беспокойным.
- Какая из них? - насмешливо переспросила Элли, чуть улыбнувшись, но тревога так и не исчезла из ее глаз. - Прошло слишком мало времени. Я не восстанавливаюсь так быстро, к сожалению.
- Не хватает энергии? - спросил Саундвейв, глядя на ее все еще забинтованные руки. У него самого регенерация отнимала много сил - может, у них также? Может, поэтому она так бледна?
- Энергии? - она, наконец, отвернулась от монитора и удивленно посмотрела на него, - а, ну конечно... нет, с энергией все в порядке. Просто это довольно длительный процесс.
Саундвейв неопределенно хмыкнул, не зная, что на это ответить. Опираясь руками о платформу, он неуклюже сел, машинально коснулся пальцами собственного колена, но ничего не почувствовал. Ноги, пожалуй, пострадали меньше всего, по крайней мере, с виду. И было особенно обидно, что как раз к ним ни чувствительность, ни способность двигаться, еще не вернулись. Провода от регистраторов торчали из-под гладкой, все еще сохранившей почти идеальную полировку, брони на бедрах и голенях, точно сотни тонких щупалец. Саундвейв знал, что они безобидны, но никак не мог отделаться от ощущения, что эти провода высасывают из него силы.
- Когда ты уберешь это? - спросил он, брезгливо поправляя кабели, чтобы случайно не порвать их.
- Не сегодня, - Элли щелкнула какой-то клавишей на пульте и поднялась со стула. - Сначала надо тебя заправить, а потом я уже не буду долго церемониться с блокировкой. Но пока это невозможно, так как помещению, где хранится энергон, у меня нет допуска.
Она быстро пожала плечами, как бы извиняясь, и Саундвейв коротко кивнул.
- Но ты найдешь способ.
- Попробую, - Элеонора Уилсон вздохнула, - но на всякий случай надо подумать об альтернативном топливе.
- Нет, - возразил Саундвейв. - Мне нужен энергон. Чем чище, тем лучше.
- Ну, извини, я ничего не могу гарантировать, - проворчала она в ответ. - У нас тут не кибертронский супермаркет, знаешь ли.
Он промолчал, понимая, что возразить тут нечего. Элеонора Уилсон, кажется, хотела сказать что-то еще, по крайней мере, она все еще стояла перед ним, кусая губы и нервно теребя цепочку на шее. Золотая подвеска мелькала между бледных пальцев, поблескивая в свете ламп. Саундвейв заинтересовался, пытаясь разглядеть этот предмет, но Элеонора Уилсон не выпускала его из ладони. Он давно обратил внимание на эту вещицу, и ему всегда было интересно, для чего она нужна, но спросить он не решался.
- Хорошо, - произнес он, - какой угодно. Но медлить нельзя.
Она фыркнула, выпустив цепочку, и недовольно скрестила руки на груди. Саундвейв машинально проводил блеснувшую подвеску взглядом - на миг на отполированном металле тонкие тени очертили смутно-знакомый силуэт.
- Спасибо за ценный совет, - едко заметила она, - Сама бы я, конечно, до этого не додумалась.
Саундвейв пропустил ее колкое замечание мимо аудиосенсоров. Они могли бы продолжать этот спор до конца ее смены без особых результатов, но конкретно сейчас Саундвейв готов был забыть об этом, потому что вдруг наткнулся на что-то более важное.
- Что это? - он, наклонившись, подцепил когтем цепочку с подвеской, поднося ее чуть ближе к глазам. Элеонора Уилсон машинально отшатнулась, но осталась на месте. Ее рука дернулась к шее, но в последний момент она словно передумала его останавливать, только вздохнув, как ему показалось, с облегчением.
Маленький и плоский кружок из бледно-желтого металла выглядел старым - кое-где острые грани на краях стерлись, сгладились, а сам он был покрыт мелкими царапинками, из-за которых солнечный блеск золота казался тусклым. На нем было отчеканено изображение: несколько концентрических кругов с одной стороны и что-то мелкое и корявое с другой. Сфокусировав оптику, Саундвейв разглядел очертания какого-то существа - плоского, с множеством маленьких ножек и длинным, чуть расширяющимся на конце хвостом...
«Скорпонок?»
Имя всплыло в памяти само собой. Саундвейв сдавил кружок пальцами, словно таким образом мог заставить его заговорить. Но золото ничего не знало о Скорпоноке, кроме того, как тот выглядел. Кто он был такой, и откуда его знал Саундвейв, оно, конечно, рассказать не могло.
Элеонора Уилсон, справедливо опасаясь за целостность своей собственности, отобрала у него подвеску и зажала в кулаке.
- Это талисман, - сказала она, нахмурив брови. - Не надо его ломать, пожалуйста.
- Талисман? - переспросил он, нехотя убирая руку. Сидеть в таком положении, низко наклонившись к человеку, было неудобно, но Саундвейв не мог отвести взгляд от этой штуки на ее шее. - Какое-то устройство?
Она покачала головой, на миг закатив глаза, и Саундвейв понял, что в очередной раз задал глупый вопрос. Его подруга при всех своих достоинствах, не отличалась особым терпением и не слишком контролировала эмоции. Не очень тактично с ее стороны.
- Нет, - она взяла "талисман" двумя пальцами и чуть приподняла, словно дразнясь. Саундвейв не сводил оптики с изображения длиннохвостого существа, чье имя он вдруг вспомнил. - Просто... предмет, который приносит удачу. Вы ведь верите в удачу?
- Маловероятное стечение обстоятельств, приводящее к благоприятному исходу при неблагоприятных условиях, - кивнул, подтверждая, Саундвейв. - Это случается.
- Да. Вот мы, люди, верим, что всякие такие штуки, вроде четырехлистного клевера или там кроличьей лапки, хм, увеличивают вероятность этого стечения обстоятельств.
- Это правда? - он посмотрел на талисман с куда большим уважением - такое устройство казалось почти невероятным, но полезным. - Как оно работает?
Элеонора Уилсон поджала губы, пытаясь сдержать смех и вернуть лицу серьезное выражение, но веселые искорки в глазах выдавали ее.
- Никак. Это просто суеверие. Это... вроде того, что если веришь во что-то, то оно произойдет - только потому, что ты себя в этом убедил. Ну, как-то так. На самом деле это всего лишь украшение с некоторым смыслом - такие носят не потому, что они красивые, а потому, что что-то значат. Ну, или мы верим, что значат. Ерунда, в общем. Мне его подарила мама, поэтому я его ношу.
Мама... Да, верно, они называют своих создателей разными словами, в зависимости от пола.
- Изображение. Почему на нем Скорпонок?
- Скорпион, - сказала она, словно поправляя. - Это мой знак Зодиака. Я родилась в ноябре, когда солнце было в созвездии Скорпиона. Ну, это на самом деле тоже чепуха, тебе не стоит забивать этим процессор.
Саундвейв разочарованно фыркнул. Действительно... Он мало что понял из того, что сказала Элеонора Уилсон, ничего такого он раньше никогда не слышал, это точно. Причем тут их звезда и другие созвездия? И какого квинта они дают созвездиям своего сектора такие странные имена? Нет, чтобы, как нормальные разумные существа, сделать рациональную астро-номенклатуру и цифровой реестр на основании приблизительных расстояний, а не кажущихся сочетаний звезд. И как они с такой системой космогации* собрались покорять Вселенную? Так сразу заблудишься к квинтам, едва выйдешь за пределы родной системы...
Но, главное, что к тому, кого он якобы узнал, этот "талисман", кажется, не имел никакого отношения.
- А что это за слово - Скорпонок? - вдруг спросила Элеонора Уилсон. - У вас... тоже есть похожие существа?
- Не знаю, - он мотнул головой. - Я помню кого-то похожего. Он был такой один. Скорпонок - его имя.
- Хм. - Элеонора Уилсон отвела взгляд и снова нахмурилась. - Память возвращается к тебе?
- Частично. Есть программы резервного восстановления. То, что было в уничтоженных блоках — не вернется никогда.
Элеонора Уилсон задумчиво закусила губу, но ничего не сказала. Отвернувшись, она присела на край платформы у его ног, положив руки на колени. Казалось, говорить она больше не намерена, и это огорчало - даже такой дурацкий разговор существенно облегчал тоску его заточения. Но, впрочем, вернуться к пульту Элеонора тоже не спешила.
- Саундвейв, - вдруг произнесла она неожиданно серьезным тоном. Он насторожился, даже чуть наклонился к ней, опершись рукой о край платформы. - Скажи, ведь если ты утратил память, то это значит, что утратил и часть своей личности? Ты... уже не такой, и никогда не будешь таким, как до своего ранения?
Он удивленно склонил голову набок, пытаясь заглянуть в ее лицо. Вопрос казался странным, да и голос Элеоноры Уилсон звучал непривычно - слишком низко и глухо.
- Нет, - немного поколебавшись, ответил Саундвейв. - Личность не является сопокупностью воспоминаний. Ты должна это знать.
- Да, верно, - она опустила голову, будто собираясь кивнуть, но так и уставилась куда-то в пол, - но ведь... у нас личность, эмм, записана на некоторых участках головного мозга. Если у вас так же, ты должен был... ну, измениться?
Уловив вопросительные нотки в ее голосе, Саундвейв снова задумался.
- Нет. Личность - это Искра. Она не была задета. Если и есть какие-то изменения, они не связаны с... моей смертью. Напрямую - не связаны.
- А с чем связаны? - Элеонора Уилсон резко обернулась, вцепившись взглядом в его лицевую пластину. - Искра... я думала, что это что-то вроде источника жизненной силы.
- Не только. Искра это... - Он запнулся, подбирая нужное слово. Кажется, у них тоже было какое-то похожее понятие, но не связанное ни с чем конкретным... а, точно! - Это душа. Она дает жизнь и является ею. Я - это Искра, а не процессор.
Элеонора Уилсон, усмехнувшись, покачала головой.
- Душа, - фыркнула она. - То есть, ты... все еще ты?
Саундвейв выпрямился, чувствуя себя неуютно под ее требовательным взглядом.
- Да. Зачем ты спрашиваешь, Элли?
Вместо ответа она запустила руку в карман халата и достала оттуда что-то - белый квадрат из бумаги, замусоленный и порядком помятый. Она помахала им, словно само наличие этого предмета должно было все объяснить, но Саундвейв решительно ничего не понимал.
- Мне... дали вот это, - сказала она, протягивая ему бумагу. Саундвейв осторожно принял ее и почувствовал, что бумага - это только оболочка, внутри же ощущалось что-то твердое и тонкое. - Тут записаны какие-то сведения о тебе. Не очень... приятные, судя по всему.
От удивления Саундвейв едва не выронил этот странный предмет. Сведения? Его память? Но как?..
- Что там? - с жадным любопытством спросил он, вертя в пальцах то, что она дала. Что-то в этом было знакомое - люди, кажется, так хранят свои носители информации. Но Саундвейв не был уверен, что его универсальная система считывания в порядке.
- Понятия не имею, - вздохнула Элеонора. - Я не хотела это смотреть. Испугалась. Я... понимаешь, я пока что более-менее в ладах со своей совестью, до тех пор, пока не узнаю, что там записано. А записано там что-то очень плохое о тебе. Если я это увижу, я, боюсь, уже не смогу... выполнять условия нашего договора.
- Плохое? Что привело к этому выводу?
- Тот, кто дал это мне, ненавидит тебя. Он хочет уничтожить тебя. И этот человек думает, что если я узнаю, каким ты был, то я ему в этом помогу.
Вот как?..
Саундвейв осторожно положил белый бумажный чехол для носителя на платформу и подтолкнул его пальцем. Элеонора придавила его ладонью, но брать не стала, тут же отдернула руку, словно обжегшись. Саундвейв не знал, что теперь думать и как это понимать - она говорила об этом так, словно сознавалась в какой-то провинности. Элеонора Уилсон почему-то чувствовала себя виноватой. Но почему? И перед кем? Перед тем, кому она отказалась (а ведь это именно так - в случае согласия она бы не стала колебаться) помочь или... перед ним? Что, квинт подери, творится у них в головах?
Элеонора Уилсон все еще смотрела на него, нелепо поджав правую забинтованную руку, совсем как тогда, когда Саундвейв ее повредил. И до него наконец дошло.
О, она не злилась на него за это повреждение. Она перепугалась до полусмерти. Саундвейв так боялся нанести ей вред и даже не подумал о том, что может ее испугать. То есть подумал, но явно недостаточно. Идиот. Ущербный кретин... Странно, но он сам не боялся, что Элеонора могла его деактивировать, больше его почему-то это не заботило.
- Ты боишься меня? - осторожно спросил он. Сама эта мысль казалась какой-то несуразной, но Саундвейв вдруг понял, что сегодня женщина ни разу до него не дотронулась. Это было тревожным знаком - прикосновение было знаком доверия, а теперь...
Элеонора коротко пожала плечами, на миг опустив взгляд, и стукнув пальцем по бумаге.
- Я не знаю. Может быть. Да и не в этом дело... Просто мне казалось, что, помогая тебе, я поступаю правильно. Не только из-за открытия и нашего договора - а... ну, по-человечески правильно. Я ничего о тебе не знала и толком не знаю до сих пор, но ты был в затруднительном положении, мне кажется, я должна была тебе помочь... Это посчитали бы предательством, но тут, как ни крути, кого-то мне пришлось бы предать. Я думала, что выбрала меньшее из двух зол - хотя бы спасла твою жизнь, а теперь... не знаю. Не могу знать...
- Из-за недостатка информации, - кивнув, закончил за нее Саундвейв. - Эта информация у тебя есть. Ты можешь просмотреть ее и принять решение.
Она подняла брови, едва заметно вздрогнув.
- Эта, с позволения сказать, информация... - Элеонора с отвращением посмотрела на носитель и мотнула головой, - не отражает действительность. Она не ответит мне на вопрос, который меня мучает. Она лишь скажет, что ты делал, но не о причинах твоих поступков.
Саундвейв снова кивнул, признавая ее правоту. Он догадался, кто дал ей этот носитель, только один человек мог ненавидеть его достаточно сильно. То, что Опасный пытался использовать ее, было неприятно и даже больно. Если бы ему это удалось... Саундвейв дернулся - эта вероятность казалась отвратительной. Если Элеонора Уилсон предаст, то у него вообще никого не останется.
- Я могу ответить на этот вопрос?
Элеонора прикусила нижнюю губу и прищурилась.
- Это только ты можешь судить. Я не уверена, что ты сам знаешь ответ.
- Спрашивай, Элли.
Она глубоко вздохнула, глядя в его оптику. Если бы ее лицо не было таким серьезным и одновременно растерянным, это было бы даже забавно - Элеонора всегда смотрела ему в один оптосенсор. Кстати, в тот, что был с неповрежденной стороны лицевой пластины.
- Ты... плохой?
Саундвейв озадаченно нахмурился. Он - плохой?.. Он поврежден, изуродован, ни квинта о себе не помнит. Того, кто сказал бы, что это хорошо, он деактивировал бы голыми руками, удавил бы на щупах. Но Элеонора Уилсон, конечно же, имела в виду другое. Ее вопрос был слишком прост и наивен, чтобы легко найти на него ответ.
Люди иногда примитивно делили всё на плохое и хорошее — это Саундвейв помнил и отчасти понимал. Такая оценка весьма субъективна, потому что основана не столько на логических доводах, сколько на морально-этических установках. Возможно, на некоем кодексе чести. Но понятия о чести слишком разняться: одни у автоботов, совсем другие у десептиконов, и вообще квинт знает что - у людей.
- Я - проигравший, - наконец, ответил Саундвейв. Это казалось наиболее близким к истине ответом, если вообще существует понятие истины в таких ситуациях. С его точки зрения, это было плохо. Он был создан воином, а главная цель воина - это победа. Во имя какой-то цели, но он не помнил, за что сражался. Но то, что проиграл - очевидно.
- Я вижу, - насмешливо заметила Элеонора Уилсон. - И понимаю. Историю пишут победители и все такое... но если забыть об этом, то - кто ты?
- Не знаю, - честно ответил Саундвейв. О, его и самого мучил этот вопрос. Тут она права - ответ ему неизвестен, - не могу вспомнить. Воспоминания утеряны. Но ты не должна бояться. Не хочу причинить тебе вред. Было плохо - хотел. Теперь - нет.
Элеонора нервно улыбнулась, но вроде бы ее поза стала чуть менее напряженной. Это хороший знак.
- Это из-за нашего договора, да? Кто еще тебе поможет, если ты меня убьешь?
Тон ее был ироничен, но за насмешкой крылось что-то еще. Сожаление? Саундвейв не был в этом уверен. Но он-то сам понимал, что причина не только в договоре. Причина была изначально, это из-за нее он предложил землянке эту сделку. Но вот только как ей это объяснить, если и себе так трудно?
- Нет, - уверенно ответил он, и Элеонора Уилсон вздрогнула, как будто испугавшись его голоса, - Ты - отличаешься от остальных.
- Отличаюсь?
- Ты - не ненавидишь, - объяснил Саундвейв. Это, пожалуй, было главным. У него, наверное, не хватило бы сил, чтобы вернуться из дезактива, если бы все вокруг его ненавидели. Иные могут жить назло, и он когда-то это умел, но теперь - разучился. Один раз узнав, что-то хорошее, уже не хочешь возвращаться к прошлому. В его Искре было много ненависти, но эта ненависть привела его к смерти. И он был рад, воскреснув, столкнуться с чем-то, кроме нее.
Элеонора внимательно смотрела на него, видимо, не находя слов от удивления. Саундвейв каким-то образом понимал ее - это так странно, когда ты радуешься, что тебя просто не ненавидят. Непривычный критерий для выбора союзников. Или не союзников... друзей.
- Не боишься, - продолжил он, потому что Элеонора все еще молчала, - Смогла меня найти. Смогла... - Саундвейв запнулся, не в силах выговорить чуждое слово, значение которого вдруг приобрело совершенно иной смысл, - проявить сострадание. Это... приятно.
Праймас, как же много теперь стало таких непривычных слов! Подумать только, он за всю свою жизнь никому ничего такого не говорил!
- Ты добрая. Никогда бы не узнал, что это значит. Мне это недоступно.
Вот теперь на ее лице отразился настоящий ужас. Но Элеонора не отшатнулась от протянутой руки, не вскочила, чтобы убежать, не закричала - вообще не издала ни звука, только плотно сжала зубы. Саундвейв видел, как напряглись мышцы на ее скулах.
- Почему? - глухим, дрожащим голосом, спросила она.
Саундвейв пожал плечами.
- Суть программы, - произнес он, - была война. Тому, что есть ты - нет места на войне. Но это нужно. Так... лучше.
- Но теперь война закончилась, - чуть слышно сказала Элеонора, - ты... ведь можешь изменить свою программу?
- Быть как ты - не смогу, - коротко ответил он. - Уже поздно. Но тебя я не трону. Не причиню вреда.
Элеонора несмело протянула ему руку, и Саундвейв легонько сжал ее пальцы, словно закрепляя все только что сказанное, утверждая союз, основанный не на выгоде, не на страхе, а на доверии... наверное, впервые в своей жизни. Прикосновение, ощущение живого человеческого тепла в руке, скрепляло этот союз прочнее стали. Элеонора, все еще держа его за руку, поднялась на ноги, пола белого халата задела чехол с носителем, и он упал с платформы, с тихим шлепком приземлившись на полу. О нем уже никто не помнил.
- Больше не сомневаешься, - произнес Саундвейв, сам не зная, вопрос это или утверждение.
Элеонора ничего не ответила, но привстала на цыпочки и потянулась к нему, пропав из поля зрения. Саундвейв ощутил легкое и очень мягкое прикосновение к изуродованной щеке, когда он понял, ЧТО она сделала, то невольно дернулся всем телом, и тут же почувствовал, как вздрогнула и она, как будто приняла переданный импульс, или будто обоих ударило током. Элеонора выпрямилась, все еще касаясь рукой его щеки, и улыбнулась, как-то по-особому, как никогда раньше не улыбалась: губы изогнулись, на щеках появились ямочки, но в глазах не было и тени радости. Взгляд ее был теплым, ласковым, и... жег, как раскаленная плазма.
Саундвейв поднял руку, касаясь места, до которого она дотронулась губами, не особо заботясь о том, чтобы не порвать провода регистраторов, и случайно задел пальцами ее ладонь. И замер.
- Ты это сделала, зачем?
Элеонора Уилсон дернула плечом. Ее ладонь выскользнула из-под его пальцев, и она убрала руку в карман, словно спрятала.
- Выражение симпатии, - ответила она. Уголки ее губ задрожали, улыбка стала чуть шире. - Тоже, в общем-то, чепуха...
Сказав это, она отступила и снова присела на край платформы, отвернувшись. Саундвейв не знал, что на это ответить, во-первых, такого выражения симпатии он еще на себе не испытывал, а, во-вторых, он в принципе не ожидал, что может показаться кому-то... симпатичным. Тем более, белковым. Тем более, после всего, что случилось. И это привело его в замешательство.
- Впрочем, если тебе будет удобнее, - проговорила Элеонора, не оборачиваясь, - считай, что это - научный эксперимент.
Хант хотел поговорить с Уилсон, но, похоже, опоздал на ее смену. Однако то, что в лаборатории он ее не застал, нисколько не расстроило полковника. В конце концов, его дело не такое уж серьезное и может потерпеть, он сможет найти Уилсон и позже, в более подходящий момент. Но и зря терять время полковник не хотел, и, раз уж спустился на этот уровень, решил все-таки зайти в лабораторию. Он не особо жаждал еще раз увидеть десептикона, или то, что от него осталось, но в некоторой степени считал своим долгом присматривать за тем, что с ним творят инженеры Престона.
Как он и полагал, за пультом сидел Джонни. Парень заметно вздрогнул, когда увидел, кто решил его навестить, и Хант, не удержавшись, довольно улыбнулся. Трепетный страх этого мальчишки его забавлял. Черт его знает, что этот сопляк себе надумал, но боялся он Ханта до икоты.
- Добрый день, полковник, - робко улыбнулся инженер, широко распахнутыми глазами ловя каждое движение Ханта. - Вы... что-то хотели?
- Я искал мисс Элли, - мирно ответил Хант.
- Ее смена закончилась, - отозвался Джонни. - Она ушла совсем недавно. Вы не столкнулись с ней в коридоре?
- Нет, - с разочарованием ответил Хант. - Ладно. Как ваши дела, мистер Джон?
- Хреново, - честно признался инженер, разводя руками. - И с каждым днем все хуже. Мне кажется, эта железяка скоро совсем перестанет функционировать.
- Да? - заинтересованный, полковник шагнул вперед, вглядываясь в показания датчиков, высвеченные на мониторе. Правда, в этой чепухе он все равно ни черта не понимал, но, чтобы подстегнуть инженера, придал себе серьезный и заинтригованный вид, - почему же?
- Никак не могу понять, - уныло протянул Джонни, - Сигнал какой-то странный. Раньше он усиливался, а теперь вдруг все показания замерли. Как будто регистраторы не работают, но они работают - я проверял.
- Интересно, - цокнул языком Хант.
Он невольно оглянулся на безжизненное тело десептикона. Мертвая оптика, казалось, с любопытством следила за каждым движением человека, изуродованное, с позволения сказать, лицо, навеки застыло в зловещей и жуткой ухмылке, как будто эта тварь над ним издевалась. Ну ничего. Скоро и с тобой разберутся.
Хант, вопреки расхожему мнению, отнюдь не был воинствующим параноиком. Он сам, напротив, считал себя очень мирным человеком. Да, определенно - он ненавидел войну, несмотря на то, что именно война в свое время помогла ему сделать карьеру. Но он уже достаточно насмотрелся в глаза это кровожадной суке, и не хотел заглядывать в них вновь.
Война, как говорят, заканчивается только тогда, когда похоронен последний погибший на ней солдат. Хант не то, чтобы хотел поскорее воздать почести дохлому десептикону, но ему было бы гораздо спокойнее, если бы этот "монстр Франкенштейна" отправился в плавильню вслед за своими приятелями. И как можно скорее. Незачем держать у себя под боком вражескую ракету с ядерным зарядом, и, тем более, незачем ковыряться в ее начинке...
Но если этот сопляк-инженер говорит правду... Что ж, это очень, очень хорошо. Престон сам говорил, что им нужна работающая нейросеть, а если внутри этой железной башки что-то действительно сломалось...
Значит, скоро и все остальное станет для них бесполезным.
И последний будет похоронен. И можно будет забыть об этой войне.
Хант хотел подойти ближе, как будто мог заметить какую-то деталь, которая убедила бы его в правоте инженера, но вдруг что-то заставило его остановиться и посмотреть вниз. Хант даже вздрогнул от удивления: на бетонном полу, у носков его армейских ботинок, темнело едва заметное пятно.
Полковник оглянулся на Джонни, тот снова погрузился в свои расчеты и команды, словно забыв о посетителе, и присел на корточки, чтобы рассмотреть получше.
Пятно было небольшим, едва заметным, его явно пытались оттереть, и другой человек, наверное даже не обратил бы на него внимания. Но не Хант, уж он-то этого дерьма навидался на своем веку, и безо всяких анализов мог сказать, от чего этот след.
Это кровь.
Конечно, не похоже, чтобы тут кого-то убили, на пол попало всего лишь несколько капель, но полковник сразу вспомнил забинтованную руку Уилсон. Она-то, видно, думала, что Хант не заметит, как она прячет левую ладонь в карман, но как раз такие движения и привлекали к себе внимание. Он слышал, как Престон говорил что-то о тарелке в кафетерии, мол, его инженерочка пала жертвой куска фаянса. Но кровь-то здесь...
Хант поднялся, смущенно поджав губы. Он не мог быть уверенным в том, что это ее кровь, но вывод напрашивался сам собой. Все это, конечно, было крайне подозрительно, но, с другой стороны, ему не хотелось бы вляпаться в чьи-то личные проблемы. Кто его знает, может, кто-то просто порезался, когда работал, у этих ребят половина инструментов сойдет за орудие убийства...
Он наклонился, внимательно разглядывая пол. Конечно, не стоит рассчитывать, что где-то тут есть пятно и побольше, но... Но кое-то тут все-таки есть!
Под платформой что-то тускло блеснуло, и Хант, совсем забыв, что он в помещении не один, поддавшись охотничьему азарту, полез, чтобы проверить.
- Полковник? - удивленно воскликнул Джонни, вскакивая со стула. - Что вы делаете?
Вместо ответа Хант разогнулся и разжал кулак, демонстрируя свою находку. Сам он толком не разглядел, что там было, слишком мало света.
- Не вы потеряли? - со смесью удивления и торжества спросил он у инженера, но Джонни, казалось, был поражен не меньше него.
На ладони Ханта лежал неровный осколок стекла. Зеркала.
Лицо мальчишки озадаченно вытянулось, и он отрицательно затряс головой. Хант стиснул осколок в ладони, не обращая внимания на то, что острые края впились в кожу. По его лицу расползалась блаженная улыбка, наверное, даже человек, отыскавший древний клад, не улыбался бы столь же счастливо, как сейчас улыбался он. Полковник пока не понимал, что это может значить, но он не сомневался: эта находка еще подарит ему немало захватывающих открытий.
Только зарегистрированные участники
могут голосовать
