Аксер отправился к Рэк-Гару сразу же после своей первой стычки с кибертронцами. Он нервничал и хотел как можно скорее укрепить свои позиции, а заодно убедиться, что Рэк-Гар знает – автоботы выражают мнение не всех ботов и даже, если на то пошло, не всех кибертронцев.

– Вождь, – сказал он с озабоченностью в голосе. – Меня терзают сомнения по поводу этих автоботов.

Рэк-Гар как раз сгребал мусор в кучу, готовясь отвезти его к кузням и печам.

– Вранье – это мусор! Твои слова лома цветного не стоят! Чем больше ты лопочешь, тем больше мусора получается! – ответил он прежде, чем трансформироваться.

От оскорбления Аксер вспыхнул, но сдержался и последовал за Рэк-Гаром по главной тропе, что вела прочь от места сосредоточения текущих раскопок.

– Откуда мы знаем, что они те, за кого себя выдают? – упорствовал он. – Я покинул Кибертрон, когда война, о которой они говорили, должна была вот-вот разразиться. И многое из россказней Оптимуса Прайма не совпадает с тем, что представлялось мне на месте. Не все на Кибертроне верят, что Оптимус Прайм вообще Прайм.

Рэк-Гар остановился и насыпал маленькую горку блестящих катушек проволоки у основания кучи точно таких же шпулек. Бот, что был ответственен за переплавку металлической нити и ее повторную протяжку, сказал:

– Спасибо, вождь! – и продолжил свою работу.

Аксер отправился за Рэк-Гаром дальше.

– Может быть, Верховный Совет и назвал его Праймом, но многие были за избрание Мегатрона. И это правда, – сказал Аксер.

У следующей остановки Рэк-Гара джанкион выскочил из сложного переплетения труб и форсунок рядом с маленькой плавильней. Он подтащил вагонетку, и Рэк-Гар вывалил в нее груду битого стекла. Характер осколков однозначно указывал на то, что это было закаленное звездолетное стекло.

– Мы построим корабль, вождь, – сказал стекольщик, и Рэк-Гар двинулся дальше.

Аксер решил прибегнуть к последнему средству.

– Орион Пакс был канцелярским работником, – сказал он. – Мелкой сошкой. По какому праву он приказывает ботам? Особенно здесь, где ты заслужил свой пост и наше доверие?

– Лесть – мусор! – загремел Рэк-Гар. – Сломай, расплавь! Мне нравится!

Расценив это как поощрение, Аксер продолжил:

– Нет никакого способа выяснить, можно ли ему доверять. Чем он занимается тут, кроме попрошайничества? Что он за лидер такой?

– Строй! – в кузов Рэк-Гара посыпалось сырье из электромагнитного сепаратора.

– Правда в том, что Оптимус Прайм мог подделать так называемую Матрицу, – продолжал Аксер. – Любой бот может придумать, как добиться такого свечения. Матрицы может и нет вовсе.

– Чухня! – сказал Рэк-Гар.

Аксер не понял, что имел в виду вождь, но решил истолковать реплику как знак согласия.

Так продолжалось весь остаток пути Рэк-Гара до огромной домны на другом конце карьера. По мере приближения к ней Аксер постепенно снижал звук своего вокодера, потому как разглядел неподалеку Оптимуса Прайма в компании еще пары автоботов.

Дожидаются Рэк-Гара, решил Аксер. Видимо, что-то еще собираются выпрашивать. Такое ощущение, что они только этим и занимаются.

У Мегатрона такой проблемы никогда не возникало.



Оптимус Прайм наблюдал за их приближением и видел, как сохранявший форму бота Аксер ведет односторонний диалог с грузовиком Рэк-Гара. О чем шла речь, он не знал, но был уверен, что на пользу автоботам этот разговор не пойдет.

Рэк-Гар, естественно, внешне никак не реагировал. Он сдал назад, к большой вагонетке, от которой отводилась воронка к домне (в этой печи джанкионы постоянно создавали новые сплавы) и выдвинул главный кузовной отсек на гидравлическом подъемнике: кусочки металла – сначала понемногу, а потом все активнее – зазвенели и залязгали о стенки вагонетки, проскакивая через воронку в рокочущее белое пламя.

Оптимус Прайм не уставал от этого зрелища, несмотря на то, что миллион раз видел его на Кибертроне и даже чаще вне его. Воссоздание, разрушение и обновление. Созерцание того, как что-то распадается на свои составные части прямо перед тем, как возродиться вновь... наполняло Оптимуса Прайма надеждой, уверенностью и чувством, похожим на веру.

Оптимус размышлял об этом, параллельно ни на мгновение не забывая о проблемах на "Ковчеге", которые собирался обсудить с вождем. Внезапно его взгляд задержался на чем-то в мусоре, мелькавшем между кузовом Рэк-Гара и воронкой печи. Это был кусочек какого-то сплава, с одной стороны блестящий и заостренной, а с другой – вытянутый и выкрученный, словно бы с его с большим трудом сумели оторвать. И теперь этот осколок отправлялся в печь вместе с прочим мусором Рэк-Гара.

– Стой! – скомандовал Оптимус Прайм.

Джанкион, который направлял поток груза из кузова Рэк-Гара в зёв доменной печи, проигнорировал его выкрик. Понукаемый единственной целью спасти фрагмент, Оптимус Прайм бросился вперед и, сбив рабочего с ног, рухнул вместе с ним на конвейер, который питал домну.

Удивленный и разозленный местный принялся осыпать Оптимуса Прайма ударами по голове, в то время как тот отстранял его и пытался дотянуться до куска Звездного Меча. Рев печи оглушал, а температура из дискомфортной превращалась в нестерпимую. Оптимус Прайм потянулся вперед и кончиком пальца подцепил артефакт. В этот же момент джанкион двумя кулаками угодил ему по затылку, и оптика Прайма на миг потемнела. Когда он вновь смог сфокусироваться, волны жара уже охватывали его со всех сторон, а пальцы, судя по ощущениям, начали плавиться.

Джанкион опять ударил его. А затем исчез. Отчаянным движением Оптимус уперся одной рукой в нижний край затвора домны, а второй в последний раз потянулся к ускользающему осколку Меча, чувствуя, как продолжающая движение лента конвейера царапает ему корпус. Обломок уже задрал крючкообразный выступ вверх и готовился соскользнуть с транспортера в расплавленную массу внизу, когда Оптимусу удалось просунуть в него палец. Раскаленный артефакт обжигал, но отпускать его было нельзя. Прайм оттолкнулся назад, против неумолимого движения конвейера, и почувствовал, что наваленный Рэк-Гаром мусор придавил ему ноги. Оптимус не давал толкать себя вперед, но держался на месте с большим трудом. Зажатый в руке артефакт не позволял собрать достаточно сил, чтобы подняться под весом груды мусора на наклонной ленте конвейера. Еще немного, и жар печи причинит ему серьезный и непоправимый вред, но выбраться сам Оптимус уже не мог.

Он оттолкнул ногами какие-то рейки, кожухи, валики и прочий скопившийся вокруг металлический хлам, идущий на переработку, и почувствовал, что ступня нашла неподвижную опору. В отчаянной попытке зацепиться за что-то он закинул на нее ногу и почувствовал, как чьи-то сильные руки схватили его и потащили назад. Помогая себе одной рукой, он свесился с конвейера недалеко от затвора домны и ощутил прохладный воздух на своем лице, одновременно чувствуя, как трескается раскалившаяся оптика. Он открыл глаза и оглянулся. За одну ногу его держал Бамблби, а за другую – джанкион. Тот самый джанкион, который пару мгновений назад бил его по затылку.

Броня Оптимуса потрескивала и звенела, остывая до того, что можно считать нормальной температурой. Конвейерная лента остановилась – кто-то из джанкионов наконец-то среагировал на внештатную ситуацию. У Прайма проскользнула мысль, что будь он аборигеном, ему бы не задумываясь дали сгореть. Странные они ребята, эти джанкионы. Его спасители наконец разжали руки, и Оптимус Прайм скинул ноги с конвейера.

– Итак, Прайм, – сказал Джазз. – На этот раз Матрица сказала тебе прыгнуть в печь.

В каком-то смысле да, подумал Оптимус. Он показал ему обломок меча и произнес:

– Было бы жаль позволить ему расплавиться.

Конвейер вновь заработал, и Оптимус Прайм спрыгнул с него, оглядываясь на Рэк-Гара, который опять опорожнял туда свой кузов. Дела идут своим чередом, понял Оптимус. Так уж здесь заведено. Рэк-Гар даже не стал трансформироваться, чтобы спросить, что случилось.

– Это что...? – начал Джазз.

Оптимус Прайм кивнул.

– Да, – ответил он.

– Что он тут делает? – спросил Джазз. – Я думал, они все на Велоситроне, просто мы не все нашли.

– Ну, ты сам сказал, – ответил ему Оптимус Прайм. – Не всегда легко понять, зачем и почему Матрица делает то, что она делает.

Он повернулся к джанкиону, который вновь взялся направлять мусор в приемник домны.

– Джанкион, – сказал он. – Я прошу прощения за то, что напугал тебя.

– Забудь, – ответил тот.

– И спасибо, что вытащил меня, – продолжал Оптимус Прайм. – Как тебя зовут?

– Пинион, – сказал джанкион. – Я разозлился, когда ты меня стукнул, но если тебе так понадобился тот кусок мусора... Эй, да хоть весь его забирай. У нас еще найдется.

Не уверен, подумал Оптимус, но сказал только:

– Еще раз спасибо тебе, Пинион.

Вмешался Джазз:

– Может, дашь Рэчету себя осмотреть, Прайм? Ты чуток покоробился.

– И чувствую себя так же, – сказал Оптимус Прайм. Он решил, что общение с Рэк-Гаром может подождать. Теперь, когда у него была третья часть Звездного Меча, он начал верить, что приближающаяся поездка к Космическому мосту станет каким-то образом решающей. Доверие, подумал он. Оптимус всегда был уверен в Джаззе, но, похоже, что и среди джанкионов нашлись боты, которым можно верить. Пинион продолжал работать как ни в чем не бывало, но Оптимус Прайм предчувствовал его великую судьбу.



В самом начале происшествия Праула не было рядом с Оптимусом Праймом: к этому времени расследование, которое касалось личности предателя на "Ковчеге", достигло интересного поворота, и тактик вез обратно оперативные данные, желая обсудить с лидером продолжение операции. Он оказался у карьера, где была домна, ровно в тот момент, когда ноги Оптимуса Прайма торчали из ее приемного отсека, и очутился внизу, когда Бамблби и ближайший джанкион уже вытащили Оптимуса обратно. Если не считать ожогов на руке, Прайм не пострадал. Но что это он держит? Праул увидел нечто похожее на те два обломка, которые Оптимус Прайм нашел на Велоситроне. Но, говоря по правде, мистические артефакты были вне компетенции Праула. В его компетенции были наблюдение, оценка и отчет. И до того, как Оптимус Прайм полез в пекло, Праул наблюдал за Аксером. Поведение этого бота насторожило его в тот самый момент, когда тот попытался завести разговор с Рэк-Гаром на пути к домне. И потом, пока Оптимуса Прайма вытаскивали из печи, мимолетного взгляда Праулу хватило, чтобы понять – с Аксером что-то придется делать. На лице этого бота смешивались враждебность, злорадство и алчность. Праул мог понять, откуда враждебность и даже злорадство, но откуда алчность... неужели это как-то связано с тем куском металла?

Праул отбросил эту мысль. Куда важнее сейчас была очевидная (по крайней мере, для Праула) ненависть Аксера к Прайму. Она являлась достаточным поводом для того, чтобы предпринять определенные шаги в отношении этого джанкиона. Десептиконская чума уже заразила Велоситрон; нельзя пускать ее и сюда.

И Праул не собирался.

Когда Оптимус Прайм вновь направился к "Ковчегу", Праул решил, что консультация с лидером подождет. У него было нехорошее предчувствие по поводу этого Аксера, и настала пора выяснить, насколько обоснованное.

Позволив Аксеру пройти немного вперед по серпантину на стене карьера, Праул последовал за ним, параллельно отмечая тех, с кем хитрый бот говорил и кого игнорировал. Это давало возможность посчитать приблизительное количество ботов, прислушивающихся к Аксеру, то есть потенциальных сторонников идей десептиконов, и приблизительное количество тех, что избегали его и могли сойти за нейтралов или единомышленников автоботов. Аксер напоминал Праулу одного бота с Кибертрона, который проворачивал нелегальные делишки, занимался мелкой контрабандой и иногда – жульничеством. Праул всегда держал его на примете, но так и не удосужился арестовать. Тот бот исчез в самом начале войны, и Праул просто решил, что он погиб.

Тактик автоботов продолжал считать. Число поверенных Аксера и тех джанкионов, которые не любили его, было примерно равным. И это беспокоило. Если экстраполировать только из этого числа взаимодействий, то прогноз Праула на будущее Джанкиона был неутешительным. Однако он не был уверен, что Оптимус Прайм сочтет такие доводы достаточными для обвинения. Пока что имеет смысл продолжать слежку. А когда Оптимус вернется из своей поездки к мосту, Праул представит ему все доказательства. Трудно было поверить в то, что кибертронец мог вот так запросто попасть сюда... Впрочем, не менее сложно было поверить и в то, что гладиатор-революционер мог затеять гражданскую войну и довести Кибертрон почти до полного уничтожения. Праул не знал, что и думать.

А когда он не знал, что думать, он продолжал сбор данных.

Стоя на краю карьера, Праул мог окинуть взглядом слои раскопок и ступеньки террас, спускающиеся к плоскому дну, где по-прежнему шли вскрышные работы. На террасах повыше, команда джанкионов продолжала углубляться в породу, двигаясь от центра к краям. Они вывозили из карьера огромное количество сырья туда, где его смогут использовать более эффективно. Это была затея почти что героического масштаба. Акт творения чего-то из ничего. И Праул по-настоящему восхищался джанкионами.

Однако, вновь сосредоточившись на текущей задаче, он обнаружил, что Аксер уже приблизился к другому джанкиону, и эта пара успела отделиться от прочих, собираясь провести приватную беседу. Уже не в первый раз после того, как он покинул Кибертрон, Праул пожалел, что не захватил свою аппаратуру для наблюдений. Он не мог ничего подслушать, не мог подключиться к местной системе слежения, чтобы использовать камеры или выставленные в общественных местах аудиоантенны. Он мог только наблюдать и, приблизившись на достаточное расстояние, попытаться услышать, что Аксеру потребовалось так срочно сообщить другому джанкиону.

Хотя Аксер вовсе не был джанкионом. Праул все больше и больше в этом убеждался, что бы там ни говорили Рэк-Гар или сам Аксер.

Праул вспомнил, что бота рядом с Аксером звали Ширболт. Он был членом бригады, которая занималась тем, что разламывала слишком большие обломки на куски поменьше – такие, что влезут в печь. Он подождал, пока Аксер уйдет, а затем дал Ширболту время взяться за резак и приступить к разделке чего-то, что напоминало звездолет, хотя таких звездолетов Праулу видеть не приходилось никогда. Он был абсолютно круглым, с кучей креплений для уже отломанных антенн и регулируемой зоной в районе... экватора, заключил Праул. Вся конструкция и ее назначение были неясными. Праул не мог себе представить, что боты могли построить такое судно. Он задумался о том, какая инопланетная раса на самом деле создала это, что с ними сталось, и как их корабль очутился здесь.

Весь Джанкион состоял из миллиона забытых историй, подобных этой. И Праул не смог бы докопаться до дна ни одной из них.

– Эй! Ты Ширболт, верно? – спросил он, подходя к джанкиону, когда тот выключил резак и, оторвав фрагмент сферической оболочки корабля, бросил ее на кучу таких же кусков, уже ожидающих отправки.

– Верно. Ты - кибертронец?

– Да, – сказал Праул. – Зовут Праул. Я вообще-то разыскивал Аксера, но не застал его. Местность пересеченная. Ты не знаешь, куда он направился?

– Аксер? Продать или купить чего-нибудь, наверное, – сказал Ширболт. – Перекупкой он занимается.

Праул не понимал, как кучка сборщиков мусора на планетоиде из скрапа могла выработать устойчивую систему обмена, но решил уцепиться за эту информацию:

– Это то, чем он всегда занимался?

– С тех пор как сюда попал, – ответил Ширболт.

– Так он не всегда был здесь?

Ширболт рассмеялся.

– Никто из нас не был здесь всегда. Рэк-Гар и парочка других здесь давно, очень давно, но на Джанкионе нет такого понятия, как "всегда". Мы все в какой-то момент прибыли сюда с мусором.

– А ты сюда попал одновременно с Рэк-Гаром?

– Хватит меня допрашивать, бот, – сказал Ширболт. Внезапно он занервничал. Праул был достаточно опытным следователем, чтобы понять, когда вопросы становились неловкими. Он решил надавить.

– Откуда ты пришел?

Ширболт огляделся. Праул тоже. Ни одного бота поблизости они не заметили.

– Слушай, бот, – сказал Ширболт. – Я с Кибертрона прилетел, но давно. Доволен? Я был тут столько, что уже забыл, на что он похож. А он, видимо, с тех пор сильно изменился, раз там война случилась. Та, о которой Оптимус Прайм Рэк-Гару рассказывал. Я слышал, хотя думаю, он хотел о ней только Рэк-Гару сообщить. На Джанкионе нет секретов. Все равно, я помню мало чего с Кибертрона. Никто тут не знает, что я оттуда, ну или мне так кажется. А если и знают, то помалкивают. И меня это устраивает. И ты язык попридержи, уяснил?

Праул выслушал его, но ничего не ответил. Это тоже было частью техники допроса, которую он освоил со временем: надо знать, когда стоит хранить молчание.

Как и следовало ожидать, техника его не подвела.

– Аксер тоже не местный, – сказал Ширболт внезапно. – Большая часть ботов появляется тут с мусором, а некоторые – нет. Они выбирают новое имя, когда застревают здесь или притворяются, что не помнят, откуда пришли. Он из таких. Я не знаю, как он называл себя раньше, но скажу тебе так: ставлю весь свой энергон до последней молекулы на то, что он с Кибертрона. И тут он недавно.

Так я и думал, сказал себе Праул.

Было что-то в том, как Аксер двигался и говорил, равно как и в том, что у него не было постоянной компании друзей на Джанкионе. Он в одиночестве перемещался от группы к группе, обменивался с ними чем-то, но никогда не становился частью событий. Праул заметил это, когда у автоботов появилось время понаблюдать за жизнью джанкионов. Теперь все становилось на свои места.

В таком случае, ребром встает главный вопрос: если Аксер был кибертронцем, он улетел до или после начала войны?

И еще, на чьей стороне он был?



Оптимус Прайм выслушал отчет Праула, и когда тот закончил, сказал только одно слово:

– Рекомендации?

– Я считаю, что нужно держать Аксера под наблюдением и отслеживать его контакты. Под колпаком должен быть и Ширболт. Он что-то скрывает.

Оптимус Прайм обдумал слова Праула и пришел к решению, которое ему не понравилось, но, в настоящих обстоятельствах, казалось наилучшим:

– Добро на Аксера. Не трогать Ширболта. Пока. Я не хочу снова допустить заявлений, что я ставлю под вопрос или пытаюсь подорвать авторитет Рэк-Гара. Он уже сказал нам, что не доверяет Аксеру, значит, не станет возражать, если мы последим за этим ботом, но при этом не забудем отчитаться перед самим вождем. Ширболт – совсем другое дело. Даже если он с Киберторна, здесь он давно уже свой. Не думаю, что Рэк-Гару понравится, если мы станем говорить, что не питаем доверия к его ботам.

– Ты Прайм, – напомнил ему Джазз. – Ты делаешь то, что нужно. Рэк-Гару может что-то не нравиться, но ему придется это понять.

– Так же как Рэнсак понял это? – продолжил за него Оптимус Прайм и прервал последовавшее молчание словами:

– Я не принуждаю никого ни словом, ни делом. Я только показываю пример.

И обернувшись к Праулу, добавил:

– Мне нужны регулярные отчеты по Аксеру. И если увидишь, что Ширболт тоже делает что-то интересное, от меня не скрывай. Все ясно?

– Ясно, Оптимус, – сказал Праул и уехал, чтобы приступить к следующему этапу работы. А Оптимус Прайм остался наедине с мыслями, которых долгое время пытался избежать.

Жизнь и цивилизация процветали в отсутствие ВсеИскры. Трудно поверить, но Велоситрон встал на ноги без нее и добился прогресса после коллапса сети Космических мостов. То же самое, в некотором смысле, верно и для Джанкиона. Оптимусу и в голову не могло прийти, что такое возможно. Не происходило ли все живое из ВсеИскры? Разве без нее не обречены на вымирание цивилизация и культура?

И тем не менее. Некий глубинный закон руководил событиями – принцип, о существовании которого Оптимус только начал догадываться.

Прайм гадал, какие еще чудеса и какие еще ужасы утаила от него вселенная.