…Дикая, необузданная ярость боя, испепеляющая мир вокруг. Клубы серой пыли, вздымающиеся со всех сторон, словно вырвавшиеся на волю дымы самой Бездны. Пьянящая сладость чужого энергона, брызнувшего на фэйсплейт. Восторженный рев толпы, заставляющий проворачивать когтистый манипулятор между пластинами брони противника. И ни с чем не сравнимое наслаждение, когда он безвольно оседает на стертую поверхность арены… Торжествующий взгляд, брошенный на угасающий корпус… золотисто-оранжевый, с плавными обводами и точеным фэйсплейтом, искаженным гримасой ужаса…

Я резко сел и провел  ладонью по полуприкрытой оптике, стирая остатки кошмара, машинально отметив, что маска защелкнута, хотя перед тем, как уйти в оффлайн, я ее не поднимал. Вокруг, насколько хватало обзора, тянулись лишь мертвые ландшафты заброшенных уровней Кибертрона, да где-то далеко ветер, бессовестно фальшивя, наигрывал свой извечный мотив. Конечно, это был только сон – артефактная пригоршня жизни, зачерпнутая наугад из дробилки прожитого и несбывшегося и зачем-то вновь брошенная в обработку. Сон, который в разных вариациях преследует меня уже пол-астроцикла – ровно столько прошло с тех пор, как мы расстались с Джаззом на каонской развилке.

С тех пор произошло не так уж много – потратив в одном из нейтральных секторов Полигекса «командировочные» на ремонт и новое снаряжение, я отправился на нижние уровни планеты, единственными обитателями которых давно уже стали одни только свармы. Я надеялся, что в дали от разумных кибертронцев, моя контр-половина за ненадобностью впадет в спячку и со временем, перестав опасаться ее, я смогу начать новую жизнь. Может быть, далеко отсюда, в какой-нибудь мирной колонии на краю галактики. Надеялся, что постоянно рискуя то подорваться, выколупывая какой-нибудь неудачный образец энерго-флоры, то быть съеденным более удачливым представителем фауны, я смогу забыть и об Эйви – не в памяти, а в искре, которую не заархивируешь...

Праймус, как же я ошибался! Контрпанч не желал сдаваться так просто, и с каждым орном я чувствовал, как все слабее становится моя уверенность в том, кто же из нас настоящий: ведь эти сны не были простым воплощением страхов – они были фрагментами моего забытого прошлого. Саундвэйв все-таки квинтовски талантлив - ему действительно удалось своротить те барьеры, которые даже Рэтчет принял за неисправные модули памяти. Впрочем, автоботский медик ведь привык чинить, а не рушить, наверное, поэтому и не догадался, что мою память нужно было именно ломать, а не восстанавливать. Но, как бы то ни было, в той непроницаемой стене, которая раньше закрывала от меня мою жизнь до того, как я стал автоботом, теперь появились трещины, и сквозь них то и дело просачивались воспоминания – пока лишь неясные обрывки, но эти обрывки были обрывками правды – в этом мне, увы, сомневаться не приходилось.

В них был и восторженный рокот толпы, и бой на арене, и гравировка в виде моргенштерна, раскалывающего щит, сменившаяся затем фиолетовым знаком, и черный маслянистый дым, и ненависть к тем, кто носил знак алый… Вот только эта мозаика никак не желала сложиться в ответ на вопрос, который мучил меня сильнее всего: почему же однажды все изменилось? И все чаще меня охватывали сомнение и страх: а если Саундвэйв не солгал, и мое решение сменить знак действительно не было добровольным? Ведь было среди этих воспоминаний и имя - Контрпанч. Мое имя...

Радар мигнул и заалел, рисуя несколько точек. К моей стоянке приближались свармы, и, в очередной раз оставив бесплодные попытки что-то понять, я поторопился продолжить свой путь к нейтральному сектору под Восом.

Нейтральные сектора, пожалуй, один из парадоксов нашей планеты. Казалось бы, в войне, за ворны которой сменилось не одно поколение, уже не должно было остаться тех, кто был бы не против и не за. Но, как ни странно, их количество не уменьшалось. На «базары», как называли небольшие городки, выросшие на более-менее сохранившихся руинах старых мегаполисов, где сброд со всего доминиона пытался торговать, в том числе и своим бластером, и искрой, десептиконы смотрели сквозь пальцы. Причин тому было много. Например, потому, что здесь можно было раздобыть кое-какие ценные вещицы, доставать которые путем насильственного отъема было крайне невыгодно. Но главное достоинство «базаров» десы видели в том, что именно сюда неизбежно являлись все ренегаты, поэтому и ловить их было гораздо проще.

Того, что меня найдут, я не особо опасался - за это время мои маскировочные системы успели восстановиться, так что в реконфигурированном облике узнать меня было затруднительно как автоботам, так и десептиконам, да и в обитаемых районах я появлялся лишь на орн-другой, чтобы обменять собранные ценные кристаллики на энергоконцентрат и боезапас. А затем снова декациклы напролет бродить по неприветливым недрам планеты…

В тот орн, завершив дела, я шел по узкой улочке мимо небольшой заправочной, размышляя о том, куда отправиться теперь, и вдруг услышал музыку. Она доносилась из-за неплотно притворенной двери вместе с обрывками разговоров, хриплого смеха и стука кубов. Я никогда не был меломаном и игру на жестяной банке от переборов киберарфы отличал с трудом, но эту мелодию узнал сразу. Задумчивая, незатейливая и удивительно трогательная, я слышал ее лишь раз – в тот вечер, когда мы расставались с Эйви в Иаконе и не могли даже представить, чем закончится наша следующая встреча.

Я стоял посреди улицы и слушал, не в силах пошевелиться. Мне вдруг показалось, что я снова вижу Эйви, снова держу ее ладонь в своей, и время как будто проходит где-то мимо, словно обтекая нас и унося с собой мгновения, которые уже никогда не вернутся. И ничего еще не случилось, и все еще может быть иначе, и робкая надежда, поселившаяся в искре, еще может стать реальностью, потому что будущего еще нет, и я верю, что освободившись от своего проклятия, найду ее, чтобы сказать то, что мне еще только предстоит осознать…

Я посмотрел на обшарпанную дверь заправочной, едва держащуюся на петлях и скрипящую от сквозняка, и собственная жизнь вдруг показалась мне такой же – вытертой, бесцветной и совершенно бессмысленной. Жить ради того, чтобы жить… Отстреливать свармов, чтобы раздобыть себе энергию, чтобы снова отстреливать свармов… Праймус, зачем?! Какой смысл в жизни, когда она проходит так, ничуть не отличаясь от жизни того же сварма, которому сегодня просто повезло чуть меньше, чем мне?

Дверь снова тоскливо скрипнула и искру вдруг пронзила безумная, шальная надежда – а вдруг она там?! Вдруг я сейчас оттолкну эту старую, грязную створку, как свою постылую жизнь, и увижу ее?.. Я вбежал в полутемный зал и замер, одновременно пытаясь охватить взглядом всех присутствующих сразу и судорожно переводя фокус с одного фэйсплейта на другой, боясь пропустить тот, что столько раз видел во сне…

Конечно, ее там не было. Как бы она могла оказаться здесь? Я спросил у меха за раздаточной стойкой, откуда у него эта музыка, но он лишь пожал плечами в ответ. В самом деле, ведь это всего лишь музыка, которую просто когда-то сыграл автоботский ди-джей, и сам, возможно, где-то случайно услышавший ее... Я снова вышел на улицу, обратно в свое нелепое настоящее, и дверь злорадно скрипнула за спиной, а я побрел по дороге, глядя себе под ноги и желая лишь одного - исчезнуть.

- Панч!

Наверное, это был фатальный сбой программных систем… Она не могла меня окликнуть. Не могла стоять возле той двери, не могла вдруг появиться здесь, в затхлом подземном переулке Города Башен, словно наконец дарованное мне миром прощение… Конечно, не могла… Но она там была. А через миг она была рядом со мной, или это я был рядом с нею, глядя в ее фэйсплейт, на котором не было ужаса, и улыбки тоже не было, только линзы блестели влажной окаемкой…

- Эйви…

- Праймус, я нашла тебя, - прошептала она. – Джазз все мне  рассказал, и о послании том ненаписанном… И я ждала, что ты вернешься, орн за орном ждала, ведь я обещала ждать, а ты обещал вернуться, помнишь? Но слова не стоят ничего…

- Как же ты оказалась здесь, звездочка? – спросил я, не в силах поверить, что она не была миражем, рожденным растрепанным музыкой подсознанием.

- В торговую миссию напросилась. Я знала, я чувствовала, что смогу тебя найти! Потому что если любишь, невозможного не бывает. Надо только верить. А ты, выходит, мне не поверил тогда? Нет, не отвечай. Это все тогда было… А теперь? Теперь я для тебя еще что-то значу?

Есть вопросы, на которые нельзя отвечать словами. Есть слова, которые не надо произносить вслух, потому что только тогда они сохранят свой сокровенный смысл. Смысл, который нельзя понять и разложить на составляющие, его можно только прожить, прочувствовать так, чтобы он пронзил все существо, чтобы наполнил он собою каждое прикосновение и каждый взгляд...

Я прижал ее к себе, и так мы и стояли, казалось целую вечность, посреди маленькой мрачной улочки, не замечая ничего вокруг. И никогда мне не забыть, как устало она положила голову мне на плечо, не забыть доверия, с которым обняла, словно знали мы друг друга тысячу ворн и не было всех этих событий, разделивших нас… И я изо всех сил пытался отгородиться от тех чувств, что вновь наполняли сейчас мою искру, пытался дать им беспристрастную оценку, пытался думать о всякой ерунде, только бы не пробудить вновь вирус, как тогда в Кватероне. Я стал воспроизводить в памяти путь, которым пришел с третьего подземного уровня, вспоминая, где и какие здания видел, сколько было окон... И вдруг на миг, на короткий миг в эти расчеты вкралась мысль - ведь мне придется снова вернуться туда...

Шквал исключений от внезапной активации программы замещения едва не смел весь мир. Дикая, необузданная ярость... Клубы серой пыли, подобные вырвавшимся на волю дымам самой Бездны… Нет, нет, это не я! Я не позволю этому произойти!

- Панч, - сквозь сумятицу видений проступил фэйсплейт Эйви - совсем близко, спокойный, серьезный, без тени страха. Она прижала ладони к моим щекам и тихо, но твердо произнесла: – Ты любишь меня. Тот, второй, не способен на это. Он не способен пожертвовать собой, он никогда бы не ушел в добровольное изгнание, лишь бы не навредить другим. Ты можешь с этим справиться, я знаю, я верю. Ты просто раньше был один, а одному всегда тяжело. А теперь с тобой я. И я всегда буду рядом. Ты ведь не оставишь меня?

Слова не стоят ничего. Но не тогда, когда их произносит тот, кто в тебя верит. И кому веришь ты. Безумие схлынуло, подобно мутной волне, оставив только чувство безграничной нежности и благодарности. И еще - горячее желание сберечь. Сберечь эту бесстрашную фемм, сберечь ее любовь, сберечь мир, в котором живут такие, как она. Сберечь... Я вдруг понял, что пелены, скрывавшей мое прошлое, уже нет, и разрозненные кусочки встали на свои места, сложившись в стройную картину. Так вот значит, как все было...

- Нет, звездочка, не оставлю, - улыбнулся я. - Надоем еще.

Она засмеялась. И я тоже - впервые за много ворн я смеялся по-настоящему, оттого, что было легко и радостно, а не потому, нужно было спрятать горечь и страх. И имя и личность Контрпанча больше не внушали мне опасений. Ведь слова Эйви вернули мне память о том, почему тот, кто когда-то носил только один знак - фиолетовый, получил награду из манипуляторов самого Мегатрона и был недалек от Контрпанча нынешнего, встал под знамена автоботов, избрав своим путем защиту, а не нападение. Но это уже совсем другая история...