Откровенно говоря, десептиконы чувствовали себя здесь неуютно. Да, война окончена, да, Мегатрона больше нет, Шоквейв погиб, а их всех оправдали... условно, под залог будущих добрых дел, но тем не менее.
Прайм, со своей снисходительностью... а еще Проул со своими проклятыми процентами и расчетами, и как неприятно осознавать что он прав — что они, небольшая кучка десептиконов смогут сделать против такого количества выживших автоботов и возращающихся домой нейтралов, счастливых при одной мысли о том, что война окончена?
Прайм так и предупредил — только попробуйте что-нибудь устроить, вас не успею спасти даже я.
Да и той кучки...
Саундвейв, стоящий на самом краю площади во вновь восстановленном Иаконе, быстро обежал взглядом толпу.
Старскрим сидит на руках у Скайфайра и судя по его виду, ему нет дела ни до чего, кроме огромного шаттла, что держит его бережно, осторожно, как самое большое сокровище и не сводит влюбленной оптики. Того и гляди, споткнется.
Скайварп и Тандеркрекер стоят в также в стороне, обнявшись. Они, как и он, не хотят тут быть, и на них, может и стоило бы рассчитывать... но они никуда без Старскрима, а того от Скайфайра домкратом не отжать.
Конструктиконов не видно... ах да, они в Тарне. Прайм ухитрился как-то на них повлиять.. а может и не только Прайм. Омегатор там тоже явно не спроста крутился. Теперь отстраивают города... да и сами уважаемые граждане Кибертрона...
Мысли бывшего десептиконского связиста прервал вынырнувший из толпы Бластер. Саундвейв не без основания подозревал, что к его оправданию приложил свой манипулятор его заклятый враг. И он же не отходил от него все эти орны, заботился... как мог. Точнее, как Саундвейв ему позволял. Честно говоря, темно-синий кассетник был в замешательстве. Он не очень понимал, что Бластеру надо, и даже на прямой вопрос — автоботский связист ответил непонятно. Он опустил оптику, сразу став непривычно тихим, и пробормотал, смущенно-боязливо «Я люблю тебя».
Саундвейв его не понял. Действительно, не понял. Концепция любви не вписывалась в его идеально-правильный логический разум, была чем-то, что нельзя взвесить, понять, измерить, а значит не существовала. На его холодное замечание об этом, Бластер только вздохнул, и тут же рассмеявшись, крепко сжал его пальцы и пообещал: «Ты поймешь. Я обещаю.»
И на этот шлаков праздник по поводу восстановления Иакона, тоже вытащил его Бластер. Сказал, так надо. Нет, слово «надо» Саундвейв понимал как раз очень хорошо, потому и пришел... вот только стоя тут, в толпе, которая неприятно била в его чувствительные поля своими эмоциями, мыслями, желаниями, он действительно не понимал, что ему тут надо. Конечно, он экранировался, да и его сторонились — побаивались как-то, и все равно, телепат не любил толпу.
- Скучаешь? - Бластер протянул ему куб среднезаряженного, уже знал, что высокозаряженный Саундвейв не любит. Правда, судя по цвету, там были какие-то добавки... но скорее всего, только для вкуса.
- Положительно. - скучно отозвался темно-синий кассетник, неохотно принимая куб. Бластер вздохнул. Возможно он не очень компетентен, не может объяснить, или как-то доказать свою любовь... да и что хотеть, так беззаветно он влюбился в первый раз. Саундвейв был рационален и логичен, он мыслил иными категориями, и все что их объединяло — была музыка. Именно музыка, как надеялся Бластер, ему и поможет, музыка и еще одна пара.
Пусть Саундвейв один раз увидит. Увидит и услышит.
- Я хочу, чтобы ты кое-что увидел. - он протянул манипулятор десептикону. - за этим я тебя сюда и позвал.
- Саундвейв: не понимает. - ровно ответил связист.
- Пойдем со мной, поймешь. - лукаво улыбнулся Бластер и помедлив, добавил. - я покажу тебе самый большой секрет нашего командования, который во время войны охранялся нами лучше всего остального.
Заинтригованный десептикон последовал за ним. Конечно, война окончена, но секреты автоботского командования... он знал многие из них.
Что мог хотеть показать ему Бластер?
Здесь мехов было поменьше, и почти всех их он знал. Команда Прайма, прошедшая войну на Кибертроне и Земле, сформировавшаяся в ходе этой войны. Лучшие из лучших, ставшие легендой. Сам Прайм стоял рядом с Элитой-1, Айронхайдом с Хромией, и завидев Бластера, вместе с Саундвейвом, только приветливо им кивнул.
А вот теперь десептиконский связист почувствовал себя действительно неуютно. Все они были его врагами. Всех их он неоднократно пытался дезактивировать на поле боя, расставляя хитроумные ловушки, строя многоходовые планы... Все они выжили, и он ждал ненависти, неприятия, косых взглядов... но их не было. И это заставляло чувствовать себя неуверенно. Он ненавидел чего-то не понимать.
Было теплое поле Бластера рядом, были где-то любопытные, где-то понимающие взгляды, косые, но понимающие. Были кивки и приглашения присоединиться, к компании, но Бластер со смехом качал головой, проводя Саундвейва на отдельный диванчик.
И только когда он его усадил и уселся рядом, близко, но не касаясь — он знал, что связист предпочитает избегать тактильных контактов, десептикон понял — он не воспринимает сидящего рядом меха, как врага. Все остальные в комнате ими были. Бластер — нет.
Раньше он не задумывался об этом, но сейчас, в окружении такого количества автоботов, он почувствовал этот контраст. Не мог не почувствовать.
Бластер... не был больше врагом. Кем был, не ясно, но - не врагом.
- Хай, мехи! - Джаз нарисовался перед ними, с широкой улыбкой. Как всегда яркий, позитивный, неугомонный диверсант, неунывающий в любой ситуации, сейчас он казался еще... живее, чем всегда. Саундвейв сконцентрировал на нем свое внимание — он очень хорошо знал этого невысокого, юркого, ловкого саботажника. Несколько раз чуть лично его не дезактивировал, но Джазу всегда удавалось уходить. Побитым, потрепанным, но живым. Джаз всегда в его восприятии был похож на пылающий огонь, горящий вопреки всему, но сегодня он видел его в первый раз после окончания войны.
Диверсант сильно изменился, неуловимо, непередаваемо словами — но его огонь стал ярче. Увереннее. Изменились его жесты, его походка, все также неуловимо, и тем не менее очень заметно.
- Привет, Джаз - улыбнулся другу Бластер - мы пришли.
- Да вижу. - хмыкнул диверсант и протянул манипулятор Саундвейву. - ну привет, что ли, мой личный поимщик.
Саундвейв невыразительно уставился на широкую улыбку. В поле Джаза не было отрицательных эмоций. Радость, предвкушение, счастье... и что-то еще, что не имело названия, но именно оно и меняло его, заставляло энергон быстрее бежать по энергопроводам... заставляло петь его Искру. Связист почти слышал это пение.
Что это?
Темно-синие пальцы неуверенно поднялись навстречу черным. Джаз быстро пожал его ладонь и снова улыбнулся Бластеру.
- Не, ну нам то не сложно, ты же знаешь. - непонятно сказал он.- тем более, что я готов петь об этом на весь Кибертрон.
- Знаю. - улыбнулся красно-серый мех. - споете об этом для нас?
- О чем вопрос, мех.
Джаз исчез так же быстро, как и появился. В зале играла негромкая музыка, все разбились по компаниям, и Саундвейв молча осматривал зал.
Пока еще он действительно не понимал, зачем Бластер притащил его сюда, но впечатлений уже хватало. Ему было над чем подумать.
Он почти пропустил момент, когда музыка изменилась. Она была не похожа на кибертронскую — Саундвейв быстро узнал ритмы и инструменты Земли. Но именно эту песню он не знал.
- Смотри - шепнул Бластер, указывая в центр зала.
То, что Джаз неплохо поет, знали все. Диверсант не раз устраивал своим коллегам по знаку концерты на Земле, и кассетники Саундвейва не раз записывали его пение на Арке. Ценящий хорошую музыку, десептиконский связист хранил эти записи — они стоили того, чтобы их слушать.
Диверсант, стоя в центре, зала, просиял яркой улыбкой, и протянул кому-то руку. Вышедший из толпы, только что пришедший мех, принял ее так естественно, словно это было единственно правильно. Словно они делали это не в первый раз.
Черные и белые пальцы крепко переплелись, и Саундвейв ощутил.... удивление. Настоящее. Настолько сильное, что не сиди он, он бы не удержался на ногах.
Потому что второй мех был Проул.
Заместитель Прайма, автоботский тактик, тот, что за оптику и в оптику звался автоботами и десептиконами «дроном с Искрой», ходячий протокол, процессорная боль... Что, во имя всех лун Кибертрона, у него могло быть общего с сияющим улыбкой диверсантом?
Ничего. Даже полюса магнита были к друг другу ближе, чем эти двое.
И тем не менее, он это видел. Двое стояли в центре зала, переплетая пальцы, глядя друг на друга, и Саундвейв вновь услышал это.
Только теперь пели уже две Искры, пели в унисон музыке, набиравшей громкость и ритм, и он почти понял, о чем они поют, когда запел Джаз.
Запел, выражая словами... а Саундвейв — Саундвейв увидел.
В сердце тихо пламя теплится, тайной страсти уголёк
Через миг костром может взвиться, этот робкий огонёк
Бабочка легко так порхает, в свете пламени кружа
На твоей ладони сгорает вновь моя душа.
Они встретились в начале войны, в самых жестоких и наиболее страшных битвах. Будущий автоботский диверсант, бывший десептикон, оставивший свой знак, впервые увидел автоботского тактика, когда автоботы спешно формировались и как армия, и как структура, и Проул был тем, что внес самый большой вклад в это формирование. Его логика и страсть к порядку, сила воли и лидерские качества, а также его невероятная работоспособность сделали его неоценимой подмогой для Прайма. Он был жесток и строг, решителен и уверен в своих действиях... но Джаз видел горящий теплый огонек в этой ледяной строгой оптике, глубоко-глубоко, почти слышал пульсацию жаркой Искры за крепкой грудной броней... Все видели только жесткого командира, строго следующего протоколам, ходячий тактический компьютер... А Джаз увидел меха. И непосредственный, легко живущий, даже несмотря на войну, диверсант сгорел, едва прикоснувшись в первый раз к белой ладони и услышав строгий голос, в котором так же глубоко таилось тепло:
«Рад познакомиться с вами, Джаз. Мое имя Проул.»
Саундвейв никогда не думал, что автоботский тактик умеет петь. Он всегда говорил сухо и невыразительно... или рявкал, так что по стойке «смирно» вытягивались все, но тогда не до мелодичности. Но голос Проула, мягкий, низкий тенор вплелся в музыку, поддержав диверсанта, и песня его Искры обрела слова.
От руки до нежных губ прослежен путь, поцелуем сладким, манящим
Пусть запретным это чувство назовут, но пламя станет только ярче.
Все существование Проула было данью логичности его процессора. Он был защитником, тактиком, стратегом, воином. Для праксианца это было вообще нехарактерно — мехи Праксуса были учеными, творцами, певцами... они ненавидели войну.
Страсть Проула защищать, спасать, оберегать, проявилась в нем в выборе его профессии — долгое время до начала войны он был стражем правопорядка в Праксусе. Его чистый, светлый город, что он так любил, он защищал всей своей Искрой. И его Искра сгорала вместе с ним, когда он, окаменев от бессилия, смотрел на то, что сделал с его домом Мегатрон.
Он винил себя. Если бы он не ушел, если бы он остался...
Но логика, верная и беспристрастная, говорила ему, что ничего бы не изменилось. Он бы умер вместе с Праксусом, а так.. он жив. Он приносит пользу. Он еще может попытаться, если не исправить, то отомстить, если не отомстить, то предотвратить. Предотвратить повторение трагедии нейтрального города, где по прихоти безумного тирана погасло столько жизней.
Он почти умер, но ожил, когда в первый раз увидел ловкого, подвижного меха, с сияющим синим цветом, синим, как огни на белых башнях Праксуса, визором. Может, и не все сгорело в этой войне, и в груди, там, где было пусто с момента уничтожения его дома, впервые разлилось тепло, когда черные пальцы сжали его ладонь, и мелодичный, смеющийся голос с легким акцентом Полигекса отозвался в его аудио в первый раз.
«Хэя! Меня зовут Джаз!»
Два голоса сплелись под музыку, звонкий и чистый — автоботского диверсанта, мягкий и низковатый — автоботского тактика, певших вместе со своими Искрами, певших в унисон Искрам, о том, что на войне было запрещено, если они хотели победить.
Хочу к тебе прижаться я, хочу услышать я слова
Что наши чувства не ложь, и не ошибка,
Хочу я прильнуть к твоим губам, и вновь поверить небесам
В твоих глазах утонуть и измениться, позволь мне, молю я...
Они не сразу признали свою любовь. Это начиналось с просто взглядов, прикосновений, попыток подойти и одергиваний себя, и страшной неуверенности в себе, несвойственной обоим мехам. Они не верили, в то что их чувства взаимны, не верили в то, что достойны друг друга... не смели верить, потому что признать любовь, означало стать уязвимым. Они были командирами, они отвечали за тех, кто им подчинялся, кто шел за ними, кто им верил. Они отвечали за Прайма.
Признать любовь означало поставить себя под удар, в случае гибели любимого, а на войне это было более чем возможно.
Признать любовь означало стать сильнее, потому что тогда, они оба обретали цель в своей жизни, заполненной только войной. Они обретали друг друга.
Они не смогли молчать долго. Проул всегда предпочитал ясность; Джаз никогда не умел молчать о том, что у него на Искре.
Не сговариваясь, задержались после очередного совещания.
Не сговариваясь, начали говорить.
Не сговариваясь, оборвали себя, смущенные тем, что перебивают друг друга.
И в неловком молчании, не сговариваясь, потянулись к друг другу. Первый раз белые пальцы переплелись с черными, и три тихих слова прозвучали одновременно в тишине пустой комнаты совещаний.
Они не сразу поверили своим аудиодатчикам — каждый слышал что сказал он... но ведь сказал и другой?
Проул был первым. Улыбнувшись — неуверенно, робко, но эта улыбка на всегда строгом, бесстрастном лице в тот миг показалась Джазу ярче всех звезд, он повторил:
«Я люблю тебя, Джаз.»
Миг — и черные пальцы расплетаются с белыми, но прежде, чем Искра тактика замирает, оборвавшись в глухую пустоту, Джаз врезается в него, крепко обнимая его, и задыхаясь, повторяет:
«Я люблю тебя, Проул.»
Им пришлось сложно. Они были разными, более разными чем свет и тьма, белый и черный, и все, что их обьединяло — любовь к друг другу.
Джаз любил громкую музыку, смех, танцы, компанию — Проул любил тишину, покой, порядок, одиночество.
Джаз, несмотря на всю свою открытость и непосредственность был диверсантом, шпионом, разведчиком. В глубине себя он был жестким, подозрительным, несколько параноиком. Проул был строгим, суровым поборником правил и порядка... редко демонстрировал свои эмоции, а после Праксуса он так тщательно давил их в себе, что ему пришлось вспоминать — каково это.
Оказалось, признаться — это только полдела. Им нужно было учиться любить — бывшему десептикону, вроде открытого со всеми, но не верящему никому, и строгому праксианцу, который обнаружил, что помимо логики и правил, существует такой удивительный мир чувств, который не поддается ни одному расчету или порядку.
Они не понимали друг друга, ссорились и расходились... но никогда не могли друг без друга долго, вновь и вновь возвращаясь, учась на своих ошибках, находя компромиссы, уступая друг другу.
Это была их личная война, война их противоположности с их притяжением, не видимая никому, кроме них двоих, и они ее выиграли. Проул никогда не желал бы себе кого-то, более нежного и ласкового чем его Джаз; Джаз даже думать не хотел о том, что его обнимут чьи-то руки, кроме сильных и заботливых рук его Проула.
Но кроме этого, оставалась другая война. И от нее им было не уйти.
С каждым днём все трудней таиться, сложно помыслы скрывать
Странный жар внутри томится, что душу мне успел сковать
Это чувство скоро станет безысходною тоской
На край света побегу я следом за тобой.
Самое страшное для Проула было то, что его любимый был в вечной опасности. Как бы то ни было, Джаз был его подчиненным, пусть и только на одну ступень ниже; Джаз был начальником отдела специальных операций и лучшим диверсантом Прайма. Он мог пролезть туда, куда не мог никто, достать ту информацию, что была недоступна никому. И Проул был вынужден, обязан каждый раз подписывать ему смертный приговор, отправляя на самоубийственные задания... которые мог выполнить только Джаз.
Только диверсант знал, чего ему это стоило. Как сильно и отчаянно Проул прижимал его к себе каждый раз, когда вынужден был это сделать, и он старался быть к нему в эти моменты наиболее ласков, обещая, всегда обещая, что вернется.
Проул не мог его отговорить. Оба знали — это война и они дерутся не только за свою победу — они дерутся за право любить свободно, не скрываясь и не прячась. Каким подарком для десептиконов стало бы известие о их чувствах! Какой удобной мишенью!
Поэтому Джаз раз за разом касался губ своего любимого и шептал:
«Я вернусь. Я обещаю.»
И уходил — раз за разом. А Проул, штабной офицер, оставался ждать, в глубине Искры зная — когда-нибудь его страх станет явью. И Джаз не вернется.
И когда это случилось, Проул впервые пошел против Прайма.
Джаз попал в расставленную ловушку — его ждали. Сливший информацию о вылазке диверсанта был найден, но что толку? Джаз находился в руках Мегатрона и тот пообещал Прайму — тот получит своего диверсанта. По частям.
Впервые другие офицеры увидели разъяренного Проула. Джаз находился в Полигексе, под охраной, в глубинах базы десептиконов, но Проул предложил план по его спасению. И заявил открыто — или его принимают, или он пойдет сам. Один.
В первый раз рациональный и логичный тактик наплевал на устав, правила, протоколы. И пока остальные офицеры пытались уложить в своих процессорах совершенно неожиданную выходку их всегда спокойного и логичного умницы Проула, Оптимус, словно что-то понявший, кивнул.
«Набирай добровольцев, Проул. Наберешь команду — я отпущу тебя.»
Уже тогда мудрый носитель Матрицы понял — он не удержит своего тактика. Проще было отпустить, обычно Проул знал, что делает. Ему оставалось только надеяться, что и в этот раз его верный стратег себе не изменит.
Проул ушел с небольшой командой, отобрав тех, в ком был уверен. Шансы были малы, и он никогда, никогда бы никому не позволил выполнять этот план, даже не выпустил бы его в работу, если бы не... Джаз. Он пережил потерю своих родных, разрушение своего города и своего дома, долгие ворны одиночества. Потерю Джаза он пережить бы не смог, даже учитывая то, что они не были связаны.
Даже если потеряюсь в темноте, твоё сердце мне путь освещает
Нежным шёпотом скажи тихонько мне "Тебя найду я, обещаю!"
Диверсанту, попавшему в плен к своим бывшим сотоварищам, оставалось только ждать. Ждать дезактива, а в том, что он последует, он не сомневался. Мегатрон не прощал предателей, никогда, а Джаз оставил его в самом начале войны, и лидер десептиконов приготовил для него нечто особенное. Умирать диверсант должен был долго, после всех допросов, что следовали один за другим. Джаз стер все свои банки памяти, где содержалась вся ценная информация, оставив только один маленький личный архив, глубоко внутри себя. Тот, где хранился он сам, его суть, его память... его любовь. Саундвейв, допрашивающий его, несмотря на все свои способности, так и не смог его вскрыть, хотя пароль был очень простой.
Простой для того, кто шептал ему эти слова каждую ночь и каждый день, обнимая его, но даже додумайся до них связист, даже докопайся он до его истинной памяти, он не смог бы ничего сделать.
Он был не Проул.
Это было первое поражение Саундвейва. Полное и безоговорочное.
И получивший доклад об этом, Мегатрон отдал приказ о дезактивации диверсанта. Ах, да, постепенной. И части Прайму отправить не забудьте.
Проул добрался до него, с Миражом, Бамблби и Блюстриком в ночь перед его казнью. Они совершили невозможное, пробравшись в самое сердце десептиконской базы, не подняв тревоги, найдя его в обширных подземельях под Полигексом, превращенных Мегатроном в тюрьму и камеры пыток.
Диверсант, обессиленный от пыток и потери энергона, изуродованный и изломанный, честно решил, что его посетили пред дезактивационные глюки, когда нежные, сильные, так хорошо знакомые ему руки бережно его подняли, и срывающийся любимый голос прошептал:
«Все хорошо. Я с тобой.»
Если мехи, шедшие с Проулом что-то и поняли, глядя на необычайную нежность, с которой их тактик поднял на руки искалеченного меха, они мудро промолчали. Проул привел их сюда спасать их товарища; кто они были, чтобы судить его, если для него он значил больше?
Джаз пришел в себя в хорошо знакомом медблоке. Его ладонь сжимали сильные пальцы, и повернув шлем, он встретил обеспокоенный взгляд. Все стало резко неважно, и его мир остался в этой оптике, как когда-то давно... пока не появился ругающийся Рэтчет, поминающий недобрым словом тупопроцессорных диверсантов, ненормальных тактиков, шлаковых десептиконов, всю эту войну, Кибертрон, Прайма, Праймаса, Юникрона... он продолжал бы ругаться и дальше, но увидев, как два черно-белых меха не сводят с друг друга взгляда, только плюнул и вполне миролюбиво буркнул, что ремонт окончен, но Джазу придется пока тут посидеть, потому что все-таки не с курорта вернулся. Проул его поблагодарил, на что получил только очередную порцию ворчания...
А потом пришел Прайм и просто спросил, глядя на своих заместителей:
«Давно?»
Саботажник и стратег переглянулись и честно ответили:
«Да.»
«Я надеюсь, вы осознаете, как вы подставляете друг друга и всех остальных?»
«Да.»
Прайм прошелся по медблоку, потер оптику, тяжело вздохнул...
«Что с вами сделать... Тайной больше, тайной меньше... будет у нас еще одна страшная автоботская тайна, на уровне высшего командования. Хоть перед остальными пока не светитесь.»
Они только кивнули. Они были живы и вместе, остальное... остальное пока было неважно.
Но явью дерзкая мечта, не становилась никогда
И в нашем мире ей ни за что не выжить.
Ты нежно коснешься губ моих, пути назад нет для двоих
Но всё в порядке, ведь это было сладко и так неизбежно...
Эта мысль пришла им одновременно, как и их чувство. Просто лежа рядом в тишине отсека, крепко обнимая друг друга после очередного боя, чтобы поверить что они живы. Они все еще живы.
«Проул...»
«Да?»
«Я подумал... ты...» неуверенное молчание.
«Что, Джаз?» безграничная ласка и поддержка.
«Ты хотел бы... связь со мной?»
Короткая тишина, и голубой визор медленно гаснет, когда Джаз опускает взгляд.
«Прости. Глупость сказал.»
«Что ты, Джаз!» сильные белые пальцы поднимают подбородок диверсанта, когда губы Проула касаются его шлема. «Просто... ты застал меня врасплох. Я думал о том же... но не осмелился озвучить.»
«Почему?»
«Это опасно, Джаз. Убьют одного, уйдет и другой. И ты это знаешь.»
«Знаю. Но если убьют тебя, я все равно жить не стану. Не смогу. И ты это тоже знаешь.»
Снова молчание.
«Проул. Нам обоим не жить друг без друга. Мы осмелились полюбить на этой войне, зная, что это опасно, но даже если мы погибнем — мы любили. Мы умрем не зря. Почему не пойти до конца? Или ты считаешь, ты сможешь жить без меня?»
По тому, как вздрогнул и прижал его к себе тактик, Джаз знал ответ раньше, чем он прозвучал.
«Нет. Не смогу.»
«Тогда?..»
Тихий смех тактика. Горький, грустный, и в тоже время — смех. Джаз любил его, зная, что Проул смеялся только для него. Как и улыбался — тоже.
«Это отсутствие выбора, Джаз. Если мы не будем связаны, смерть одного из нас не убьет другого. Оставшийся будет волен выбирать, жить ему или нет... но я бы хотел, чтобы ты жил.»
«А на квинта мне этот выбор — без тебя? Какая разница, сделаю я его сейчас, или потом? Не буду я жить без тебя, Проул, не буду!»
«Тише» тактик притянул возмущенного диверсанта обратно на платформу «Тише. Я.. не отказываюсь, Джаз, просто...»
«Просто прими уже как данность, Проул, то, что у нас есть только мы.» перебил его диверсант. «Пожалуйста. Я хочу тебя чувствовать. Я хочу, чтобы ты стал совсем моим.»
«Собственник.»
«А ты сомневался?»
Они не тянули долго. В конце концов, для них это было уже не больше чем формальность. Но это было их тайной до конца войны. Они знали — этого никто не одобрит и не поймет, а так... они просто расширили свой маленький мир, мир где были только они двое.
Боль и память мои заберёт рассвет, только вновь предавая все грёзы
В голосе "Все хорошо, ты веришь мне?" раскаянья дрожали слёзы...
Они прошли эту войну. Прошли невероятным чудом, оставаясь связанными между собой высшими офицерами Прайма, главной мишенью десептиконов, не раз замирая от ужаса потерять друг друга, каждый раз как в последний... и снова и снова выживая и продолжая держаться за свою любовь.
Самый страшный момент для Джаза был, когда Проул отправился в ту Праймасом проклятую экспедицию к земной Луне. Когда он чувствовал его боль, когда, придя в себя в медблоке, и ощущая страшную пустоту в Искре, он не понимал, почему, почему он выжил?
От самодезактива его удержала безумная надежда, Проул обещал ему... он всегда держал свое слово. Он ждал их возвращения, прикованный медиками к платформе, ждал своей жизни... или того, что ее оборвет.
То, что вернулось, Проулом назвать было сложно. Но тактик, почти угробив себя, спас Прайма в той бойне, где погиб Мегатрон, и хоть так или иначе пострадали все, они закончили эту войну. Рэтчет действительно думал, что праксианец дезактив... и уловив едва ощущаемую пульсацию Искры, просто себе не поверил. Он не понимал, что заставляет цепляться Проула за жизнь, цепляться упрямо, отчаянно, с такой несвойственной ему страстью... не понимал, пока они не вернулись на Кибертрон, и он не увидел рвущегося к ним Джаза, которого едва могли удерживать Ультра Магнус и Спрингер.
Устало потушив оптику, он только махнул манипулятором, и попросил его отпустить. Когда диверсант, подлетев — иначе не скажешь, вцепился в край гравитационной медицинской платформы, где лежали останки его любимого, Рэтчет склонился к нему и пообещал:
«Я его вытащу, раз до сих пор Искру Праймасу не отдал. Восстановлю и спасу, но Джаз... после этого я убью вас обоих, вы безпроцессорные маловорновые кретины!»
Диверсанту было, мягко говоря, до лампочки. Его волновало только одно — Проул. Рэтчет обещал, что его спасет... а дальше хоть к Юникрону на кулички, хоть в дезактив, хоть куда.
Главное, еще раз его увидеть. Еще раз прижаться. Еще раз сказать и услышать.
Он не думал о том, что именно это их - «еще раз» и провело их через эту войну.
Когда Проул пришел в себя и увидел рядом своего диверсанта, он смог только виновато улыбнуться. Джаз выглядел ужасно, обычно щеголеватый диверсант от любой царапины приходил в ужас... а тут ему было все равно. Броня не блестела, краска потускнела, но голубой визор и алая оптика под ним горели все той же сумасшедшей, вынимающей Искру любовью.
«Что же ты» только и смог сказать Проул, а Джаз повис у него на шее, цепляясь так крепко, словно не собирался отпускать его до самого конца их функционирования.
«Ты так напугал меня... Ты же обещал мне!»
«Прости меня... прости... ну, я же все же тут.. и все хорошо... Джаз?»
«Ну как сказать, хорошо» прервал их недобрый голос Рэтчета, за спиной которого стояли Прайм, Айронхайд... да и как бы не весь высший офицерский состав автоботов «Я бы не сказал, что все так хорошо, потому что сейчас вы мне скажете, кто из вас додумался до Искровой связи во время войны, а потом я вас обоих дезактивирую, к квинтьячьим шаркам!»
Но два меха только улыбнулись в ответ, прижимаясь к друг другу. Раз Рэтчет ругается, значит, самое страшное позади... да и вообще, он всегда ругается.
Белые пальцы тактика стерли капли омывателя с щек диверсанта.
«Я всегда буду с тобой. Ты веришь мне?»
«Верю. Тебе — всегда верю.»
Хочу к тебе прижаться я, хочу услышать я слова
Что наши чувства не ложь, и не ошибка,
Хочу я прильнуть к твоим губам, и вновь поверить небесам
В твоих глазах утонуть и измениться, позволь...
Рвусь к тебе сквозь боль и сон, я как магнитом привлечен,
Не разлучить нас оковам расстоянья,
Ты нежно коснешься губ моих, пути назад нет для двоих
Но всё в порядке, ведь это было сладко и так неизбежно...
Сложнее было перестроиться, когда наступило мирное время. Они привыкли жить на войне, любить друг друга на войне, выживать и не надеяться ни на что... а тут у них появилось будущее.
Они должны были научиться любить в мирное время, но по сравнению с тем, через что они прошли — это было легко. Правда, Проул по прежнему работал как проклятый, теперь уже — на восстановлении их общего дома, но Джаз теперь всегда был рядом. Помогал, подбадривал, утаскивал из кабинета отдыхать, когда видел, что тактик уже не то что на ногах, в кресле-то уже нетвердо сидит, мотался по его поручениям... но даже если уезжал, всегда стремился вернуться назад как можно быстрее, всегда был рядом в его Искре.
Узнавшие про их отношения другие автоботы только пожали плечами. Кто-то уже догадывался, и давно, а кто-то... ну, поудивлялись, но сдержать светлую улыбку при виде них двоих было невозможно.
Их любовь горела ярче земного солнца, но и отвести взгляд от нее было невозможно. Ни тактик, ни диверсант не знали, прошли бы они эту войну, не любя друг друга, и тем не менее, никогда об этом не заговаривали.
Значение теперь имело только их будущее.
Песня кончилась, мелодия утихла... слышимая мелодия. Оглушенный Саундвейв продолжал ее слышать, но словно вдали... Это звучали, как одна, Искры двух автоботов, севших напротив них с Бластером.
Джаз прижался к более крупному корпусу своего партнера, сияя все той же светлой улыбкой, и теперь Саундвейв знал, что заставляет диверсанта светиться еще ярче, и что это за теплое, нежное чувство в его полях.
В его и Проула, который с такой же теплой улыбкой обнимал диверсанта за плечи.
Любовь. Чтобы это ни было... нерациональное, не логическое, неподдающееся измерению и изучению... но существующее.
Он всегда знал только логику. Его приоритетом всегда были рациональные цели. Он жил только войной, ради победы, ради установления четкого порядка...
Они проиграли. У него больше не было смысла в его функционировании, он был больше не нужен...
Не нужен?
Он оглянулся на Бластера. Сейчас он увидел иной мир — мир где помимо высших целей, и вечной борьбы было что-то еще. Где он был нужен кому-то не из-за своей уникальности, или полезности, или...
Он был нужен, потому что это он. Такое же теплое чувство, но уже от Бластера, пощекотало его электромагнитное поле, и он неожиданно для самого себя в первый раз ответил ответным сжатием пальцев, когда автоботский связист взял его ладонь.
Теперь... у него была еще одна цель, пусть и не такая логичная, как обычно.
Ему понравилась эта музыка.
Только зарегистрированные участники
могут голосовать
Примечания к фанфику:
Честно говоря - родилось случайно, и вообще это первый фанфик, и.. короче, я нервничаю. Не нравится - не ругайтесь.
Песня - русский кавер "Магнита" Вокалоидов, исполняемого Рин и Лен Кагамине.
Сразу хочу сказать - если кто будет слушать, этого дурацкого диалога в японской версии нет!Это уже наши, русские, извратились... Но когда я ее услышала в первый раз, мне было все равно, кто там на что извратился. Это Проул и Джаз, без вариантов.
А, да, AU. Большинство живы, Гальватрона не получилось. Ну, не нравится мне Movie 86 года. Я против, что там угрохали всех, до кого дотянулись. За Шоквейва - извините. Никогда его не любила, пусть он и умный.
Песня - русский кавер "Магнита" Вокалоидов, исполняемого Рин и Лен Кагамине.
Сразу хочу сказать - если кто будет слушать, этого дурацкого диалога в японской версии нет!Это уже наши, русские, извратились... Но когда я ее услышала в первый раз, мне было все равно, кто там на что извратился. Это Проул и Джаз, без вариантов.
А, да, AU. Большинство живы, Гальватрона не получилось. Ну, не нравится мне Movie 86 года. Я против, что там угрохали всех, до кого дотянулись. За Шоквейва - извините. Никогда его не любила, пусть он и умный.
