*
На широте Йакона теневая фаза орбицикла была длиннее светового дня. И сегодня она всецело принадлежала нам. Ночь мерцающих огней и разноцветных дорожных знаков. Ночь скорости. Мы двигались в сплошном потоке, словно все обитатели столицы стремились именно к этому выезду. Мои локаторы сканировали не менее двух десятков горячих объектов в радиусе пятидесяти механометров. Поля ночных гонщиков соприкасались, ощупывали друг друга, а автоматика, выбирая дистанцию, оптимизировала параметры движения. Более легкие и быстрые альтформы обгоняли нас. Большинство отставали — мы были весьма скоростной группой, несмотря на массивные корпуса. Я заметил, что все, кто намеревался отправиться в это путешествие, не были одиноки, они собирались в колонны по трое, четверо, а иногда и по двенадцать механоидов сразу — путь предстоял неблизкий и небезопасный.
Чтобы выехать из Столицы, мы долго кружили по сложным развязкам, поднимаясь на возвышенности путепроводов и ныряя во впадины глубоких тоннелей. Мир, принадлежащий колесным, не менее богат на головокружительные маневры, чем мир летных альтформ. По крайней мере, мне так казалось — ведь по-настоящему сравнить я их все равно не мог. Вектор Сигма не дал мне крыльев, но зато подарил потрясающий спектр других возможностей. Центральное силовое поле города позволяло активировать специальные магнитные подушки на основных двигательных сегментах, и мы, транспортники, умели легко взлетать по отвесным стенам и так же быстро соскальзывать с них, мгновенно меняя направление движения и удерживаясь на крутых поворотах спиральных тоннелей. Универсальные шарообразные колеса, зажатые полусферами подвески, создавали большую степень свободы для движения, и мы считали себя ничуть не обиженными природой, давшей нам твердую опору поверхности взамен неба. Просто для полноценного существования нам требовалось сотворить себе эту опору, а не использовать лишь то, что было создано еще до наших Создателей.
Однако, за пределами городской черты магнитное поле исчезло, и наши протекторы соприкоснулись с шероховатым металлом дороги. В корпус сразу вернулись непривычные ощущения тяжести и сопротивления среды, скорость упала, энергопотребление возросло, а низкий звук, сопровождающий продвижение грузовых альтформ по дорожному покрытию, наполнил ночь. Теперь мы двигались, используя силу обычного трения. Для удобства пришлось трансформировать колеса из сферической формы в форму лимба с широким сечением. Подвеска сомкнулась на центральных отделах колес, образовав оси, а протекторы усилились дополнительными слоями. Мы заняли одну из полос горизонтального шоссе и растянулись в колонну. Обочина стала узкой и неприглядной — сразу за городом начинались заброшенные промышленные районы. Мы включили дальний свет. Границы дороги угадывались по остаткам разбитых светоотражателей, а впереди нас неспешно текла река габаритных огней путешественников, растянутых в длинные цепи. Редкие фонари попадались то там, то здесь, а потом и исчезли вовсе, раскрывая ночь во всей ее красе.
Когда исчезла засветка Йакона, ночное небо Кибертрона расцвело другими вечными и прекрасными огнями. Это были огни моих небесных друзей, торжественного появления которых я ожидал с замиранием Искры. Звезды… Они ожидали меня, чтобы стать верными и молчаливыми собеседниками. Они всегда хранили меня от сомнений и печали, каждый раз доказывая, что в этом мире есть что-то, выходящее за рамки его суеты. Может быть, поэтому я так любил моменты, когда ночь застигала меня в пути. Для некоторых из моих пяти товарищей это был вообще первый выезд за пределы столицы, и я догадывался, что они испытывают, терпеливо следуя за мной. Для них путешествие между городами без скольжения на магнитных подушках могло показаться неприятным, для меня же… Для меня трасса была еще одним смыслом существования. Под огромным, покрывающим все черным шатром ночного неба я успокаивался, погружаясь в полное созерцание. Мысли мои, как бы ни были серьезны, уже не казались такими тяжелыми, а участь нашей цивилизации — безысходной. Ночь дарила мне надежду, а процессор, обрабатывая данные путевых заметок, выстраивал логическую цепочку за цепочкой. Я верил, что однажды вот такая же ночь подарит мне простое решение, которое вытащит нас всех из пучины противоречий кризиса нашей цивилизации.
Перед поездкой мы заправились, доверху наполнив баки, и теперь не жалели энергии. Нужно было выдерживать график скоростей, который я бегло набросал, разделив весь путь на несколько этапов. Нам приходилось ехать по старому шоссе «север-юг» S-49, пересекающему северное полушарие, достигающее экватора и устремляющееся на Южный Полюс планеты. Огромный бросок между крупнейшими городами Кибертрона. При заданной скорости мы намеревались достичь Каона не раньше середины следующего дня. Но мы не унывали, ведь наши обтекаемые корпуса были спроектированы для высоких скоростей. Сегодня я ехал впереди всех, по негласному одобрению став их лидером и проводником. Когда Йакон остался позади, и древнее ночное шоссе легло перед нами чистой и ровной полосой, все, как по команде, умолкли, радуясь простору и прекрасному ощущению скорости. Мои друзья на время перестали шутить, а Грузохват даже выключил веселую музыку, которую транслировал на общей частоте. Только шелест протекторов по упругой поверхности, только свист ветра, ласкающего обтекатели, и рев шести моторов.
И что еще делать во время равномерного, успокаивающего движения, как не предаваться размышлениям…
Говорили, что один из двух Создателей — Праймас — более благоволил к колесным альтформам, а Юникрон — к крылатым. Если этому верить, то транспортники, среди которых девяносто процентов были обладателями голубых окуляров — любимые творения Праймуса. Дорога же — неотъемлемая часть Искры колесного. Дороги Кибертрона были для меня живой сетью, имеющей сакральный смысл. Я завидовал тем, кто поднимается в воздух и обозревает их сверху. Интересно, можно ли с орбиты различить старые и новые пути, уловить то, что однажды показал мне мой учитель, совместив довоенные карты с нашими современными? После того, что я узнал от Альфа Триона, мое отношение к дорогам стало еще более трепетным. Мой учитель говорил о важнейших энергетических меридианах на теле планеты. Основные шоссе полностью совпадали с ними, образуя сложный, геометрически правильный рисунок с крупными перекрестками. В древние времена Первородный Энергон выходил на поверхность в этих точках, разливаясь в специальных бассейнах мерцающей золотистой массой. Было ли так на самом деле? Я твердо был убежден, что было, найдя в своих путешествиях немало тому подтверждений.
Шоссе S-49, соединяющее два крупных города, было одним из самых древних, и мы несколько раз проезжали места этих самых «пересечений». Их было нетрудно заметить. На перекрестках дорога начинала резко и неожиданно петлять. Развязки по сложности соперничали с городскими, с таким же количеством тоннелей и виадуков. И везде, везде мы видели следы промышленных разработок, которые можно было в подробностях разглядеть лишь с высоких путепроводов. Свет наших фар на мгновения выхватывал страшные черные провалы заброшенных шахт. Повсюду царило запустение — работы остановлены, вспомогательная техника ржавела под открытым небом. Останки огромных искусственных горнодобывающих машин с зубчатыми колесами резаков по металлу, транспортеров — и горы окислившегося шлака. Все это являло собой печальное зрелище. И всегда места разработок были огорожены двойной, а то и тройной преградой, с вышками для охраны. Я не выдержал и обратился к товарищам на нашей общей частоте:
— Если отбросить теорию о Первородном Энергоне, в которую вы не верите, то как вы объясните ЭТО?
— Транспортные развязки, — неуверенно ответил Таймфол.
— На каждом... КАЖДОМ перекрестке? Зачем строить объездные пути такой сложности, зачем охранять и огораживать места пересечений?
Они молчали. Это были элементарные вопросы, на которые рядовые кибертронцы, изо дня в день погруженные в суету обычной жизни, почему-то не горели желанием ответить. Словно кто-то стер из их памяти саму возможность задаваться сложными вопросами.
— Почему, Орион? — пришел единый вопрос ото всех.
— Когда Первородный Энергон перестал вырабатываться в недрах, он еще долго образовывал локальные скопления внутри планеты. — Коротко ответил я.
Они молчали, видимо, не до конца понимая, и я добавил:
— Наша цивилизация астроциклами извлекала из недр последние крохи энергии. Так было первую сотню циклов после Катастрофы. Но теперь уже ничего не осталось, и мы вынуждены добывать сырье и перерабатывать его в искусственный энергон. Теперь мы питаемся за счет других звезд и планет, а корпус нашей планеты, увы… мертв.
— Ты хочешь сказать, дезактив такого размера долго кормил нас, как простых энерговампиров… — как всегда грубо вклинился в беседу Грузохват и осекся.
Я молчал.
— Ну, ты всегда как скажешь, Груз!!! Перестань! Не порти нам праздник своими выражениями. — закричали на него остальные.
В ответ на их крики Грузохват разразился очередной ударной трансляцией музыки, и довольно долго мы ехали, стараясь ни о чем не думать, отдавшись лишь скорости. Лишь ей одной...
*
Прошло почти три четверти теневой фазы, и окружающий воздух заметно потеплел — мы приближались к экватору, когда Таймфол, едущий в арьергарде, первый заметил несколько неясных теней, следующих за нами по обочине на некотором расстоянии. Мы направили на них потоки излучения локационных устройств.
— Звероконы. — тихо сказал Блок. — Я думал, это тоже легенда. И какие же они действительно крупные твари.
— Отдельные особи. — Ответил Флешсторм, но все отчетливо услышали по внутренней связи, как щелкнул его активированный бластер.
— В этой игре главное — не останавливаться, — сказал я.
Поля едущих за мной уплотнились, напряглись. Они, жители спокойной и благоустроенной Столицы, вряд ли когда-либо задумывались о том, что могут таить в себе заброшенные пустоши. И вот сейчас мои друзья напряженно — я видел, как нервно мечутся их сканирующие поля — разглядывали наших незванных попутчиков. Я мысленно улыбнулся их страху. Хвала Создателям, им никогда не довелось видеть настоящей стаи. Большой. В пятьдесят — семьдесят голов. Голодной немой стаи существ, жаждущих твоего энергона и твоего живого металла. Они никогда не видели озера колышущихся огоньков алых линз. Когда скорости жертвы и охотников совпадали, это мерцающее озеро становилось неподвижным и бесшумно плыло по темной обочине, медленно сужая круг. Общее поле стаи, дестабилизируещее поле жертвы, подчас обладало силой хорошей магнитной бури. Главным ударным импульсом, генерируемым искрами каждого зверя, был страх. Ощущать выматывающий гипнотизирующий взгляд, пытающийся лишить тебя воли, было сродни насильственному взлому процессора. Но ужаснее всего были эти бесшумно скользящие алые точки, держащие тебя на прицеле.
Определенно, у смерти должны быть окуляры красного цвета…
— Теперь я понимаю, насколько опасной может быть случайная остановка на пустынном шоссе, — тихо сказал Грузохват.
— Я ни за что не остановлюсь на заправке, даже если буду терять сознание от недостатка энергии, — ответил Дион, — мне кажется, они способны растащить одинокого транспортника на запчасти за несколько астросекунд.
— Могут, — согласился я, — а еще они умеют трансформироваться в части оборудования на автоматических заправках, причем так виртуозно, что ты не отличишь их от настоящих.
— Кто они, Орион, ты знаешь историю их происхождения?
Похоже, у меня была ночь вопросов и ответов. И я позволили себе пофилософствовать, больше размышляя, чем давая им реальную информацию, больше стараясь отвлечь своих друзей и снять напряжение.
— Раньше звероконов назвали снами Вектора Сигмы. Нестабильная Искра самопроизвольно зажигалась в первородном озере. Это было на заре времен, когда информация была единым полем. Информация ДВУХ создателей. Это были ИХ фантазии, рождаемые в спящем режиме Единого Суперкомпьютера. Не у всех звероконов были длинные когти, острые дентопластины и красная оптика. Но после древней катастрофы, о которой мы утратили память, началось их вымирание. Звери с голубыми окулярами вымерли первыми в жестокой конкуренции с более агрессивными алолинзовыми соплеменниками. Энергетический кризис заставлял их добывать энергию любыми способами, и менее агрессивных попросту разорвали на части. Теперь, в основном, остались твари, подобные этим — средних размеров, с алыми окулярами. Они питаются всем, что им доступно, продвигаются по шахтам в надежде найти хотя бы небольшую первородную жилу и чувствуют первородный энергон лучше любого искусственного оборудования. Раньше энергетическая разведка даже пользовалась этим, отслеживая их стаи, подолгу задерживающихся на одном месте. Сейчас же свободной энергии не осталось и вовсе, и если мы заглянем на нижние уровни планеты, то увидим, что коридоры и шахты подземных коммуникаций Кибертрона оккупированы этими существами. Они перегрызают изоляцию крупных кабелей, создавая поверхностные токи, чтобы заряжаться, используя разницу потенциалов. Их гибкие тела гроздьями облепляют важнейшие энергетические узлы теперь уже не энергоновых, а термоядерных реакторов. И бороться с этим явлением по сей день очень трудно. Даже дроиды не могут перемещаться в узких норах, отыскивая между проводов их лежбища. Я ничего не могу сказать вам веселого друзья мои, — подытожил я. — Кибертрон с каждым орбициклом становится все более мрачной планетой, а ваш проводник все большим и большим занудой.
Мои друзья наперебой опровергали эти слова, называя меня лучшим в мире рассказчиком.
Каким бы ни был грустным мой рассказ, он возымел свой эффект. Страх постепенно отступил, а звери вскоре сами отстали. Они никогда не нападали на большие группы, и я, изучая их повадки, давно уже заметил, что они прекрасно умеют сканировать встроенное оружие и уровень топлива своих потенциальных жертв. Мы были не по зубам этой стае.
Только зарегистрированные участники
могут голосовать
