Ветер дует уже с утра, собирает тучи и грозится вылить на Токио тонны воды. На улицах никого, только редкие обрывки бумаги отрываются от асфальта на краткий момент кувырка, чтобы потом увязнуть в ближайшей луже.
— Ты просто позеленел с тоски, Балк. Можно подумать, это ты тут умираешь, а не я.
У Мико Накадаи тихий голос и две трубочки, исчезающие в аккуратном, неожиданно дерзко вздёрнутом носу. Она кажется такой маленькой, такой неуместной в огромной и стерильной палате, что Балкхэд подавляет желание просунуть в окно манипулятор и, уподобившись чудовищам из фильмов, забрать её куда-нибудь подальше. В Джаспер, на Кибертрон, в конце концов... лишь бы не здесь. И не так.
— Вчера был отличный концерт «Бешеных обезьян»... — неловко бормочет он, чтобы заглушить методичное пиканье медицинских приборов.
— Эти старперы продолжают скакать по сцене? Вот уж не ожидала, что кто-то, кроме меня, может слушать эту дрянь... — она довольно щурит глаза, неожиданно ясные для человека её возраста.
Балкхэд невольно хмыкает, прекрасно понимая, что «дрянь» в отношении этой группы может сказать только сама Мико, остальным подобное не прощалось ни двадцать, ни десять лет назад. Даже когда девочка неожиданно закончила школу на приличные баллы (первое его возвращение на Землю после возрождения Кибертрона) и поступила в музыкальную академию, её специфические вкусы по-прежнему разделял только очень узкий круг друзей.
— Ты мог бы заглядывать почаще, ещё месяц назад я бы покаталась с тобой по дюнам.
Мог бы. И это жжёт искру хуже энергетического копья. Просто все казалось таким далёким и таким близким одновременно! Кто считает года, когда война шла миллионами лет? Восстановление планеты, внутренние разногласия, просто возможность вспомнить то, как оно было до... Конечно, он не забывал её. И когда выпускница академии, мисс Накадаи, завоевала первую в своей жизни награду на фестивале классической музыки в Токио, он ждал её у входа, а рок гремел у него в салоне, смешиваясь с запахом её духов и бесчисленных цветов, которые она небрежно закинула на заднее сидение.
В следующий раз Мико нервно теребила прядь каштановых волос (мне теперь по статусу не положены хвостики, Балк!) и развешивала на его капоте жуткие розовые шарики. А потом долго смеялась, когда подол белоснежного платья застрял в дверце и вдруг, к ужасу гостей, смело рванула ткань, оставляя ему обрывок белоснежного чуда.
Потом была пауза, когда ему казалось, что о нём уже и не вспоминают. «Не сейчас, Балк! Софи простыла, и я не могу её оставить. Привет вашим, ещё не передрались с красным пижоном?» С «красным пижоном» они не передрались. А ещё именно благодаря его настойчивому напоминанию, что сорок лет для органиков — внушительный срок, он сейчас здесь. А она будто бы и не злится на него.
— Прости меня. Я не думал...
— Все нормально, Балк. Честно.
— Меня не было рядом слишком долго, но я ещё могу...
— Нет, не надо, — Мико мягко улыбается, когда прядь ярко розовых волос падает на её морщинистый лоб (с того момента, как седина окончательно поселилась на её голове, веселый цвет снова вернулся, бросая вызов старости), — не надо тебе этого видеть. Мы вместе кромсали десептиконов на куски, гоняли по дюнам, и меня стошнило на твое сидение после выпускного. И я хочу, чтобы ты запомнил меня такой и только такой. Мне семьдесят восемь лет, Балк, и мои дети и внуки скоро будут здесь, чтобы попрощаться со своей чокнутой бабулей. Оставь им это право. А себе оставь меня настоящую.
Искру стискивает совершенно невыносимо, и он все-таки тянет манипулятор в окно, сбивая с подоконника нелепый кактус и впуская ветер. Мико поднимает дрожащую руку в ответ, накрывая его металлические пальцы ладонью.
— Мы еще покатаемся! — бессмысленно врёт Балкхэд самому себе.
Ладонь у Мико теплая и узкая, а пальцы опытной пианистки уже в старческих мозолях. Балкхэд впитывает это тепло, эти морщины, тонкую сеточку вен от запястья. Казалось бы, в недавнем прошлом эта рука в мощной броне нанесла Старскриму множество незабываемых ударов, а теперь не может и ложки удержать. А скоро и вовсе пропадет навсегда, ведь человеческим душам не ведом путь к Праймусу...
Что-то больно обжигает искру, а в оптике скапливается омыватель.
— Не плачь, — просит Мико, устало прикрывая глаза.
— Я не плачу, — отвечает Балкхэд и по своему сбоящему воколайзеру понимает, что опять соврал.
Только зарегистрированные участники
могут голосовать
Примечания автора к главе:
Люди смертны
