Глава 2. ЛИЦА.

Это какое-то непрекращающееся дежавю.

Йоги Берра

В больнице никогда не бывало тихо. Днем вездесущий шум голосов взад-вперед по коридору, звуки шагов, скрипение колес. Ночью шаги медсестер, совершающих обход, и жужжание флуоресцентных ламп, и гудение медицинской аппаратуры. Даже в собственной голове никогда не было тихо: постоянное бормотание этого… голоса никогда не стихало, словно включенный телевизор в соседней комнате, но иногда он становился громче и яснее, словно кто-то склонился над ее плечом и говорит прямо в ухо.

О, она скучала по тишине.

А теперь обслуживающий персонал кочевал из палаты в палату, забирая обеденные подносы, которые были розданы часом раньше. Поднос Эвилин остался практически нетронутым. От котлеты откушен кусочек, проделана ямка в картофельном пюре, но горошек и морковь не тронуты. Только сок она выпила до конца, и у нее возникла смутная мысль попросить о добавке.

Желе было изгнано на край подноса, только от одного его вида ее желудок начинало крутить, что было странно, потому что желе она обожала с детства. Они винила в перемене окружающую обстановку. Запах дезинфицирующего средства был повсюду, заползая в легкие, и она уже сомневалась, сможет ли когда-нибудь различать другие запахи, и этот запах пропитал все, что она ела. Даже несколько пестрых букетов в разных углах палаты не выстояли против едкого запаха.

Чувствуя, как смертная скука палаты давит на нее, Эвилин потянулась за оставленной на прикроватном столике ручкой, извернувшись и достав ее здоровой рукой, и это движение потревожило синяки и потянутые мышцы и отдалось в перевязанной руке.

Салфетка с серо-коричневой кляксой от соуса послужила подходящим холстом, и Эвилин принялась чиркать. Было сложно, особенно из-за того, что салфетка все время мялась и перекручивалась с каждым движением ручки, но она упорно продолжала.

Салфетка была весьма небольшой, но она изрисовала каждый ее дюйм. Загогулины. Человечки из палочек. Солнца, луны, звезды. Арабские знаки. Куча греческих букв. Несколько японских кандзи. Она даже не заметила, как забирали обеденный поднос. Она смутно ощущала течение времени, но очнулась только тогда, когда голос спросил:

- Откуда ты знаешь этот символ? -

В углу салфетки оказалась странная, смахивающая на квадрат фигура, грубо набросанная серией косых пересекающихся штрихов. Она была похожа на маленькое лицо. Эвилин нахмурилась. Она не припоминала, что видела такое раньше... по крайней мере, в реальности.

Но ей снились очень странные сны...

Она отложила ручку и рассмотрела повнимательнее маленькую загадку. Чернила были синими, но у нее было ощущение, что другой цвет подошел бы гораздо больше.

Красный, пришло ей на ум.

Да. Это лучше смотрелось бы красным.

* * *

- Ну, конечно же, ты не расстраиваешься. Ведь это же не твое тело украли! -

Эвилин остановилась как вкопанная по дороге через школьную парковку, вцепившись в стопку папок в руках и нахмурившись.

Так, притормози, подумала она твердо, и подумай, что ты сказал.

Голос замолчал.

— Ладно... — выдохнула она. Перехватив ношу поудобнее, она продолжила свой путь к старому кирпичному зданию. Вокруг было тихо и пусто, но слышался отдаленный гул голосов, доносящийся из классов. Главный офис находился сразу за холлом, и когда она вошла, из-за стойки справочной выглянул скучающий дежурный ученик.

— Да? — его челюсть монотонно двигалась, пережевывая резиновый комок, и время от времени в офисе раздавалось громкое «хлоп».

Эвилин внезапно пришел на ум образ коровы, и она наложила его на образ ученика. Подошло.

— Я Эвилин Хьюз. Я принесла материалы для мистера Айвестера.

— Ага, — школьник полез в ящик стола и вытащил пустой бланк. — Заполните форму, и я выдам вам пропуск, ладно?

Дежурный полез в другой ящик, а Эвилин схватила ручку и начала заполнять бланк. Бросив на стойку пристегивающийся гостевой пропуск, студент снова уселся на стул и выжидающе уставился на Эвилин. Она удержала вздох и протянула заполненный бланк. Ученик даже не взглянул в него, просто отложив в проволочную корзинку, стоящую поверх каталожного шкафа, и махнул рукой в сторону двери в холл.

— Вам направо до первого коридора. На перекрестке повернете налево и поднимитесь по лестнице. Айвестер в кабинете двести пятьдесят три.

— Благодарю.

Маршрут, указанный дежурным, оказался никудышным. Левый поворот вел в коридор без малейших признаков лестницы. Она попробовала пойти в противоположную сторону, что привело ее к еще одному перекрестку, и она неожиданно оказалась у спуска в школьный подвал. Флуоресцентные лампы освещали казенно-белые стены и расцвечивали бежевые плитки на полу. Каждое движение Эвилин порождало эхо. Она остановилась.

Из-за угла послышались приближающиеся шаги, и она пошла на звук. Пожалуйста, пусть это будет взрослый, подумалось ей. Секундой позже она поправилась: Пожалуйста, пусть это будет взрослый с чувством направления.

- Ха. -

Она обогнула угол и на долю секунды увидела кого-то высокого, рыжеволосого и в заляпанной футболке, и тут лампы под потолком вспыхнули и с гудением погасли, и коридор погрузился во тьму.

Голос из темноты невнятно изумился, а Эвилин взвизгнула, когда что-то большое, теплое и мягкостью напоминающее кирпичную стену вмазалось в нее, отчего она растянулась на полу. Папки разлетелись со звуком взлетающей стаи птиц, а «кирпичная стена» издала громкое ругательство и упала на нее сверху.

Следующие несколько секунд были заполнены возней и попытками распутать конечности под аккомпанемент шуршания сминаемой бумаги и разнообразных «пустите», «ой», «извините», «уф» и «отвали». Из классов по соседству, лишенных света, доносился хор из воплей и криков.

— Боже, — «стенка» пахла лосьоном после бритья и моторным маслом. «Она» наконец-то смогла отстраниться так, чтобы не пихать руки ей в живот или... или еще кое-куда. — Боже, — повторила «стенка». — Простите, ради бога. Вы в порядке?

Эвилин медленно села, баюкая больную руку и, задыхаясь, уставилась слепо в темноту. Упершись для надежности рукой в холодный пол, она почувствовала, как одна из рассыпавшихся папок смялась и захрустела под ладонью. Она глубоко вздохнула.

— Э... Да, в порядке.

— Чертовы аварийные отключения, — со стороны «стенки» послышался хруст, когда «это» поменяло положение, и Эвилин поморщилась. Еще одна папка. Она опять вздохнула.

— Просто здорово, — она поджала ноги и потерла бедро. — Уже третье за месяц?

— Четвертое.

Эвилин поморщилась.

— Здорово, — повторила она снова. В молчании прошло несколько долгих минут, нарушаемом только голосами из аудиторий и хрустом бумаги, когда кто-то из них двигался.

Голос зашевелился на краю сознания. Хоть он и существовал лишь у нее в голове, он умудрился издать звук, подозрительно похожий на смущенное откашливание.

- Это был... - Голос запнулся, заинтересованный и странно нерешительный. - Вы же... -

- Это был... секс? -

Эвилин подавила взвизг негодования. И в этот момент свет решил зажечься обратно.

* * *

Дымящаяся чашка кофе появилась перед ней, и Эвилин улыбнулась в ответ. Мужчина тоже улыбнулся, и смешливые морщинки вокруг его глаз стали заметнее.

— Вам уже лучше? — просил он.

— Намного.

— Никогда раньше не видел, чтобы люди так краснели. Я подумал, у вас случился сердечный приступ, или что-то в этом роде.

— Что-то в этом роде, — ответила она сухо. Ты никогда больше не будешь смотреть телевизор.

- Это ты все время смотришь всякое мыло. Я просто за компанию. -

Заткнись.

Маленький кабинет, даже меньше чем ее каморка в Моррис-холле, был завален бумагами, разными финтифлюшками, коробками и всякими механическими деталями. Стены были залеплены картинками машин и мотоциклов с небольшим вкраплением вырезок из газет. Рамка с дипломом была неуклюже пристроена в углу за столом, и на ней красивым замысловатым шрифтом было напечатано имя Кристофера М. Стивенса.

Окно из оргстекла занимало большую часть одной из стен и выходило на обширное помещение, заполненное различными машинами на самых разных стадиях сборки и ремонта. Старшеклассники толпились вокруг машин, занятые самой разной работой. Некоторые работали на станках, что находились у одной из стен, и производимый ими шум эхом раздавался в помещении. В открытые гаражные двери на противоположной стене врывался яркий солнечный свет, и через них было видно пустую стоянку позади школы.

— Мне, надо сказать, здорово повезло, — внезапно сказал мужчина.

Эвилин оторвалась от разглядывания гаража и вопросительно на него взглянула.

— С аудиторией, — уточнил он. — С этими еженедельными отключениями большинство занятий срывается. Когда света нет долго, ребята просто сидят и маются в темноте. Мы же просто выкатываем наш класс наружу и продолжаем занятия.

— Спорю, ученики просто в восторге, — сказала Эвилин.

Учитель рассмеялся.

— Все может быть. Этих ребят лучше не заставлять скучать, точно говорю.

Эвилин согласно хмыкнула и отхлебнула обжигающий кофе. Ее взгляд переместился на унылую стопку помятых и обшарпанных папок, пристроенную на край стола. Она нахмурилась.

— Извините за это, — сказал ее собеседник.

— Ничего страшного. Спасибо, что помогли их собрать. Большинство этих бумажек не пригодится. Айвестеру нужны только заметки к лекциям и кое-какие указания, но у одного из секретарей случился приступ трудолюбия, и... Ну, в общем, мне эти бумаги тоже не нужны.

— Айвестер барахольщик, и он думает, что бумага священна. У него они обретут новый дом. Я даже могу послать одного из своих ребят, чтобы он их отнес для вас, — он разглядывал отличный отпечаток подошвы на обложке верхней папки. — Конечно, не помешало бы, если бы вы написали записку, поясняющую, почему все перепутано, это для того, чтобы я получил своего ученика обратно живым. Там куча бумажной работы для нерадивых учеников.

Эвилин рассмеялась, и Стивенс вручил ей пачку стикеров и ручку. Пока она набрасывала короткую записку с извинениями и объяснением, он наклонился к окну и постучал по стеклу, поманив кого-то из учеников.

Дверь отворилась, впустив пацанистую девицу в заляпанной спецовке и рабочих перчатках. Она подозрительно глянула на Эвилин, потом повернулась к учителю и заявила:

— Что бы это ни было, это не я.

— Кира, — весело ответил учитель, — это профессор Хьюз из колледжа. Мисс Хьюз, — повернулся он к Эвилин, — это Кира Брайант, моя лучшая и самая верная ученица.

— Ну спасибо, — проворчала девушка.

Эвилин протянула ей руку:

— Приятно познакомиться, Кира.

— Так японцы произносят «киллер», — девица с ухмылкой ответила на рукопожатие.

Голос разразился долгим и громким приступом истерического смеха.

Эвилин моргнула, оглянулась на учителя (который прикрыл глаза ладонью), и улыбнулась в ответ:

— А на греческом это означает «дама».

Девица явно была разочарована, но потом заметила перчатку на руке Эвилин.

— Че это? У вас проказа, что ли?

— Автомобильная авария. Это для защиты кожи, пока не выздоровеет.

— Пьяный водитель?

— Не помню.

— Хреново.

— Согласна.

Голос сдавленно захихикал и объявил:

- Она мне нравится. -

— Киллер, будь так добра, отнеси эти бумаги в комнату мистера Айвестера, хорошо? — Стивенс, задрав бровь, посмотрел на ученицу.

— А че бы и нет? — она сгребла стопку бумаг, а Эвилин прилепила стикер с запиской к верхней папке. — А, еще Майк просил передать, что новый капот не катит.

— Вот как? Сейчас подойду. И не слоняйся по школе. Быстро туда и обратно, поняла?

— Ага, поняла, — беспечно махнув рукой, девица выскочила за дверь.

Эвилин посмотрела на учителя, который массировал себе виски.

— Какой милый ребенок.

— Да, — согласился он иронично, и встал. — Ну, хотите встретиться с нашим проектом?

— «Встретиться»?

— Ага. Его зовут Франкен-вет, «Корвет Франкенштейна», — он ухмыльнулся. — Пойдемте. Вы сами все увидите.

* * *

«Франкен-вет» оказалось подходящим именем для машины — ничего подобного Эвилин никогда не встречала. Двери, багажник, борта, все было разного цвета. Сиденья были разных моделей и из разных материалов. Капот и приборная доска отсутствовали, открывая начинку частично собранного двигателя. Одного колеса не хватало, и машина стояла на домкрате.

Троица учеников столпилась у стены, держа на ребре большую пластину металла, и переговариваясь. Когда учитель и Эвилин приблизились, они обернулись.

— Мистер Стивенс, это не подойдет, — заговорил самый старший, серьезный юноша с косматой шапкой волос, которые постоянно падали ему на глаза. — Мы все испробовали, но вмятины не вправляются.

Учитель поспешил объяснить смущенной Эвилин:

— Мы проверяем все свалки на предмет запчастей, которые могут подойти Франкен-вет, и выясняем, не можем ли мы получить их бесплатно. Кое-какие запчасти нужно немного поправить, но до завершения нам осталось совсем чуть-чуть. Еще несколько запчастей для двигателя и кое-что из внешней обшивки, и мы можем устраивать ему пробный заезд, — он обернулся к учениками. — Ну, Майк, давай посмотрим.

Эвилин попятилась, когда Стивенс вместе с троицей начал вертеть пластину различными способами, болтая на каком-то явно иностранном языке. Она потерла ухо, стараясь унять назойливый звон, который усилился, когда она вошла в шумный класс.

— Может, попробовать молотком?

— Не поможет. Дженис даже одолжил в слесарных мастерских кувалду, но она не оставила даже царапины.

— Ну, черт, надо же, — учитель потер шею. — Проклятье. Что ж, отложим пока в сторону. Хотя жаль. Состояние хорошее, за исключением этих вмятин.

— Хорошо, сэр.

Ученики объединенными усилиями оторвали от земли толстый кусок металла, и Эвилин увидела, что это глянцево-черный капот, идеально гладкий, только с одной стороны было четыре вмятины размером с ее кулак каждая, расположенные одна за другой и смявшие металл просто невообразимым образом. Заинтересовавшись, она подошла поближе. Звон в ушах усилился.

На глаза попался проблеск фиолетового, и свет выхватил странный знак в центре капота, формой напоминавший комбинацию перевернутых треугольников и шеврона, образуя, как ей показалось, стилизованное свирепое лицо.

Волоски на ее загривке и руках встали дыбом.

Голос издал невнятный изумленный возглас. - Праймусов шлак.-

Что-то прикоснулось к ее плечу, и она вздрогнула. Стивенс отпрянул, озабоченно ее рассматривая.

— Вы в порядке?

Она снова посмотрела на капот. Ученики прислонили его к стене, и «лицо» таращилось на нее вверх тормашками.

— Вы... вы не знаете, что это за символ?

— Фиолетовый? Нет. Мы с ребятами тоже удивлялись. Видели такой раньше?

Она снова потерла ухо. Громкий шум станков отдавался эхом вокруг нее.

— Я не уверена.

— Должно быть, новая банда. Классно выглядит, верно?

Эвилин уклончиво промычала что-то, следуя за преподавателем, который провел ее по остальной комнате, знакомя с разными учениками, разъясняя назначение различных механизмов. Эвилин слушала в пол-уха. Символ все стоял у нее перед глазами.

Лицо не выглядело «классным». Оно выглядело откровенно страшным, словно ядовитая змея, смотрящая на бедную запуганную мышку.

* * *

Открыв дверь из школьного холла, Эвилин тряхнула головой и нахмурилась. В ушах опять звенело, еще громче, чем раньше. Удивительно, как все в этом классе еще не оглохли, подумала она нелюбезно, выходя в удушливую послеполуденную жару.

Черная машина была припаркована снаружи, блестя в ярком солнечной свете всеми гладкими изгибами и грациозными линиями. Эвилин остановилась как вкопанная. На капоте можно было разглядеть тусклое фиолетовое пятно... или это был просто оптический обман? В животе образовался странный трепет, быстро превратившийся в дурноту, и кровь отлила от лица, вызвав головокружение.

Голос зарычал.

Окна машины были наглухо затонированы, и водителя разглядеть было невозможно. И машина Эвилин стояла прямо за ней, в первом ряду парковки.

Чувствуя себя до глупости тревожно, Эвилин медленно и аккуратно обошла черную машину сзади, двигаясь по нелепо широкой дуге, как будто та была рычащей цепной собакой. Звон в ушах усилился, а затем начал стихать, когда она почти пробежала последние метры до своего автомобиля, нашаривая ключи.

За ее спиной, урча, ожил двигатель.

Ключи выпали на асфальт, и дыхание перехватило.

Раздалось едва слышное скрипение и щелканье коробки передач. Урчание усилилось до рокота и стало удаляться. Взвизгнули покрышки на неровном дорожном покрытии. Эвилин смотрела на упавшие ключи и слушала.

Вокруг парковки. К выезду. Остановился. Двигатель гудел, взревывая так, что сотрясался воздух. Затем, ускоряясь, начал удаляться вниз по дороге, и постепенно затих вдали.

Зажмурившись, Эвилин осела на горячий металл крыши и борта машины. Как у меня все наперекосяк, подумала она отстранено. Проклятье, я действительно схожу с ума.

В кои-то веки голос промолчал.