Глава 4. БЕДЫ

— Везение моя фамилия, — буркнул Ринсвинд. — А звать меня, кстати, Не.

«Интересные времена», Терри Пратчет.

– Эта планета такая... пестрая. –

Эвилин поплотнее закуталась в тонкий больничный халат, поджав ноги в тапочках под скамейку, и сосредоточилась на солнечном тепле, что боролось с утренней прохладой. Сад был расположен во дворе посередине больницы в окружении стен из стекла, стали и бетона —  яркое цветное пятно анютиных глазок и нарциссов, обрамляющее несколько дорожек; их затеняли белые ветви цветущего кизила. В нескольких шагах дальше по тропинке, рядом с дверью из стекла и металла, что вела обратно в надоевшие Эвилин стерильные застенки, стоял санитар.

Ты никогда не видел цветы? удивилась она. Пожалуй, нездорово было хоть как-то отзываться на этот голос, но какая разница – больше тут ни с кем не поговоришь, а если и поговоришь, то только на медицинском жаргоне. К тому же, голос мог быть вполне интересным собеседником, если его умаслить.

– Нет. На моей планете нет органики. –

Так значит, ты машина-пришелец. Эвилин слегка усмехнулась про себя, отвернувшись, чтобы спрятать выражение лица от своего надзирателя.

– Мех, сказал голос. Я мех, и мы глайдеры, а не «машины». –

Ути, какие мы недотроги, ответила она. Ребра запротестовали, когда она наклонилась вперед, отщипнула росистый бутон и принялась вертеть его в пальцах. Капельки воды упали ей на кисть, уколов холодом, и по спине побежали мурашки. Мех? То есть... робот? Ты что, машина-оборотень? Робот-пришелец днем, машина ночью?

– Не... не совсем. Мы меняемся, когда захотим. –

Машина-трансформер. Она дотронулась до золотисто-фиолетовых лепестков. Машина-трансформер, да еще и пришелец из далекой, далекой галактики... Она тихонько хихикнула, превратив смешок в легкий кашель, когда санитар посмотрел в ее сторону.

– Что тут такого смешного? –

Санитар с дежурной улыбкой на лице направился к ней. Переменка закончилась. Эвилин бережно спрятала цветок в ладони, все еще улыбаясь про себя.

Неудивительно, что ты не знаешь, что такое светофор.

* * *

Рука и ребра болели, голова раскалывалась.

— Шлак, где этот глюк? Схватил и удрал, все просто.

— Остынь, Торк. Это же Блокейд. Он, наверно, заблудился.

— С этим бешеным ботом неподалеку? Даже этот тупоголовый не стал бы так рисковать.

Она осторожно приоткрыла глаза и обнаружила, что смотрит в шершавую неровную серость; пошевелившись, она решила, что это бетон, и она довольно долго лежала на нем, прижавшись щекой. Было тяжело глотать. Она судорожно вздрогнула. Было очень, очень холодно.

– Наконец-то проснулась, шлак тебя побери. –

Ноги странно заледенели.

Я... моя обувь?

— Надо было сразу погрузить чертова хлюпика на корабль. И никаких пряток на свалках.

— И куда его там девать?

— На гауптвахту, Оффбит. Куда еще сажать пленников?

— Чувак, решетка слишком редкая. Там достаточно места, чтобы пролезла турбо-крыса, не говоря уже о маленьком тощем белковом.

– Ты уже перезагрузилась? –

Туфель нет... Я же была в туфлях... когда...

— Что не так, Синичка?

Она снова моргнула, и в глаза немного прояснилось. В ушах стоял звон тысяч колоколов, они звенели и звенели, вызывая новую волну головокружения.

Джейми.

На шее что-то висело. Что-то очень тяжелое и холодное было крепко обернуто вокруг шеи, и опасно сдавливало горло всякий раз, когда она пыталась сглотнуть. Она пошевелила рукой, проведя холодными пальцами по неровному бетону, и прикоснулась к чему-то круглому и железному — что-то вроде трубы пару дюймов в диаметре. 

– Это и есть  труба, тормоз. Кусок трубы. Они тебе весь процессор вышибли? –

Труба? Труба... Бар? Бар, Джейми. Синичка. Глупость какая, я не птица. Выпивка... нельзя. Лекарства. Пилюли от голоса... голоса?

Голос?

Что-то вроде вздоха.

– Да, я тут. –

Тут?

Она перевела взгляд дальше. Вокруг на многие метры простирался бетон, упираясь в скрытые в тени стены. Взгляд скользнул вверх и уперся в ряд разбитых грязных окон, через которые снаружи лился  дневной свет. В воздухе кружилась пыль, золотясь в пробивающихся лучах. С потолка, что терялся в тени, свисали цепи, блоки и прочее оборудование.

Высоко, пришла в голову первая мысль. Гараж?

– Склад, уточнил голос. Шлаково большой склад. Снова вздох. Праймус, по-моему, они ее сломали. –

— Он точно включит комм. Я так и знал.

— Даже Блокейд не такой дурак.

— Готов спорить на свою порцию энергона?

В обширном помещении раздался мягкий густой смех.

— Я тоже не дурак, Ти.

Эвилин пошевелилась, попытавшись перенести вес на здоровую руку и облегчить давление на больную; шрамы отозвались внезапной болью. Она тихонько охнула, дернулась, но ей удалось лишь перекатиться на спину. Что-то громко звякнуло при движении, и она обнаружила, что упирается плечом во что-то тонкое и бугристое.

– Молодец, дурная твоя голова. –

Эвилин ошеломленно обернулась. От нее по цементному полу тянулась длинная цепь, дальним концом прикрепленная к железной опорной балке, вмонтированной в пол. Цепь была обернута вокруг и завязана на узел, а поверх нее находились, по-видимому... ноги?

Большие ноги, подумала она.

Одна пара ног была черно-красная, другая — черно-белая. Взгляд переместился выше. Ноги переходили в бедра, бедра — в талии, а талии — в грудные клетки. Каждая была странной формы, широкая и квадратная, и, казалось, находилась очень, очень высоко. И в центре каждой неясно виднелся фиолетовый треугольник.

Тревога кольнула шею и растеклась дальше по всему телу, и две фиолетовые кляксы сложились в фиолетовые лица, взирающие на нее сверху вниз...

У тебя что-то со слухом, Синичка?

Как долго эта машина тут стоит?

Что на тебя нашло?

...всего в квартале... Все будет нормально.

Где Ключ?

Два гиганта уставились на нее. У одного не было ни рта, ни носа, а глаза были закрыты светящимся красным визором. Второй мерзко улыбнулся, рубиновые глаза вспыхнули ярче.

— Оно в онлайне.

Внезапно Эвилин очень четко ощутила, что проснулась.

* * *

Бетонный пол под ней завибрировал, когда черно-красный гигант, который с лицом и глазами, сделал два больших шага в ее направлении. Эвилин попыталась отползти, цепь билась и звенела о цемент, рука горела, а шею болезненно сжало, когда холодный металл вокруг горла дернулся, цепь натянулась. Она обернулась в изумлении, желудок взбунтовался.

Поводок!

Гигант засмеялся, грубый хохот резанул по ушам, заставил съежиться на полу, смотря вверх, вверх, вверх на чудище.

Я в психушке. Я валяюсь без сознания в какой-то чертовой психушке, а меня накормили каким-то таблетками. Это у меня такие приходы, скоро придет медсестра поменять мне пеленки и убедится, что у меня не появилось пролежней, как у дяди Рэндала...

– Не могла бы ты заткнуться? Это не шлаков сон! –

Гигант скрестил свои угловатые руки на широкой груди, наклонил голову и уставился на нее:

— Как тебе обстановка? Ваша раса хорошо знает, как держать низшие виды в узде, правда?

Гигант опустился на одно колено; при движении внутри него что-то зашумело и зажужжало. Громадная черная рука потянулась и нависла над ней, закрыв обзор, и она, дрожа, вжалась в пол и зажмурилась. Странный пронзительный всхлип отдался эхом в пустом здании; горло обожгло покалывание, и звук прекратился.

– Тише, произнес голос, звуча одновременно спокойно, уверенно и напряженно. Успокойся. Если бы они хотели тебя убить, убили бы уже десять раз. –

Что-то тяжелое, твердое и неожиданно теплое обхватило ее тело и подняло вертикально; босые ноги шаркнули по бетону и повисли; брякнула цепь. Ее руки выставили вперед, как у ребенка, которого подхватил взрослый. Вибрация отдалась через металл в ее тело, когда гигант снова захохотал.

— Оффбит, кажется, оно от меня не в восторге?

Жужжание, гудение и скрежетание усилилось, и ее оторвали от пола; воздух ударил в лицо и растрепал волосы; желудок улетел куда-то вниз. Цепь звенела от каждого движения, давя весом на шею.

...

Что-то тупое и металлическое ткнулось ей в щеку, и глаза сами собой распахнулись. Она обнаружила, что смотрит на палец, длиной и толщиной не уступающий ее руке. По ту сторону пальца в опасной близости на нее пялилось лицо гиганта.

— Давай, хлюпик. Скажи «привет».

— Торк, отпусти беднягу. Ты его до отказа топливного насоса доведешь.

— Ты скучный.

Звон в ушах усилился до пронзительного визга, почти достигнув нормального слухового уровня; хватка вокруг ее тела усилилась, перебив дыхание, а сердце в панике забилось где-то в горле. Темные металлические губы раздвинулось, открывая во рту гиганта похожие на зубы пластины белого металла.

— Торк! — вторая рука с громким лязгом схватила гиганта за кисть, и черно-красный гигант оскалился на черно-белого.

— Отвали, Бит.

— Если ты его уморишь, это твой бампер окажется в плавильном котле.

— Да на что оно нам сдалось? Нам нужен только Ключ. Достанем его и сваливаем. Въезжаешь?

— Ты даже не в курсах, у него ли Ключ. Это всего лишь тварюшка со странным энергосигналом. Положи обратно.

Эвилин уставилась на обоих гигантов. Рот черно-красного робота насмешливо искривился, потом он прищурился и ухмыльнулся.

— Ладно, — сказал он и разжал руки.

Из горла вырвался вопль ужаса от внезапного чувства невесомости, но едва Эвилин начала падать, как ее поймала вторая пара рук.

— Предсказуемо, Ти.

В этот раз ее не стали хватать поперек тела. Вместо этого, черно-белый гигант держал ее, свернувшуюся, на ладони, прикрыв второй рукой словно щитом.

Черно-красный издал презрительный звук.

— Ну и ладно. Все равно подохнет на обратном пути.

Эвилин затрясло еще сильнее, дыхание вырывалось неровной икотой. Она прижала руки к взбунтовавшемуся животу, сжавшись так, что лоб прижался к коленям. Цепь соскользнула с плеч и с громким звоном упала гиганту на ладонь.

– Дыши. Просто дыши. Все будет в порядке. –

Не будет. Не будет ничего в порядке, не будет, ничего, не в порядке...

— Ну, по крайней мере, я буду о нем заботиться, — воздух шевельнулся, как будто что-то большое переместилось над ней; внезапно что-то надавило ей на шею. — Ну-ка, не дергайся.

Сил хватило только на задавленный писк; давление вокруг шеи сдвинулось, усилилось и исчезло на совсем, металл звякнул о ладонь, и под весом цепи ошейник перекатился через край и загремел далеко внизу.

Она потянулась осторожно потереть горло. Кожа болела и была вся в синяках. Сглотнув комок, она почувствовала дурноту.

— Если оно сбежит, ловить будешь сам.

— Как скажешь, Ти, — что-то коснулось ее спины между лопаток и скользнуло дальше вниз по позвоночнику. Потом еще раз, и еще. — Ти, ты глюк-переросток, напугал его до отказа процессора.

— Ты всегда был слишком мягким, Оффбит. Хочешь забрать его себе? Поставишь ему клеточку рядом со своей платформой?

— Может, устрою ему уютный уголок, — пошутил великан. — Белковые едят энергон? Я бы отдавал ему остатки.

Я не домашний зверек, подумала Эвилин; остатки гордости проснулись глубоко-глубоко под слоями страха и паники, что туманили ей разум.

– И не будешь им. –

Поглаживание прекратилось и что-то легко накрыло ее спину, словно робот прикрыл ее рукой. Она закрыла глаза.

— Ти, тебе это не понравится.

— Хлюпик помер?

— Нет. Блокейд только что вышел на связь. Он в четверти мили отсюда.

— ...Шлак. Шлаков глюк, — серия громкого треска и лязганья разнеслась эхом по зданию, звук передернутого затвора многократно отразился от стен, но Эвилин не рискнула посмотреть. — Он же должен знать, что означает сохранять радиомолчание. Если тот психобот его не убьет, его убью я.

Черно-белый гигант погладил Эвилин по спине, словно пожилая леди, успокаивающая встревоженную кошку.

— Не теряй голову, Ти. Нас двое на одного. А если Блокейд вернется в целости, то трое на одного.

— Ты сам видел, что этот псих сотворил с Динамо. Ты действительно хочешь увидеть его в деле?

— Не особо.

На складе воцарилась тишина, изредка нарушаемая только гудением, жужжанием и скрежетанием, когда один из великанов двигался. Эвилин открыла глаза и уставилась на толстые черные пальцы, что сжимались вокруг нее. Секунды шли, превращаясь в минуты; молчал даже голос.

Издали приблизился грохочущий гул мотора, захрустел гравий. Просигналил клаксон, и голос снаружи сказал:

— Эй, парни! Я все достал. Вы не поверите, какой в городе траффияк.

Тишина. Два великана замерли, и вместе с ними и Эвилин.

Шаги. Тяжелые медленные шаги, все ближе и ближе, сначала прохрустели по гравию, потом глухо протоптали то ли по траве, то ли по грязи, вторя ударам сердца Эвилин.

Снаружи донесся отчетливый звук взведенного оружия.

Рука черно-белого великана сжалась вокруг Эвилин. Черно-красный успел только яростно прошипеть «шлак», и мир взорвался яркой вспышкой и обжигающим жаром.